***
Узнать, забеременел ли Курт, им предстояло меньше чем через две недели. В этот день Блейн договорился забрать Хаммела после утренней смены в кафе и отвезти в клинику. Сначала парень сопротивлялся, сказав, что доедет сам, к тому же на метро ему удастся добраться быстрее, на что Блейн в шутку ответил, что не хочет один стоять в пробках и быть единственным опоздавшим, и тому пришлось согласиться. Подъехав к указанному зданию, Андерсон отправил Курту сообщение и вышел из автомобиля. На улице стояла жара, а на небе не было ни единого облачка, хотя синоптики обещали через несколько дней дожди, что было настоящим спасением для обычно душного сезона. Парковка была почти пуста, видимо, из-за слишком раннего для обеденного перерыва и позднего для бранча времени, и Блейн остановился почти у входа, имея возможность наблюдать за снующими между немногочисленными занятыми столиками официантами. Среди них показался Курт, который увидев его сквозь стекло помахал. Он был в повседневной одежде — видимо, уже успел переодеться, пока Блейн стоял в предсказанных им самим пробках. — Привет, — немного запыхавшись сказал Курт, выйдя из здания. — Я только сдал смену. Долго меня ждал? — Привет. Нет, я отправил сообщение сразу как приехал, — ответил Блейн, бросая взгляд на часы на телефоне. — Но нам стоит поторопиться, если мы не хотим опоздать. — Ага. Блейн подошел к автомобилю, и галантно открыл переднюю пассажирскую дверцу, на что Курт улыбнулся, а щеки его залил едва заметный румянец. Когда они устроились и выехали с парковки, парень оглядел чистый кожаный салон и произнес: — «Торэс»*. Я впечатлен. Какого года выпуска? — Тринадцатого, — ответил Блейн, мельком взглянув на него, разворчиваясь на разрыве двойной сплошной. — Купил после того, как старенькая «Тойота», подаренная родителями еще на выпускной, совсем сдулась. — У меня в Огайо был «Навигатор». — Решил оставить там? — Нет, продал, — вздохнул Курт. Блейн вопросительно взглянул на него, чувствуя по тону, что за этим кроется какая-то история, но тот покачал головой. — Потом расскажу. В машине не очень удобно, к тому же мы все равно скоро подъедем. Можно я пока включу музыку? Ты однажды говорил, что у тебя полно дисков в машине. — Конечно, — согласился Блейн. — Посмотри в бардачке. — Ну-ка, что тут у нас? — парень начал пролистывать найденные диски в мягких обложках. — Пинк, Кэти Перри, Кэти Перри и… серьезно, Блейн? — «Ты думаешь, что я красива и без макияжа», — начал напевать Блейн и Курт обреченно застонал. — Давай же, поставь ее, будем вместе подпевать. — Ни за что, Андерсон-поклонник-топ-40. — «Ты думаешь, что я смешная, когда неправильно рассказываю концовку анекдота«…***
Курт сдал анализ крови (– Мне постоять рядом? — Нет уж, я уже большой мальчик и не боюсь иголок), и им сообщили, что Блейну позвонят, когда через пару часов будут готовы результаты, либо же они могут подъехать уже завтра с утра. Выбрав первый вариант, они решили скоротать время в центральном парке, благо тот был недалеко. — Ты уже бывал тут? — спросил Блейн, когда они прогуливались по озелененной территории. Повсюду на траве сидели утомленные жарой горожане и туристы, но Хаммел отказался пачкать свои кремовые брюки, а так как никто из них, не зная заранее о прогулке, не взял с собой покрывало, то шли они до скамеек. — Ага, — кивнул Курт. — В начале июля, когда мы только приехали, Сантана потащила меня сюда, чтобы наделать фоток, и «все неудачники, оставшиеся в Лайме сдохли от зависти». — Да уж, — усмехнулся Блейн. — Мне уже давно хочется увидеть воочию твою загадочную соседку Сантану… — Лопез, — подсказал Курт. – О, уверен, она тебя сразу же очарует, — с сарказмом произнес он. — Слышал бы ты, как она издевалась в прошлом году над Финном — моим сводным братом. Конечно, тогда у нее был сложный период с признанием себя, но у Сантаны всегда так — это ее персональный способ общения, так что не пугайся, когда встретишься с ней. Через некоторое время они нашли свободную