Американская мечта

      Арин медленно опустилась на место, но стул предательски скрипнул. Хруст костей в ответ заставил сердце рвануться прочь — лишь бы здесь не оставаться.       Словно почуяв присутствие кого-то возмутительно живого, бункер начал просыпаться. Комната пришла в движение: пол расплывался трясиной, стены вибрировали, сбрасывая ошмётки краски и чешуйки ржавчины, точно отмершую кожу. Низкий гул растекался отовсюду, и Арин могла поклясться, что слышала сотни голосов, слившихся в один протяжный стон.       — Гордон, судя по показателям, у тебя паническая атака, — сообщил Эдем. — Успокойся. Я пытаюсь во всём разобраться.       Она шумно сглотнула, боясь ещё раз пошевелиться. Инстинкты же подбивали к очевидному порыву — бегству. Арин с тоской посмотрела на шнур, которым была прикована к терминалу: чтобы его выдернуть, нужно изрядно пошуметь и выглянуть в зал.       Нет уж, скорее ад замёрзнет.       «Это нереально», — повторяла Арин как мантру, но пока не могла успокоиться. Сердце гулко стучало до боли, норовя разорваться. Теперь она понимала, как наркоманы умирали под действием галлюцинаций. Всё, чёрт возьми, казалось настоящим!       Безопасная норма — чего бы то ни было — превышена, и её мозг не выдерживал.       Эдем не мог врать, только недоговаривать: значит, про контроль сознания — правда. Требовался триггер — например, включение генератора на полную мощность или употребление наркотического вещества. В прошлый раз на пароме она надышалась цветочной пыльцой, а в этот…       Арин опустила взгляд на пустой шприц и судорожно выдохнула. С чего она вообще поверила этикетке и честности довоенных лаборантов? Рядом с медикаментами стояли какие-то образцы — следовало сначала разобраться, что там было.       Эдем тем временем пытался докопаться до истины и совершенно не успокаивал.       — Последний записанный файл датируется моментом бомбардировки. Запущу его, нужно узнать, что здесь произошло! Хм… странно… Так, я перекачаю данные к себе. Потребуется время.       — Нет! — громким шёпотом взмолилась Арин. — Клянусь, скелет только что встал и пошёл ко мне! Выруби всё!       — Здесь, кроме тебя, никого нет. Подозреваю, что это защитная реакция системы на вторжение. — Затем вкрадчивая речь сменилась бормотанием. — Хотя стой, я что-то вижу — и мне это не нравится.       От безнадёги Арин попыталась выдохнуть ровно, но получилось что-то сбивчивое; лёгкие как огнём обожгло. Вряд ли она могла бы это контролировать. Треск костей тем временем приближался, разгоняя биение несчастного сердца. Арин припомнила, как Эдем уже злобно шутил в похожей ситуации, но сейчас она ему верила: мертвецы не могут ходить — для этого нужны мышцы, сухожилия…       Однако высушенная до состояния изюма макушка уже показалась из-за монитора. Перекошенная рожа зомби уставилась на Арин. И вдруг её осенило: всё началось, как только Эдем подключился к терминалу… Значит, это его работа!       Арин медленно сползла со стула и начала пятиться прочь от опасности. Провод натянулся, но она смогла взять оружие обеими руками.       — Что именно ты считаешь вторжением? — бормотала она, не сомневаясь, что он её слышал. — Уж не скачивание ли секретных данных? А теперь пытаешься от нас избавиться!       — Паранойя — признак острой стадии. Ты можешь потерять рассудок, если не успокоишься! — с раздражением ответил Эдем, проигнорировав обвинения — и это стало последней каплей. Рыкнув ругательство, Арин выстрелила, продырявив и терминал, и башку мумии. Взвившиеся искры едва не ослепили — вот это точно была реальность.       Эдема как с цепи сорвало — а вместе с ним и весь бункер. Голову точно тисками резко сжало, и Арин рухнула торсом на стол, приложившись лбом о край прогорающего терминала. Зато разъём оказался фактически перед глазами.       — Ты что творишь, идиотка?! — совершенно не по-джентльменски верещал Эдем. — Включи уже мозги! Я не мог…       Со второй попытки Арин выдернула шнур трясущейся рукой, и Эдем умолк. Осталось выключить то, что выжигало голову ужасом, и во всём разобраться, но прежде — выйти из архива без инфаркта. Однако в следующий миг костлявые пальцы обхватили её лицо.       По сути и драки не было — Арин словно втягивало в тёмную бездну кошмара, пока он не обрёл более или менее узнаваемые черты. В один момент комната замерла, и налёт времени исчез. Арин никогда не видела, как выглядит новая мебель, — даже в Убежище она была порядком изношена, — но невиданная белизна бумаги бросилась в глаза. Повинуясь порыву, Арин провела рукой по столу и не обнаружила никакой пыли. Мумия тоже исчезла.       