My Immortal

It's okay to have scars, they will make you who you are It's okay to have fear, as long as you're not scared of coming here (“Christmas TV”, Slow Club)

Через два месяца мне пришло письмо из Министерства Магии, в котором указывалось время моего первого слушания. В нем также говорилось, что я теперь нахожусь под следствием и мне запрещено покидать пределы Хогвартса и Хогсмида, но я могу, получив специальное разрешение, посещать Лондон не чаще двух раз в год. Люциус давно покинул Англию, однако, его сын остался здесь — за свою жизнь он причинил недостаточно зла окружающим, чтобы заинтересовать Министерство. В крайнем случае, ему грозит штраф за то, что он ничего не сообщил аврорату о действиях своего отца. За эти два месяца жизнь для меня стала похожа на бесконечный кошмарный сон, из которого невозможно выбраться. Кажется, что проснулся, и вдруг обнаруживаешь, что за тобой гонится ужасный монстр. И ты бежишь на ватных ногах, но слишком медленно, и огромные челюсти уже щелкают у твоего уха. Поэтому новость о том, что меня намерены судить, не воспринималась как нечто выходящее за пределы вечного кошмара. Наоборот, это может поставить, наконец, точку в моих мучениях и, вероятно, жизни. Поцелуй дементора — вот что меня ждет, если следствие учтет все мои заслуги перед Волдемортом. Драко неправ, считая, что я могу отделаться пожизненным заключением в Азкабане. Драко почти ничего не знает обо мне. Два месяца трижды в неделю я вижу Гарри Поттера на своих уроках. Два месяца мы старательно игнорируем друг друга. Я не спрашиваю у него ничего на занятиях, он выполняет домашние задания достаточно сносно, чтобы не получать взысканий, а на самих уроках ведет себя очень тихо, и я не могу найти повода придраться к юноше. Он никогда не смотрит на меня. За все это время мы только дважды случайно пересеклись взглядами, и его лицо оба раза искажала жестокая гримаса, почти моментально сменяющаяся подчеркнуто-нейтральным выражением. Что скажет Поттер обо мне на суде? Это добавит лет пятнадцать к моему заключению или станет последним аргументом в пользу Поцелуя? Задумавшись о присутствующем на уроке Поттере, я не успеваю вовремя среагировать, когда Парвати Патил — я вижу это уже в последний момент — бросает в общий с Гарри котел целую унцию перетертых австралийских сколопендр. Реакция зелья незамедлительна: оно вспыхивает черным пламенем, распространяя по классной комнате едкий запах и голубоватый дым, раздражающий глаза. Я уничтожаю содержимое котла и, разозленный своей медлительностью и несконцентрированностью, спрашиваю парочку у котла, покрытую копотью: – Почему это произошло? Оба молчат. Я, теперь раздраженный глупостью Патил и тем, что приходится общаться с Поттером именно так, переспрашиваю: – Почему зелье взорвалось? – Не знаю, сэр, – говорит Патил. Поттер молчит, глядя на пуговицы на моей груди. – Кто-то из вас использовал больше тертых сколопендр, чем нужно, – подсказываю я, желая, наконец, перестать нависать над их партой. – И этот кто-то будет отбывать отработку в субботу здесь. Патил умоляющим взглядом смотрит на Поттера и тот, помедлив не больше секунды, поднимает голову и, глядя мне в глаза, врет: – Это был я, сэр. В горле пересохло оттого, что он заговорил со мной, а в груди будто горит огонь: как они смеют мне лгать? – В таком случае, жду вас в десять, мистер Поттер, – альтруист недоделанный. – И минус двадцать баллов с Гриффиндора за то, что до сих пор не научились отличать дроби от целых чисел. Может быть, передумает? Но нет, Поттер, вбивший себе что-то в голову, особенно если ему кажется, что это спасет кого-то, непоколебим. Я отпускаю всех с урока и слышу, как Патил, задержавшаяся в дверях, громким шепотом говорит Гарри, что в субботу у нее свидание и что Поттер просто