***
— Хочу шокола-а-адку! — раздался пронзительный детский крик, заставляя нескольких посетителей с продуктовыми колясками обернуться. — Милая, мама сейчас немного занята, — не отрываясь от сравнения состава двух разных плиток, обернутых в темно-коричневые упаковки, сказала Рейчел. — Шокола-а-адку-у-у! — еще громче прокричала девочка, дергая мать за подол юбки. Рейчел бросила умоляющий взгляд на Блейна, и он присел на корточки перед миниатюрной копией подруги. — Лиа, дорогая, тот шоколад, который сейчас держит в руках мама совсем невкусный. Он даже называется горьким, и я уверяю тебя, он тебе точно не понравится, — мягко сказал Блейн, погладив надувшую щечки девочку по каштановым волосам. Но такие объяснения, кажется, совсем ее не убедили, и она топнула маленькой ножкой, готовясь вновь начать кричать. Блейн вздохнул. — Помнишь, как ты захотела попробовать кофе, который пьет папа, и он тебе его дал? — в ответ послышалось согласное мычание. — Тебе же не понравилось? — Ага. Он гадкий и противный, — скривилась она. — Вот видишь. Темный шоколад точно такой же. Его едят только взрослые, и то не все. Я вот до сих пор терпеть его не могу. И твой папа, кстати, тоже. Он нравится только твоей маме, потому что, ну, она странная, — Блейн состроил рожицу, и девочка хихикнула. — И дяде Курту, потому что он беременный, а беременные порой тоже очень странные, — усмехнулся Блейн, но девочка, не поняв юмора, взглянула на него с недоумением. — Я же в прошлый раз рассказывал тебе про дядю Курта и даже показал тебе фотографию, помнишь? — А, точно! — улыбнулась девочка, вспомнив. — Он носит в животике твоего ребеночка, как мама носила меня до того, как я родилась. И еще он очень красивый и похож на принца или эльфа, — поделилась малышка. — Ладно, — вздохнула она совсем как взрослая, бросив взгляд на полки с плитками шоколада. — Раз ты его не любишь, значит, это правда бяка. Мама говорит, что ты ешь абсолютно всё, и удивительно, что ты еще не растолстел. Блейн прыснул со смеху и иронично выгнул бровь, взглянув снизу вверх на Рейчел. Та, видимо, отчаявшись определить какую марку лучше выбрать, бросила обе упаковки в коляску, ожидая окончания их разговора. — Что? Я имею право завидовать. Я бы посмотрела на тебя, если бы после беременности тебе пришлось ограничивать себя во всем. — Кстати, насчет кофе и беременности, — сказал он, поднимаясь с корточек. — Я только что вспомнил, что хотел кое-что купить. Дамы, вы же уже взяли всё необходимое? — подмигнул он Лие. — Предлагаю через пять минут встретиться у касс. Рейчел вопросительно взглянула на него, и уже хотела спросить, как Лиа, увидев игрушку в руках проходящего мимо с родителями мальчика, потребовала свою любимую куклу, которая благо как раз на такой случай лежала у Берри в сумке. Когда несколько минут спустя Блейн подходил к кассе, малышка уже стояла рядом с мамой с куклой в руках, увлеченно рассказывая что-то старушке в очереди за ними. Та с улыбкой ее слушала и кивала, умиляясь непосредственности ребенка. — Кофе? — взглянув на прямоугольную пачку в руках Блейна, спросила Рейчел. — Разве ты не берешь его всегда с запасом? И причем тут беременность? — Он без кофеина. Курту теперь можно только такой, ну и, знаешь, я просто решил попробовать, вдруг мне понравится. Рейчел как-то странно на него взглянула. — Конечно. — Что? В книгах для будущих отцов сказано, что чтобы ощутить хоть сотую часть того, что ощущает беременный человек, нужно испытать все его лишения. Кофеин одно из них. Из-за него может повыситься давление… — Ага. — Ну… и еще он может понадобиться, если я приглашу Курта в гости. Не воду же мне ему предлагать. Рейчел подхватила его под локоть и, краем глаза