Старинная традиция

Ездить по магазинам с Ребеккой непросто наказание, это — девять кругов ада для Хоуп, если быть честной. Но последнее их семье, где все погрязли во лжи, несвойственно, поэтому Хоуп улыбается и говорит тете, что платье, которое она сейчас примеряет и которое до ужаса вульгарно и подчёркивает недостатки её фигуры, ей идёт. Ребекка все равно бы не поверила в правдивое "ужасно", потому что любит слушать только себя. Хоуп в конце их двухнедельного путешествия просто устала спорить. Проходит еще долгих полтора часа прежде, чем они выходят из магазина: Хоуп, загруженная не своими пакетами с покупками, Ребекка, весело стучащая каблуками и поправляющая солнечные очки на глазах. — Эм... — Хоуп настолько задолбалась, что даже уже не злится, когда тётя резко останавливается и она чуть не падает, утыкаясь в её спину. Посреди улице, оперевшись на капот крутой ярко-красной тачки ладонью, стоит незнакомый, симпатичный парень с мягким взглядом изумрудных глаз и улыбкой. — Ты можешь сегодня поехать на вечеринку к своему другу. Только занеси мои покупки домой, окей? - словно как прислуге, бросает и, не дожидаясь возражений, уже машет рукой с французским маникюром на ногтях. — Стефан! Хоуп устало закатывает глаза, сваливается пакеты в багажник тетиной машины, щелкнув сигнализацией и бросив её тут, и вызывает такси. Вечеринка — это слишком громко сказано. Они просто лениво тянут яблочный ликер или дешёвое пиво, брямчат на гитаре и курят сигареты. Все в традициях кино. Хоуп это нравится, Хоуп тут не спрашивают "как я тебе в этом платье?", не запрещают курить и ругаться матом, не вынуждают врать. Хоуп не хочется домой, где её тетю трахает этот парень с зелеными глазами, но все расходятся. И она нехотя плетется к дому, что принадлежит её отцу как бы. — Привет, — выходящему парню каким-то чудом удаётся ее не зашибить, спрыгивая из окна комнаты Ребекки, но он мило улыбается уголком губ. — Привет, — буркает она зло, поймав выкинутый тетей мобильник парню вслед. — И пока. — Пока, Стефан, — тётя отсылает парню воздушный поцелуй. — Милая, где мои покупки? Ты привезла их? — Ага, — Хоуп деланно улыбается, вспоминает про машину, не поставленную на сигнализацию и брошенную у магазина, и спокойно заходит в дом. — Я их потеряла. *** Они встречаются в её родном Орлеане, Хоуп лениво просматривает на выставке картины какого-то новомодного художника, тихо фыркая и едва удерживаясь от закатывания глаз. — Привет, — у Стефана ярко горят глаза, а кожаная куртка слишком сильно обтягивает мускулистую грудь. — Ты Хоуп, верно? — спрашивает он, чуть изогнув брови. Хоуп останавливается, бросает взгляд на популярную картину, в которой все упорно ищут и находят смысл (ух! какие гении!). — Верно. — Я Стефан. — Я помню. *** На улице идёт дождь, но Хоуп смеется, кружится, раскинув руки, ловит капли холодные дождя ртом, а Стефан стоит рядом, улыбаясь. Она такая красивая, вся мокрая, совершенно без косметики, счастливая, весёлая. Она живая. А он до ужаса мёртв и зациклен на этом, только сердце отбивает бешенный ритм в груди, что в порыве хочется запеть серенаду под её окном иди закружиться сейчас с ней, подхватив на руки. Её ладошки на его груди, смятая ткань рубашки, тёплые губы и мокрые кудряшки, щекочащие его щеку и шею. Её тихое "ух..." в его рот и его язык, скользящий по верху её зубов. Он бы решил, что это сказка или мечта, не стань главным участником. (так не было даже с Еленой, и это правда). — Я люблю тебя, — шепчет в её губы и касается губами, не давая сказать ни слова, боится отказа, боится "не люблю...", но кувалдой по грудной клетке тихое сквозь поцелуй: — Я тебя тоже... люблю... *** У Хоуп до невозможности громкий смех и яркая улыбка, и Стефан, стоящий у окна, не понимает, в чем он просчитался, что упустил и почему она смеётся сейчас над вопросом: — Ты все ещё работаешь у Ребекки? Хоуп хохочет до икоты, сползая по стене. У неё в глазах яркие вспышки. — Таскать с ней по магазинам — моя каторга за то, что разбила машину Элайджи. Но это был Кол... Ты мне веришь? Стефан не понимает ровным счётом ничего, лишь притягивает девушку к себе, целует в шею, дернув уголков губ в улыбке. От неё пахнет черникой и мятой, и за это... только за это во все тяжкие. — Верю.