скамейку в тени огромного вяза, недалеко от пруда у зоопарка. Тут, как и на всей территории парка, было полно народа, но внимание привлекало количество влюбленных парочек, прогуливающихся за ручку. Когда Курт поинтересовался о причинах этого явления, Блейн начал рассказывать: — Видишь этот мост? — указал он рукой на находящийся неподалеку мост, огибающий искусственный водоем. — Он называется Гэпстоу** и считается одним из самых романтичных мест в парке. Народ любит делать здесь предложения руки и сердца, так что не удивляйся, если прямо сейчас вон тот парень упадет на колени перед своей спутницей, — улыбнулся он. — Когда-то, вдохновленный предложением однокурсника своей девушке — тоже нашей однокурснице, — я и сам мечтал встретить в Нью-Йорке свою родственную душу и повторить его поступок. — Это так романтично, — в тон ему полушепотом ответил Курт. — Да, и фотографии тут получаются великолепные, причем в любое время года, — он посмотрел Курту в глаза. — Не хочу звучать как дед, но у тебя, в отличие от меня, еще есть реальный шанс получить или самому сделать подобное. — Шанс есть у всех, — тихо произнес Курт и мягко положил ладошку поверх ладони Блейна. Несколько секунд они сидели молча, глядя друг друга в глаза, каждый думая о своем, пока Блейн не прокашлялся. Боже, что он творит? Это же Курт. Курт, который, возможно, сейчас носит его ребенка. Нет, их с Себастианом ребенка. – Ну, если что, теперь ты знаешь о таком месте. Впервые за время их знакомства они неловко пытались найти подходящую для разговора тему, пока Блейн не вспомнил обещанную в машине историю. В ответ на просьбу Курт глубоко вздохнул и заговорил: — Давай я лучше расскажу тебе всё с самого начала. Я в любом случае собирался это сделать. Тебе, должно быть, интересно, почему сразу после приезда в Нью-Йорк я решил стать суррогатным отцом, — после растерянного кивка Хаммел продолжил. — Так что вот, всё с самого начала… это длинная история. Я родился, как ты знаешь в Лайме, и, естественно, мои родители сразу после моего рождения поняли, что я не такой, как большинство детей. Они оба отнеслись к моей особенности достаточно спокойно, не впадая в крайности, как, ну знаешь, многие, попавшие в такую же ситуацию, пытаются воспитывать сына как девочку или, наоборот, изо всех сил стараются сделать из него «нормального» мальчика. Плюс, отец потом сказал мне, что они поняли, что я гей, еще когда мне было три. Но когда мне исполнилось восемь, моя мама умерла от рака… — Мне так жаль, — сочувствующе произнес Блейн. Немного помолчав, Курт продолжил: — То, что я отличаюсь по той или иной причине, было понятно еще в начальной школе. Дети сразу чувствуют такое, поэтому издевки надо мной начались уже тогда. В конце средней школы о моей физической особенности узнал кто-то из учителей — раньше это указывалось во всех личных документах, и найти такие подробности было несложно. На следующее утро об этом знали уже все учителя. А потом кто-то рассказал одному и родителей. Ну и… это Огайо, и конечно вскоре об этом узнали и дети. Тогда начался настоящий ад… — Не могу поверить, что в двадцать первом веке такое случается, — задумчиво произнес Блейн, когда Курт сделал паузу. Он никогда не задумывался о жизни и детстве таких людей, как Курт, и всё сказанное имя наводило ужас. – Единственное за что я благодарен в те годы — это за поддержку отца, — продолжил Хаммел. Он чуть не разнес школу, когда выпытал из меня причины моего плохого настроения. За лето все немного улеглось, и в старшей школе меня хоть и донимали больше остальных, но уже не так сильно. В позапрошлом году у папы случился сердечный приступ, и он неделю пролежал в коме… После того, как он очнулся, я заставил его полностью изменить диету, чтобы не увеличивать нагрузку на сердце, но… это не помогло, — он сглотнул, и Блейн понял, что произошло дальше. — В этом году ситуация повторилась. Только на этот раз… — тонким голосом продолжил он и запнулся, опустив взгляд, полный