Звезда и волк

Атмосфера в Капитолии была замечательной. На фоне недовольного происходящим Сареона, его свиты, пытающейся так или иначе избавиться от каждого из пожирателей времени, болезнь Синдрит была одной из самых прекрасных картин, какие ему приходилось видеть. Он слышал и чувствовал каждую из её мыслей, каждое из её болезненных ощущений и её желание спрятаться за широкой спиной брата и никогда больше оттуда не показываться. Она, конечно, нужна была ему вовсе не такой немощной, но разве нельзя пожертвовать коротким периодом времени перед её становлением? Эйдирен считал, что можно. Его сын тоже показывал себя с лучшей стороны. С самого детства подверженный приступам ярости, он становился просто сумасшедшим, когда дело касалось не только несправедливости, но и его сестры. Рвал и метал, пытался уничтожить всех, кто посмел сделать ей больно и не замечал того, что всё это — и её боль, и беспросветная глупость Дариэля, которого он так искренне ненавидел, — часть плана его любимого отца. Имлерит всегда был импульсивен, а сейчас — как никогда. Лорд Безумия лениво потянулся, откинувшись на спинку своего кресла и забросив ноги на небольшой пуфик. Как легко было управлять людьми, живущими эмоциями. Даже создатели времени из Совета, читающиеся как открытая книга из-за своих непомерных амбиций, могли оказать ему какое-то сопротивление; а вот эти, опирающиеся на любовь и боль, на яркие эмоции и ощущения — эти не могли. Он мог крутить ими как угодно, приводить в действие в любой нужный момент и подводить к воплощению его собственного плана. Дариэль, например, очень ему мешал, и он попросту заставил того ненавидеть свою жену за самую бессмысленную провинность, какую только можно было придумать. Он сделал ей больно и отказался оставаться рядом, а она, ведомая эмоциями и нездоровой к нему любовью, сама вывела себя из строя. А ведь он даже не прикасался к её рассудку! Этой её любовью, построенной на квантовой запутанности и простой ошибке, было очень легко пользоваться. Синдрит была глубоко влюблена в своего брата, только забыла об этом, покинув Пустоту, и по счастливой случайности проецировала свою любовь на глупого создателя времени. А кем он был, чтобы напоминать ей об этом? С Имлеритом было ещё проще — на него не нужно было даже давить, достаточно было просто заставить его оказаться рядом с сестрой в самый тяжелый для неё момент. Он сам, помешанный на своей к ней любви, возненавидел и попытался убить Дариэля за то, что тот смел вредить ей таким подлым и варварским способом; за то, что не ценил её самоотверженную любовь. Любовь — до ужаса глупое чувство, над которым Эйдирен часто смеялся. В этом плане он частенько скучал по Рангадах — холодной и жутко скучной женщине, которая, несмотря ни на что, очень долго не сдавалась, вступив в его игру. Сколько лет он пытался убить её, пока не нашёл подходящий способ? Сотню тысяч лет? Полторы сотни? Сколько она скрывалась и уворачивалась, в последний момент обламывала все его планы? Много, очень много раз. Теперь же она была мертва, а он прохлаждался на Этерии, заставляя её дочь действовать в своих собственных интересах. И ведь та даже не понимала, что любой её шаг, начиная от желания заняться сексом в чужом кабинете и заканчивая последними чертежами «синего ящика», продиктован им. Им, а не её собственным рассудком. Когда пожиратель времени услышал за своей спиной недовольное «нужно поговорить», он не стал даже поворачиваться. Он знал, что рано или поздно назойливый жук явится сюда; знал, что тому понадобятся ответы на вопросы после внезапного осознания диссонанса в собственных мыслях. Он тоже действовал в соответствии с планом, тоже играл свою роль именно так, как хотел того Лорд Безумия. — Не слышу твоих пламенных речей, — лениво протянул Эйдирен, развернув свое кресло и закинув ноги на стол, обратив взгляд на Дариэля. Он смеялся над ним не только своими словами и положением, он смеялся над ним даже своим взглядом, снисходительным и насмешливым. — А психологом у