Хироки
Когда это началось? Когда вместо нежности и любви я стал видеть в его глазах досаду и раздражение? Не помню... Как стыдно, неужели я настолько невнимателен к нему?! Наверняка. Иногда я так погружен в работу, что вообще с трудом замечаю окружающую действительность. Это непозволительно, я должен быть внимательнее к Новаки, я ведь столько раз обещал себе это! Но всё же... Когда? Одно точно: это уже не впервые. Он устал от меня? От моего замкнутого характера, вечной занятости? Возможно. Значит ли это... значит ли, что он остыл ко мне, разлюбил, что я надоел ему? Н-нет, наверное, нет... Не думаю... Скорее всего, я снова выдумываю что-то несуразное, как в тот раз, когда напридумывал, что он изменяет мне со своим семпаем. Наверное, он просто устал, ведь у него такая сложная учёба, плюс практика и подработки. Сколько раз говорил ему, что он так в гроб себя загонит, но разве этот упрямец слушает хоть кого-нибудь?! Вбил себе в голову, что должен «догнать» меня, и вкалывает на износ. Да ещё эта традиция готовить завтрак по очереди! Нет, это действительно ужасно мило, но... если он так устал, то зачем это самоизнасилование?! Я что, дитя малое и не смогу перекусить чем-нибудь сам или потерпеть до обеда? Самая настоящая глупость и ослиное упрямство, вот что это такое! А виноват я получаюсь! Вместо того чтобы лечь спать, он готовит этот идиотский завтрак, да ещё на меня же и злится! Не так уж я и давился... может, немножко, совсем капельку. Ну вот! Теперь я и сам весь на нервах, а впереди такой сложный и ответственный день!Новаки
Когда это началось? Когда Хиро-сан стал... раздражать меня? Как-то всё это исподволь происходило, накапливалось понемногу... Я помню, я знаю, что люблю только его, что он самый главный человек для меня, но... Интересно, это нормально, вообще? Ну, просто мы уже столько времени вместе, может, именно поэтому я всё больше и больше раздражаюсь на несовершенство моего любимого? Наверное, да, ведь мы же живые люди. Просто иной раз я с ужасом ловлю себя на том, что он меня... бесит! Нет, не так — БЕСИТ! Утешает только одно: я думаю так не всегда. Обычно я всё же люблю его сильно-сильно, но мне так не хватает его внимания, элементарной заботы, капельки нежности! Не сухого «Одень шарф, замёрзнешь!» и не очередного завтрака, а... объятий, немного большего, чем обычно, количества поцелуев; желания посмотреть телевизор, лёжа у меня на коленях или, наоборот, дав полежать мне. Каких-то таких же мизерных, но очень важных знаков внимания. Я знаю, что Хиро-сан ужасно застенчив. Но сколько же можно стесняться! И я всё чаще и чаще начинаю думать, что дело совсем не в этом. Дело в том, что он просто сухарь! Ведь угораздило же влюбиться в такого! А ещё... Я вроде бы уверен в том, что он любит меня, бывает я очень остро чувствую это, но иногда... Иногда мне кажется, что я всего-навсего выдумал эту любовь, а Хиро-сану со мной просто удобно. Ками, какая глупость! Вот подумал и сразу же понял, какая это чушь! Хиро-сан не из тех людей, кто будет жить вместе из-за удобства или по привычке. Он слишком правильный и чувствительный для этого. Но если бы... если бы он был чуть более открытым, нежным, внимательным... Как бы я был счастлив!***
