Победителей не судят

В отведенном ей номере Анжела нашла аккуратно разложенное на узкой кровати иссиня - черное атласное платье в пол, и обитую алым шелком коробку. Туфли на шпильках стояли у комода. С размером Карла угадала, вещь от парижского модельера сидела великолепно. Глядя на себя в огромное зеркало, занимающее половину стены, капитан Миллер искренне пожалела о том, что её сейчас не увидит Леон. Вечерний наряд с глубоким, почти до пояса, узким треугольным вырезом, выгодно подчеркивал её высокую полную грудь, осиную талию и длинные ноги, мелькавшие в разрезе юбки. У платья было ещё одно бесценное достоинство: оно, в отличие от тех тряпок, что она пока могла себе позволить, не скрадывало цвет её лица, оттеняя нежный персиковый румянец. Обувь тоже оказалась выше всех её мечтаний: благодаря удобной немецкой колодке совсем не чувствовался высокий гвоздеобразный каблук. К туфлям прилагались специальные стельки, предотвращающие потертости и натоптыши. Полюбовавшись на своё отражение, Анжела удовлетворённо кивнула себе и села перед зеркалом, чтобы накраситься. Увы, свой «стратегический» комплект она оставила дома, поэтому пришлось довольствоваться содержимым дорожной косметички. Прозрачный тон на всё лицо, рассыпчатая пудра, подстраивающаяся под цвет кожи, контурный карандаш, тонкий слой румян на скулах и мерцающий блеск для губ. Открыв бархатную шкатулку с украшениями, не смогла удержаться от восхищённого вздоха: три ослепительно – белые нити некрупного, очень дорогого жемчуга, перемежавшегося с платиновыми «бусинами». Дополнением к колье являлись два браслета на драгоценных замочках и серьги в виде распускающихся лилий. - Господи, - вздохнула Анжела, надевая гарнитур, - почему Леона сейчас нет рядом? Почему? Накинув на плечи палантин, капитан Миллер прихватила вечернюю сумочку, обулась, вышла в коридор и направилась к переходу, соединявшему административный корпус со служебной гостиницей. На середине пути ей попалась несчастная медсестра с толстой папкой в руках: - Ваш текст, мэм. Говорила она очень тихо, и смотрела под ноги, но в голосе её звучало что угодно, кроме страха. Ненависть, отвращение, презрение, но никоим образом не испуг. Анжела удивленно подняла брови, забирая у переводчицы листы: - Мне говорили, что над этим объемом нужно работать трое суток.… Кстати, как вас зовут? - Тупая мокрая щель, мэм, - служащую уже трясло. – Моё имя – Тупая мокрая щель. Вы проверьте текст, всё ли вам в нем угодно? Миллер ласково взяла бедную женщину под руку: - Простите, что я вас так долго задержала. Как ваше имя? Прошу вас, не надо злиться на меня. Я понимаю, на что вы сердитесь, мне самой бывает неприятно, если ломаются мои планы, но… Мне здесь больше не на кого рассчитывать. - Нанять дипломированного переводчика и заплатить ему не пробовали? – вырвалась собеседница. Анжела открыла, было, рот для новых извинений, как в помещение вошла Карла. Окинула бледную от переутомления подчиненную долгим злым взглядом: - Переводы сделала, ты? Медсестра ответила утвердительно и снова попросила разрешения уйти. Миссис Эванс, подло ухмыльнувшись, отказала: - Только что прибыла госпожа Кимура, поэтому сиди на работе и не воняй, овца тупая. Жди, когда она закончит свои дела с подзащитными, ясно? Потом отвезешь её, куда она велит. Только после тебе можно будет идти домой. И телефон не выключай, будь на связи, ты можешь мне понадобиться. Шагом марш! Девушка беззвучно ушла выполнять приказ. Анжела, в отличие от Карлы, успела посмотреть ей в лицо и вздрогнула: медсестра улыбалась. Улыбалась, как снайпер, только что ликвидировавший террориста вроде Усамы Бен Ладена, или кого – то аналогичного ему. А в карих глазах бедняжки горело поистине сатанинское торжество. У неё даже походка изменилась, пока женщина двигалась к выходу: робкое шаркающее загребание, каким отличаются страдающие косолапостью дети, уступило место фирменному шествию супермоделей. «Какого чёрта тут происходит, может мне кто – то сказать?!» Дальнейшие события этого вечера надолго лишили Анжелу душевного покоя. Дело было вовсе не в Карле, чьи манеры всё больше напоминали печально знаменитую графиню Эржбету Батори (а, по мнению автора сего