Неповиновение

В те два дня они отчаянно пытались не встречаться, и, надо сказать, им это вполне удавалось. В доме слуги, как и члены семьи, могли поклясться, что ни разу не слышали хотя бы звука из комнаты с роялем, но леди Эвелин почему-то предпочитала не обращать на это внимания. Она была слишком занята подготовкой к приёму, составляла список гостей, раздавала каждому задания, следила за их неукоснительным выполнением и при этом ещё каким-то неведомым образом умудрялась выделить минуту для себя. Что касается старшей дочери, то миссис Уэлч уже давно утвердилась в раннем решении отправить ту в Уэльс сразу после отъезда миссис Саммерс. Тогда в доме станет тихо, и в этой благостной тишине мать сможет, наконец, восстановить привычное душевное спокойствие, регулярно нарушаемое беспрецедентным поведением Флоренс. Но кто-то же должен был помочь ей с украшением гостиной, и, к великому раздражению Эвелин, это была именно сия избалованная эгоистка, а поэтому, постаравшись преодолеть нежелание обращаться к ней, хозяйка поместья всё-таки отправилась в её комнату, очень надеясь, что выйдет оттуда уже не одна. Хотя Флоренс больше не сидела взаперти целыми днями, как отшельница, её по-прежнему было редко видно. Иногда её можно повстречать в коридоре, и однажды она напугала какую-то особо суеверную служанку тем, что появилась неслышно, как привидение. Миссис Уэлч фыркнула, вспомнив, как пришлось давать трусихе нюхательные соли, и усомнилась в том, что сама бы не испугалась, появись высокая худая фигура девушки неожиданно из-за поворота. Естественно, желания просить у неё помощи от этих мыслей не прибавилось, однако делать было в буквальном смысле нечего. На секунду, остановившись перед весьма неприветливо закрытой дверью, леди Эвелин снова спросила себя: а ей обязательно нужно это делать? Не посоветоваться ли с вдовой Саммерс, и так уже много ей подсказавшей? Но эта женщина была вовсе не из тех, кто бросает дело, когда оно почти закончено, посему она решительно подняла руку и постучала по гладкому дереву двери, а, легко толкнув, удивилась, что та тут же подалась. Флоренс мирно читала книгу, сидя за столом, и повернула голову к вошедшей без гримасы недовольства или враждебности, что также было в новинку. Миссис Уэлч не отличалась любовью к длинным предисловиям или привычкой начинать разговор издалека и, коротко кивнув головой в знак приветствия, деловито осведомилась: - Ты не могла бы помочь нам с украшением гостиной к приёму? Нужно сделать примерно так, как мы всё организовали к приезду леди Изы. Она точно не знала, показалось ей или нет, но лицо у Флоренс едва уловимо изменилось, хотя она сразу спохватилась и даже несколько резко поднялась из-за стола, одёрнув платье. - Да, я помогу. Всё равно заняться мне сейчас особо нечем, - ответила девушка, решив, что прятаться по углам от Изабеллы - всё равно глупая идея. Они увидятся во время приёма, до приёма, провожать её тоже будет она сама, так какая, в конце концов, разница? - А… репетиции? – осторожно поинтересовалась Эвелин, поражённая внезапно появившейся откуда-то покладистостью дочери. Та в ответ пожала плечами: мол, незачем переживать. - У нас скоро генеральная репетиция, - гладко соврала Флоренс, пытаясь отогнать образы, тут же возникавшие в её мозгу при последнем слове. - Отлично, - уже теплее произнесла мать, чувствуя нечто вроде удивления, смешанного с любопытством и сомнением, - тогда, если не возражаешь, отправимся сейчас же. Время не ждёт, ты знаешь. - Пойдём. Однако девушка не ожидала увидеть Изу так быстро. Никак не могла представить, что, войдя в просторную залу, где должен был пройти приём, обнаружит именно её, в тёмно-синем и туго затянутом на ней платье, сидящую в кресле с листком бумаги в руках и делающую на нём время от времени какие-то пометки. И уж вовсе было страшно вообразить, что придётся заниматься украшением комнаты вместе с ней и Эвелин. Вся решимость мисс Уэлч испарилась мгновенно, не оставив и следа. Вдова же, подняв на неё спокойный взгляд, совершенно не удивилась. Она не изменилась в лице, даже в больших серых глазах сложно было заметить хоть какую-нибудь перемену. Самообладание этой женщины вселяло во Флоренс восхищение и одновременно пугало, ибо казалось, что она изгоняет из себя любое воспоминание, что