нас, прости, работает милая Ри. Можешь обратиться к ней, если она не убьёт тебя сразу, как ты переступишь порог её комнаты. В последнее время у нас не любят даже тебя, жучок. Но мне, чтобы ты знал, ты нравишься. Никто ещё не позволял себе бросать вызов Первой, да ещё и после того, как завёл с ней отношения. Кроме меня, конечно же. Ты не находишь, что мы похожи? Он широко и довольно ухмыльнулся, сложив руки в замок, и поправил воротник своего фиолетового пиджака прядью волос. Конечно, они с Дариэлем были совсем не похожи, — тот был ребёнком и даже не осознавал, во что ввязался — но Эйдирену нравилось играть. Нравилось быть безумцем, носить пеструю одежду сумасшедших расцветок и издеваться над людьми. — Оставь свой фарс, ведь ты прекрасно знаешь, по какой причине я пришел сюда. Ты сам заставил меня лишиться части чувств, которыми я дорожу. Я не хочу этого, никогда не захочу по-настоящему, но дело в том, что желания зачастую расходятся с действиями, и сейчас я способен мыслить достаточно здраво для того, чтобы рассматривать это как один из самых правильных вариантов развития событий. Но сначала я все же напомню тебе о том, почему сотни тысяч живых существ всё ещё будут рады избавить вселенную от такого человека, как я. В свое время я уничтожил собственный дом вместе с миллионами ни в чем не повинных людей, ради, как я считал, благой цели. Та кровь, что осталась на этих руках за мой недолгий век не сравнится с тем, сколько её на твоем счету, но этого достаточно для того, чтобы я знал, о чём говорю. Даже в моем нынешнем состоянии осуществить задуманное будет тяжело, но если ты продолжишь работать в этом направлении, я лишу жизни твою драгоценную Синди, Эйдирен. Дариэль остановился, чтобы вдохнуть воздуха и продолжил даже увереннее, чем до этого. Стоило лишь начать, как слова сами начали выстраиваться в предложения без каких-либо усилий. — Сейчас она достаточно слаба для того, чтобы сделать это быстро и безболезненно, а я свободен от эмоций и любовных предрассудков, которые всегда сдерживали меня, когда речь касалась моей жены. Я знаю о том, что она не может переродиться и о том, как действует её ядро, — достав из кармана потертые часы, мужчина крепко сжал их в руке, приподнимая так, чтобы его собеседник их видел. — Ты ничего не успеешь сделать. Это едва ли остановит тебя, но значительно подпортит твои планы. Не оставишь мои мысли в покое, раз и навсегда — я буду следовать за тобой до конца собственных дней. Я положу сразу две человеческих жизни — её и свою — только на то, чтобы по-настоящему стать той назойливой букашкой, какой ты меня считаешь. Я достаточно живуч, чтобы долгое время крутиться вокруг тебя и жужжать над ухом, ставя палки в колеса. Криво улыбнувшись, Лорд Безумия потянулся и выпрямился, уместив локти на столе и скрестив между собой пальцы. Он внимательно смотрел на Дариэля и ждал, когда тот скажет что-нибудь ещё, но его монолог закончился так же быстро, как и начался. Неопытный игрок пытался поставить палки в колеса, как он сам выразился, ветерану и это смотрелось забавно. Эйдирену нравилось. И ещё интереснее должна была оказаться реакция бесполезного жука на то, что он скажет ему следом. Он сумеет убить её, чтобы проверить? Сумеет сдержать собственные слова или испугается, поддавшись «любовным чувствам», от которых, по его словам, был избавлен? — Отличная идея, — пожиратель времени улыбнулся шире, расслабленно откинувшись на спинку кресла, и прихватил со стола стакан с непонятной красной жидкостью. — Синди замечательная девочка, мне было с ней очень, очень весело — и она, и мой драгоценный сын поистине интересные подопытные, но она уже задержалась в этом мире. Она сделала для меня всё, что могла уже очень давно и единственное, что всё ещё не позволяет мне убить её — её прекрасная голова, копаться в которой одно удовольствие. Будет жаль лишиться своих игрушек так рано, но ты ведь не думаешь, что я не найду другую, правда? Если справишься с ней вовремя и как следует меня развлечешь, можешь