Дверь распахнулась, однако на пороге стоял не Отем, а незнакомый человек в белом халате.       — Капитан Уоллес, персонал готов к эвакуации, но объект до сих пор в режиме трансляции!       — Ничего, я здесь закончу. Берите наш винтокрыл и улетайте. Было приятно работать вместе, доктор Томпсон. Удачи. Надеюсь, с коллегами вам повезёт больше, чем с нами.       Арин ничего не произносила, но строгий мужской голос звучал сквозь неё. Она будто была им и собой одновременно, служила рупором для чужой воли. Как одержимая.       — Спасибо! Благослови вас бог!       Доктор Томпсон не сдерживал слёзы и заламывал руки, тянул до последнего, словно стыдился того, что выживет, но вскоре убежал, подгоняя в коридоре всех, кто тащил на поверхность документы в коробках и казённое оборудование. Несмотря на подготовку и учения, солдаты в панике хватали всё, что не прибито.       Безлюдный бункер казался чужим и даже враждебным. Когда свет померк, и шум запасного генератора стал напоминать утробное рычание озлобленного зверя, Уоллес остался один — если не считать Арин, которая ничего не могла сделать. Руки мелко тряслись, в горле пересохло и тянуло выпить, но он хотел встретить смерть трезвым — и на своих условиях.       Как капитан тонущего корабля, он неспешно прошёлся между столами, взглянул на именные золотые часы — осталось меньше пяти минут до удара — и сел за стол. Решительным движением он схватил пистолет, приставил дуло к виску и надавил, чтобы не промахнуться из-за дрожи.       Арин ощутила холод металла и потянула спусковой крючок, но выстрел не последовал: механизм, который двести лет не смазывали, накрепко заклинило. Однако его отчётливый хруст заставил замереть кровь в жилах. В реальность её вытолкала резкая, ослепляющая боль в запястье.       Первый раз в жизни Арин видела Отема испуганным. Заметив её замешательство, он снова резко вывернул ей руку и заставил выронить пистолет. С глухим стуком тот упал на пол, и наступила гробовая тишина. Лишь сейчас Арин начала понимать, что пыталась сделать.       — Так, хорошо, — произнёс Отем, глядя ей в глаза. — Теперь медленно встань, смотри на меня.       Мгновенная догадка окончательно выбила из галлюцинации: конечно же, она сидела на останках капитана Уоллеса. Время его не пожалело и сокрушило кости до приемлемой мягкости и тленности, но всё же Арин ощущала какие-то острые края и не желала знать, что это было.       Морщась от боли, она крепко вцепилась в Отема и поднялась на ноги. Для человека, который только что пытался вышибить себе мозги, Арин неплохо себя чувствовала, даже сонливости не было.       Видение казалось настолько реалистичным, что выбивало из колеи логику и здравый смысл. Она могла воскресить вчера в памяти знакомые лица, но не придумать же целый сюжет про чужую жизнь! И тем более она не стала бы стрелять в себя.       Арин решительно потянулась к останкам, но Отем дёрнул её за рукав — либо решил, что она не пришла в себя, либо его воротило от брезгливости: серая пыль с трупа взвилась в воздух.       — Я должна проверить, что не спятила! — с жаром возразила Арин, однако Отем был непреклонен.       — По-моему, ты только углубляешь уверенность в этом. Посмотри на себя! — Он выбил облако пыли из её куртки и добавил намного мягче, с мольбой: — Пожалуйста, прекрати. Тебя нужно вывести отсюда.       Арин помассировала ноющие виски — здесь могла быть дырка от пули, — пытаясь вспомнить хоть что-то через пелену ложных воспоминаний, и сокрушённо выдохнула. Взгляд словно нарочно пытался выцепить пистолет на полу как доказательство вспыхнувшего безумия.       Несмотря на полное замешательство, Арин спокойно позволила вывести себя из архива в фойе, и на открытом пространстве словно бы стало легче дышать. Возможно, Эдем тут не врал: спокойствие «лечило» от действия излучения. Отем казался бледнее обычного, но собранным.       Между их сцепленными ладонями змейкой проскользнула влага, и Арин, вздрогнув, заметила кровь на рукаве — от сорванной в спешке иглы. Сейчас она могла лежать мозгами наружу, а Отем бы даже не узнал о причине. Он крепко обхватил её руку, словно и сам нуждался в поддержке. Может, Арин бы ответила — если бы не сосредоточилась на сдерживании рвотного позыва. Запоздалая истерика билась в тонкое стекло контроля над собой, припоминая по списку все пункты, где Арин уже оступилась.       