Сладкая кровь

С крыши одного из зданий открывается поразительный вид. Небо над Токио переливается удивительными оттенками: фиолетовый, синий, розовый, желтый. Оно похоже на море, на мягкую, спокойную гладь. Тонкие облака движутся быстро, а лучи заходящего солнца отражаются от окон гигантских офисных зданий. Дует прохладный, свистящий в ушах ветер. Внизу чернота, тьма. Лишь слабый подрагивающий свет уличных фонарей рассеивает ее. Но этого мало. Это не спасет заблудшие души от тех, кто охотится под покровом ночи. Становится холоднее. Юноше не спится. Он обхватывает свои плечи, зарывается носом в фиолетовую толстовку. Ветер развевает его темные волосы. Аято сидит на самом краю крыши, свесив ноги вниз. Дикая тоска, апатия и тревога рвутся из его груди. Хочется волком выть, рвать и метать. Разрушать. Биться. Но не хватает сил. Трудно даже рукой пошевелить. Тело будто сковали невидимые цепи. Он и сам не понимает, что с ним происходит. Не понимает, откуда взялись эти странные чувства. Все стало так сложно. Хочется выплеснуть эту разрушительную силу, что копится в нем уже так долго. Разорвать кого-нибудь, преследуя цель не насытиться, а именно убить. Растерзать. Почувствовать солоноватый вкус крови, ее тепло. Аято зажмуривается, сильно прикусывая губу. Откуда в нем такое дикое желание причинить боль? Он никогда не отличался склонностью к садизму. Это всегда было прерогативой Ямори. Но что-то ломалось в нем прямо на глазах. И все началось с появления этого чертового Канеки Кена. О Господи, как же этот парень раздражает. Эта его миролюбивость, добродушие… Книжки, которые он вечно читает… Вылитый отец. Аято с силой сжимает свои пальцы, так что становится больно. Этот Канеки. Чертов полукровка. Почему именно он? Почему? Почему он так похож на него? Парень не замечает, как до крови раскусывает губу. От одной мысли об отце внутри все переворачивается. К горлу подкатывает ком. А этот гад… Он будто оживший призрак прошлого. И он все время рядом. Будто специально. Из плеч Аято вырываются яркие красно-фиолетовые крылья. Они переливаются, трепещут, пылают, как пылает сейчас его душа. — Мерзость… — шепчет Аято, стараясь выкинуть из головы образ улыбающегося отца. Так больно. Крылья позади вспыхивают еще сильнее, когда Аято слышит тихие шаги. Он мгновенно оборачивается, заранее зная кого там увидит. Белые волосы ласкает ветер, во взгляде спокойствие и уверенность, руки расслабленно висят вдоль туловища. Незаметно для Аято, образ отца сливается с фигурой, стоящей прямо перед ним. Юноша сжимает кулаки и стискивает зубы. Из его черных глаз катятся слезы. — Сдохни, придурок! — кричит Аято, выпуская из своих крыльев заряд острых осколков. Канеки с легкостью уворачивается. Он движется плавно, будто атака для него сущий пустяк. Это злит младшего Киришиму еще сильнее. Он выпускает новую партию осколков. И еще. И еще. Все без толку. Канеки скользит навстречу, лавируя меж летящими кристаллами, и ничто не способно его остановить. Острая боль пронзает плечо Аято. Юноша не успевает увернуться от несущегося к нему щупальца. Он шипит и ругается. Кагуне обвивает его руку и с силой отбрасывает от края. Ловко перекувырнувшись, Киришима встает в боевую стойку. Он крепко сжимает рукой саднящее плечо, сдерживает кровотечение. Он вновь атакует. Осколки застают Канеки врасплох. На его руках появляются десятки тонких царапин, будто от лезвий. В одно мгновение Аято оказывается прижатым к земле. Он тяжело охает, больно ударившись головой о бетон. В глазах вспыхивают разные цвета, чувство ориентации пропадает. Первые секунды Аято вообще не понимает, что происходит. Он пытается пошевелить рукой, но не получается. Его запястья и лодыжки оказываются плотно охвачены чешуйчатыми щупальцами. Юноша приподнимает голову и видит, как Канеки медленно движется по направлению к нему. Ранки на его руках уже исчезли. Он сдавливает свои кагуне сильнее, причиняя Аято боль. — Отпусти! — кричит Киришима, пытаясь освободиться от цепких щупалец. — Что ты вообще здесь забыл?! Аято абсолютно не нравится происходящее. Он внимательно наблюдает за каждым движением юноши. Наконец Канеки подходит ближе и присаживается. Пелена боли в глазах постепенно рассеивается. Аято больше не видит перед собой отца. Но он никак не может