Неповиновение

В доме царили суета и беспорядок, потому что ожидали одну важную гостью. Она должна была прибыть ближе к вечеру, так как поезд задерживался в Эксетере. Все стремились подготовиться к её приезду как можно лучше, так как эта особа обладала очень изысканным вкусом и любила изящную простоту, которой было сложно добиться, если нет достаточного чувства стиля и сноровки. В этом кропотливом деле госпоже Эвелин Уэлч, хозяйке поместья, и Грейс, младшей из сестёр, помогала старшая, Флоренс. Правда, предварительно ей настоятельно посоветовали держать при себе слишком буйную фантазию и чересчур оригинальный подход. Девушка согласилась, хотя и не без протестов, заявляя, что это ущемление её прав, индивидуальности и так далее. Однако пришлось покориться и следовать скучным, на её взгляд, веяниям моды. Решив во что бы то ни стало хоть как-нибудь ослушаться мать, Флоренс решила отыграться на платье, хотя и по этому поводу были даны соответствующие указания. Глядя на выбранный ею наряд, припрятанный пока в шкафу, она довольно улыбалась, ожидая своего звёздного часа в тот вечер. Посмотрим, что скажет эта миссис Саммерс по прибытии в фамильный дом Уэлч! Да, Флоренс добилась определённой молочно-бежевой гаммы с вкраплениями золота, и гостиная, так же, как и комната, отведённая гостье, представляла собой прекрасный образчик умелой комбинации любви и знания своего дела. Ну, по крайней мере, миссис Эвелин осталась довольна, а Грейс и подавно. В общем-то, всё, что знала о гостье девушка, заключалось в рассказанной сестрой и матерью истории их с ней знакомства. Изабелла Саммерс, которой на тот момент исполнилось двадцать пять, а Флоренс, следовательно, девятнадцать, успела стать вдовой дипломата Бенджамина Саммерса, оставившего ей своё состояние и отправившегося в мир иной с уверенностью, что молодая жена и вправду любила его. По словам Грейс, особенно безутешной та не казалась, рассказывая о покойном муже. Мать, очевидно, больше всего восхищали эрудированность, элегантность и лёгкая циничность миссис Саммерс, обволакивающая ту золотистой дымкой и служившей одной из главных составляющих её образа. Эвелин Уэлч, конечно же, была рада поговорить с разумной женщиной, тем более что фифы и абсолютно невыносимые снобы, которыми был полон пансионат Мадрида, осточертели ей и сидели в печёнках. Между Изабеллой и ней завязалась дружба, и однажды та помогла самой Грейс, едва не впутавшейся в какую-то тёмную афёру с одним из отдыхающих. Весьма скучным типом, по слухам, а Флоренс терпеть не могла интриг, в которых в качестве главных фигур выступают скучные люди. Ясное дело, после этого отношения подруг стали ещё более доверительными. Эвелин собиралась пригласить миссис Саммерс к ним домой ещё тогда, но та, сославшись на неотложные дела, вежливо отказалась. Несмотря на такой расклад, мать начала переписку с ней и, что удивительно, уже год общалась с Изабеллой на расстоянии. Наконец, месяц назад в доме Уэлч поселилась удивительная новость: успевшая стать легендарной в поместье знакомая хозяйки приедет к ним в мае, причём всё уже обговорено. Грейс сияла от счастья, леди Эвелин обещала мужу Николасу и детям интересное общество интеллигентной дамы, заинтересовав всех, кроме Флоренс, как, впрочем, и всегда. Старшую дочь никогда не интересовало подобное общество, вкусы матери она не разделяла, пила кофе, когда все пили чай, носила яркие платья, если мода диктовала пастельные тона, и наоборот. Шила костюмы она себе сама, беря за основу платья дома Шанель и добавляя свои элементы, которые ни сёстрам, ни Эвелин и в голову бы не пришли. Чистое противоречие. Изабелла не интересовала Флоренс ни в каком из аспектов, и тому были некоторые причины. Например, при слове «миссис» девушка не могла отделаться от мысли, что приедет надутая матрона в мехах и начнёт обсуждать политическую ситуацию в Европе и на все лады склонять Францию, смеющую конкурировать со всемогущей Англией, и действия Гитлера заодно. Не добавило образу