стать следующим кандидатом на эту роль. Он блефовал, Дариэль был в этом почти уверен. Этот человек ни за что не стал бы нянчиться и носиться с своей ненаглядной дочерью как с писаной торбой, если бы ему все еще не было что-то от неё нужно. — А ты всегда так легко расстаешься со своими игрушками только потому, что создатели времени имеют наглость без стука врываться в твои апартаменты? — мужчина собрал волю в кулак и сел в кресло ровно напротив хозяина комнаты, точно так же сложив руки на столе. — Признаться честно, я разочарован. Самоуверенное выражение лица, исчезновения которого Эйдирен так ждал, так и осталось на своем месте, и Лорд Безумия был слегка разочарован. С другой стороны, он сумел сделать создателя времени настолько безразличным, что тот распоряжался жизнью своей жены с такой лёгкостью, будто пожиратель времени не мог покончить с ней в любой момент. — Верно, я предпочитаю не привязываться к своим игрушкам, — он всё ещё улыбался и оставался совершенно спокойным, всё ещё потягивал свое малиновое пойло и только изредка постукивал пальцами по стеклянной поверхности стакана. Нет, вовсе не от нервов — из интереса. — Одной больше, одной меньше — я никогда не расстраиваюсь. Другое дело, если бы ты решил лишить меня возможности посещать сырный фестиваль раз в декаду. Вот здесь я бы ещё подумал о том, чтобы согласиться. Дариэль переоценивал значимость своей жены для всех, кроме её брата, и Эйдирену нравилось измываться над этим фактом. Более того, он с извращенным удовольствием заставлял её прислушиваться к сказанным создателем времени словам, заставлял её осознавать, что он без зазрения совести старается выпросить своё благополучие в ответ на её жизнь. «Каково осознавать, что твоя безграничная любовь ничего не стоит, Синди? Ты сможешь с этим смириться?» *** В комнате было тихо. Имлерит пытался разобраться в реестре документов и чертежей, относящихся к проекту «синего ящика». Он настолько привык к тому, что с постели доносятся приглушенные судорожные стоны, что с трудом обратил внимание на то, что они прекратились. — Всё в порядке, миледи? — пожиратель времени поднял удивленный взгляд на свою сестру и обнаружил, что та наконец-то прекратила дрожать. Мелкий тремор всё ещё беспокоил её, терзал её тело, но его сила заметно спала. Что-то было не так. Она не ответила — просто мотнула головой и продолжила разглядывать соседнюю стену. В целом, его госпожа выглядела так, будто её эмоции резко потеряли свою силу, словно их все — страх, боль, отчаяние, непонимание — выкачали из неё. Она крепко сжимала одеяло левой рукой и едва заметно раскачивалась на месте, продолжая испепелять взглядом стену. Что-то определенно было не так. — Я могу помочь? — Имлерит продолжал задавать наводящие вопросы и уже давно отложил в сторону планшет с чертежами, облокотившись на стол и наклонившись вперед, чтобы лучше её видеть. — Вам стало хуже? Ей, кажется, стало гораздо, гораздо хуже, но она снова покачала головой, позволяя своим длинным платиновым волосам растрепаться ещё сильнее, и обратила на брата взгляд. В её глазах читался какой-то вопрос, важный и не требующий отлагательств, но без слов Имлерит не мог на него ответить. Что произошло за те несколько минут, что он посвятил работе? Что с ней случилось? — Скажи мне, — она впервые за последние сутки добровольно села на кровати, отбросив в сторону одеяло и коснувшись босыми ногами холодного пола, и это показалось Лорду Заточения пугающим. Настолько пугающим, что он не смог обратить внимание даже на её вид, для него до ужаса непривычный — весь, начиная от травмированной правой половины тела, спины и шрама на месте правого глаза и заканчивая тем, что она была, пусть и раненной, но обнаженной. — Скажи мне, — она повторялась, сжимая простынь обеими руками. — Я была настолько плохой? Настолько плохой, чтобы пожелать убить меня? Почему все они хотят убить меня? Если они хотят убить меня, я смогу убить их? — Миледи, я не... — Я смогу их убить? — Если вам этого захочется, миледи.