Однако папа всегда говорил, что большую часть исследований занимают провалы. Без неудач не понять, в каком направлении стоит двигаться. Арин зацепилась за эту мысль и повернула свою проблему иначе: как вообще возможны такие реалистичные галлюцинации? Технология напоминала искусственную реальность Брона, где не требовались шлем и капсула.       Картинки были живыми, полными несовершенств — настоящими воспоминаниями. Последние мгновения жизни оставили след, будто тени на стене после ядерного взрыва, и до сих пор вертелись отголосками — звуками, биением сердца, запахом пороха. Что-то ещё билось на краю воспалённого сознания, но Арин пока не могла ухватить мысль. Она знала одно — это очень важно.       А главное — что нашёл Эдем, раз мгновенно обернулся против неё? Что будет делать с этой информацией? Перспективы рисовались прямо-таки жуткие: ведь он уже экспериментировал с контролем людей, но топорнее, а здесь — словно подарок получил на блюдечке! Возможно, он и довёл Арин до Содружества в надежде получить доселе недоступную технологию.       Отем буквально протащил её по лестницам и вывел на солнечный свет. Свежий воздух, казалось, сдул последние всполохи тумана в мыслях, оставив чистую благодарность. Арин облокотилась о стену мастерской, за ширмой которой прятался бункер, и сползла на пол, а Отем опустился рядом, мягко приподнял её лицо за подбородок и осмотрел саднящую шишку на лбу.       Для одержимой она легко отделалась — убедившись в этом, Отем наконец выдохнул и, выждав невыносимое мгновение, сгрёб Арин в объятия. Пальцы робко коснулись её волос, вызвав волну колких мурашек, а его дыхание коснулось уха и мгновенно воспламенило душу.       — Боже, я чуть не потерял тебя. Прости, что втянул в это. Надо было ещё вчера развернуться и не лезть в пекло.       От такого признания сердце окончательно повело, и Арин, отстранившись, сбивчиво выложила всё как на исповеди:       — Это всё я — запустила сюда Эдема. Он сказал, что Анклав тайно экспериментировал с контролем сознания, а потом решил скопировать данные к себе. Я хотела помешать, и тут же началось… — Арин шумно сглотнула, не найдя подходящих слов, кроме нецензурных. — Я конкретно облажалась!       Лицо Отема прояснилось, и на миг показалось, будто в его взгляде промелькнуло облегчение.       — Я даже рад, что он первым туда заглянул, пусть наслаждается. Мы должны придать огласке все данные, которые пыталась спрятать секретная служба.       Арин поспешила с выводом, будто на него не подействовало внушение: как оказалось, Отем спятил даже больше. Её настолько потрясла его спокойная реакция, что голос сорвался на фальцет:       — Ты хоть представляешь, к чему это приведёт?       — Знаю, поэтому до сих пор сомневаюсь, но подумай: сколько похожих комплексов было? — В порыве спора Отем развернулся к ней лицом к лицу и принялся жестикулировать здоровой рукой. — В истории Анклава полно вырванных страниц, и многое мы предпочли скрыть: перевороты, чистки, изоляцию, эксперименты на людях. По нашей вине вырвался ВРЭ…       Захотелось взвыть и уползти в глубокую нору, лишь бы не слышать больше, как Отем нагружает себя сверх меры. Для человека, который впервые открыл глаза, он до сих пор тяжело принимал действительность.       — Это не наша вина! Не перекладывай грехи двухсотлетней давности!       — Но забывать об этом не стоило — или делать вид, будто ничего не было. Раньше я надеялся уничтожить прошлое вместе с Эдемом, чтобы начать с чистого листа, а теперь сомневаюсь в мудрости такого решения. Я бы придумал свои легенды, как все делали, поколение за поколением. И сколько ещё мы продержались бы на лжи?       Арин шокировано раскрыла и закрыла рот, не придумав ничего в ответ. Устремлённый на неё взгляд был искренен и серьёзен. Она едва узнавала в нём тень Отема из Рэйвен-Рок, хотя память о нём давно начала стираться. Арин сама сильно изменилась — и до сих пор не могла описать, кого видела в зеркале.       Одно она знала точно: что не хотела смерти последним небезразличным ей людям.       — Честно, я уже ничего не понимаю. Всё слишком сильно закрутилось. Нужно отдохнуть и подумать — подальше отсюда.       Арин отстранилась и смахнула с лица выбившиеся волосы. Должно быть, вид у неё был дикий. Но Отем был не краше: мешки под глазами уже олицетворяли тяжесть очередной невыносимой ноши. Только на сей раз он возомнил себя то ли революционером, то ли просветителем и вёл себя так, словно в любой момент можно было вернуться в Столичную Пустошь, скинуть самозванца и вернуть жизнь, которую Арин раньше не ценила — когда они ютились в маленьком измерении его кабинета и назло друг другу переключали радио.       