безупречный контроль – вовсе не такая уж трудная задача для миссис Саммерс. Только она могла заставить старшей дочь хозяйки поместья почувствовать себя глупой и взбалмошной истеричкой в сравнении с её безграничным спокойствием. - Итак, ты теперь командуешь, - прямо заявила Эвелин, не вкладывая никакого подтекста в слова, потому Флоренс и не думала обижаться, а просто сказала, нервно кивнув Изе и сразу отвернувшись: - Помнишь, мы драпировали стены и окна? А потом делали акцент на статуэтках, скатерти, приборах, ну… - она немного запнулась, чувствую неконтролируемую дрожь в руках. - Да-да, замечательная идея была, - с готовностью ответила мать, уже думая о цветовой гамме. - Так вот, сделаем нечто подобное, например, в красно-золотых красках. Но нужно постараться не переборщить. Ткань, я думаю, можно использовать ту же… Она всегда знала, когда приходит вдохновение. Странное лёгкое чувство в груди, переполняющее её, словно пар, рождалось в груди, заставляя дрожать руки ещё больше, голова заходилась кругом, а слова невыносимо медленно слетали с губ, не способные угнаться за мыслями и образами. Поэтому она начала ходить из стороны в сторону, жестикулируя, словно итальянка, а затем принялась за работу, окунаясь в неё, как в омут. Изабелла наблюдала за ней, абсолютно не боясь, что обнаружит себя. Да, помогала, чем могла, большую часть стараясь держаться поодаль только потому, что девушка не доверяла никому и половину своей работы. Да что там, миссис Уэлч перепадала, в крайнем случае, треть, и то по счастливой случайности. За всё время декорирования залы ни Флоренс, ни Иза не сказали друг другу ни слова. Спустя пару часов, довольная результатом старшая Уэлч стояла посреди комнаты вместе с женщинами, осматривая комнату. Сочетания светло-жёлтого, золотистых вкраплений, красных пятен и сияющей белизны, создавали впечатление чего-то торжественного, лёгкого и яркого, будто цвет и оттенки, готовые смешаться вместе, были вовремя закованы в строгие цепи вкуса и композиции. Эвелин восхищённо прищёлкнула пальцами: - Ты золото, дорогая. Спасибо за помощь и не подведи завтра на приёме! - Конечно… - сконфуженно пробормотала Флоренс и, последовав за матерью к выходу из комнаты, услышала тихую фразу за спиной, заставившую её на секунду вздрогнуть и застыть, как вкопанной: - Это потрясающе. Замерев на пороге, она молча смотрела на удалявшуюся фигуру леди Уэлч, а потом, медленно качнув головой в знак того, что она приняла похвалу, быстрым шагом вышла вон из залы. * Следующий день с самого утра начался с беготни, суеты, но в ней не принимали участия только две известные всем особы. По счастливой случайности, они и не были особенно кому-то нужны: обе внесли свою лепту в подготовку, а их главное задание - выступление перед гостями – не относилось к тому, что происходило сейчас. Флоренс находилась у себя, не рискуя высовываться и попадаться на глаза как домочадцам, так и Изе. Последняя же, по своему обыкновению, безвылазно сидела в библиотеке среди книг, но сосредоточиться на чтении никак не получалось. Вместо этого в голове вертелись мысли о том, как пройдёт приём и чем закончится вся эта история с одной из самых упрямых и непосредственных девушек, которых вдова когда-либо видела. Женщина прекрасно понимала, что её отъезд может либо послужить толчком, благодаря которому разрешится всё, или же… Или же она просто исчезнет из Лондона, оставляя после себя неясные воспоминания с горьковатым вкусом и недосказанностью. Изабелла до сих пор не могла решиться на решительный шаг, пускай ей уже и порядком надоело бездействие, и выводило из себя невыносимое упрямство Флоренс. Вчера вечером, впервые сев за рояль спустя того памятного случая, она заметила, как та подглядывала за ней сквозь приоткрытую дверь и тут же позорно сбежала в ту же секунду, обнаружив себя. Думая обо всём случившемся и размышляя о том, нужно ли поговорить с девушкой после их выступления, Иза не заметила, как прошло время, и день начал клониться к вечеру. Вспомнив, что скоро приедут гости и пора бы пойти в свою комнату и переодеться, она быстро отложила книгу, которую так и не удосужилась открыть, и поспешила к себе. Тем временем Флоренс занялась своим туалетом гораздо раньше, посему вскоре поперёк кровати, на полу и даже на столе лежали