ожидаемой гостьи и тот факт, что та вышла замуж по расчёту, а оставленное ей мужем состояние почему-то вызывало у Флоренс отвращение. Короче говоря, у неё в голове прочно засел образ классической опошлившейся вдовы с немного охрипшим от курения голосом, благоухающей пресловутым «Шанель №5» и изрыгающей глупые шуточки с невообразимо длинными бородами. Возраст миссис Саммерс, который сейчас составлял уже двадцать шесть лет, как-то упускался из виду, потому что Флоренс не могла провести параллель между этим, как ей казалось, солидным (то есть для сорокалетних женщин) статусом «миссис» и подобным количеством лет. В конце концов, долгожданный день наступил, последние приготовления были завершены, и теперь, когда приближался вечер, женщины разошлись по своим комнатам одеваться. Флоренс с ещё более довольной ухмылкой, чем раньше, медленно достала длинное платье золотого цвета с длинными узкими рукавами, строгое, без декольте и выреза на спине. Выглядело оно действительно роскошно, хотя госпожа Уэлч просила надеть белое или голубое платье без излишних украшений. Вспомнив её фразу про минимальное количество бижутерии, Флоренс взяла полукруглое колье из золотых пластин и осторожно застегнула его на шее. С волосами она решила не особенно заморачиваться, и в итоге они просто лежали у неё на плечах мягкими рыжими волнами. Тонко подведя брови и слегка подкрасив губы, девушка на этом и закончила. Однако потом всё же добавила пару колец чисто из вредности. За окном послышался звук подъезжавшего автомобиля, и Флоренс посмотрела туда, не поднимая тонких занавесок. Сквозь их матовую поверхность она увидела открытый кабриолет и разглядела там что-то светлое. Кажется, это были волосы приехавшей. Наверное, блондинка или же натянула глупую шапочку-колокол, давно вышедшую из моды. Матроны любят такое. Неопределённо хмыкнув, девушка отвернулась от окна, а затем вышла из комнаты. Стоя на самом верху лестницы, ведущей в парадный холл, Флоренс увидела фигуру гостьи, но не ускорила шаг, как бы давая понять, что не все в этом доме будут подобострастно спешить навстречу какой-то там жене дипломата. Зато наградой за непослушание был ошарашенный взгляд матери, одетой куда более скромно, чем сама дочь и немного завистливый, но укоризненный – Грейс и сестёр. Спускаясь по последним ступенькам и точно зная, что платье сверкает в свете люстры, Флоренс, наконец, позволила себе осмотреть прибывшую более детально. И сразу наткнулась на её взгляд, изучавший её. У Изабеллы Саммерс были удивительные, большие серые глаза, подчёркнутые чёрной тушью, которая делала их ещё больше. И в этих глазах не было ничего снобистского и высокомерного, только любопытство, ум и обаяние. С трудом оторвавшись от этих невероятных, гипнотизирующих глаз, Флоренс увидела, что у гостьи вытянутое лицо, нос с горбинкой и полные губы, слегка тронутые помадой. Нет, она не была красива классической красотой Греты Гарбо, не была прекрасна, как Вивьен Ли, но что-то в этих глазах и рисунке губ взволновало девушку, заставило немедленно забыть нарисованный воображением предполагаемый образ. Была теперь лишь та Изабелла, которую она видела сию минуту, невысокая, в чёрном платье, стянутом в груди и талии, прямо спадавшем вниз до щиколотки; с ниткой жемчуга на шее и простым золотым кольцом на пальце. Волосы действительно были светлыми, и локоны красиво обрамляли её лицо, небрежно ниспадая на плечи. - Рады приветствовать вас в нашем доме, - сказал тем временем мистер Уэлч, целуя её руку. – Жена много про вас рассказывала. Позвольте представить моих детей… Флоренс смотрела на Изабеллу, охватывая её взглядом всю, и вздрогнула, когда отец дошёл до неё и назвал по имени. Новоприбывшая улыбнулась и сказала: - Приятно познакомиться. Голос у неё был не слишком высокий, но и не очень низкий, а мягкий и успокаивающий. Леди Эвелин позвала всех в гостиную, говоря что-то о дороге, вынужденной задержке и скором ужине. Гостья улыбалась, отвечала на вопросы и охотно вступала