наблюдая за дочерью, тихо заговорила. — Милый, тебе не кажется, что вы с Куртом… слишком сблизились? Я имею в виду, что нормально — хотеть общаться с человеком, который помогает тебе стать отцом, но вы видитесь… каждую неделю, так? А теперь ты собрался приглашать его в гости. — Что в этом плохого? — Плохого ничего нет. Но ты не думаешь, что ты слишком привязываешься к этому мальчику? Ты… ладно, не женатый, но скажем так, состоящий в, как бы мне не хотелось это признавать, более-менее серьезных отношениях человек, и… — Ты намекаешь на то, что я изменяю Себастиану? — перебил ее Блейн. — Что? Нет. Поверь мне, я прекрасно помню, кто из вас двоих тот самый парень, который не может удержать ширинку застегнутой. Я лишь хочу сказать, что после рождения ребенка вся твоя жизнь перевернется с ног на голову, и поверь мне, в этот момент тебе абсолютно точно не нужна будет лишняя драма. — Я не понимаю, — нахмурился Блейн. — Смотри. За последние, — Рейчел взглянула на циферблат своих наручных часов, — пятьдесят три минуты, что мы находимся здесь, ты успел упомянуть Курта семь раз. В первый раз, увидев на парковке парня с таким же цветом волос, во второй — когда мы проходили мимо стеллажа с журналами, в третий… — Я понял-понял. Просто… он самый интересный человек, которого я встречал за долгое время, и про него трудно… не вспоминать. Я о нем очень забочусь. — А про Себастиана ты вспомнил всего лишь раз. Сейчас, — будничным тоном произнесла Рейчел, отцепляясь от его руки и начиная раскладывать покупки на ленту. Блейн еще больше нахмурил брови, на что она, конечно, обратила внимание. — Что у вас с ним происходит? Не говори мне, что он опять тебе изменяет. — Нет, не думаю, — за годы отношений с Себастианом Блейну начало казаться, что он начал буквально чуять его измены. Или ему хотелось так думать. Бас обладал уникальной способностью постоянно хотеть траха на стороне. Без причин. И самое главное — находить его. — Просто он… постоянно на работе. И это уже не «дорогой, меня достали все эти козлы», а больше будто «я хочу видеть тебя как можно реже». Серьезно, я вижу его полчаса с утра и полчаса перед сном, причем в основном в это время мы только и делаем, что… — он кашлянул, делая жест рукой. Все же они в общественном месте и рядом ребенок. — У меня такое ощущение, что он специально избегает меня. — Зачем ему это? — Не знаю. Мне кажется, он не хочет лишний раз сталкиваться с тем, что нам вскоре предстоит, как ты выразилась, «перевернуть всю нашу жизнь с ног на голову». — О, это вполне в его стиле — избегать ответственности. Может теперь ты, наконец, поймешь, почему он никогда мне не нравился, — хлестко бросила Рейчел, но увидев выражение лица Блейна сменила тон на более мягкий. — Просто подумай обо всем об этом. Ты из тех людей, до которых некоторые вещи доходят очень долго, не обижайся, но ты знаешь, что я права. Я не хочу, чтобы в какой-то момент ты пожалел о не вовремя принятом или вовремя непринятом решении.***
— Ты там застрял что ли, Хаммел? — послышался сквозь дверь раздраженный голос Сантаны. Курт сплюнул в раковину зубную пасту и несколько раз прополоскал рот бегущей из-под крана чуть теплой водой. Когда он распахнул запертую до этого дверь, его соседка стояла у проема, подперев бока руками. — Да неужели, клон шестнадцатилетней Куинн Фабре, — закатила глаза она, проходя в ванную. — Если б я знала, что каждое утро ты будешь проводить по полчаса в обнимку с белым другом, ни за что не согласилась бы стать твоей соседкой, — раздраженно пробубнила она, захлопывая за собой дверь. Курт по опыту знал, что бесполезно спорить и доказывать ей, что она сама однажды июльским утром ворвалась к нему домой, заявив, что