понять, чего добивается этот странный парень. — Мне хочется стереть кое-что из твоей головы, — тихо и спокойно говорит Канеки. — Я не твой отец. Мы абсолютно разные. От неожиданности Аято вздрагивает. «Как он узнал?» — проносится в его голове, но вслух он произносит совсем другое. Срабатывает защитный рефлекс, и он начинает ежится и грубить. — Одно и тоже, — надменно хмыкает парень. — Разве что ты не совсем слабак. Канеки наклоняется и шепчет в самое ухо. — Поверь мне, он никогда бы не сделал с тобой то, что сделаю я. Его губы резко обхватывают мочку, чуть посасывают ее, а затем отпускают. Он грубо проводит рукой по щеке, опускает на шею и сдавливает ее. Его язык скользит за ушком, горячее дыхание пробирает до мурашек, а пальцы уже расстегивают куртку и забираются под толстовку. Аято сжимается и зажмуривается. Каждое прикосновение Канеки дрожью отзывается в его теле. Он шокирован поведением своего соратника и поэтому лежит притихши, стараясь не двигаться и не говорить. Но когда острые зубы внезапно с силой кусают хрящ, Аято начинает орать и судорожно вырываться. Рука под толстовкой больно стискивает ребра, а вторая сжимает челюсть. Щупальца тут же впиваются с новой силой. Канеки налегает сверху, прижимая ворочающееся тело к полу. Он припадает к шее парня, целуя ее до синяков, задирает толстовку и начинает руками водить по гладкой поверхности груди, живота и спины. Его пальцы исследуют позвоночник, ребра, пресс. Он обводит руками все. Каждую впадинку и неровность. Пальцы Канеки поднимаются выше, захватывают и переминают вставшие от прохлады и возбуждения сосочки. Он массирует и перекатывает их, иногда сжимая. Аято очень непривычно и немного больно. Все — что сейчас происходит, для него ново. Он оставляет попытки вырваться, смиряясь со своим положением. Хватка щупалец становится чуть слабее. Запястья Аято истерты в кровь благодаря плотным чешуям. В голове у юноши настоящая каша из чувств, мыслей и эмоций. Он не понимает, как все дошло до этого. Ему не слишком нравится, что Канеки так жестко подавляет и ограничивает его. Он чувствует себя слабым, а это наиотвратительнейшее чувство. С другой стороны, эти сильные и грубые прикосновения, укусы, запах мускуса и крови ужасно заводят. Аято чувствует, что начинает возбуждаться. Очевидно, к чему идет дело. И юноша ждет этого с нетерпением, ведь каждое прикосновение вызывает у него кучу эмоций. Но перспектива оказаться снизу пугает Аято. Особенно потому, что Канеки действует насильственно и с некоторой долей садизма. Что же будет дальше? Его разорвут на кусочки? Он всхлипывает и стискивает зубы, когда Канеки до крови впивается в его шею. — Что ты творишь, черт возьми?! Съесть меня надумал?! — Почти, — усмехается Канеки. — Я хочу тебя. Хочу заняться с тобой сексом. — Но зачем кусаться то?! — Аято недовольно морщится, чувствуя, как теплая кровь затекает под толстовку. Канеки ничего не отвечает, а лишь наклоняется и страстно целует. Его губы очень настойчиво давят. Аято, стараясь вообще не думать о происходящем, отвечает на поцелуй, углубляя его. Он чувствует, что кагуне, сковывающие его, ослабляют хватку и ускользают. Освободившись, юноша тут же запускает пальцы в белокурые волосы. Его язык проскальзывает в чужой рот, а затем тоже самое проделывает и Канеки. Он приятно удивлен страстностью, с которой отвечает ему Аято. Киришима стискивает его плечи, обхватывает их, держится за них, будто от этого зависит его жизнь. Его и самого поражает собственное поведение. Но не смотря на возбуждение, он прекрасно чувствует боль от всех грубых прикосновений и укусов. Внезапно ему хочется отомстить, причинить ту же боль, почувствовать тепло солоноватой крови. Аято присаживается так, что Канеки оказывается у него на коленях. Он отстраняется и тут же вгрызается в его шею. Канеки зажмуривается и судорожно выдыхает. Вкус его крови ужасно похож на человеческий, но все же это не он. Аято впивается сильнее, утопая в сладковатом запахе. Канеки сдирает с него куртку, отбрасывает в сторону, залезает руками под толстовку со спины и намеренно ногтями оставляет длинные красные полосы. Аято отстраняется и шипит. Спину жутко саднит. Канеки довольно хмыкает. Он наклоняется и целует парня, толкая его на пол, затем, грубо надавливая, проводит