романа, кое – кого намно – о – о - го хуже, ибо супруга милсдаря Надашди просто не дружила с головой, миссис Эванс же была вменяема), нет. В глубине души капитан Миллер целиком и полностью одобряла жесткую управленческую политику школьной подруги. Да, миссис Эванс позволяла себе говорить с подчиненными на «ты», заставляла их выкладываться на службе по максимуму, позволяя им уходить, домой лишь после того, как они выполнят весь запланированный начальством объём работ. И делали её сотрудники всё необходимое для решения поставленной перед ними задачи, без оглядок на глупые должностные инструкции. А главное – никто, никто не осмеливался сказать руководителю даже слово поперек. Каждый занимался возложенными на него обязанностями и молчал. Именно о такой обстановке в офисе мечтала офицер Миллер. Железная дисциплина, беспрекословное подчинение воле руководителя и полная самоотдача во имя долга. Анжела, если уж говорить начистоту, не видела ничего дурного в том, что Карла заставила медсестру, у которой совершенно иные функции, делать переводы с иностранных языков. Владеешь дополнительными полезными навыками – изволь применять их на благо всего офиса. Задержки по окончании рабочего дня и после дежурства Анжела тоже считала нормой. Два – три часа вовсе не есть сверхурочная работа, как полагала мерзавка Джулия и ей подобные эгоисты. Отпуска с выходными днями созданы для того, чтобы в свободное от работы время повышать свой культурный и профессиональный уровень. Особенно профессиональный. А не на пляже валяться, как поступали её «работнички», истерично оравшие про свои права при известии о том, что начальница уже распланировала их бесценный отдых в соответствии с интересами участка. Самообладание почти покинуло Миллер вовсе не из-за обстановки в офисе Карлы, подчиненные которой больше походили на рабов. Причина была иной. Только теперь Анжела поняла, что имел в виду Леон, говоря о рыбе, гниющей с головы. Откуда взяться порядку, дисциплине и самоотдаче на самом низу, когда верхушка проржавела насквозь, и потворствует самым низменным своим желаниям? Из равновесия женщину выбил вид гостей, прибывших смотреть тюремный чемпионат. Британский консул с женой и обеими дочерьми, восемь сенаторов, трое известных актёров, престарелый бразильский промышленник - миллиардер, опиравшийся на руку прехорошенькой блондинки, и ещё около трехсот личностей, гордо именовавших себя «сливками общества». Анжеле становилось тошно, когда она смотрела в их тусклые, полные гнили и пресыщенности глаза. Мужчины, за редким исключением, щеголяли пивными животами, блестящими лысинами и скверной кожей. Их великосветские спутницы, в подавляющем большинстве, носили под эксклюзивными нарядами утягивающее бельё, а за тремя слоями штукатурки трудно было угадать черты лица. Что до младшего сына бывшего президента страны, тоже приехавшего на вечернее торжество, то отпрыск прежнего главы государства бережно вел под острый локоток бабушку лет ста на вид (свекровь начальника внешней разведки, да - да). Перехватив выразительный взгляд Анжелы, молодой мужчина, в прошлом подававший надежды сотрудник полиции, презрительно скривился и с весьма двусмысленной гримасой облизал средний палец. Миллер, естественно, сумела проигнорировать мелкую провокацию, сделав вид, будто не знакома с Алеком. Она была в курсе трагедии, унесшей жизнь его жены, понимала, как порой трудно пережить смерть близкого человека, но никто не давал Алеку права позорить честь мундира и семью, став из офицера «убойного» отдела лицензированным жиголо. Свой позор он год назад выставил напоказ, заставив отца – президента объявить о своей досрочной отставке. Хуже всего, что работал Алек тогда в её участке, они даже около шести месяцев были напарниками, поэтому его дикая выходка больно ударила и по престижу капитана Миллер. После демонстративного увольнения, когда детектив швырнул свой значок в лицо Мортону, Анжела поклялась, что никто и никогда больше не опозорит место, где она служит. Никто. Никогда. В её участке никакая рыба гнить не будет. Ни с головы, ни с боков, ни даже с кончика хвоста. Она, начальница «убойного отдела» Анжела Миллер, не допустит такого срама, уж можете быть