платья и костюмы, отвергнутые их хозяйкой. Нет, она положительно не знала, что надеть. Перебирая наряды, она не могла заставить замолчать ехидный внутренний голос, спрашивающий: «А понравится ли это Изабелле? А что она подумает, если ты наденешь вот это? Нет, поищи что-нибудь ещё!» Впервые всегда независимая от чьего-либо мнения Уэлч не могла выбрать платье, не задав себе сначала вопрос, что скажет вдова. Через час бесплодных поисков, однако, она наткнулась на тот самый наряд, который, наверное, искала с самого начала: простое красное платье без рукавов или бретелей, дополняемое чем-то вроде шифоновой шали. Именно простота привлекла в нём девушку и заставила её сразу примерить его. Никаких колебаний у Флоренс больше не было: она будет в красном сегодня. Никаких украшений, только лёгкая полупрозрачная накидка поверх открытых плеч и рук. Укладывать волосы в замысловатую причёску также не хотелось, и, в конечном результате, всё, до чего ей удалось додуматься – это расчесать свою рыжую шевелюру. Гости уже начинали стекаться в поместье, когда она вышла из комнаты и быстро спустилась по ступенькам вниз. Неосознанно начала искать взглядом Изабеллу и тут же заметила её возле своей семьи. Женщина была вся в белом. Это было так не похоже на её обычный стиль, что Флоренс на секунду забыла, как дышать. Она казалась такой воздушной в нём, эфемерной, а когда подняла на пришедшую большие глаза, той показалось, что она падает куда-то вниз, в бездонную пропасть. Словно издалека девушка услышала собственный вопрос, не опоздала ли она, но ответа, если он вообще был, не разобрала. Ей хотелось произнести нечто совершенно другое, но она не могла до конца понять, что именно. Первые гости, вошедшие в дом, их смех и голоса подействовали отрезвляюще, и Флоренс смогла оторваться от созерцания Изы и улыбнуться прибывшим, подать руку для поцелуя и обменяться парой ничего не значащих фраз и замечаний. Кто-то вслух шутливо сказал, поцеловав руку, что пальцы у дамы сильно дрожат, да ещё и поинтересовался, не холодно ли ей. Достаточно громко прозвучавшие слова услышали многие, а из-за того, что были нежеланными для девушки, услышала это и самая неподходящая особа, как назло находящаяся в той же комнате. Но обернуться было нельзя вопреки настойчивому порыву: необходимо держать себя в руках и делать счастливое лицо. Самое страшное ожидало её совсем скоро – как съедутся гости, они с Изой, по замыслу матери, споют, открывая тем самым торжественный приём. Болтая с каждым гостем и гостьей, пытаясь отвлечься хоть на секунду, Флоренс бросалась в самую гущу новоприбывших, иногда приближаясь к одним и тем же дважды, однако, не теряясь, заводила беседу. Войдя вместе со всеми в залу, ей в глаза сразу бросился рояль, вызвавший в ней бурю воспоминаний, тот странный поцелуй, который нельзя было таковым и назвать, а волнение мерно стучало в затылке, отдаваясь во всём теле. И, наконец, чувствуя, что сознательно доводит себя до сумасшествия, Уэлч, желая привлечь к себе как можно меньше внимания, поспешила удалиться из комнаты. Оказалось, это помогло ещё меньше, потому что практически сразу за спиной раздались невероятно знакомые шаги, а затем голос: - Может, ты всё-таки посмотришь на меня? Я не прокажённая, насколько мне известно. Это не было и вполовину так трудно сделать, если просила Иза. Женщина стояла перед ней, словно видение, не делая попыток приблизиться ближе, чем нужно, ожидая ответа, но его не последовало. Постояв в тишине минуту, вдова вздохнула. - Ладно, хорошо. Сейчас наше выступление. Флоренс бросило в холод, и она почти прошептала, нервно сплетая пальцы рук: - Я боюсь. Изабелла не удивилась. Всего лишь сделала шаг вперёд и, протянув ладонь, разъединила её сплетённые пальцы. - Не думай о них. Смотри на меня. Представь, что их нет, и слышу только я. Пауза, короткая и ужасно длинная одновременно. И снова девушка молчала, ощущая себя так, словно забыла все слова и вспомнить больше не сможет никогда. Она не знала, понимает ли её собеседница, но та только сказала: - Пойдём, иначе опоздаем. Зала сияла. Свет люстр мягко скользил по тканям, отражался в натёртой до блеска крышке рояля, растекаясь по её лакированной поверхности размытыми потёками, дрожал на складках белого платья идущей впереди женщины, запутывался