пальцами вдоль позвоночника, запускает руки в брюки и сжимает ягодицы. Из Аято вырывается полувздох-полустон, когда Канеки кусает его нижнюю губу. Он утыкается в шею Киришимы, дыша жарко и возбуждающе. Аято хаотично движет руками по сильной спине, приподнимается, позволяя Канеки проникнуть глубже в трусы. Он невольно сталкивается с промежностью Кена и чувствует, как тот уже изрядно возбудился. Несмотря на ночную прохладу, парням жарко. Вдруг боль пронзает все тело парня яркой вспышкой, каждый его нерв. Крик застревает где-то в груди, лишь со свистом вырывается воздух да кровь приливает к самому горлу. Аято закашливается, выпуская ее наружу. Он обхватывает трясущимися руками щупальце, пронзившее живот насквозь и пригвоздившее его к полу. Из его глаз льются слезы. На место боли приходит слабость и онемение. Аято начинает медленно терять сознание от катастрофически быстрой потери крови. Но тут кагуне начинает мучительно медленно поворачиваться в свежей ране, раздирая чешуйками плоть, заставляя кровь литься с новой силой. Аято неосознанно кричит. Он не может восстановиться, он слишком сильно измотан. Канеки наклоняется и затыкает его рот рукой, прерывая безумный от боли крик. — Давай же, кусай, — вкрадчиво шепчет он, целуя Аято в уголки глаз, оставляя на своих губах вкус соленых слез. Нет никаких сил сопротивляться. Аято понимает, что может погибнуть. Вот так вот. Не в какой-то жестокой битве с CCG, а от прелюдии к сексу. Что за дурость. Вложив все оставшиеся силы, он разрывает зубами подставленное к его носу запястье. Кровь хлещет из открытой раны, смешивается с кровью, идущей изо рта. Он глотает ее, а также кусочки мяса и сухожилий. Новый укус, новый кусок оторванного мяса. Рука Канеки дергается от боли. Он рычит, стараясь сдержаться. Щупальце с хлюпающим звуком высвобождается из начавшей регенерировать раны. Становится намного легче. Все синяки, укусы, ранения затягиваются. Аято с облегчением выдыхает и отпускает истерзанную руку. Под парнями уже образовалась настоящая лужа крови. Джинсы и толстовка Аято промокли насквозь. Дует прохладный ветер, и мурашки пробегают по телу юноши. Он выбрасывает руки вперед, обхватывает Канеки и притягивает к себе. Тот дышит глубоко и неровно, прямо в бледную шею. Аято мягко перебирает белые волосы, нежно гладит щеку и внимательно вглядывается в лицо получеловека-полугуля. Его глаза крепко зажмурены, губы приоткрыты. Сердце Канеки бешено колотится. А когда он утыкается носом куда-то в ключицу, переплетает сильные руки вокруг талии, Киришиму вновь пронзает дрожь. Юноша с удивлением для себя понимает, что все еще возбужден. Он никак не ожидал, что после той садистской выходки будет продолжать хотеть секса прямо здесь и сейчас с одной конкретной персоной. Он вообще не ожидал, что будет чего-то хотеть. Например, обнимать этого придурка, что он и делал. «Какого черта? Я только что мог умереть», — проносится в голове Аято. Наверное, стоило бы убежать или вновь атаковать, это было бы куда разумнее, нежели нежные объятья. Но Киришима не может ничего с собой поделать. До него доходит, что именно этого он хотел и желал с самой первой их встречи. Нет, он в этом нуждался. Этот чертов Канеки Кен был ему просто необходим. — Извращенище, — вырывается из Аято, когда Канеки вдавливает пальцы в то место, где некоторое время назад зияла огромная кровоточащая рана. Он поднимает глаза, и Аято становится по-настоящему страшно. Это не он. Это не Канеки. То есть, это он, конечно же. Его лицо, тело, волосы, глаза. Но вот взгляд. Этот взгляд принадлежит кое-кому другому. И этот кое-кто очень хорошо знаком Аято. «Отчасти моя вина в этом тоже есть», — с ужасом думает парень, вглядываясь в лицо Канеки. Ублюдок Ямори. Аято хочется вытравить эту дрянь из Канеки. Он обхватывает его лицо ладонями, лбом прижимается ко лбу. Аято совершенно не знает, что ему следует делать. Он лишь надеется, что Канеки очнется, придет в себя. Тот несколько раз моргает. Юноша видит, как безумие медленно испаряется из его глаз. — Перегнул палку? — шепчет Канеки, глядя рассеянно и доверчиво. Да он и сам прекрасно знает ответ на свой вопрос. Глядя на лицо перед собой, выпачканное в крови, Канеки пытается понять, ради чего он только что творил все это. Чего он добивался? Неужели