уверены в её словах… Пресловутой «последней каплей», добившей Ангела Гарвардвилля, стало появление старшей сестрицы Алексис Миллер, отрекшейся от семьи пятнадцать лет назад. Покинув родной дом в неполные двадцать два года, она сменила не только фамилию, из Унылой Буки, Лекси Горизонтального Нистагма, Злыдни на Чердаке, Фамильного Призрака и Мадам Амёбы (как звали её родные) Алексис стала Бэллой. Бэллой Суонк, по мужу леди Толливер. За прошедшие годы она ни разу не приехала в гости, не пригласила родителей с братом и сестрой к себе. Об оказании помощи говорить было просто смешно, Мадам Амёба обладала слишком «хорошей» памятью для того, чтобы простить, понять, отпустить, забыть и освободить от домашних хлопот стареющих родителей. Впрочем, Клёклая Дурында (еще одно её домашнее прозвище, самое, кстати, популярное) Лекси недавно получила своё: муж умер, не успев составить завещание в пользу Буки, и его матушка, как со смехом рассказали Анжеле кузины, мигом выставила Алексис за порог. Покаяться перед семьей, вернуться домой, устроиться в Гарвард (там всегда нужен младший персонал на кафедрах) и взять на себя готовку, стирку, покупку продуктов, поддержание чистоты в их трехэтажном особняке, попутно приводя в порядок документацию мамы и бумаги отца? Нет, не слышала. Зато нести дорогой портфель за иностранным адвокатом, и служить этой дамочке переводчицей Амёба может,… Дед, герой той страшной войны, подлую внучку из могилы проклял бы. За предательство. Анжела задрожала от гнева, когда увидела, перед кем стелется её старшая сестра. На ум невольно пришли слова Фредерика Даунинга. Да, те самые, про марсельского капитана и девушку из Нагасаки. Алексис сопровождала молодую женщину, чей облик напоминал о героинях сериала «Сёгун». Хотя.… Эта мадам, с её ледяным острым взглядом миндалевидных карих глаз, куда больше походила на жену якудзы из боевика «Плачущий убийца», который Анжела посмотрела, гостя у Леона в Рождество 2006. Строгое черное кимоно, под ним надеты жемчужно – серое, кипенно – белое и тёмно - бордовое. В тон верхнему наряду скрывающий фигуру широкий пояс с заткнутым под него декоративным (а, может, и настоящим) кинжалом. Традиционные для японок туфли, надетые поверх белых носочков. Густые блестящие волосы, что Анжелу очень удивило, были подстрижены коротко, и своим стилем напоминали прическу Леона. Та же «рваная» асимметричная челка, с правой стороны лица почти достигавшая подбородка, и практически такая же длина. На шее у этой дамочки красовалась черная татуировка в виде кружева. Вот лицо рассмотреть, чтобы запомнить юриста из Японии, оказалось проблематично: лоб, щеки, подбородок и частично область декольте были покрыты белой пудрой, а рот, ресницы и брови тщательно прорисованы алой помадой и черной тушью. «Хм… Интересно. Юрист, позволяющий себе носить наколки на самом видном месте? И физиономию рисовать такую, словно ты не адвокатом работаешь, а гейшей. Какие еще меня ждут сюрпризы, а?». Вслух Анжела, само собой, ни сестре, ни госпоже Кимуре не сказала. Со Злыдней капитан обменялась равнодушными взглядами (Господь старшенькой судья за побег к тетке), японской адвокатессе церемонно поклонилась, когда Карла представила их друг другу. Госпожа Кимура говорила только на своем родном японском, что было, по мнению Анжелы, хамством и наглостью по отношению к тем, кто с этой раскрашенной куклой общался. Что, так сложно выучить несколько фраз? Слава Богу, что взаимные расшаркивания длились всего пять минут. Японка, холодно извинившись, попросила Карлу проводить её к клиенту. У миссис Эванс вытянулось лицо: - Вы отказываетесь посетить открытие сезона? Но я… Вам что – то не понравилось в прошлый раз, мадам? Госпожа Кимура поспешила уверить Карлу, что дело не в чемпионате, заведение миссис Эванс, как обычно, выше всех похвал. - Прошу меня извинить, но сегодня вечером я вынуждена оставить вас, моя дорогая, - легко поклонилась адвокатесса. – Я нужна в Токио. Вылет у нас через три часа, - она бережно прикоснулась к руке ассистентки. Карла осторожно попросила уделить внимание хотя бы первой схватке, бой обещает быть интересным. Француз, виртуозно владеющий борьбой сават, против русского