в беседу, но единственная заинтересовавшая её девушка в семействе упорно сохраняла молчание и смотрела на неё, будто изучая. Решив для себя, что с ней она попробует поговорить несколько позже, Изабелла присоединилась к кружку женщин, в то время как Флоренс, упрямо не желала там находиться и, поднявшись, подошла к окну. Оттуда она наблюдала за миссис Саммерс, отмечая каждую деталь, любое движение, сохраняя при этом совершенно спокойное выражение лица. Пока никто не обращал на её отчуждение никакого внимания, поэтому она могла себе это позволить. Наблюдая, можно было заметить, например, что молодой вдове быстро наскучило общество, но она с необыкновенно искусно скрывала это. Ещё один предрассудок насчёт гостьи был разрушен, и Флоренс чувствовала, что, может быть, скоро решится подойти и заговорить, но только не тогда, когда та занята. Откуда-то появилась неожиданная робость, хотя раньше девушка за собой ничего подобного не замечала. Вскоре где-то в душе проснулось уважение, а затем и восхищение манерами и поведением Изабеллы в целом, особенно в течение ужина. Флоренс подмечала аккуратные, точные и расчётливые движения рук, пробуждавшие непонятные чувства, будто кто-то бросил камешек в спокойное озеро, и по водной глади заскользили широкие круги. Но нет, девушка всё ещё не решалась заговорить, хотя сидела сравнительно недалеко. Выжидала, слушая разговоры, в том числе и зарождающийся спор между Джоном и отцом по поводу укрепившихся позиций Германии и деятельности Гитлера, чернорубашечников и накалившейся ситуации, которая могла привести к чему-то гораздо большему, нежели международному скандалу. Миссис Уэлч, как всегда, вмешалась со своим порицанием, которая её старшая дочь не выносила. Изабелла ничего не говорила, слушая, казалось, каждого по отдельности и всех сразу. Некоторое время её внимания никто не замечал, но затем глава семьи неожиданно спросил, раздражённо перебивая горячившегося сына: - Вы так прислушиваетесь к нашему разговору, миссис Саммерс, что даже удивительно для женщины. Что вы, кстати говоря, думаете об этом положении в Европе? Вопрос прозвучал, как вызов, будто отец вкладывал ещё одно значение в него, проверял молодую женщину на прочность таким, как ему думалось, ребусом. Флоренс непроизвольно напряглась, намереваясь не упустить ни слова. В то же время промелькнула мысль, что прибывшая не скажет ничего глупого. Изабелла аккуратно протёрла пальцы салфеткой и, разгладив её на столешнице, подняла на мистера Уэлча спокойный, глубокий взгляд. - Если вы хотите узнать моё мнение насчёт Германии, то Версальский договор во всей своей форме поставил страну в положение, при котором образуется прямо-таки хорошая, благодатная почва для стремительного развития фашизма и шовинизма. Репарации, указанные в договоре, непомерно высоки, и они душили государство. Ничего не поделаешь, придётся расплачиваться за собственные ошибки. Около минуты царило молчание, и Флоренс поймала себя на том, что облегчённо улыбается, положив руки на стол. Джон взирал на вдову с удивлением и лёгким недоумением. Как обычно, брат не умел оглянуться назад и увидеть закономерное развитие событий, лежащее на поверхности. Мистер Уэлч тихо фыркнул. - Ваш муж так тоже считал? - Нет. Мне не нужно мнение моего мужа или какого-либо мужчины, чтобы составить своё собственное, - так же не повышая голоса, заметила в ответ миссис Саммерс, но на этот раз позволила себе добавить сказанному насмешливую нотку. Тот кашлянул, чуть нагибаясь вперёд, словно пытаясь изучить её поближе. - Что ж, но… - Я тоже так думаю, - невольно вырвалось у Флоренс, и тогда Изабелла взглянула на неё. В уголках её рта подрагивала одобрительная улыбка, а девушка изо всех сил пыталась не дать себе утонуть в туманно-серых глазах. Неожиданно их обладательнице вспомнилось, что за прошедшее время дочь миссис Уэлч не произнесла ни слова, и эта фраза была первой прозвучавшей от неё за этот вечер. Однако она отметила, что голос у той тихий, но