он действительно хотел всей этой боли, всех этих слез и криков? Канеки осторожно и ласково водит кистью по скулам, щекам, носу, губам и вискам Аято. Он разглядывает каждую черту лица, стараясь запомнить все изгибы, затем останавливается на глазах и смотрит в них несколько секунд. Они такие прекрасные. Чистые и голубые, как прохладная вода в озере. Во взгляде настороженность, подозрительность. Канеки отстраняется и оглядывает все лицо. Безусловно, он хочет Аято. Но не так… Он вовсе не собирался его насиловать, калечить или даже убивать. Ему лишь хотелось немного покусать, поцарапать. Принести через боль наслаждение. Добавить некоторой перчинки. Но что-то пошло не так. Будто в голове щелкнул тумблер, и вот уже не Канеки, а кто-то другой манипулировал его телом. Видя, как эмоции одна за другой сменяются на лице Канеки, Аято понимает, что Ямори ушел. Здесь остался только Кен. Он с облегчением выдыхает, ловит руку, гладящую его, за запястье и тянется к Канеки за поцелуем. Несколько секунд он ничего не делает, наслаждаясь происходящим, и лишь потом приоткрывает рот, игриво проводит язычком по нижней губе парня. Канеки податливо отвечает. Вся инициатива в руках Киришимы, одной рукой он все также удерживает парня за запястье, а другой обхватывает шею, затылок, притягивает Канеки ближе к себе, плотнее. Его язык беспрепятственно исследует чужой рот: скользит по кромке зубов, сталкивается с другим языком, переплетается с ним. Поцелуй чем-то отдаленно напоминает сражение. Аято улыбается, думая про себя, что должно пройти какое-то время, прежде чем их взаимодействие из соперничества перевоплотится в слаженность. — Может, ты и перегнул палку, но начатое нужно закончить, — парень игриво кивает на натянутые в паху брюки Канеки. Тот хмыкает и затягивает Аято в новый поцелуй. Его пальцы быстро расстегивают ширинку джинсов, стягивают их примерно до колен. Аято пробирает дрожь, когда Канеки случайно задевает кожу, и кидает в жар, когда тот уже намеренно ласкает рукой внутреннюю поверхность бедра. Он старается не отставать и уже тянется к ширинке, но его пальцы сильно дрожат, поэтому расстегнуть ее никак не получается. — Давай я. Глаза Аято зажмурены, но он чувствует, что Канеки улыбается, шепча ему это на ушко. Он замирает, когда руки парня соприкасаются с его. Канеки быстро справляется с делом и стягивает с себя водолазку, обнажая грудь и живот. Затем он проделывает тоже самое с толстовкой Аято. Внутри Киришимы все будто взрывается, когда парень наклоняется над ним. Он выглядит слишком искушающе. Слишком маняще. Душа, сердце, разум — все распадается на тысячи маленьких кусочков. Происходящее до этого теряет всякое значение. Аято забывает и прощает те болезненные укусы, ту дыру в животе. Он протягивает руку и проводит пальцами по крепкой груди и прессу, красивым, прокаченным мышцам. Ему невольно вспоминается их первая встреча в Антейку, и то, каким хрупким был тогда Канеки. Когда рука парня мягко ложится на его член, из Аято вырывается судорожный вздох, и он приходит в себя. Юноша отвлекается от воспоминаний о былом, и думает, как же чертовски хороша реальность. Пусть даже несколько минут назад он мог умереть. Канеки начинает медленно ласкать налитый кровью член через трусы, вызывая у Аято вздохи и всхлипы, заставляя пальцами ковырять кровлю крыши. Мелкие песчинки забиваются под ногти, но Аято плевать на это. Он уже предельно возбужден, а эти медленные ласки доводят его до исступления. Юноша готов кончить в любую секунду. Он крепко зажмуривается, понимая, что совсем чуть-чуть и не останется никаких сил сдерживаться. Но тут все резко обрывается. Его приподнимают за плечи и заставляют сесть. Аято распахивает глаза, не понимая, что происходит, но взгляд Канеки тут же расставляет все точки над «и». Он принимает пылкий поцелуй и позволяет развернуть себя. Полюбовавшись некоторое время красивой стройной спиной, Канеки подхватывает юношу под таз и ставит на коленки. Чувствуя, как дрожит тело парня он припадает к его спине, целуя пространство меж лопаток. Канеки чуть прикусывает и оттягивает кожу, затем переходит к шее, облизывает и дышит на нее горячо и часто. Он разворачивает к себе личико юноши, целует его в губы, рукой лаская впалый живот. — Не бойся, — шепчет Канеки, чуть