спецназовца. Японка с минуту думала, затем дала согласие. - Но не дольше. Прошу меня извинить, я сегодня вынуждена уйти намного раньше, чем мне хотелось бы, госпожа Эванс. Пока мы будем наслаждаться вашим чудесным шоу, приведите мне Сами Знаете Кого, - адвокатесса протянула заместительнице начальника зоны сложенную вдвое бумагу. – И я хочу, чтобы вы его на этот раз зафиксировали более надёжным способом. Подруга просияла, а Анжелу начало мутить от отвращения. Это же надо совсем не уважать себя, чтобы пресмыкаться чёрт знает перед кем. Карла так не приседала, даже когда к ней подошел один из сенаторов. Одна. Конгрессмен Карен Вудлор, поздоровавшись с миссис Эванс, обратила внимание на японку. О чём они говорили, Анжела так и не поняла, но результат беседы сенатора явно обрадовал. Уходя к мужу и взрослым детям, Карен вскользь обронила, что жизнь есть бумеранг, всё вернулось. Супруг злорадно сказал, что «так ей и надо, этой суке», затем спохватился, наклеивая привычную улыбку. О ком шла речь, Анжела не смогла прояснить, да и не нуждалась она в этой информации. Поговорить с сестрой – вот что необходимо. Когда до начала первого боя осталось пять минут, и дамы удалились, чтобы подправить макияж, Миллер сумела перекинуться с Амёбой несколькими фразами. Проводя по губам прозрачным блеском, Анжела негромко спросила, долго ли старшая сестрица намерена строить из себя самостоятельного человека, и скоро ли в ней проснется совесть, ведь надо ухаживать за отцом и мамой, обеспечивая им комфортный быт в фамильном особняке. - Хватит уже мотаться, в компании чёрт знает, кого и дьявол разберет, куда, Лекси, - вполголоса предложила капитан Миллер. – Давай так: ты сейчас говоришь своей японке, что больше у неё не работаешь, и едешь потом со мной. Дня два пересидишь у меня, то есть, у семьи Кирби, я пока там остановилась, мне надо будет переговорить насчет тебя с родителями, буду звонить им обоим, чтобы они дали тебе шанс заслужить их прощение, затем вернешься домой, откроешь Миллер - холл, и займешься хозяйством. Маме уже тяжело квартировать у кузины Бесс в период отпусков, там всё чужое, а мама хочет сама принимать решения. Папа скоро тоже назад приедет, он больше не собирается преподавать за границей, дома им нужен кто – то, кто будет помогать. Ему еще сложней, чем маме, жить у дальней родни, отцу не нравятся правила, принятые в той семье. Да и ты, моя дорогая сестра, выглядишь не лучшим образом, если говорить мягко. Извини. Ты же тощая стала, точно спица, ни груди, ни зада не осталось, выглядишь древней старухой, даже твой грим уличной проститутки тебя не спасает. Одеваться и краситься ты до сих пор не умеешь. Пойми, Дурында ты злопамятная, мы же тебе только добра хотим. Мы знаем, как лучше для тебя. Я, папа и мама. Возвращайся домой. Хватит уже притворяться взрослым человеком, Лекси, я тебя умоляю. Извини, но твой подростковый бунт несколько затянулся. Иди к нам, Алексис, и делай, что взрослые умные люди велят. Живо. Сколько ты еще протянешь без нас? Куда пойдёшь, когда тебя с нынешней работы выгонят вон? Тебя ведь выгонят за непригодность, увольнение вопрос времени. У тебя же ни ума, ни красоты, ни ценных знаний, ни профессии нормальной нет. Пойми, мы все переживаем за тебя. Вернись домой. Старшая сестра, вперив в Анжелу ненавидящий взгляд, презрительно повела худыми плечами, всё еще покрытыми отметинами детской почесухи (вследствие постоянных сильных стрессов, которые она перенесла, живя с родными): - А ты попробуй меня заставить, дорогая. Только без обид: я скорее на улице подохну с желтым билетом, чем в ваш могильник вернусь, и снова начну всех вас обслуживать. Кстати, раз тебя беспокоит мать, что сама домой не едешь, если такая хорошая? Анжела шепотом пояснила, что она, как и родители, серьезно работает, строит карьеру, личную жизнь, и посему не может себе позволить роскошь сидеть дома. А вот Лекси ничего не делает, целыми днями гоняя воздух. - Да пошла ты, святоша долбанная… - отбила удар Дурында. – Ты, и эти, которые вроде как родители.