твёрдый. Почему-то подумалось, не умеет ли эта сестра петь. Тут снова вмешалась леди Эвелин, разряжая обстановку какой-то пустяковой темой. Все за столом постепенно втянулись в новый разговор. Больше гостья не смотрела на дерзнувшую с ней согласиться девушку, хотя интерес к ней возрос. Верно почуяв, что пора сменить обстановку, хозяйка провела всех обратно в гостиную, где снова постепенно небольшое общество разбилось на кружки, но наибольшим, естественно, оставался тот, что с госпожой Саммерс. И вновь Флоренс оказалась в кресле у окна, на этот раз с книгой. При этом она ужасно злилась на себя за упорную неспособность подойти и завязать банальный разговор. Поглядывая в сторону Изабеллы, она иногда начинала злиться на ту за точное такое же поведение. Ведь нечто так тянуло к гостье, она готова была отложить книгу на стоявший рядом столик и подойти. Каким-то образом ладони всё ещё ощущали тяжесть переплёта и обложки, а перед глазами по-прежнему находились белые страницы, слегка отдававшие типографией. Однако на некоторое время удалось погрузиться в чтение, которое было самым неожиданным образом было прервано никем иным, как матерью. - Флоренс, - тихо проговорила она с недовольным выражением лица, - мало того, что ты ослушалась меня и вырядилась, будто на приём к королеве, но теперь ты демонстративно игнорируешь леди Изу! Сидишь, читаешь книгу, ну, и что? Ты показываешь этим только то, что являешься заносчивой, избалованной дочерью… - Могу я в конце концов делать так, как считаю нужным? – так же тихо осведомилась Флоренс, сжимая в руках книгу. Леди Эвелин немного побледнела: - Ты стала уж больно самостоятельной, дорогая моя… - Простите? – раздался у них за спиной знакомый красивый голос Изабеллы. Флоренс резко повернула голову. «Леди Иза. Вот как она предпочитает, чтобы её называли». - Вы так незаметно нас оставили, а девочки затеяли спор. Но если вы заняты… - гостья бросила ничего не значащий взгляд на дочь хозяйки, отмечая про себя, что находится под угрозой впутаться в неблагоприятный разговор. - О… нет, спасибо, я сейчас вернусь к ним, - мгновенно улыбнулась миссис Уэлч, - кстати, затейте с моей дочерью какую-нибудь беседу, иначе я начну опасаться, что она проглотила язык. Предостерегающе взглянув на Флоренс, леди Эвелин поторопилась к остальным дочерям. Изабелла, улыбнувшись, обернулась к неразговорчивой мисс, довольная таким поворотом. Правда, она и так собиралась в скором времени поговорить с ней, но всё сейчас сложилось как нельзя лучше. - Вы любите одиночество? «Интересно, почему Иза? Она сама это придумала?» - Я к нему привыкла, - ответила Флоренс, пытаясь не задерживать взгляд на завораживающих глазах собеседницы, - хотя бы, скажем, из-за похожих на ваши мнений. Изабелла внимательно посмотрела на девушку. - Тогда я могу с лёгкостью признать, что понимаю вас уже лучше. О, - заметив книгу, которую Флоренс держала в руках, она прищурила один глаз, - «Великий Гэтсби». Хорошая история и замечательный стиль. «Певец джазового века», как поговаривает американская молодёжь. - И вполне заслуженно, я считаю, - заметила рыжеволосая, и лицо её постепенно перестало казаться холодным и замкнутым, - он тонко ощущает своё время. Иногда мне кажется, что я бы написала нечто похожее, будь я американкой. - Увы, англичане чувствуют несколько по-другому, - усмехнулась Изабелла и уселась в кресло, приглашая Флоренс присесть во второе рядом. – Что вы думаете по поводу других писателей-постмодернистов? И уже через несколько минут миссис Саммерс полностью завладела вниманием собеседницу, сознавая, что привлекают её не только остроумие и оригинальность мышления девушки. Что – она всё ещё не могла понять, но дала себе слово разобраться, а пока продолжать так хорошо и гладко продолжающийся разговор о музыке, поэзии, немного – политике. И всё же не бывает ничего идеального на земле. В этом Изабелла убедилась, когда к ним подошла Грейс и застенчиво попросила сыграть на рояле. - Извините… Леди Иза, вы не могли бы