спас ее сегодня. Я не слышу, что ей говорят в ответ, но предполагаю, что Гарри предложил ей не волноваться и забыть об этом. Это же Поттер, в конце концов. Он скорее проведет несколько часов в замкнутом пространстве с человеком, неоднократно избивавшим и насиловавшим его, чем откажет тому, кто попросил о помощи. Я качаю головой и начинаю ждать субботы с нетерпением. На следующий день, во вторник утром, Минерва, увидев, как я вхожу в учительскую, оживилась и встала. Странно, что она сама подошла ко мне, а не вызвала в кабинет Альбуса… то есть, ее кабинет, конечно. – Северус, ты ведь назначил отработку Гарри в субботу в десять, верно? Я слегка наклонил голову в знак согласия. – Дело в том, что, – МакГонагалл замялась, что ей было несвойственно, – у Гриффиндора в субботу матч. Мы играем с Хаффлпаффом... – И я лишил вас ловца? – Пожалуйста, перенеси отработку. – И позволить вам выиграть Кубок? – я усмехнулся. – Но Северус... Прежде, чем она успела договорить, дверь в учительскую открылась, и вошел Поттер, задумавшийся о чем-то. – Хорошо, пусть приходит после матча, – в этом помещении труднее всего было делать вид, что не знаешь кого-то из присутствующих, но мы с Гарри уже достигли совершенства в этом искусстве. И теперь Минерва с удивлением посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на Гарри. Тот кивнул ей, но привычно проигнорировал меня. Я, внеся изменения в своем расписании, доступном и другим учителям, вышел из учительской, где Минерва уже завела разговор с присутствующими о планах на празднование Рождества. Подобные беседы меня никогда не интересовали. Я не спал всю ночь с пятницы на субботу — наверное, сказывалось Бессонное зелье, которое утром варили шестые курсы Слизерина и Гриффиндора. Лучшее, как ни странно, получилось у девчонки Уизли. Она вообще чувствовала себя поразительно уверенно на моих уроках. Сначала я подолгу рассматривал ее, пока она была занята приготовлением зелий, пытаясь понять, рассказал ли ей что-то Поттер о нас... обо мне. Очевидно, нет. Она не из тех, кто молчат, когда происходит что-то, неугодное им. Она так или иначе выдала бы себя, даже если бы Поттер и просил ее никому ничего не говорить. Утром я не придумал ничего лучше, чем пойти на первый в этом учебном году квиддичный матч. Я убеждал себя, что иду туда только для того, чтобы оценить, насколько сильны будущие противники Слизерина, но самообман никогда не был моей сильной стороной. Поттер, несмотря на долгое отсутствие тренировок, летал так же хорошо, как и раньше, только наблюдать долго за ним не пришлось — увидев блеск золотого снитча где-то в стороне от поля, он молнией метнулся туда и скрылся из виду. После игры он постучал в дверь кабинета, где я уже ждал его. С его волос капала вода, а сам он отчетливо пах мылом и, кажется, одеколоном. Отработка в виде мытья котлов — разве это не банально? Почему бы не напомнить Поттеру, как в моем представлении должно выглядеть наказание? Может быть, он заодно отучится мне врать. Я приказываю ему снять одежду выше пояса и он, не медля, сбрасывает мантию и слегка влажную рубашку. На его теле больше нет следов ни от моего заклинания, ни от моей плети. Он смог залечить их. Как же хочется, не опасаясь, провести рукой по его груди, сжать пальцами пусть и не слишком чувствительные, но весьма привлекательные соски, снова оставить отметину поцелуем под сердцем. Он стоит, не шевелясь, пока я рассматриваю его, и, поднимая глаза, я встречаю его слегка насмешливый взгляд. Я отрываюсь от созерцания и отхожу, пропуская его дальше в класс. Улыбнувшись, он, не спрашивая ничего, взбирается на одну из парт и ложится лицом вниз, упираясь носками ботинок в пол. Как и раньше, он не кричит, только резко втягивает воздух через нос, когда гибкий прут рассекает его