… Идите в задницу, ясно? Я никогда к вам не вернусь! Ах, да, - прищурилась Алексис, - тебя плохо проинформировали насчет моих отношений со свекровью: из дома меня после смерти Декстера она не выгоняла. Мы, когда его похоронили, сами перебрались обратно в Штаты. Мне тут удобнее работать, а Летти хочет жить подальше от тягостных воспоминаний и парочки мудаков, не простивших ей её происхождение. Да, Анжела, мать моего покойного мужа сейчас живет со мной. Что, сюрприз, дорогая? Миллер в сердцах назвала сестру непроходимой дурой с больным самомнением и полным отсутствием критики к своей пустоголовой персоне. - Впрочем, мешать тебе, загонять себя в гроб я не буду, - прошептала Анжела перед уходом. – Заговорит стыд – звони, попробую убедить папу и маму разрешить тебе прийти назад. Алексис в ответ громко хлопнула дверью туалета. Анжела, оставшись одна, стиснула кулаки. Лекси дура, непрошибаемая дура! Давно уже перешагнула тридцатилетний рубеж, а интеллект у неё так и остался на уровне умственно отсталой детсадовки. Обижали её дома, надо же, какое расстройство! Мало, видимо, обижали, раз хватило бесстыдства подать на родителей в суд, лишить их, при помощи тётки – адвоката, всех прав на опеку, и сбежать в столицу. Поселилась она у двоюродной сестры папы, которая после процесса вообще запретила Миллерам появляться на пороге её дома. Хотя и Анжела, и Кертис, и папа с мамой в один голос твердили, что они хотят, как лучше, им, в отличие от погрязшей в детских обидах Алексис, виднее, они смотрят на старшую дочь со стороны, и понимают: без помощи семьи Амёбе не выжить. Клёклая Дурында глупа, медлительна, некрасива, плохо учится, еще хуже работает, обладает на редкость дурной памятью, не позволяющей ей запоминать даже имена коллег, и совершенно неприспособленна к самостоятельной жизни. Алексис надо оставаться под опекой и контролем родителей, а также беспрекословно слушаться брата (пока тот не спутался с той девицей из Алабамы, когда учился в столице) и сестру. Тогда Лекси не придется опасаться за свой завтрашний день. Но разве прислушается к голосу рассудка Злыдня На Чердаке? Да никогда в жизни! Дорвалась до вожделенной свободы, дура набитая… У Анжелы душа горела от боли, страха, тревоги и беспокойства, когда Миллер вспоминала «паршивую овцу» их уважаемого семейства. Иногда у капитана даже возникала мысль вообще лишить Лекси дееспособности, признав её лишь частично вменяемой, оформить над сестрой официальную опеку и принудительно вернуть домой под надзор родных (как однажды поступили с миссис Кирби). Но слишком уж хорошо знала Анжела правоохранительную систему своей славной родины, чтобы быть уверенной в успехе такого дела. Оно было априори провальным. Любой начинающий адвокатишка, желающий сделать успешную карьеру, не хуже Фаринелли – кастрата завизжит тут о нарушении прав человека. Лекси вместе с ушедшей на покой тётушкой не упустят шанса вывалить ворох жалоб на тиранию отца и оскорбительное поведение матери. Напомнят, что Лекси принуждали делить свою комнату с посторонними бабами (это гости мамы и папы, преподаватели знаменитейших учебных заведений мира посторонние бабы, да - да), не пускали гулять, если вечером родители ждали гостей. Ведь надо было прибирать дом, идти в магазины, готовить ужин, сервировать стол, далее приводить себя в надлежащий вид, чтобы позже, будучи уже одетыми, причесанными и накрашенными, выполнять приказы родителей. Все дети Миллеры были обязаны посещать домашние рауты и научные собрания, устраиваемые старшими членами семьи. Кроме, разумеется, Дурынды. Её нельзя было пускать в гостиную, где собирались коллеги и начальство прославленной ученой четы. Амёбу, когда другие сидели за праздничным столом (изредка в кафе), всегда запирали на ключ в отведенном ей помещении, ибо один её мрачный унылый вид, «украшенный» россыпью прыщей на лбу и щеках, портил настроение, как хозяевам, так и гостям. Лекси не умела поддержать светский разговор, корчила кислую мину, когда взрослые люди делали ей замечания. Она крайне болезненно реагировала на рекомендации маминых подруг – неврологов по поводу своего горизонтального нистагма, который у неё отлично видели опытные врачи, начиная то злобно огрызаться, то вовсе кидаться в слезы, если доктора проявляли настойчивость, предлагая ей пройти у них обследование. Медики хотели ей помочь, а она ударялась в