вечером у них поезд в Нью-Йорк, и пока он переваривал информацию, начала рыться в его комнате в поисках чемодана. Сантану совершенно не интересовали его возражения и аргументы против такого самоуправства, и она как ураган смела половину содержимого его шкафа на кровать, после чего сунула ему в руки список, по ее мнению, самых необходимых вещей, приказав всё найти и проверить. В результате, конечно же, многое действительно нужное Хаммелу так и осталось пылиться в его комнате в Лайме, но главное, благодаря подруге он сам и не понял, как оказался в Нью-Йорке — городе, на котором после смерти отца чуть было не поставил крест. И, разумеется, ему не стоит даже упоминать, что именно она надоумила его стать суррогатным отцом, начав копаться в сети в поисках легкого заработка. Самой ей идея суррогатного материнства показалось игрой, которая не стоит свеч — у нее, в отличие от Курта, были средства к существованию на первое время и даже деньги на колледж, с которым она, впрочем, решила повременить и «пожить пока для себя». Но именно благодаря совету Сантаны вот уже больше недели каждое его утро начинается не с ленивых потягиваний в постели, а с бега галопом до унитаза, зажав рот руками. И последующих причитаний соседки о том, что ванная в их квартире принадлежит не только ему. На кухне, точнее в той части лофта, которая исполняла роль кухни, предсказуемо обнаружилась дымящаяся кружка с мутной жидкостью цвета зеленого чая. Курт знал, что в ней находится. На третий день с начала его токсикоза, выйдя под аккомпанемент ругательств Сантаны из ванной, он впервые нашел эту же кружку, купленную в ближайшем супермаркете сразу после их приезда в Нью-Йорк, с тем же содержимым, что и сейчас. Сантана тогда сквозь шум воды выкрикнула ему приказ «выпить эту гадость до самой последней капли». Как потом выяснилось, гадостью она этот напиток назвала не зря — это был имбирный чай, к которому хоть и прилагалась долька лимона и ложка меда, но вкуса эти ухищрения не исправляли. И теперь каждый день после того, как в ванной Курта выворачивало наизнанку, на кухне его ждала эта дешевая кружка за шесть баксов, оставленная на стойке у чайника. Он не знал, чего в этом жесте было больше — дружеского желания Сантаны хоть как-то облегчить его участь или какого-то ее своеобразного искупления вины. Но он и не думал жаловаться — мерзкий на вкус отвар отлично помогал справиться с последствиями тошноты и позволял нормально позавтракать. Он поморщился, отхлебнув глоток, и, не выпуская кружку из руки, направился к своей кровати, чтобы взять лежащий у подушки телефон. Без двадцати девять. Обычно к этому времени его ожидает как минимум одно сообщение от Блейна с пожеланием доброго утра и вопросами о планах на день. Теперь к этому еще добавились вопросы о самочувствии и народные рецепты от тошноты, заботливо вычитанные в интернете. Несмотря на свободный график работы, Андерсон старался придерживаться нормального режима сна, чаще всего просыпаясь даже раньше Себастиана и начиная готовить завтрак под звуки работающего на кухне телевизора. Курт подозревал, что это было не столько из тяги к самодисциплине, сколько из-за того, что с утра шел повтор одного телешоу, к которому Блейн написал музыку в начале своей карьеры композитора, и выпуски которого пообещал себе смотреть все до единого. Хаммел нахмурился. На загоревшемся дисплее не высветилось ни одного оповещения. Странно. Обычно его телефон не смолкает, давая Сантане отличный повод лишний раз попрактиковаться в остроумии шутками на тему двух голубков, которые жить друг без друга не могут. «Или на тему секстинга», — закатил глаза Курт, вспомнив позавчерашний вечер, начиная на ходу набирать