Только прошлое не вернуть — может, и к лучшему. За неделю с лишним в Бостоне они разговаривали больше, чем за все годы в Филадельфии и Вашингтоне — и только поэтому Арин ещё не убежала в закат, сверкая пятками. Хотя бы отчасти. Спасти отца в одиночку она тоже не могла, а Отем дал слово помочь.       — Разумеется, — отозвался он, уже не глядя на неё, словно устыдился порыва и своих слов. Очень кстати нужно было снова опечатать дверь в адский бункер — чем он и стал заниматься, поскольку ни у кого не возникло желания лезть обратно в поисках кнопки самоуничтожения. — И не кори себя, мне тоже хотелось верить Эдему, — добавил Отем, не оборачиваясь.       — Самое время сказать: «Я же говорил».       — Не скажу.       Тяжело вздохнув, Арин тоже поднялась на ноги, ощущая усталость, но никак не чужое присутствие в своей голове. Передышка помогла хоть немного абстрагироваться от привкуса металла во рту, словно последнее мгновение жизни капитана Уоллеса навеки отпечаталось в сознании.       Эдем очень некстати стал хаотичной переменной в и без того сложной ситуации. Арин грызла себя, размышляя, где ещё могла проглядеть опасность и впустить его слишком далеко. Возможно, Аркейд уже разобрался, как работала их странная связь, и принял меры: к счастью, он никогда не доверял Эдему. Оставалось только дожить и надеяться, что до их возвращения не начнётся очередная миссия по очистке человечества.       Арин без зазрения совести наблюдала, как кряхтел Отем, пытаясь вставить фальш-панель на место, чтобы декорация казалась настоящей, но не ради сочинения будущих шуток. Иллюзия уже была разрушена — зрители подловили её, но пока не могли сказать, где именно их обманули.       — Что-то тут не сходится, — озвучила она то, что давно грызло. — Я видела, как эвакуировали персонал — так почему никто сюда не вернулся? Все просто забыли о важном открытии?       — Может, не стоит использовать галлюцинации как неопровержимые факты? Я думал, учёный среди нас ты, — проворчал Отем, навалившись на заевший рычаг; поморщился от боли, но ничего по этому поводу не сказал.       — Возможно, Институт не добрался до бункера из-за этого излучения. Раз синты нестабильны психически, то сходили бы тут с ума.       Отем пожал плечами.       — Я бы сам не рискнул его использовать. Непредсказуемое оружие не будет делать исключений и пережарит всех.       — Будто ядерные удары можно контролировать: ветер разнесёт облака по всей планете, — заметила Арин без энтузиазма. — И всё-таки хотелось бы взорвать тут всё подчистую. Теперь я спать нормально не смогу, зная, на что эта штука способна.       — Поддерживаю, — произнёс Отем и устало вздохнул: предстоял трудный обратный путь ни с чем.       Он мог сколько угодно размышлять о новом будущем, но тоже с трудом мирился с прошлым. От исследований веяло безумием, словно люди здесь с самого начала жили в галлюцинациях, раз вообразили рай без свободы воли на ядерном пепелище. Однако если воспоминания Уоллеса — правда, то он спас кучу жизней перед реальным апокалипсисом. Не все в Анклаве — злодеи, кто бы мог подумать?       Кем был Отем — Арин пока не знала. Его откровения в чистом виде могли угробить всё то, что удалось отвоевать, но сама идея ей нравилась. Многие проблемы в Анклаве упирались в жёсткую внутреннюю политику — и Крегер своим возвращением уже сдвинул древние правила с мёртвой точки. Но всё это хорошо в фантазиях.       Со звонком Аркейду пришлось повременить, поскольку Арин не знала, как отреагирует Эдем — ведь он точно услышит. Подвергать опасности Квинси она не могла. В принципе осточертело думать о политике и всего бояться. Здесь и сейчас в Содружестве лес горел осенними красками, как на картинках. И чем дальше они отдалялись от мрачного Салема, тем ярче всё казалось, словно кто-то резко переключил цветовую гамму с унылой грязно-серой.       Возможно, потому что она выжила, увернувшись от пули. Арин зябко повела плечами, любуясь, как тёмная река разбивалась о камни и пенилась.       — Здесь спокойно, — произнесла она, вдыхая сладковатый влажный воздух. Удивительно, но вода в Содружестве почти не фонила, так что Арин с удовольствием окунула руку и тут же отдёрнула. — Ледяная, — проворчала она, и Отем едва заметно усмехнулся. Его рана почти затянулась, но напрягать мышцы всё равно было болезненно. Вместо того чтобы идти спокойно, Отем разминал руку, шипя проклятия.       — Когда-то я думал, что однажды уйду в отставку и буду жить в подобном месте — подальше от людей, в новом прекрасном мире. Но из года в год ничего не менялось.       — И поэтому ты решил себя похоронить? Так же нельзя! — произнесла Арин с жаром, а затем бездумно добавила: — Дело в Лауре?       Отем и бровью не повёл и ответил невозмутимо:       — Нет, дело во мне — и влиянии, которое я оказываю на людей. Помнишь, ты говорила, что я пытался тебя переделать? Теперь считаешь иначе?       — Говорила — потому что ты вёл себя как мудак и думал только о своей революции. Ты и сейчас о ней думаешь.       Мгновенно кольнуло сомнение — следовало ли так в лоб выражаться, — однако Отем, задумавшись, снова её удивил:       — Мудаком ты звала меня чаще, чем по имени. Почему?       — Я не буду произносить этот кошмар! — Арин взмахнула руками, словно пытаясь всеми силами передать степень отчаяния. Её нещадно трясло от волнения, а щёки снова предательски горели. — Твои родители — изверги!       Он ушло задавал щекотливые вопросы, когда Арин не могла подготовить ответ заранее, злил её и отчего-то больше веселился, точно заряжался её гневом. Впрочем, и теперь она злилась недолго — больше краснела со стыда: Отем в очередной раз доказал, что всегда внимательно её слушал. Наверное, при его работе не могло быть иначе.       — Будто Арин — нормальное имя. Вроде бы французское?       — Оно хотя бы короткое! А ты… Август Осень? В детстве часто дразнили? Неудивительно, что ты вырос таким кошмарным…       Она редко слышала его смех, а тем более было приятно видеть Отема вновь расслабленным. По лицу читалось желание сказать что-то ещё, однако Арин не желала слышать, поэтому дурачилась по полной — ей так хотелось. Рефлексия, как она знала, проявлялась в разных формах отрицания.       Со стороны они наверняка казались обычной парой, прогуливающейся вдоль реки. Правда, мусор и остовы сгоревших автомобилей портили вид, но то — мелочи. Арин подбирала сорванные ветром жёлтые листья, рассматривала структуру и жадно изучала аномалии. С наслаждением вдыхая свежий воздух, она сожалела, что папа не мог видеть эту красоту. Его родной мир станет зелёным очень нескоро.       Наверное, только благодаря миролюбивому виду их не подстрелили. Отем заметил человека с винтовкой, когда тот сам решил показаться. Он стоял на противоположном берегу, так что Арин могла лишь зацепить его выстрелом.       — Куда путь держите? — прокричал он, поднеся ладонь рупором.       Отем встал с недовольным видом, уперев руки в бока, но Арин уже не видела смысла бегать и прятаться на открытом месте.       — В Даймонд-сити! — выкрикнула она, на что мужчина покачал головой.       — Я перекину мост, погодите!       Он скрылся в кустарнике, и Отем достал пистолет. Арин не стала ничего говорить против: слишком часто надеялась на чужое благоразумие. Правда, когда вслед за мужчиной появился худощавый мальчик лет двенадцати, Отем сам опустил оружие.       Они вынесли пандус, сбитый из дверей и досок, и кинули на скользкие речные камни для упора. Мальчик держался в стороне, а мужчина хоть и держал винтовку, но направленной в землю. Отем пошёл первым и подал Арин руку.       — Здесь гулять не стоит — места опасные. Дальше на востоке засилье рейдеров и супермутантов. Поэтому мы охраняем границу вдоль реки.       — Разумно, — заметил Отем, — но нам повезло с ними не столкнуться. Благодарю за помощь.       Арин про себя усмехнулась его мгновенному преображению в обаятельного собеседника с безупречными манерами. Простое «спасибо» в пустошах звучало редко, а уж заковыристое «благодарю» и вовсе удивляло обывателей.       — Меня зовут Хэлл Прайс, а это Роб, мой сын.       Диковатого вида пацан буркнул: «Здрассте».       — Дэвис, — коротко ответил Отем и пожал руку новому знакомому.       — Просто Дэвис?       — Моя прекрасная спутница считает, что моим именем можно пытать, поэтому облегчу вашу участь.       Натянуто улыбнувшись, Арин представилась и подтвердила его слова, отчего Хэлл громко расхохотался и признался, что понимает, как никто другой. Затем он предложил остановиться в их общине, но с условием отработки за еду и кров. Уговор звучал справедливо, да и выбора особо не было.       Их встретил двухэтажный покосившийся дом, который поддерживали ремонтом изо всех сил. Вдалеке среди деревьев Арин заметила ещё несколько сооружений и длинную теплицу, вдоль которой летал «Мистер помощник», а значит, местные жители неплохо жили. Хэлл представил своего старшего сына Эда, и тот, встрепенувшись, заинтересованно уставился на лазерную винтовку у Арин.       