Звезда и волк

Сто шестьдесят девять. Ровно сто шестьдесят девять факелов можно было насчитать на поле, полном ярко-красных цветов памяти, неизвестно каким образом и для чего выращенных в Пустоте. Пожиратели времени, оказавшиеся здесь первыми, считали, что им нужно хотя бы одно упоминание о внешнем мире, который они оставили, а Имлериту казалось, что это было прекрасным местом для того, чтобы поздравить с днём рождения собственную сестру. У него никогда не было ничего, что могло бы стать стоящим подарком для его маленькой и любимой Сироны, — в их родном мире вообще трудно было найти что-то, кроме пыли, книг и пустоты — но Лорд Заточения рассчитывал, что его скудной фантазии и силы их чувств друг к другу хватит, чтобы сделать этот день хоть немного особенным. На то, чтобы отыскать такое количество работоспособных факелов, у него ушло чуть больше двух дней, а для того, чтобы переместить все цветы в одно место — больше недели, и сейчас поляна выглядела приемлемо: достаточно красиво, чтобы удостоиться стать подарком для его юной леди, достаточно романтично, чтобы обозначить особенность их родственной связи. — Подожди, — он остановил сестру, когда она чуть было не наступила на цветок, двигаясь вперед, и аккуратно снял повязку с её глаз. — Этого должно хватить. Имлерит не был уверен в том, что это сможет в должной мере удивить Сирону, но искренне надеялся, что в свой день рождения она улыбнётся на несколько раз больше из-за его любви к этим цветам, огню и к ней. — Ты сделал это? Для меня? — она улыбалась, протянув руку назад, крепко сжав ею ладонь своего брата, и с приоткрытыми губами всматривалась в пламя каждого горящего факела и каждого цветка, отражающего огненные блики. — Это самое красивое, что мне когда-либо приходилось видеть. «Это самое красивое, что ей приходилось видеть», — ему нравились эти слова, и только за них он готов был терпеть всё, начиная от нескольких выговоров старших и заканчивая мантией, которую он прожёг одним из факелов сегодня утром. Её яркая улыбка, её сверкающие чёрные глаза, её маленькая ладонь, касавшаяся его руки, — всё это стоило миллионов и миллиардов неудобств. Триллионов. В поле не было ничего, кроме поразительной яркости и красоты, и Сирона это знала. Для неё куда более важным было внимание собственного брата, возможность побыть с ним рядом тогда, когда вокруг не было никого, кто осуждал бы их странную связь и не позволял бы им даже смотреть друг на друга не так, как полагалось в их кругах. Здесь они были вдвоём, и за эти сто шестьдесят девять лет это был самый лучший и гармоничный день рождения на её памяти. — Мы сможем остаться здесь до утра? Они сидели на земле, Сирона устроилась между ногами брата, прижавшись спиной к его груди и пытаясь сплести из цветов памяти венок. Получалось у неё из рук вон плохо, когти то и дело лезли под руки, ломали стебли цветов, уничтожали лепестки, но она не сдавалась, пытаясь своими руками сделать подарок для Имлерита, день рождения которого уже несколько дней как прошёл. Он заслужил его ничуть не меньше, чем она, а у неё так и не получилось то, что она планировала. — Если тебе этого хочется, — он уместил руки на её талии, крепче прижимая к себе, вдыхая едва уловимый запах её платиновых волос. — Если тебе захочется, мы можем провести здесь весь оставшийся месяц. Она звонко засмеялась и вновь принялась за цветы, в порыве энтузиазма едва ли не задевая нос Имлерита своими рогами, а он постарался наклониться к ней ещё чуть ближе, чтобы подарить лёгкий, почти незаметный поцелуй в шею. Здесь не было и не должно было быть абсолютно никого — они могли заниматься всем, что только взбредёт в их светлые головы, но Лорд Заточения то и дело корил себя за то, что его мысли слишком часто сползают вовсе не туда, куда ему бы хотелось. Его сестра была увлечена чем-то по-настоящему невинным, а он заглядывался на длинный вырез с правой стороны её красной юбки, облизывал пересохшие губы, откидывая эти размышления и желания подальше, откладывая их хотя бы на несколько часов. — Я хочу больше, чем месяц, — он не заметил того, как она закончила свой венок и извернулась, встав на колени, попытавшись достать до его макушки. — Я хочу всё время, которое можно для нас найти. Его руки всё ещё лежали на её талии, а она наконец-то опустила цветочный венок ему на голову, создавая контраст с его волосами и рогами. Ей нужно было всё время, которое можно было найти в этой вселенной, а он мог дарить ей только эти секунды, чувствуя, как их холодные губы снова сливаются в поцелуе. Она была права, у них было слишком мало времени друг для друга, слишком мало возможностей чувствовать и оставаться рядом, слишком мало мест, где никто не упрекал их за эту порочную и противоестественную связь. Имлерит прекрасно знал, что никакие брат и сестра не должны относиться друг к другу