истерику, крича, что абсолютно здорова, но к ней вечно придираются, ища себе жертву для проведения опытов. В клинику она не пойдет, и мерзкие таблетки глотать не будет, у неё после них сильно кружится голова. Бесполезно было говорить ей, что тут имеет место обычный побочный эффект. Любая встреча Алексис с коллегами матери кончалась диким скандалом. Потому папе, уставшему от ругани и слез, приходилось помещать дочь под замок, временно ограничивая даже перемещения по этажу. Этот родительский, совершенно уместный и адекватный личности Дурынды запрет суд, потом трактовал как «систематическое незаконное лишение свободы, насилие и унижение человеческого достоинства». А уж когда у Лекси отобрали комнату в качестве наказания за её упрямое нежелание слушаться старших, меняясь в лучшую сторону, и переселили на темный просторный чердак, то сестрица сочла себя свободной от всех обязательств по отношению к родным. Как – то раз, незадолго до Пасхи отец, устав ждать, когда Дурында принесет ему поднос с утренним кофе и поджаренным хлебом (её обязанность с восьми лет), пошел наверх, где обнаружил, что в комнате никого нет, а посередине старого ковра валяется записка. Суть послания сводилась к тому, что Дурында от них уходит, будет жить самостоятельно. А еще она подает против родных иск, ибо у неё больше нет сил и желания, терпеть издевательства со стороны четверых садистов, как она назвала папу с мамой, Кертиса и Анжелу. У этой дрянной Амёбы хватило жестокости обозвать родителей фашистами, которым нужны не дети, а молчаливые покорные узники Дахау. Процесс сестра выиграла, сменила имя, фамилию, и, став человеком без роду и племени, начала новую жизнь. Папа и мама после ухода старшей дочери года три не упоминали даже её имени, родители безжалостно сожгли все семейные фотографии с Алексис на заднем плане, выбросили вещи, даже сделали ремонт в её бывшей комнате и на чердаке, уничтожая любые свидетельства существования этой подлой особы. На Анжелу и Кертиса в те годы легло двойное бремя, им обоим пришлось доказывать отцу и матери, что они, в отличие от Лекси – хорошие дети, чтут и уважают старших. Кертис на первых порах делал, как велел ему папа – математик: уехал в Вашингтон, с легкостью поступив там, в престижнейший медицинский университет. И оказался, как выяснилось через несколько лет, куда худшей сволочью, чем сестрица Алексис. Та хоть честно сказала, как она ненавидит родных, Кертис же, этот лживый фрукт (пусть и нельзя плохо говорить о мертвых), усыпил бдительность отца, притворившись порядочным человеком и примерным сыном… Он познакомился с красивой сокурсницей, женился без разрешения родителей, будучи на третьем курсе, а получив диплом, вместе с молодой женой и маленькой дочкой смылся работать в Раккун – Сити, хотя папа уже выбрал для наследника рода Миллеров отличную должность и супругу из очень хорошей семьи. О своём браке, рождении ребенка и переезде на новое место жительства дражайший родич сообщил постфактум в день отъезда, продемонстрировав семье ксерокопии документов. Их состояние можно было назвать одним словом: шок. Естественно, что отец и мать, очнувшись от ступора, жестко потребовали от Кертиса объяснений, он же должен был вернуться в отчий дом. Братец, скотина неблагодарная, заявил, что ему тут, в их склепе, все осточертело лет с пятнадцати, и он теперь будет жить, как хочется ему. Он, оказывается, давно уже задолбался прогибаться под родительские запросы и соответствовать их ожиданиям. Ничьи жопы, даже папину задницу вкупе с маминой, он больше вылизывать, не будет. Его достало плясать, когда ему свистнут. С него хватит, он тоже уходит. Ему уже не пять лет, чтобы покорно слушаться мамочку, одновременно приветливо кивая козлу – папаше. Разругался с домашними и громко хлопнул дверью. Как она тогда ненавидела старшего брата! Как хотела разбить ему физиономию, врезать от всей души этой двуличной скотине! Она не меньше родителей ждала возвращения Кертиса. В то лето ей, золотой медалистке, пришло второе письмо из Кембриджа, её туда звали учиться, её снова пригласили, сообщив, что достигнутые ею результаты, помимо зачисления на основе простого собеседования, позволяют еще и претендовать