Вскоре он уже хвостом бегал то за ней, то за Отемом-Дэвисом и расспрашивал об их «приключениях». Побитый вид и тоска по сну во взглядах его нисколько не смущали. Арин понимала, почему молодёжь мечтала сбежать куда подальше с таких ферм, наслушавшись по радио историй о Курьере или Избранном. Даже из отца ТриДогНайт умудрился сделать живую легенду, которая имела мало общего с реальностью. Приключения сулили не только богатства, но также лекарство от вечной скуки и мысли, что жизнь пройдёт бесцельно и кончится бесславно. Все в юности боятся этого.       Вряд ли Эд поверил бы, что прославленному полковнику Отему больше нравится рубить дрова на заднем дворе фермы его отца, чем сражаться с Братством Стали. К слову, его многострадальная рука ещё доставляла неудобства, но вполне сносно функционировала.       В перерывах Отем разгибался, разминал плечи и осматривался по сторонам задумчивым взглядом — видимо, присматривал дом для будущей отставки. По крайней мере, Арин нравилось так думать. Уж очень гармонично он смотрелся с топором в руках, взъерошенным и полным сил, несмотря на сумасшедший день.       Нет, Арин определённо хотела такие же импланты, как у него.       Сама она отправилась к вожделенной теплице под присмотром жены Хэлла Сьюзан и «Мистера помощника». Пип-бой на её руке, как всегда, стал пропуском без лишних вопросов. Пробелы в знаниях также списывались на жизнь под землёй, но Арин всё хватала на лету и с огромным удовольствием пачкала руки, игнорируя перчатки.       Счётчик Гейгера молчал. Земля здесь была живой, богатой, чистой — по меркам Столичной пустоши уж точно, — да и местную реку Арин уже проверяла. Во время войны на Бостон точно падали ракеты, но не так кучно как дома. Все, так сказать, сливки достались городу. Наверняка по всему побережью полно таких же диких мест — и везде легко затеряться.       Остаток дня пролетел мгновенно. Пока Сьюзан готовила ужин, а Хэлл с Эдом ушли с очередным обходом к реке, Арин приняла душ и переоделась. Смыть кошмары прошедшего дня не вышло, разве что приглушить сладкой болью в мышцах. На раздумья о вечном сил тоже не осталось. Однако Отем сосредоточенно ковырялся в старом генераторе, словно всё не мог успокоиться.       Арин потянулась и уселась рядом на лавочку. Только цикад не хватало для волшебного вечера, но осенью лес готовился ко сну.       — Передохни. Думаю, ты своё отработал за двоих.       — Мне не сложно, даже нравится, — отозвался Отем, растягивая слова, пока крутил что-то гаечным ключом. Полудохлый фонарь едва освещал его руки. — Напоминает учебку. Нас тогда на всё бросали: техника вечно ломалась. Ещё помогает собраться с мыслями, — добавил он погодя, — что сегодня я разрушил проклятую традицию и не убил единственного человека, который в меня верит.       Голос звучал так буднично, словно все эмоции давно отмерли. Арин замерла, боясь пошевелиться и разрушить хрупкое доверие. Отем казался ужасно одиноким и уязвимым, но даже сейчас он гордо держал спину, не жаловался, а словно констатировал факт.       — Ты не виноват в том, что сегодня произошло, — чётко произнесла Арин, и он поднял на неё взгляд, прищурив один глаз из-за слепящего света фонаря.       — Разве? Нет, я уверен, что виноват, но сожалеть бессмысленно. Прошлого не вернуть. Можно лишь принять последствия и двигаться дальше. Так говорила Лаура, но я её никогда по-настоящему не слышал. — Отем долго молчал, собираясь с силами, а заговорил совершенно другим низким голосом. — Я бросил её и даже не подумал спасти, пока она вытаскивала из огня других. Это даже хуже убийства.       Отем поднялся не без усилия, словно все прожитые годы вдруг навалились разом. Арин наблюдала за ним, ощущая прилив постыдной жалости.       — Расскажешь о ней? — осторожно предложила она. — Может, станет легче.       Как и она, Отем вряд ли хоть с кем-то говорил о столь личном, поэтому он долго растерянно чесал затылок гаечным ключом.       — Да не о чем рассказывать. Я был кадетом, Лаура — инструктором, затем и моим наставником. Она никогда не делала поблажек, не выделяла меня из-за фамилии. Наверное, я больше влюбился в её отношение ко мне. Мы много говорили — об армии, чести, долге, но начистоту, а не как вдалбливалось в учебке.       Значит, не только Арин после утраты нашла близкую замену. От таких рокировок веяло чем-то болезненным, но она не стала копаться в мутной луже домыслов.       — Она мне уже нравится.       — Вы похожи. Хотя стоит ли удивляться? — Отем вздохнул, словно устал бороться с этим проклятием — своевольными женщинами. Однако пришёл черёд самой мрачной части истории. — Лаура погибла вместе со старым Анклавом, который вечно критиковала: спасла кадетов ценой своей жизни.       