подобным образом, он и сам не один раз корил себя за то, что уже давно смотрит на Сирону как на женщину, которую любит, но если она смотрела на него в ответ точно так же, имело ли их кровное родство хоть какое-то значение? Они были влюблены, были близки как никогда и считались предназначенными друг другу почти что самой вселенной, разве этого было мало для того, чтобы посчитать все эти чувства, прикосновения и поцелуи нормальными? Этого было мало для того, чтобы он мог так же крепко прижимать её к себе в церемониальном зале, а не на богами забытой поляне в самом тёмном уголке Пустоты? Сирона почти осознала, как расстёгивается мантия Имлерита, почти получила возможность наконец-то на него посмотреть. С тех пор, как она сказала брату о своих чувствах, он не позволял ей расходиться по-настоящему, опасаясь, что рано или поздно он сделает ей слишком больно, но в свой день рождения ей хотелось чего-то интересного. Ей хотелось изучить и запомнить расположение каждой мышцы в его теле, каждого шрама на нём и каждой родинки, если их можно было на нём найти. Ей просто хотелось к нему прикасаться и чувствовать его целиком, всем телом, а не только внутри себя. — Это то самое хобби, на которое ты тратишь всё своё свободное время? — она почти разорвала их затянувшийся поцелуй, почти добралась своими тонкими пальцами до самой первой застёжки, когда чужой голос заставил их обоих с неприятным чмокающим звуком оторваться друг от друга. Здесь не должно было быть никого, совершенно никого, включая недовольную и кривящуюся Ллос, преследовавшую Лорда Заточения в последние несколько недель. Больше двух сотен лет назад он уже дал ей понять, что ему не интересно общаться с ней, в каком бы ключе это общение её не интересовало, но она продолжала ходить за ним, умудряясь находить его даже там, где полагалось находиться только близким людям. Максимально близким. — Это смысл, а не хобби, — будто бы опасаясь за безопасность своей сестры, он непроизвольно прижал её к себе крепче и заставил уткнуться лицом в его левое плечо. — И я просил тебя не ходить за мной. Особенно сегодня. Никто в Пустоте не одобрял их отношений, никто о них не знал, но Ллос наблюдала за Имлеритом поразительно пристально, она попросту не могла рано или поздно не наткнуться на брата и сестру в том положении, которое скажет о том, что связывает их что-то совершенно не братское. Она кривилась и фыркала, презрительно поглядывая на платиновую макушку Сироны, только частично торчавшую из-за широких плеч её брата. Широких плеч, на которые отчего-то только она теперь имела право. Разве это было хоть в какой-то мере справедливо, если Ллос нашла его первой? — Мне придётся применить силу, если ты не уйдешь, — он даже не оборачивался, беседуя с ней, только мягко перебирал когтистыми пальцами волосы сестры, словно его подруга не имела для него совсем никакого значения, не была достойна и простого взгляда. — Я не хочу, чтобы кто-то портил этот день. У неё тряслись руки, непроизвольно сужались глаза, ей хотелось пойти и рассказать всем и каждому о том, что здесь происходит, чтобы это прекратилось как можно скорее, но о том, что может творить Имлерит ради своей сестры она знала даже лучше, чем многие другие. И сейчас, когда его сестра была одновременно и его родственницей, и его женщиной, и его «смыслом», как он сам сказал, это было втройне опасно. — Выродки, — фыркнула она под конец, резко разворачиваясь и вышагивая обратно. — Сумасшедшие выродки. Лорд Заточения чувствовал, как мелко дрожит Сирона в его руках и заставлял её смотреть ему в глаза, неожиданно для себя наблюдая в этих черных безднах решимость, какой до этого там никогда не видел. Его сестра, несмотря на дрожь и недовольство, вызванное появлением Ллос, выглядела уверенной, даже воинственной. — Я не дам тебя ей или кому-то другому, — поджав губы, она схватилась за его воротник и вздернула нос, словно собиралась показать свою гордость исчезнувшему противнику. — У тебя не может быть кого-то другого, кроме меня. Я хочу быть единственной Звездой, которая будет тебе светить. Он улыбнулся и убрал с её лица прядь волос, выскочившую от возмущения. Она была такой маленькой и глупой, так наивно и по-детски хотела быть для него единственной женщиной и пока ещё не осознавала, что уже давно таковой была. Ему не нужен был кто-то другой, он не интересовался ими, не хотел интересоваться. Для него существовала только она, для неё существовал только он. Это было правильно, это не должно было меняться. — Так и есть, — прошептал Имлерит, запуская пальцы в её волосы и ощущая, как сестра снова принялась за застёжку на его мантии. Сегодня ей можно было даже это, сегодня ей можно было всё, чего она захочет. — Для тебя только я, для меня только ты. Считай, что я твой подарок на этот день рождения, Сирона. И я никогда уже не буду чужим.