на хорошую стипендию. Как она была счастлива, как радостно собиралась на покорение новых высот! Но, увы, все её мечты рухнули в один день по вине лишенного даже намека на признательность эгоиста. Кертис, поссорившись с родителями, спокойно уехал, хотя она умоляла брата одуматься и прийти назад. Говорила о сыновнем долге, обязательствах, убеждала в том, что нельзя вот так исчезать, ибо по городу сразу начнут ходить дурные разговоры, а папа с мамой их не переживут. Братец слушал – слушал, и со злой ухмылочкой спросил: - Что, так не терпится удрать в Кембридж, сестренка? Решила на время учебы мной прикрыться? Анжела ответила с максимальной честностью: - Я же тебе возможность дала. Теперь ты обязан вернуть мне свои долги. Дай мне шанс получить хорошее образование. Старший брат её на эти слова грубо послал, сказав, что он никого не просил причинять ему добро. И он ей не должен ни хрена. - То есть, как это ты мне ничем не обязан?! – взвилась тогда Анжела. – Ну, знаешь,…Я еще в прошлом году могла уехать на учёбу, но осталась, потому что надо думать о папе и маме! Теперь уже твоя очередь, Кертис! Отдай свои долги! Ты ведь можешь отправиться на работу в Раккун – Сити после того, как я получу диплом! Отложи свои планы ненадолго, прошу тебя… Братец, криво усмехнувшись, спросил, кто мешает ей уехать в Кембридж прямо сейчас. Анжела, гневно стиснув кулаки, объяснила, что нельзя оставлять без помощи папу и маму, дома всегда должен находиться тот, кто возьмет на себя бытовые хлопоты. Кто – то же должен ходить за покупками, наводить порядок, стирать, готовить, заниматься переводами, приносить с почты всю корреспонденцию, встречать и провожать папиных учеников, устраивать вечерние чаепития… Кертис прервал её монолог, заржав на весь трехэтажный особняк. Обозвал её наивной дурой, не понимающей, что их уважаемые родители – две наглые ленивые жопы (да, прямо так и сказал), которые ни черта не хотят делать сами. Оба полностью сохранны в плане самообслуживания, просто привыкли уже, за последние двадцать пять с лишним лет, к трем дармовым горничным, вот и корчат сейчас из себя убогих, давя на старательно взращиваемые в детях чувства долга и вины. Кертис тогда долго с ней ругался, доказывая младшей сестре, что нет у неё никаких препятствий для учебы в Кембридже, кроме её собственного идиотизма, подкрепленного истериками родителей. Уходя из дома, брат сказал: - Я тут еще несколько лет торчать не буду. Она, все еще надеясь, что он ей поможет, выскочила в слезах на улицу, поймала Кертиса за руки и снова стала умолять войти в её положение. - Отвали, ясно! Я уезжаю! Пошли все к черту, достали! Брат грубо отшвырнул её руки, и не поскупился на злые слова, даже когда она разрыдалась в голос, прося Кертиса помнить о сыновнем долге и семейной чести. Миллер – младший обозвал её идиоткой, больно толкнул на крыльцо, сел в машину и уехал. Анжела чуть позже связалась с женой брата, надеясь, что та ей поможет. Новоявленная миссис Миллер, издав раздраженное шипение, сказала, что их уже ждет такси, и у неё нет времени на разгребание проблем, порожденных чужой глупостью. Час спустя, во время ужина, отец спросил, какое она приняла решение. Пойдет ли их третий ребенок на предательство ради личных амбиций, или старшие Миллеры вырастили хотя бы одну хорошую дочь? Ответ она имела право дать только один. Она не поехала учиться в Кембридж, запретив себе даже думать об этой роскоши. Она поступила в гуманитарный колледж, выбрав такую нужную родителям профессию секретаря. Потянула бы и Гарвард, но отец, будучи одной из ключевых фигур в руководстве университета, запретил ей подавать туда документы. Её, из-за кровного родства с начальством, не будут воспринимать как достойную студентку. Да и отцу лишние разговоры не нужны. К лету 1998 она уже проходила последнюю, самую важную практику в полицейском участке. Разрывалась между учебой, родителями и семьей капитана Кирби. День был расписан по минутам, она должна была успеть, не только выполнить обязанности младшей секретарши, но и забежать в Гарвард к отцу, встретить из командировки маму, дома подготовить торжественное вечернее чаепитие. После прибрать гостевые спальни к приезду французских