«Черт!» — Камидзе с размаху хлопнул себя по шее и проснулся. «Надо же, уже осень, а какая-то кусачая дрянь всё ещё летает! Даже странно, откуда бы ей взяться в центре города? Ох... Впрочем, всё равно уже пора вставать, иначе опоздаю!» —Ками-и-дзе-е! С добрым утречко-ом! О, ну что это мы опять такие кислые с утра? — непосредственный начальник Камидзе, а по совместительству и настоящее рабочее бедствие — Мияги Ё, как всегда, постарался приобнять своего вечно хмурого подчинённого. — Доброе утро, профессор! — не менее традиционно вывернулся Хироки. — Пфе! Ну до чего же официально! Камидзе, ты хоть иногда бываешь менее чопорным? Я порой удивляюсь, как твой врач всё ещё тебя терпит? Он, как мне показалось, вроде как-то попроще в общении... — Что Вы городите, право слово?! Новаки не питекантроп какой-нибудь, а будущий врач, так что интеллигентности ему тоже не занимать. И вообще... Я уже столько раз говорил Вам, что моя личная жизнь Вас абсолютно не касается! — Да-да, что-то такое было... — беспечно взмахнул рукой Мияги. — Но вот что, Хироки, если ты не хочешь, чтобы окружающие обсуждали твою личную жизнь, надо хотя бы попытаться спрятать последствия!! — Что?! О чем это Вы?! — У тебя засос на шее, ты что, не знаешь? — Где?! Какой засос?! — доцент литературного факультета Мицухаши в шоке уставился на начальника. — А ты пойди в туалет, да и посмотри где! — продолжал веселиться страшно довольный Мияги. Через несколько минут озадаченный и расстроенный Камидзе рассматривал красное припухшее пятно у себя на шее. «Проклятая муха! Нет, ну вот почему всё так неудачно сегодня?! Зонт забыл, а обещали дождь... Да ещё эта зараза! Действительно, немного на засос смахивает... Ужас! А у меня с собой ни платка, ни... и воротником прикрыть не удаётся! Хорош же я сейчас буду: лекцию читать со странным пятном на шее! Да ещё эти студенты... будь они неладны!». День, и так не задавшийся с утра, продолжил преподносить мерзопакостные сюрпризы и далее. Едва Хироки преодолел треть пути до станции метро, как из нахмурившихся туч полил сильный ледяной дождь. Безуспешно пытаясь прикрыть рабочим портфелем хотя бы голову, Камидзе думал о том, что сегодня он явно чем-то сильно насолил мирозданию, иначе с чего бы всё это? Когда в ботинках уже отвратительно хлюпало, а мокрые брюки и рубашка плотно облепили тело, вызывая озноб, смирившийся с будущей простудой парень перестал торопиться и просто побрёл по дороге, напоминающей венецианский канал, стараясь выбирать наиболее мелкие места. Гудок машины и окрик «Камидзе!» показались ему чем-то вроде трубы святого Гавриила в этом царстве ручьев и капель. — Что, растяпа, зонт забыл, как всегда? Вот скажи, Хироки, ты когда-нибудь вообще слушаешь прогноз погоды, когда собираешься из дому выходить? И ведь вроде весь такой взрослый и сознательный! — З-заткнись! Неч-чего с-строить из себя невесть что! Не все, з-знаешь ли, ездят на работу на д-дорогих иномарках! — На самом деле Камидзе был ужасно рад, что его неугомонный друг так вовремя попался ему по дороге. Доцента уже весьма прилично трясло от холода, так что зуб на зуб не попадал, а в тёплой машине стало, конечно, немножечко лучше, чем на улице. Но, тем не менее, он всё никак не мог согреться. — А ты-то что тут д-делаешь? Едешь в-встречать своего обожаемого лоботряса? — Да нет... Мисаки уехал с группой на экскурсию в Киото, а я... Скучно что-то, вот и решил развеяться. А знаешь что? Поехали ко мне, посидим, поболтаем, как раньше! — Всё понятно, решил подышать воздухом, которым дышит «любимый»?! — саркастически скривился Хироки. — Нет уж, увольте! У меня и так куча работы, к тому же вечером придёт Новаки, а мне ещё ужин надо приготовить. Хотя... если бы ты подбросил меня до дома, я был бы безумно благодарен! Знаешь, не хочется в такой мокрой одежде ловить на себе косые взгляды в метро. — Ужин, как мило! Демонический доцент кафедры литературы готовит ужин, как какая-нибудь примерная жёнушка! Может, ты ещё и фартучек повязываешь? У тебя есть хорошенький фартучек в цветочек, а, Камидзе? — начал подтрунивать над другом Усами, но, увидев в глазах Хироки яростный блеск, тут же жалостливо затянул: — Ну, ладно тебе, ну, совсем ненадолго, только на минуточку! Знаешь, так грустно сидеть в дождливый день одному... К тому же