непролитых слез. — О боже, Курт… — от бессилия Блейн не знал, что сказать или сделать. Он мог лишь обнять Курта, что и сделал, полуобернувшись, и круговыми движениями начал поглаживать его по спине. Тот дрожал, но так и не заплакал, видимо, изо всех сил пытаясь справиться с собой. Андерсон шептал ему утешительные слова, повторяя как мантру, вновь и вновь «всё нормально, я здесь», пока Курт мягко не отстранился, взяв себя в руки и уняв дрожь в теле, продолжил: — Прости, мне, наверное, не стоит сейчас нервничать, — слабо улыбнулся он. — Отец ненадолго очнулся перед… Я тогда обрадовался, думая, что всё прошло, и он меня не оставит, но сам он, видимо, чувствовал. Он заставил меня пообещать, что я, несмотря ни на что, поеду в Нью-Йорк, и как смогу поступлю в НЙАДИ. За те три месяца, которые он был в коме, нам пришлось потратить практически все семейные сбережения и продать тот самый «Навигатор» — медицинская страховка покрывала только основные расходы. И мне пришлось бросить хоровой кружок, чтобы успевать ухаживать за ним и помогать Финну в мастерской. Отец был механиком. Но я и сам был не в состоянии петь и веселиться… Не знаю, исполнил ли бы я его последнюю просьбу, если бы не Сантана. Она буквально силой потащила меня сюда. Вот уж от кого не ожидал такой помощи, так это от нее. Но у нее тоже есть своя выгода — снимать квартиру вдвоем дешевле, да и всегда есть кто-то знакомый под рукой. Она же мне и рассказала об агентстве. Ну, и вот. Так я и решился стать суррогатным отцом. Они разговаривали о семьях и о жизни в целом, и Блейн раскрывал для себя новую сторону Курта, уязвимую и ранимую, которую разрешено было видеть только близким и друзьям. Ему до сих пор было сложно говорить об отце — рана в душе из-за утраты еще кровоточила, слишком мало времени прошло с его смерти, но он с удовольствием рассказывал истории о маме, чудесной женщине, которая привила ему любовь к пению и мюзиклам, и имя которой он взял себе вторым после ее смерти. Конечно, «старый Курт», саркастичный и язвительный, тоже никуда не делся. Когда Блейн начал рассказывать о Купере, он поинтересовался тот ли это Купер Андерсон из его любимых в детстве реклам, а потом добавил: «Боже, и я тебя считал старым. Ему же уже, наверное… о, нет». Вообще Купер сейчас был узнаваемой персоной, всё-таки научившись сносно играть после нескольких провалов на прослушиваниях, но, конечно, не звездой первой величины. За последние годы они с Блейном сблизились, и он стал тем, кому в числе первых младший Андерсон позвонит, когда узнает новости о беременности. Стоило ему подумать об этом, как в кармане брюк завибрировал телефон, и секретарь на том проводе сообщила, что результаты анализа готовы. Время, проведенное наедине с Куртом, пролетело настолько незаметно, что Блейн даже удивился звонку. Такое чувство, что если бы их не прервали, то они вполне могли бы просидеть так до самой ночи. В его жизни никогда не было такого человека, с которым бы они понимали друг друга с полуслова — Уэс в основном слушал его и иногда вставлял свои комментарии (в основном о том, какой Блейн идиот), Себастиан… С Себастианом они уже долгое время почти не разговаривают, понял вдруг он. Не считая обычных бытовых мелочей, их отношения стали больше похожи на отношения партнеров по сексу. — Проходите, — прервала ход его мыслей женщина в белом халате, когда они вернулись в клинику и вошли в указанный кабинет. — Меня зовут Саманта Льюис, я акушер-гинеколог и буду вести беременность мистера Хаммела. — Стойте. Так…? — запнулся Блейн. — Да, поздравляю, мистер Хаммел беремен, — улыбнулась она. — Боже мой, Курт! У нас всё получилось! — на радостях Андерсон крепко прижал к себе шатена, вдыхая аромат его шампуня. Теплые ладони обхватили его в ответ, и Курт радостно засмеялся. — Поздравляю, будущий папочка, — прошептал он. — Спасибо тебе огромное. — Я не сделал пока ничего сверхъестественного. Поблагодаришь через девять месяцев, когда впервые возьмешь его или ее на руки.