Звезда и волк

Времена, когда Листрея, теперь уже зовущая себе исключительно «Трей», появлялась на Нодакрусе, можно было пересчитать по пальцам. Каникул внутри Академии предусмотрено не было, и единственное, что позволяло ей покидать планету, был статус её матери, слишком занятой, чтобы навещать ребенка самостоятельно и слишком нелюбимой некоторыми создателями времени, чтобы провоцировать их без особой нужды. К счастью, короткое расстояние и возможность коротких путешествий после сданного экзамена по управлению кораблем, позволяли девочке делать это практически самостоятельно, под контролем координатора. Сегодняшний день был именно таким: Трей, сидя на диване в гостиной главного корпуса, внимательно смотрела на единственного человека, оставшегося с ней в одном помещении. На человека, который, по её мнению, стал причиной распада их семьи и который, возможно, был виноват в том, что её отец исчез и так ни разу и не появился. Она уже почти закончила Академию, а его всё ещё не было. И тот, кто теперь занимал его место, она была уверена, должен был приложить к этому руку. — Почему мама оставила меня с вами? — скрестив руки на груди, Ли откинулась на спинку дивана и почти что надулась, глядя на пожирателя времени из-под нахмуренных бровей. — У меня нет никакого желания с вами общаться, даже если она считает иначе. Она говорила, что нам стоило бы наладить отношения и говорила, что сейчас мы могли бы считаться семьей, но этого никогда не будет. Стоя у дверей, прислонившись спиной к стене, Имлерит только безразлично смотрел в сторону девушки. Уже подросток, примерно ста десяти лет, она совсем не походила на свою мать в том же возрасте и была до ужаса заносчивой, как и многие другие представители её вида. Он прекрасно понимал, что это может быть вызвано особенностями взросления, жизнью среди иного народа, другим воспитанием и личной неприязнью к самому Лорду Заточения, однако его это ни капли не волновало. Сирона действительно просила своего брата наладить отношения с её дочерью, если получится —заменить ей отца, только ни один из них совсем не хотел идти на контакт. Каждый раз, когда они оказывались втроем, Листрея делала вид, что ей нет никакого дела до высокого и мрачного родственника матери. Он, в свою очередь, просто не обострял конфликта и не пытался навязать ребенку общения с тем, кто выглядел в её глазах почти что врагом. — И называть вас отцом я тоже не буду. Он выдохнул и открыл на несколько секунд закрытые глаза, позволяя себе обратить на ребенка взгляд. Высокий, постоянно одетый в черное, со шрамом на левом глазу, пожиратель времени наверняка выглядел устрашающе, но Трей даже не дернулась, глядя на него в ответ и презрительно щурясь. — Я этого от тебя не требую, — хмыкнул Имлерит, скрещивая руки на груди и наблюдая за тем, как ребенок, не желая отставать, делает то же самое. — Единственное, что меня интересует — душевное спокойствие Сироны, и будет вполне достаточно, если мы просто будем делать вид, что нас друг для друга не существует. Единственное, что тебе придётся делать — здороваться. Листрея не ожидала такого ответа. Ей казалось, что этот человек во всём подчиняется её матери, словно преданный пес и верный слуга, а теперь оказывалось, что он имеет собственное мнение и способен ей перечить. Разве так нужно было выполнять приказы того, кто был выше по званию? Или теперь, когда он занимал место её отца, он мог считать себя почти тем же, как являлась её мама? Скривившись, девочка задумалась над тем, что стоит ответить. Пожиратель времени не шел на конфликт и не искал его, ему была безразлична как сама Эли, так и её к нему неприязнь, какую ей так хотелось выразить и выплеснуть на него, показывая, как сильно это её обижает, а она могла пользоваться только тем, что не собиралась с ним общаться. «Глупо», — заметила она про себя. — И здороваться я не собираюсь, — по-детски закончив этот спор, являвшийся спором только для неё одной, девочка хмыкнула и слегка повернула голову, показывая, что разговаривать больше не намерена. Едва ли не закатив глаза, Имлерит снова выдохнул и покачал головой. Ему было понятно, что им с этим ребенком никогда не поладить, как бы сильно Сирона этого ни хотела, однако ему придётся стараться, чтобы её не подводить. И без того расстроенная тем, что её дочь отдаляется от неё под воздействием учебы в Академии его сестра не должна была подвергаться ещё большим издевательствам. Он будет делать всё, что возможно, чтобы сгладить подростковый бунт маленькой выскочки или хотя бы сгладить его в глазах Сироны. И та, если это понадобится, всё же начнёт здороваться, хочется ей этого или нет.