сообщение с приветствием и пожеланием хорошего дня. Что ж, если Магомет сам пошел к горе, то и Курт не растает, если напишет первым. Но ни через десять, ни через пятнадцать минут ответа не пришло. Сантана, вышедшая из ванны и усевшаяся за стол в ожидании яичницы с беконом (сегодня была очередь Курта готовить завтрак), конечно, заметила его мечущийся от сковороды к телефону и обратно взгляд и не преминула прокомментировать это. — Что, в раю для пони какие-то неприятности? — Да сколько можно повторять, Сантана. Мы с Блейном просто друзья, — машинально ответил он, переворачивая рискующий подгореть кусочек бекона. Хотя, честно говоря, он бы не взял на себя смелость назвать их отношения даже дружбой. Они, скорее, были лишь хорошими знакомыми, пути которых при обычных обстоятельствах никогда бы не пересеклись. Ну что, в сущности, может быть общего у успешного композитора и вчерашнего школьника?.. — Именно поэтому я имею счастье каждый день с утра до вечера наблюдать твое довольное донельзя лицо после каждой его смски. Ах да, еще и слушать ваши до тошноты милые телефонные разговоры в постели перед сном, — Курт страдальчески застонал. — И чуть не забыла, — продолжила она, не обращая на него внимания. — Именно благодаря вашей крепкой мужской дружбе ты вот уже который раз сбегаешь на ваши приторные гейские свидания, едва сдав смену Дэни. — Какие к черту свидания? — ну вполне возможно, для постороннего наблюдателя их встречи раз в неделю и выглядели похожими на свидания, рассудил Курт. Но ими они точно не являлись. — Кстати, насчет Дэни. С ней, видимо, ты каждую субботу тоже ходишь на… дай подумать, суровые лесбийские свидания. Пакостная улыбочка сползла с лица Сантаны, и на секунду показалось, что упоминание их новой коллеги возымело эффект. Она напрочь отказывалась признавать, что та ей нравится, хотя это было заметно невооруженным взглядом любому, кто видел их вместе. Даже Блейн сперва принял их за пару. Но действие продлилось лишь миг, после чего она недобро прищурилась и усмехнулась, и Курт запоздало осознал свою ошибку: пытаясь поддеть Сантану, ты всегда больше всего подставляешься сам. — Даже не пытайся перевести стрелки. Знаешь, в чем разница между мной и тобой? В том, что ты даже не пытаешься ничего отрицать, потому что знаешь, что я права. — У него есть парень! — привел, казалось, беспроигрышный аргумент Курт. — Парень — не стенка. Знаешь такое выражение? И заметь, он ему даже не муж. — Муж — не муж, какая разница? Они живут вместе, и он второй отец ребенка. — Ага. И часто второй счастливый папаша интересуется своим будущим чадом? Напомни-ка, собирается ли он на первое в его жизни УЗИ? Пару дней назад доктор Льюис назначила дату первого планового УЗИ, и Курт поинтересовался, придет ли на него Себастиан. Блейн как-то сразу затих, а затем пробормотал, что из-за неких обстоятельств его парень скорее всего не сможет присутствовать. А когда Хаммел осторожно спросил всё ли у них в порядке, тот начал сбивчиво уверять, что у них всё прекрасно, просто замечательно и лучше не бывает. Одним словом, врал. Только зачем и о чем, так и осталось непонятно. Курт побаивался того, что все дело в том, что тот догадался о его чувствах и таким образом пытался как можно мягче намекнуть, что все у него в порядке, парень есть и не стоит ему лезть со своей глупой подростковой влюбленностью. Сантана, разумеется, знала эту историю, но зачем-то (из вредности, решил Курт) пыталась всё вывернуть наизнанку. Ну, нравилось ей плести интриги и дурачить головы людям еще со школы, что тут поделаешь. Так и сейчас наверняка от скуки намекает, что между ними с Блейном что-то может быть. У всех свои недостатки. — У Себастиана в