в золотисто-рыжих волосах старшей дочери семейства и лёгкой красной накидке. Кто-то из гостей стоял, некоторые уселись на стулья, предварительно выдвинув их из-за стола. Иза спокойно села за рояль и осторожно, заботливо подняла крышку. Должно быть, Эвелин сообщила о них зрителям, потому что все быстро замолчали. Когда всё погрузилось в звенящую тишину, вибрирующую от чужого дыхания и внимания, Флоренс оглянулась на вдову и могла поклясться, что увидела едва заметную улыбку в уголках её губ, почувствовала тепло где-то между рёбер, успокаивающее и вдохновляющее. Первые строки прозвучали без аккомпанемента, будто искры, а потом, крадучись, вплелись первые аккорды, соединяясь с её голосом, нарастающим по мере приближения к припеву, поднимался выше и выше, а потом одновременно вместе с мелодией рассыпался в увещевании и приказе, звучащем в повторяющейся и повторяющейся фразе. И зал опустел, из него исчезли все гости, остался лишь чёрный сверкающий рояль и женщина, легко касающаяся пальцами клавиш, для которой она пела. Да, наверное, она не могла объяснить всего с помощью слов, но могла спеть, рассказать всё под мягкие звуки рояля. Её поймут, и станет гораздо легче. Подходя к самой ответственной части – кульминации, Флоренс трясло, как в лихорадке, а в глазах появился непонятный блеск. Ища рай, нашла ад во мне, Ища рай, нашла ад во мне. Люстры расплывались искристыми пятнами, и становилось тяжело дышать. А потом наступило расслабление, полная отдача голосу и чувству, вкладываемому в него, он летел вперёд наравне с музыкой, сливаясь с ней полностью. Если тяжело плясать с дьяволом за плечами – Сбрось его, сбрось его. С последним звуком, ознаменовавшим конец, мир начал понемногу обретать очертания. Сквозь странный туман, дрожа и подёргиваясь, просматривались чьи-то нечёткие фигуры. Протерев глаза, девушка поняла, что это слёзы - самое ужасное, что могло случиться с ней. Рыдать перед публикой?! Ей думалось, что она и вправду услышала бурные аплодисменты, но они будто прорывалась к ней через плотную завесу. Флоренс не нашла ничего лучше, чем уйти, быстрым шагом уйти, всего лишь кивнув головой зрителям. …На улице стояла тёплая летняя ночь. Сад, погружённый в темноту, был принят за подходящее место для того, чтобы скрыться в нём и разрыдаться как следует. Бредя по дорожке, обсаженной вдоль кустами и невысокими молодыми деревцами, она никак не могла успокоиться, хотя плакать перестала относительно быстро. У неё никогда не получалось растянуть подобное удовольствие надолго: слёзы иссякали слишком быстро, а на новые в большинстве случаев почему-то не хватало сил. Что будет теперь? Завтра Изабелла уедет. И не будет вообще ничего, просто пустота, которую невозможно заполнить ничем, пиши хоть сотни тысяч стихов и прочитай миллион книг. Возможно, потеряют яркость воспоминания, но вряд ли забудутся. Флоренс считала, что пробыла совсем недолго в саду, и совершенно не обращала внимания на окружающие её заросли и огромное ночное небо. Поэтому оклик Изы, вышедшей за ней спустя час отсутствия старшей дочери на приёме, заставил её содрогнуться от страха. А потом страх сменился негодованием, и когда женщина быстро подошла к ней, больше молчания и тишины, царящих здесь, не существовало. - Зачем ты ходишь за мной?! Я причиняю тебе боль, но ты ходишь за мной попятам. Я разочаровываю всех, даже собственную семью, а тебе будто бы всё равно. Ты вытаскиваешь меня петь то, что приносит страдание как мне, так и тебе, так зачем ты это делаешь?! Выдержав короткую паузу, Изабелла произнесла: - Наверное, потому что я тебя люблю. Фраза прозвучала так просто, что ошарашила девушку даже больше, чем следовало. Сердце начало отбивать барабанную дробь, словно старалось вырваться из грудной клетки. Флоренс отступила на шаг назад, не отрывая от стоящей напротив женщины взгляда, чувствуя себя загнанной в клетку. Всё, что она пыталась выразить в исписанных неаккуратным почерком листках, глупых поступках и необъяснимом поведении, можно было сказать всего в нескольких словах, но ей всегда казался такой путь более невозможным, чем все остальные. Он был слишком честный. - Знаешь, зачем я уезжала на неделю? Разрывала помолвку. Твоя мать не знала о ней, и хорошо, что я ей так и не сказала. Долго, думаю, она бы всё