"Вечный союз"

4 марта 1947 года. Кёнигсберг. Ивана отвлек от своих мыслей знакомый голос. К нему подошел Германия и положил руку на плечо. - Брагинский. Россия повернулся. В своих руках он держал подсолнечник и бутылку водки. Одет Иван был, как обычно - в свой плащ, и шарф. Неизменный атрибут себя любимого. - А? Что? Германия стоял в черном, одна его рука лежала на плече Брагинского, а второй он теребил галстук на шее. - Идешь прощаться? Россия улыбнулся. - Я сейчас. Когда Брагинский зашел в помещение, то там никого почти не было. Только в сторону от него ушла Балтийская троица, и о чем-то странно перешептывалась. Одного взгляда России хватило, что б все трое вжались в свой угол и дрожали там. Медленными твердыми шагами Россия подошел в центр комнаты, где стоял гроб, в котором лежал Гильберт. Пруссии не стало 1 марта 1947 года. И вот его похороны. По особому договору страну было необходимо устранить, и это было приведено в действие. Знал ли Иван об этом? Безусловно - знал. Ведь его рука не дрогнула, когда он сам, своей рукой подписывал приговор возлюбленному. А сейчас Пруссия лежит в гробу в своем парадном костюме, сложив руки на груди. Бледнее, чем обычно, лицо альбиноса застыло в одном выражении лица. Красные глаза спокойно закрыты. Не очень приятно осознавать, что больше Гильберт никогда не встанет. Он не будет бегать, орать нецензурными словами, а вечером втихаря ходить на свое любимое место и кормить там цыплят. Не будет больше жарких ночей с Брагинским, когда есть только он, он и много алкоголя. Иван стоял у гроба Гильберта и смотрел. Кто-то додумался на него сверху посыпать лепестки белых роз. Брагинскому не понравилось, да и Пруссии тоже. Одним движением Россия смел с его костюма белые лепестки, и слегка увядшие, они все опали на пол. С неким остервенением Иван рвал лепестки подсолнечника и сыпал их на усопшего. Цветы разлетались в стороны. Маленькие желтые огоньки. Казалось, они вовсе были здесь ни к чему. Но... Когда лепестков осталось немного, Иван прекратил рвать. Он слегка приподнял руку Пруссии и положил, то что осталось от цветка, на грудь. Россия достал из кармана бутылку. Открыл и выпил почти половину всего содержимого залпом. Когда он развернулся и уже собирался уходить, единственное, что произнес Россия, растянув при этом на лице свою маниакальную улыбку. - А все равно твои земли будут моими, Гильберт. Шатаясь слегка, Иван побрел к выходу, по пути разогнав обратно Балтийскую троицу по углам.