отличие от Блейна и нас с тобой нормированный рабочий график, — отмахнулся он, ставя на стол перед подругой тарелку с едой. — Лучше б хлеб из тостера вытащила, чем болтать чепуху, — проворчал он, начиная накладывать яичницу с беконом себе. Она недовольно хмыкнула, но встала, отвернувшись к столешнице. Курт уселся и щедро плеснул в стакан яблочного сока из пакета. А ведь всю жизнь терпеть его не мог… — Попомни мои слова, Хаммел, — вернувшись за стол с двумя румяными тостами на тарелке, сказала она. — Счастливые будущие родители себя так не ведут, как этот ваш Себастиан. Знаешь, как это обычно бывает у гетеро-пар? Телочка случайно залетела или еще лучше — проколола презерватив, и мужику уже просто деваться некуда. Есть еще такой вариант — «дорогой, либо я рожаю, либо катись ко всем чертям». Проще говоря, эмоциональный шантаж. И некоторые лохи на это ведутся, а те, что поумнее, через некоторое время делают ноги. — С каких пор Сантана Лопез стала экспертом в области гетеро-отношений? — с иронией спросил Курт. — В детстве Абуэла вместо того, чтобы присматривать за мной засыпала перед телевизором, и мне приходилось смотреть второсортные бразильские мыльные оперы. Слово «аборт» я узнала в три. И не сбивай меня с мысли. Геи и лесбиянки тем и отличаются, что обычно сначала всё взвешивают и планируют, а потом уже — аист и распашонки. — А я, значит, в этой истории аист? — усмехнулся Курт, не очень понимая логическую цепочку, которую пытается выстроить подруга, да и не сильно-то стараясь вникнуть. — Дослушай сначала, а потом умничай, королева Англии, — ответила Сантана, кладя в рот кусочек яичницы, и прожевав, продолжила. — Судя по тому, как папаша-хоббит носится с тобой и твоим несчастным токсикозом как курица-наседка, и по тому, что папашу-суриката я ни разу не слышала и видела лишь раз, и то на аватарке в фейсбуке… В общем сам догадаешься, кто из них в этой истории овуляшка-шантажистка, а кто попавший мужик, или тебе подсказать? — Долго это придумывала? — невежливо перебил, открывшую было вновь рот Сантану Курт. — Знаешь что? Неважно, — резко сказала она, вставая из-за стола. — Можешь и дальше втихаря рассматривать влюбленными глазами фотографии своего кудрявого принца, трепетно поглаживая пальцами экран… — Какого?.. — А можешь уже, наконец, высунуть голову из своей прелестной задницы и, пока она еще не разжирела, начать действовать. Как раз узнаешь, соответствует ли размер его члена размеру трастового фонда, который наверняка оставили ему родители. Курт покачал головой, глядя вслед скрывающейся за занавеской в свою спальню Сантане. Годы идут, а она совсем не меняется. — А даже если между ног у него всё совсем плохо, то пофиг. Ребенка-то вы уже заделали! — крикнула она. Или нет. Становится только хуже.***
Подходил к концу второй месяц беременности. Если раньше (и даже уже после оплодотворения) слово «беременность» воспринималось Куртом как нечто хоть и в какой-то мере неизбежное, но все же абстрактное, то теперь он начинал потихоньку осознавать во что, собственно, вляпался. Но больше всего этому осознанию способствовал не токсикоз и даже не внезапно вспыхнувшая любовь к яблочному соку… Прошлым вечером Блейн торопился на встречу с подругой, и поэтому они созвонились всего на пару минут. Сантана к тому моменту еще не вернулась с вечерней смены в «Спотлайт», и грех было этим не воспользоваться. Курт уже сам не мог вспомнить, сколько не прикасался к себе. Последние месяцы в Лайме ему было не до самоудовлетворения, а с переездом хлопот лишь прибавилось. Его не устраивала дрочка в душе на скорую руку – так особо не расслабиться и кончить практически нереально. Он любил делать это растянувшись на кровати, никуда