сыграть для нас? В Мадриде вы часто играли в салонах, и мне… нам бы всем хотелось услышать вас и сегодня. Можно? – с надеждой уставилась младшая сестра, и божественная гостья, подавив вздох, согласилась. Окрылённая удачей, Грейс покосилась на едва сдерживавшую раздражение Флоренс: - Споёшь после госпожи Саммерс? - Нет, - коротко отказалась та, скрещивая руки на груди, а маска холодности снова начала возвращаться к ней, проглядывать во всех чертах лица, немного искажая их. - Вы поёте? – вежливо поинтересовалась Изабелла, внутренне обрадовавшись, что её предположение подтвердилось. На миг лицо Флоренс будто бы просияло, но затем снова помрачнело. - Немного. - Я так и думала. Оставив девушку в глубоком удивлении, гостья встала и прошла к роялю, сопровождаемая Грейс, умолявшей сыграть «ту прелестную сонату, которую она играла в салоне тётушки Бернардины». Мягко улыбаясь и не сопротивляясь, та кивнула и на секунду задержала руки над клавишами, будто знакомясь с новым инструментом и позволяя привыкнуть к нему. Затем, после короткой пробы, по комнате поплыли первые звуки, буквально заполняя пространство комнаты и заставляя замолчать каждого на полуслове. Флоренс наклонилась вперёд, пристально глядя на фигурку Изабеллы в чёрном платье, на взволнованное лицо в обрамлении тугих светлых локонов, подведённые чёрным огромные глаза, опущенные на клавиши. Затем, где-то в середине произведения, та подняла голову, посмотрев вверх, и волосы упали ей на спину, а губы шевельнулись, будто она хотела что-то сказать, но не могла. Флоренс слушала и чувствовала, что могла бы встать прямо сейчас и показать Изабелле все свои стихи, все наброски, спеть для неё, при этом стараясь изо всех сил. Во всей наружности исполнявшей чудилась сила, из неё лился свет, и рояль перестал быть таковым, превращаясь в живое существо, то поющее, то рассказывающее некую историю, то кричащее о помощи. Когда всё закончилось, после секундной тишины раздались щедрые аплодисменты, будто хлопало в ладоши не восемь человек, а вдвое больше. До конца вечера Флоренс сидела неподвижно в кресле, глядя прямо перед собой и не ощущая ничего, кроме заполнявшего тело и разум вдохновения, восхищения и чего-то ещё, прячущегося очень далеко и не решавшегося показаться. Очнулась она только тогда, когда миссис Уэлч и все остальные поднялись, тем самым заканчивая вечер. - Флоренс оформила к вашему приезду гостиную и вашу комнату, - с гордостью хвалилась хозяйка, поглядывая на застывшую золотую фигуру дочери и нервничая. – Думаю, хорошо будет, если она вам её и покажет. Уверена, вам понравится и вы сможете сразу поблагодарить её. Флоренс! Та сильно вздрогнула и посмотрела в недоумении на мать, как бы спрашивая, что произошло. Миссис Уэлч поджала губы и сказала: - Сопроводи миссис Саммерс в её комнату, пожалуйста, ведь ты оформляла её лично. - Да… хорошо, - пробормотала девушка, медленно вставая и чувствуя себя ужасно неловко. Они вышли вместе со всеми, и Флоренс пошла вперёд, свернув направо по лестнице и придерживая лампу. Изабелла шла на шаг позади, и обе молчали. Путь казался чудовищно долгим, но, наконец, показалась белая дверь. Открыв её и зайдя на порог, гостья приняла лампу и осветила помещение. Комната была выдержана в мягких тонах: бежевом, светло-коричневом, шоколадном и рыжеватом, будто создательница стремилась оставить напоминание о себе. - У вас чудесный вкус, - улыбнулась Изабелла и с удивлением заметила, что лицо проводницы тут же оживилось, подобрело, заострившиеся черты разгладились. - Спасибо. Вы потрясающе играли там, в гостиной… - начала было она, но почему-то запнулась. - Благодарю, но моя игра не слишком выдающаяся, откровенно говоря. Доброй ночи. Лампа освещало её лицо, и Флоренс на несколько секунд опять пропала в бездонном взгляде серых глаз. - Доброй ночи. Уже собираясь уйти, она услышала тихий голос Изабеллы и обернулась. - Кстати, зовите меня Иза. Просто Иза, - сказала та напоследок и дверь с едва слышным стуком закрылась.