отстраняясь, а затем снова целуя. Проведя пальцами по полу, он пачкает их в уже холодной, но еще не успевшей загустеть крови. Канеки сдергивает с юноши трусы и проникает в него сначала одним пальцем, затем присоединяет второй, а потом и третий. Аято морщится, ему не нравится это ощущение чего-то инородного внутри. Ему не больно, лишь некомфортно и немного неприятно. Канеки аккуратно массирует пальцами плотные стенки, а когда натыкается на простату, Аято резко вздрагивает. Довольно хмыкнув, Канеки начинает давить на это место сильнее, массируя и разминая его. Аято сжимает кулаки, кусает губы. Все его ощущения теперь сосредоточены на одной точке. Он не замечает, как Канеки выпускает одно из щупалец и купает его в крови. Но когда тот резко кусает Аято меж лопаток, а ко входу приставляется что-то холодное и мокрое, юноше становится страшно. Он хочет сказать что-нибудь, притормозить Канеки, но тут в него резко врывается кагуне, причиняя боль. Аято шипит, до крови раскусывая губу. Он утыкается головой в кулаки, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. Канеки целует его копчик, позвоночник, лопатки. Он медленно выводит щупальце из содрогающегося тела, а затем снова резко вставляет. Аято кричит, не в силах сдержаться. Чешуйки больно царапают его изнутри. Толчки следуют один за другим, а Канеки страстно целует его шею. Наконец боль затихает. Вернее, она не затихает, просто притупляется. И Аято становится немного приятно, ведь Канеки специально направляет кагуне под таким углом, чтобы массировать нужную точку. Когда из Киришимы вырывается стон, Канеки понимает, что добился, чего хотел. Он вынимает кагуне и переворачивает юношу на спину. Его локти растерты до крови от долгого ерзанья по крыше. Канеки наклоняется и целует каждую царапинку. Он нащупывает рукой куртку и подстилает ее под Аято. Тот приподнимается и тянется за поцелуем. Он обхватывает руками шею Канеки и виснет на ней. Парень чувствует привкус крови, когда запускает язык в чужой рот. Он целует юношу особенно долго и страстно, а затем отстраняется и проникает внутрь. Аято невольно всхлипывает, когда член Канеки беспрепятственно входит в него. Он больше не чувствует боли, ничто не царапает и не терзает его. Канеки движется мягко и плавно, постепенно ускоряясь. Он улыбается, наслаждаясь вздохами юноши. Понимая, что дело идет к завершению, Канеки начинает ласкать член Аято, двигая по стволу вверх-вниз, в такт со своими движениями. Киришима вздрагивает, замирает, а затем горячая сперма вырывается из головки его члена. Канеки кончает чуть погодя, успев выйти из юноши. Он сгребает его в охапку и засыпает шею поцелуями. Аято утыкается куда-то в плечо, перекрещивая руки на спине, и тяжело сопит. Внутри него самый настоящий пожар. Он немного в шоке от произошедшего. Юношу напрягает, что ему понравилось абсолютно все, пусть поначалу было неприятно и больно. И кагуне внутри. И кровь вместо смазки. Он понимает, что это было абсолютно совершенно точно ненормально. Но, черт возьми, это было круто. Канеки помогает ему одеться: натягивает толстовку, застегивает брюки, накидывает сверху куртку. Он приводит в порядок и себя, а затем встанет. — Нам нужно в душ, — говорит он, протягивая Аято руку. Тот цепляется за нее, привстает, делает пару шагов, но боль пронзает его тело, и юноша плюхается на пол. Он выругивается и пытается встать снова, но Канеки не дает ему это сделать и подхватывает на руки. Лицо Аято тут же становится пунцовым. Чего-чего, а вот чтобы его носили на ручках, он точно не ожидал. Юноша уже приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но взгляд Канеки останавливает его. «Наверное, действительно не стоит возражать», — думает он. В конце концов, это ведь именно Канеки виноват в том, что он не может ходить. Смирившись со своим положением, Киришима устраивается поудобнее. — Ну что же, вперед, — надменно пожимает плечами он и морщит носик. Канеки улыбается, видя, как Аято постепенно приходит в себя. Он направляется к выходу с крыши, гадая, как остальные члены Древа Аогири среагируют на их появление. Солнце уже давно скрылось за горизонтом. Одиннадцатый район освещен большой желтой луной, висящей прямо над ним. Тишина. Лишь свист ветра да машин на трассе дают понять, что город жив.