не торопясь и не пытаясь угнаться за удовольствием, а впитывая его с каждым вдохом в себя. Курт откинул покрывало и взобрался на кровать, на ходу стягивая с себя брюки. Оставшись в нижнем белье и домашней футболке, он прикрыл глаза и провел ладонью по груди, начиная сквозь ткань ласкать свои соски. Он слегка ущипнул правый сосок и задрал футболку, ища контакта кожи о кожу. Его тело стало будто в разы чувствительней, хотя может все дело было в самовнушении или в том, что он давно не дотрагивался до себя. Впервые он попробовал это еще в четырнадцать, скорее из интереса, чем из-за реального желания, но тогда он так и не понял почему среди сверстников об этом ходит столько разговоров. Однако двумя годами позднее, когда гормоны взяли свое, он вошел во вкус и впервые кончил, лаская себя. Изогнувшись дугой на кровати, Курт выпутался из футболки, одну руку опустив к уже слегка намокшим трусикам и надавливая пальцами на клитор, а второй рукой продолжая поглаживать торс. Когда он уже готов был избавиться от мешающих трусов, его ладонь наткнулась на твердое уплотнение в нижней части живота, которое он раньше не замечал. В первую секунду он даже испугался, но в следующий миг чуть не рассмеялся. - Ну конечно, - пробормотал он и потянулся обратно за футболкой, поняв, что момент уже безнадежно испорчен. – Думаю, Блейну будет интересно услышать, как я обнаружил, что ты уже так вырос, - хихикнул он, обращаясь к своему едва наметившемуся животу, но тут же одернул себя. Будет лучше, если он с самого начала научится не привязываться к маленькому существу, которое носит под сердцем. Их двоих ждал впереди длинный путь… хотя девять месяцев, а точнее уже меньше, – срок совсем небольшой.***
Когда вечером следующего дня от Блейна так и не пришло ни одного сообщения, Курт начал всерьез беспокоиться. Мало ли, что могло с ним случиться. Это Нью-Йорк, тут каждый день происходят сотни преступлений, аварий и несчастных случаев. Первые две недели его пребывания в этом городе Кэрол ужасно переживала и каждый вечер звонила, чтобы убедиться, что его не обокрали, не задавили и на него не напали. Хаммел пожалел, что за три месяца у них так и не появилось общих знакомых и единственными средствами связи между ними были мобильные и фейсбук, куда Блейн заходит редко. Оставалось лишь надеяться, что тот ответит на звонок. Спустя семь длинных гудков трубку, наконец, подняли. - Блейн, с тобой всё в порядке? Я переживаю. Два дня от тебя ничего не слышно. Несколько секунд прошло в тишине, но потом Андерсон заговорил. - Да, всё нормально. Я был занят, а сейчас иду спать. - Слава богу, а то я уже что только себе не придумал, - с облегчением вздохнул Курт. - Всё в порядке, - послышались звуки копошения, а потом: – Встретимся завтра у кабинета доктора Льюис. Спокойной ночи. Хаммел опешил, не ожидая, что разговор так быстро и сухо закончится. - …Пока? Послышался гудок, возвещающий о том, что вызов окончен. Сказать, что Курт удивился – ничего не сказать. Что-то явно было не так. Обычно Блейн даже в уставшем состоянии всегда старался ответить максимально вежливо, да и вообще что в живом общении, что в переписке руководствовался правилом «чем многословнее, тем лучше». Курт старался не накручивать себя. Может, у Андерсона проблемы с работой. Он рассказывал, что в основном заказы приходили равномерно, но бывало, что нескольким компаниям срочно нужны были услуги композитора, и в такие периоды он мог запираться на несколько суток в кабинете, становясь потерянным для этого мира до тех пор, пока в голову не шло что-то дельное. Была вероятность, что это вновь произошло, но тихий голосок сомнений нашептывал Курту на ухо, что дело вовсе не в работе.