тебе просто необходимо обсохнуть и согреться, а не то заболеешь, и твой врач тебя с потрохами сожрёт! До вечера ещё куча времени! Мы чуть-чуть посидим, а потом я тебя отвезу. Ну, как? — писатель одарил Камидзе своим самым трогательным и печальным взглядом, по опыту зная, что Хироки вряд ли сможет против него устоять. — Ладно уж, — сдался Камидзе, — только совсем ненадолго, а то потом проблем не оберёшься! — выпалил он и тут же испуганно прикусил язык. Акихико с иронией посмотрел на него, но предпочёл промолчать, чтобы не портить настроение другу ещё больше. Он прекрасно помнил свою первую встречу с Новаки и безумную ревность в синих глазах. Ревность настолько сильную, что она больше напоминала ненависть. Впрочем, и в последующие встречи мало что изменилось: в присутствии Хироки, они, конечно, старались соблюдать политес, но ни о каком сближении не могло быть и речи, даже ради человека, которого они оба, хоть и совсем по-разному, любили. И Усами догадывался почему. Поэтому промолчал и в этот раз, зная, что оправдывается и врёт Хироки весьма неумело, а сор из избы выносить не любит. — Ну, и что это за дрянь? — спросил Камидзе, скептически разглядывая темно-коричневую жидкость на свет. — Это не дрянь, а отличный ямайский ром! — засмеялся Усами. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу все эти штучки... Он же крепкий, а мне ещё работать надо будет! — Да ладно тебе, Хироки! Выпей совсем немного — тебе просто согреться надо, а не то заболеешь! Или тебе спинку растереть? Знаешь, есть такой способ против простуды... — Нет уж, спасибо! Я лучше вовнутрь! — торопливо ответил Камидзе, живо вспомнив ощущения от этих рук на своём теле, и предательски залился краской. Это было так странно... Он любил Новаки всем сердцем, и уже почти и не помнил, каковы эти прикосновения... лучшего друга. Почти не помнил до этого момента, а сейчас вспомнил так ясно, как будто та их близость-ошибка была только вчера, и его обдало жаром и давно забытым отчаянием. Крепкий алкоголь на практически пустой желудок ударил быстро и сильно. Хироки, под воздействием опьянения уже невольно выдавший все тайны и сомнения своих отношений с Новаки, старался не заснуть и вникнуть в то, что невнятно бубнил ему в живот Акихико, лежащий на его коленях. О Ками! Всё вокруг плыло и кружилось, было жарко и как-то муторно. Глаза слипались, а голова стала тяжёлой, словно её накачали свинцом. Хотелось свернуться калачиком и отключиться, прекратить тошнотворное вращение и непонятный бубнеж о юности Мисаки, иных интересах и жизненных планах. Слушать всё это ещё больше не хотелось оттого, что все проблемы Усами были до ужаса идентичны проблемам самого Камидзе. И ему хотелось заткнуть уши и не слушать то, что и так уже давно волновало. «Но ведь заснуть сейчас, когда Акихико так нуждается в совете и сочувствии, просто непозволительно!» — подумал Камидзе и провалился в сон.***
Ками, как ему страшно! Ну что ж, лишний раз убедился в том, что пить он не умеет. А что тут ещё скажешь? Он банально надрался до потери пульса и соображения и... заснул! Ужасно... Это ещё хорошо, что у него сегодня выходной и не придётся объясняться с Мияги и сгорать от стыда, но... Вот именно. Его не было дома всю ночь, и что же подумал Новаки?! Он сам бы уже надумал массу всякого нелицеприятного. Остаётся понадеяться, что он — это он, а Кусама человек совсем иного склада. Когда Камидзе чуть слышно проскользнул в их с Новаки квартиру, стояла мирная, глубокая тишина. Проштрафившийся доцент понадеялся было, что его любимый ещё спит и утренний приход удастся выдать за ночной, но... Едва он переступил порог кухоньки, намереваясь выпить стакан воды, как услышал голос Новаки. Льда в нем было столько, что всё стеклянное могло бы