кожу. Это не так больно, как то, что ему приходилось терпеть раньше, но иногда он вздрагивает, крепче сжимая края парты. Моя эрекция уже мешает мне думать о наказании, и я бью, не контролируя силу, не следя за тем, на какие участки кожи попадает розга. Он позволяет себе сдавленный стон, когда я случайно задеваю шею, и я останавливаюсь. Он надевает рубашку, стоя спиной ко мне — видимо, не хочет смотреть в глаза, – и она промокает почти мгновенно. Я смотрю на расползающиеся по белоснежной ткани красные пятна и корю себя за неосторожность. Однако Гарри не слишком беспокоит его спина. Он легко наклоняется за мантией, забирает ее, не надевая, но уже возле двери вдруг поворачивается лицом ко мне. – Северус, – произносит он первое слово за эту встречу. Пока я пытаюсь найти нужные слова для ответа, он повторяет, – Северус. Северус. Я открываю глаза и вижу, как передо мной зеленеет квиддичное поле. Флитвик, на плечо которого я едва не улегся, смотрит на меня с легкой укоризной. – Прости, – произношу я, еще не понимая, почему оказался здесь. Тот что-то беззлобно бурчит в ответ, но я сосредоточен только на почти болезненном напряжении в паху. Впрочем, я проснулся вовремя — золотистая полоска снитча проносится передо мной, за ней следом мчится Поттер и ловит вожделенный мяч почти перед моим лицом. Я смотрю на него, а он, улыбаясь, сжимает снитч в руке и летит сначала к гриффиндорским трибунам, а потом вниз, к Роланде. После матча Поттер действительно приходит ко мне в кабинет, кажется, и впрямь успев принять душ. Его лицо мрачно и он почти не смотрит на меня, окидывая взглядом полигон будущих работ за моей спиной — да, пресловутые грязные котлы и никакой магии. А ведь его друзья сейчас празднуют победу без него. Хотя, это волновало меня исключительно опосредованно. – Постарайся закончить до обеда, – говорю я в качестве напутствия. Он, наконец, поднимает глаза, но его взгляд мне непонятен. Единственное, что я чувствую всей кожей — это место последнее на Земле, где он хотел бы оказаться. Он никак не показывает, что слышал мои слова, просто обходит, словно неподвижное препятствие, и тут же, сняв мантию и положив на стул, берется за щетку. Я сажусь за свой стол, чтобы проверить письменные работы. Некоторое время я действительно занимаюсь ими, а потом поднимаю глаза и вижу, что Поттер уже закатал рукава рубашки и трет самый большой котел, оставшийся после демонстрации первокурсникам простого, но эффективного при правильном исполнении, зелья для замедления обмена веществ. Взгляд невольно скользит по открытым участкам тела. Нет, он вовсе не залечил шрамы и, судя по их состоянию, даже не пытался. Со лба юноши уже капает пот от напряженного оттирания остатков зелья. Странно, я так желал его во сне, а теперь все, чего я хочу — чтобы он снова расслабился и болтал, размышлял о чем-то вслух, смеялся... Я не заметил, как приблизился к нему. И вот я уже стою за его спиной, глядя в котел, а потом на спину напряженную спину Поттера и ниже. Меня бросает в жар. Я протягиваю руку, чтобы остановить бесполезный процесс отмывания котла и, не успевая себя остановить, произношу: – Гарри... Тот резко поворачивается, пока моя ладонь находится в дюйме от его плеча и, стоя так близко, что для поцелуя мне достаточно было бы наклониться, зло прищуривает глаза. – Дотронетесь — и я убью вас. Нужно съязвить, сказать хоть что-нибудь, чтобы ему стало понятно: он мне безразличен, его имя ему только послышалось и вообще он слишком высокого мнения о себе, но слова застревают в горле, а рука опускается сама. На что я, старый идиот, надеялся? – Вы свободны, мистер Поттер. Я отхожу от него, а он бормочет немного виновато: – Я еще не закончил. Сэр. Что же его смутило? – Уходи, – не зли же меня! Он отводит взгляд и покидает мой кабинет.