равно не продлилась. Не знаю, зачем её заключала вообще, если даже не носила кольца, потому что это для меня было слишком большой ответственностью. А потом ты спустилась по лестнице в золотом платье и упорно молчала, наблюдая за мной. Затем я увидела тебя, когда ты пела в той комнатушке на третьем этаже свои стихи, написанные под впечатлением «Великого Гэтсби»… - Ты помнишь это… - хрипло выдавила девушка, не веря своим ушам. - Как будто у меня есть возможно забыть, - усмехнулась Изабелла, обхватывая себя руками. – Я прибыла в Шропшир только за тем, чтобы сообщить ему, что разрываю помолвку. Он почему-то не был против и даже, кажется, испытал облегчение, хотя разочарование, видимо, тоже. Я пропустила поезд в Лондон и пришлось подождать ещё день. В конце концов, вернувшись сюда, я застала дом пустым, и пришла в твою комнату. Просто потому что там ощущалось твоё присутствие. Согласна, я читала стихи... - Это неважно, - тихо перебила Флоренс. Надо было закончить этот странный разговор правильно. Нужно было исправить ошибки, которых она совершила более, чем достаточно. Преодолев расстояние между ними в несколько шагов и, осторожно обхватив ладонями лицо Изабеллы и целуя её, она точно знала, что замыкает круг. Заставляет змею вцепиться зубами в собственный хвост, тем самым оканчивая что-то и одновременно начиная нечто другое, совершенно новое и неизвестное. Запуская пальцы в светлые густые волосы, она отчётливо понимала, что возвращает к жизни их обеих. * Впоследствии Флоренс могла сказать с абсолютной уверенностью, что обладает стопроцентной интуицией. Рано проснувшись на следующее утро с тревожным ощущением, она, второпях накинув халат, выскочила из своей комнаты только для того, чтобы увидеть выходящую из противоположного коридора Изабеллу с двумя саквояжами, одетую в дорожное платье. - Что ты делаешь? – испуганно спросила она, готовая вспылить в ту же секунду. К её изумлению, она услышала следующее: - Направляюсь к тебе, сначала хотела разбудить, но ты облегчила мне задачу, - шёпотом сообщила Иза, - поехали со мной в Америку. - Что? – глупо переспросила девушка, обеими руками взлохмачивая рыжие волосы. – Правда? Уехать? На другой континент? - Ну, да. Или ты не хочешь? – уточнила женщина, не в силах сдержать улыбки. - Секундочку, - сделав предостерегающий жест, ответила Флоренс, заходя к себе, - я сейчас соберусь, подожди меня. Ей было плевать, что скажет мать на её побег. А ещё глубоко всё равно, что подумают. Быстро сворачивая пару платьев и вместе с ними укладывая стопку бумаг, блокнотов и все свои сбережения в небольшой чемодан, Уэлч хотелось хохотать. Через четверть часа, одетая почти так же, как и Иза, она пулей вылетела из осточертевшей комнаты, сбежала по лестнице, у которой ждала её будущая попутчица. - А теперь нужно бежать отсюда, - заговорщическим шёпотом заявила уважаемая миссис Саммерс и с хихиканьем бросилась к выходу из дома вслед за рыжеволосой девушкой, придерживая шляпку. * - Не могу поверить, что мы вернулись сюда, - восторженно заявила Флоренс Уэлч, вваливаясь в номер отеля в Сан-Франциско и оборачиваясь к Изабелле. – Честное слово, я обожаю туры по Америке больше, чем какие-либо другие. - Согласна, - на ходу кивнула блондинка, бросая чемодан на пол и подбегая к кровати. После долгого перелёта ужасно хотелось полежать на чём-нибудь мягком, и кровать подходила по всем параметрам. Фло поспешила последовать её примеру и плюхнулась рядом с ней. - Но терпеть не могу самолёты. Вообще не переношу. - Я знаю, - шутливо толкнула её в бок Иза, прикрывая глаза и замирая. – Помолчи, я тебя прошу. Девушка послушно затихла, поворачиваясь к ней лицом и обнимая за талию. - М-м-м… Нам сегодня ещё выступать на фестивале, - напомнила Уэлч, прекрасно помня, что Саммерс будет не в восторге. - О, Господи, зачем ты мне об этом напомнила, - шикнула та, правда, тоже разворачиваясь и обвивая Флоренс плечи руками в ответ. Она фыркнула. - Ну, и почему ты меня терпишь, такую трещотку и вообще невыносимую особу? – спросила она погодя, смотря на чрезвычайно довольное лицо Изабеллы. - Наверное, потому что тебя люблю, - буркнула клавишница, - а теперь я собираюсь спать и тебе тоже советую. За окном номера носились машины и люди, а где-то вдалеке шумел океан, который так любила Флоренс.