Арин прекрасно знала, как патриотизм вымарывал значимость отдельной личности, насколько сложно противостоять ему в одиночку. Поэтому ей так нравился Крегер — за смелость в первую очередь, — пусть многие и не понимали его силы.       Анклав прошлого ярко блистал под кровавой звездой, но лишь те, кто родился в Рэйвен-Рок и только слышал истории, с теплотой о нём вспоминали. Может, прав Отем, что решил разрушить эту затянувшуюся сказку, продолженную Эдемом.       — Она видела в людях только лучшее — и в тебе тоже, — Арин умудрялась говорить отстранённо, хотя с трудом сочувствовала тем, кто не отличил Отема от синта, а её ненавидел за происхождение. Похоже, их мысли на этом сходились.       — Зато я не вижу, во мне нет её эмпатии. Легче отдавать приказы, не думая, что обрекаешь хороших людей на смерть. Делать то, что необходимо — вот оно, моё проклятие. Я никогда не желал передать его кому-то, тем более тебе. Вряд ли я вообще уже способен что-то чувствовать.       Наконец до Арин дошло, к чему вели все эти окольные пути объяснений. Возможно, попыткам Отема объясниться в чувствах и внутренних противоречиях мешали запахи еды из кухни. Действительно, только цикад не хватало, чтобы выразить неловкость повисшей паузы. Арин произнесла на выдохе:       — Раз так, то почувствуешь ледяную воду, если сейчас же в душ не отправишься.       Как ни странно, такой угрозы он действительно испугался и быстро ретировался, а к ужину явился опять другим человеком — самым приветливым гостем в Содружестве. Внимание всего семейства Прайс было украдено, но Арин не возражала и хмуро рассматривала три кастрюли с едой, до которых пока не могла дотянуться.       Вечно Отем бередил душу и как рубильником переключал настроение. Ещё и мысли снова вернулись в бункер, как только Хэлл предложил помолиться. Его сыновья и жена сложили руки, прикрыли глаза и забубнили благодарности господу за еду и крышу над головой, хотя сами себя обеспечивали всем этим. Под её веками же был выжжен символ в пламени, а слова капитана Уоллеса отозвались эхом: «Надеюсь, с коллегами вам повезёт больше, чем с нами».       Несмотря на дружелюбность Прайсов, не покидало ощущение неправильности, словно всё вокруг было больным, извращённым. Арин содрогнулась, смахнув наваждение, и наконец положила себе варёного картофеля с мясной подливкой. Отем по правую руку благодарил за двоих и вызнавал у Хэлла про Салем. Впрочем, ничего особо нового они для себя не услышали: местные верили в ведьмовские проклятия, а в музее, посвящённом им, будто бы жил Дьявол. Словом, лучшего места для маскировки экспериментальной установки было не найти — уж в этом Анклав точно преуспел.       Как оказалось, Хэлл заметил напряжённость между своими гостями. Будничным тоном вслед за хвастовством о богатом урожае он произнёс:       — На родственников не похожи. Женаты?       Отем чуть не подавился, затем вдруг заулыбался и зыркнул на Арин.       — Что-то вроде того.       — Когда-то было, — елейно дополнила она, и Хэлл просто засиял.       — Я так и знал: только бывшие обмениваются такими уничтожающими проникновенными взглядами. Ну, как бы там ни было, гостевая комната у нас одна.       По крайней мере, Арин больше не переживала о нездоровой религиозной атмосфере и сгущающейся тьме за окнами. Почему-то в Столичной пустоши ночи казались светлее, а местные, скорее, напоминали Филли. Арин до последнего тянула, помогала Сьюзан с уборкой, но бодрствовать вечно не могла.       Что страшнее — теперь она с трудом выносила одиночество и боялась вновь потерять над собой контроль. Тревожность исчезала даже на виду у Прайсов. С Отемом же всё было сложно: на него просто нельзя было смотреть спокойно. Ни один человек на её памяти не вызывал столько равнозначных противоречивых чувств.       Арин вошла в комнату и застала Отема за расчленением лазерных винтовок рыцарей. Из разных частей, разложенных по пледу, он собирал своего монстра Франкенштейна. Торшер с мутным от пыли стеклом был здесь единственным источником света.       Цепкий взгляд тут же ухватился за прижатую к торсу руку, и Арин, вздохнув, поплелась к аптечке. Отем сгрёб запчасти обратно в сумку и заявил:       — Занимай кровать, я буду спать на полу.       — Ты в своём уме? Утром проснёшься с воспалением лёгких. А рука что? Снимай рубашку!       