***

То, что звалось у людей семейными встречами или родственными прогулками не имело никакой ценности для пожирателей времени, семью не ценивших и не имеющих почти никаких родственных связей. Даже самые близкие родственники, будь то родители или родные братья и сестры, считались у этого народа чем-то незначительным, что не стоило внимания отдельно взятой особи. Каждый из них был сам за себя, занимался своей жизнью и следовал собственному долгу, а то, что происходило с родственниками, близкими или не очень, в большей степени проходило мимо них. Одним из самых главных исключений из этого правила оставалась нынешняя Леди-Командор — женщина, с самого детства ценившая свою семью и до сих пор пытавшаяся её сохранить. И если теплые родственные отношения со старшим братом, пусть многие и называли их иначе, она всё ещё могла сохранить, то в отношениях с дочерью всё складывалось иначе. Элистрея не ценила попыток матери заменить ей отца кем-то другим и, казалось, была предельно недовольна присутствием Имлерита на их семейных встречах, и без того случавшихся достаточно редко. Для ребенка этот человек семьей не выглядел, и Сирона понятия не имела, как ещё можно объяснить подростку, что и он тоже часть их маленькой семьи, причем такая же значительная, какой когда-то был Дариэль. — Почему мы должны встречаться втроем? — несмотря на знание о том, что подобные вопросы причиняют матери боль, Ли продолжала их задавать, сидя за столом и недовольно поглядывая на Имлерита, и без того уже скрывшегося в самом дальнем углу помещения за своим рабочим датападом. — Он не имеет к нам никакого отношения и я совсем не хочу встречаться и с ним тоже. Первая прекрасно понимала, какими ранимыми и подверженными максимализму могут быть подростки в таком возрасте, но с каждым разом сознание подсказывало ей, что всё это глупости. Листрея вела себя неподобающе и с каждым новым разом, с каждым годом, проведенным в пределах Этерии, это становилось всё более явным. Она старалась, действительно старалась смягчить для неё потерю одного из родителей, старалась не навязывать ей других людей, если та этого не хотела; она пыталась даже встречаться с ней одной, но даже в таком случае девочка волком смотрела на Леди-Командора каждый раз, когда та бралась за инструмент, чтобы ответить на одно из сообщений по работе. С тех пор, как Трей подошла к порогу взросления, она стала винить свою мать не только в потере отца, но и в том, какие отношения сложились между создателями и пожирателями времени. Взрослея, она становилась всё больше похожей на тех, кто воспитывал и обучал её в пределах Академии. — Из-за такого поведения мы всё ещё остаемся на грани возможной войны, — резко, странновато ухмыльнувшись, Сирона произнесла вовсе не то, чего ожидала от неё дочь. — Не пора ли вам хоть немного передумать, пока кто-нибудь из нас не разозлился? Ей надоело, что каждый из окружающих людей выступал агрессором; она устала от того, что создатели времени оказывали на её жизнь настолько сильное влияние, что ей до сих пор приходилось перекраивать себя и терпеть постоянные упреки, практически ни на чем не основанные. Она устала, и её характер, нестабильный и часто выходящий за рамки разумного из-за должности Маньяка, давал о себе знать в самые неожиданные моменты. — Мам, я не думаю, что... — Я думаю. Ли с опаской поглядела на единственный, сейчас ярко-желтый и блестящий глаз своей матери, непроизвольно вжавшись в спинку стула и впервые за всю недолгую жизнь почувствовав, что эту женщину и правда есть за что бояться. Этот взгляд, эта странноватая ухмылка — всё это внушало ей непроизвольный ужас, словно та забиралась ей в голову и раскидывала это ощущение тут и там в её сознании, будто это ощущение необузданной, бесконтрольной силы забиралось в её голову прямо сквозь глаза. Ребенок не знал и пока ещё даже не догадывался о причинах происходящего, а Имлерит, в несколько шагов преодолевший расстояние до стола и закрывший глаза сестры ладонью, знал. Такое случалось чаще, чем хотелось бы — характер и взгляды Сироны медленно изменялись под давлением его отца, вынуждая её становиться всё более агрессивной и беспокойной, смотреть на вещи совсем иными глазами. Чужими глазами. Он любил её любой, независимо от того, что с ней происходило и как часто нужно было справляться с её психикой, и именно эта любовь вынуждала его защищать её дочь от неё же, чтобы не причинять Сироне, которая очень скоро придёт в себя, лишнюю боль. — Сейчас тебе лучше исчезнуть, ребенок, — хрипло и на полном серьёзе произнес Лорд Заточения, продолжая удерживать Сирону на месте и не обращая внимания на то, что она обхватила его запястье волосами, пробираясь ими под кожу и вынуждая его стискивать зубы от неприятной боли. — И как можно быстрее. Листрея не любила этого человека и никогда не думала, что ей придётся слушаться его или следовать его советам, только парализующий, противный и неприятный ужас, какой она всё ещё ощущала, заставил её кивнуть и быстро встать из-за стола, тут же исчезая за дверью. Имлерит знал, что его сестра уже через несколько минут придёт в себя и будет жалеть о том, что сказала; о том, что снова поддалась навязанной извне агрессии. Он знал об этом и ждал, когда пряди её волос наконец-то расслабятся и отпустят его, а напряженные плечи медленно опустятся. Он ждал и продолжал держать её, стараясь быть предельно аккуратным. Помимо маленького бунтующего подростка, им нужно будет справиться ещё очень со многим, в том числе и с влиянием Лорда Безумия на сознание Сироны, и Имлерит готов был помогать своей сестре, коллеге, госпоже и любимой женщине в любом из этих вопросов, даже если ради этого ему придётся каждый раз терять время и залечивать неизменно появлявшиеся шрамы. Его Сирона, его маленькая и безмерно любимая Сирона стоила не только каких-то шрамов.