запросто полопаться. — Ну, и где ты был, позволь мне узнать?! Вообще-то, «демоном» в их отношениях был Камидзе. Именно он чаще всего ругался, а бывало, что мог и книгой приложить «бестолкового» врача. Но вот именно в такие моменты, когда Кусама был действительно зол, Хироки от ужаса впадал в самый настоящий ступор. Он терялся настолько, что мог только или стоять, округлив глаза, или, позабыв обо всех своих регалиях и достижениях на литературоведческой почве, мямлить нечто нечленораздельное как последний отстающий второгодник. Так случилось и сейчас. Камидзе казалось, что это самый настоящий Тайфун собирается поглотить его, поэтому он торопливо и бессвязно начал бормотать: — Понимаешь, всё так глупо получилось... То есть... я совсем не собирался пить... Просто... там этот дождь, а я забыл зонт. Тут Акихико предложил подвезти меня, а потом мы заехали к нему и... — Вы переспали?! — Что?! Нет! Ну что ты городишь?! Просто у него проблемы, и ему нужна была поддержка и я... — И ты оказал ему дружескую услугу? — Ну да... Ну, то есть совсем не в том смысле! Мы просто выпили, и я напился и заснул, вот и всё! — Знаешь, Хиро-сан, — в глазах Новаки сверкали настоящие грозовые молнии, — просто противно слушать, когда взрослый человек так глупо и нелепо врёт! А я так торопился домой вчера! Надеялся, что приду чуть пораньше, что мы наконец-то побудем вместе и сможем хотя бы нормально поговорить. И что же я обнаружил? Ни тебя, ни ужина — холодный, пустой и тёмный дом, в котором никому нет абсолютно никакого дела до меня! Я просто оборвал телефон, пытаясь до тебя дозвониться, волновался, что что-то случилось! Звонил даже этим твоим Усами и Мияги! А ты... ты даже не удосужился прислать мне хотя бы крошечное СМС! Знаешь, я бы, наверное, всё же смог бы вытерпеть твою холодность и вечную занятость, твой... нелёгкий характер, и даже эту твою якобы дружбу. Но я не обираюсь закрывать глаза ещё и на твои измены! — Да какие измены?! Что ты опять говоришь такое?! Мы просто друзья, и ничего между нами нет! — дрожащим голосом мямлил Камидзе. — Я же говорю... Я так напился, что вырубился и ничего не слышал... — Всё, с меня хватит! — Новаки стремительно покинув кухню, выудил из стенного шкафа свою спортивную сумку и, направившись в комнату, распахнул дверцы шкафа, собирая вещи. — Хочешь и дальше бегать за ним как собачонка и ждать, когда тебя потреплют по холке?! Ну, так и ожидай — пожалуйста! Только оставь меня в покое! Я всё надеялся, что ты прозреешь когда-нибудь, всё же поймёшь, что ты для меня значил, что я готов был для тебя на всё, на всё что угодно! Но нет! А может, тебе просто нравится, когда тебя то пинают, то подманивают вновь? Нравится?! Да на здоровье! А я? Мне всё это осточертело, понимаешь ли ты?! Твоё вечное ворчание, недовольство... то, что ты ни минуты не можешь посидеть и послушать меня, не думая о своей долбанной работе или этих твоих идиотских студентах! Тебе просто плевать на нас: ни доброго слова не услышишь, ни ласки не дождёшься, ни хотя бы элементарного внимания! — Новаки! Ну куда ты собрался?! Я... постараюсь исправиться, слышишь?! Ну... ну я же люблю тебя! И между нами с Акихико нет ничего кроме дружбы, клянусь тебе! — Камидзе поспешил в комнату за разгневанным любимым. — Постараешься?! А сможешь ли ты постараться? У тебя что, наконец найдутся для меня силы, время, внимание? Оставь свои клятвы для следующего идиота! Ведь я... я верил тебе, поганцу! — Но... — У тебя засос на шее, Хироки! — холодно отрезал Новаки. Застегнув сумку, резким движением закинул ее на плечо и решительно вышел из комнаты, пройдя мимо оторопевшего любовника, словно мимо пустого места. — Это муха укусила... — потерянно прошептал Камидзе под грохот захлопнувшейся вслед Кусаме двери.