Все пациенты — от рядовых до офицеров — одинаково избегали осмотров и опасались уколов, как малые дети. Но Отем хотя бы уже не спорил и, кряхтя от неприятных ощущений, по команде выпутывался из рукавов. В Арин же вселяли уверенность чувство власти и хоть какое-то занятие по делу.       Она придирчиво осмотрела предплечье, отёк с которого полностью сошёл, а также синяк на сгибе правой руки, откуда Отем в спешке вырвал иглу.       — Это не смертельно, — пробормотал он, но Арин всё равно смазала ранку мазью — так мягко, как только могла. Её вид пробуждал волны нежных чувств куда сильнее, чем любые неловкие признания.       Странно, но они почти не касались друг друга, когда вспыхнула их мимолётная связь, которую даже интрижкой не назвать. Словно избегали этого, боялись довериться. Арин уж точно: слишком велика была пропасть, чтобы шагать безрассудно. Привязываться к живому человеку, а не символу, куда проще.       Поэтому она решила начать их новое близкое знакомство с самой малости: не убрала руку, а медленно обвела пальцем синяк и повела вдоль вены по предплечью.       — Видишь, вот доказательство того, что у полковника Отема есть чувства. А какой самый быстрый путь к его сердцу?       — Через пятое межрёберье по левой среднеключичной линии туловища. Ты же врач — должна знать.       — Ты сейчас… пошутил? — с каждым словом Арин улыбалась всё шире и шире. Серьёзная мина Отема тоже не выдержала, высвободила уязвимую человечность — и в этот момент для неё он был идеальным.       Пришлось подавить хохот, чтобы Прайсы не выкинули их из дома. Арин закрыла аптечку и убрала в рюкзак. Пока она снимала куртку и сапоги, Отем молча её рассматривал, опёршись спиной об изголовье кровати. Словно они постоянно так заканчивали день.       Когда же Арин стянула водолазку и осталась в полупрозрачной футболке, Отем отчётливо выдохнул за спиной и сам зашуршал одеждой. Свет погас, и темнота уже не казалась опасной — напротив, солидарно прикрыла поношенное исподнее, которым не очень-то хотелось светить. Джинсы она снимала уже сидя, не рискуя потешно грохнуться от нервозности.       Отем залез под ледяное одеяло и увлёк Арин к себе под бок, обдав жаром. Робость попыталась сковать по рукам и ногам, но разгорающееся желание подталкивало к продолжению исследований. Пальцы игриво рисовали узоры на его коже, но не лезли под футболку, прикрывающую шрамы — вряд ли Отем хотел, чтобы Арин их видела. Сам он лежал неподвижно, ни к чему не склоняя и всем видом демонстрируя, что не против просто отдохнуть, но взгляд, разрезающий ночную тьму, неотрывно следил за её лицом.       Приподнявшись на локте, Арин медленно — и, как ей казалось, неуклюже — вскарабкалась сверху и замерла, обозначая свою власть и правила:       — Расслабься. Мы в отпуске. Что случится в Содружестве — останется в Содружестве.       Отем незамедлительно переместил руки ей на задницу, подарив ответ, которого она жаждала. Арин склонилась над ним и впервые поцеловала первой — сначала невесомо, пробуя на вкус новые ощущения, затем напористо и забывая вдохнуть. Жар уже плавил её, вынуждая похотливо выгибаться, но спешить не хотелось. К тому же усталость вряд ли позволила бы им сильно активничать.       — Главное, не убей меня, — выдохнул Отем, когда Арин сползла ниже и прочертила линию к паху.       — Это на следующий раз.       Хотелось думать, что утром они не останутся одинокими незнакомцами, но Арин не спешила загадывать. По крайне мере сейчас она сильно старалась показать Отему важность личных желаний, чего он пытался себя лишить. Опыта ей, конечно, не хватало, но она брала исследовательским интересом и упорством, следила за реакцией, частотой дыхания.       Много времени ему не потребовалось, чтобы обмякнуть в её руках, но через пару мгновений Отем резко опрокинул Арин под себя и раздвинул ей ноги. Нежные прикосновения мгновенно превратили кости в желе. Арин никогда не была настолько возбуждена и сама насаживалась на пальцы, уткнувшись носом в шею Отема и тяжело дыша. Разрядка накрыла быстро, мощно и мгновенно налила свинца в веки.       Зато они точно согрели ледяную постель. Отем накрыл Арин одеялом и прижался сзади, по-хозяйски обвив талию рукой. Слушая его дыхание и громкий стук сердца, она впервые ощущала эйфорический, удушающий восторг. Жаль было лишь, что они не позволили себе изведать его раньше.       О доме на отшибе тоже приятно мечтать, когда его нет, а в реальности в нём было холодно, сыро и небезопасно. Видимо, для полноты фантазии не хватало правильного человека, который бы согрел в самые страшные ночи. Вместе выживать куда проще.