профессоров, и выкроить время на доставший до нервного тика променад с Алисой. Уход за умирающей бабушкой тоже был возложен на Анжелу: надо было подать судно, вынести его, тщательно подмыть старуху, поменять ей специальное белье, преподнести чай, и прочитать вслух главы из Священного Писания, на что тоже тратилось немало времени. А перед сном Миллер отчитывалась папе, что она успела за прошедший день. Изредка почтенный учёный хвалил её, гораздо чаще был недоволен. К Бауманам заехать она не успела, курицу сделала абсолютно пресную, он был вынужден сам досаливать, мама нашла в одной из двух якобы прибранных комнат пыль, бабушке судно вовремя никто не принес, да и миссис Кирби снова плакала, потому что Алиса вернулась домой на десять минут позже разрешенного ей времени. Анжела, зная, что виновата, молчала. Когда отец выдыхался, она смиренно просила прощения. Крайне редко в ней поднимали голову обида и возмущение. Разве так трудно посолить курицу самому? Где она возьмет время на Бауманов, когда в тот же самый час ей нужно мчаться в аэропорт забирать маму, а потом ходить за бабушкой? Бывало, что она отцу на его претензии осторожно возражала. Папа отвечал просто: кто хочет – тот делает. А уж кто не желает… Он – то всегда найдет причины с целью оправдать собственную лень и ненависть к семье. До осени они жили относительно тихо, а с сентября, когда на улицы Раккун – Сити вырвался Т – вирус (они, само собой, правды в те годы не знали), из её дома опять исчез покой. Как оказалось, навсегда. Первое, в Гарвардвилль вернулся блудный сын. В середине осени. И родители, и Анжела очень обрадовались: в ней проснулась надежда на отъезд в Кембридж, старшие члены семьи тут же начали строить смелые проекты относительно будущей карьеры наследника. Да уж, мечтать порой не вредно, а очень даже вредно… Приехал Кертис назад в самом начале октября, купил себе одноэтажный коттедж, и зажил там озлобленным на весь мир сычом. К родителям, хотя бы для того, чтобы поздороваться и спросить, может ли он оказать им какие – то услуги, заглянуть не потрудился. Папа сам пришел к нему, хотел узнать, намерен ли его сын извиниться и жить, как раньше. Кертис притворился глухим. Отец около получаса стоял у входной двери, стучал и звал. Любящий сын визит проигнорировал. На работу по возвращении в родной город Миллер – младший и не подумал устраиваться, всё искал причины гибели Раккун – Сити. Через год, устав от сплетен, порождённых выходками Кертиса, отец и мать уехали работать в Европу. Анжелу с собой не взяли, особняк заперли, приказав дочери искать собственное жилье. Два месяца она квартировала у брата, потом, после устройства на работу к капитану Кирби, ей удалось снять миниатюрную студию и освободить родича, явно тяготившегося её присутствием в доме, от своей компании. Первой мыслью было продержаться в должности секретарши до лета, затем всё же уехать на учёбу в Кембридж. Планами она поделилась с матерью. Та ее выслушала и повесила трубку, не говоря ни слова в ответ. Анжела удивленная такой реакцией, перезвонила, думая, что по техническим причинам прервалась связь. К телефону подошел отец. Когда Миллер спросила его мнение, он равнодушно бросил, что их подлая дочь может жить, как ей угодно. Им с мамой не привыкать к предательствам. Выразил «ФЭ» и отсоединился. Следующий месяц она провела в подвешенном состоянии, не понимая, на что так обиделись родители. Потом они вдруг объявились на её пороге. Анжела очень обрадовалась, привычно накрыла «малый» торжественный стол. Ужинали в молчании. Разговаривать досточтимые предки начали после чая. Прежде всего, забраковали снятую дочерью студию. - Где ты нас принимать собралась, когда мы в отпуск или на праздники приедем, хотелось бы мне знать? – поджала губы мама. Отец же в щепки разнёс как квартиру, так и дом, район, и даже цвет обоев. Ничего ему тут, в её норе, ему не нравится. Он приехал отдыхать. Ждёт привычной комфортной обстановки, ему нужен свой просторный кабинет, но здесь, же невозможно и на минуту расслабиться! Безобразие, а не дом. Он, как и мама, хочет полноценно отдохнуть, чтобы позже с новыми силами вернуться к карьере. На языке Анжелы завертелся совершенно логичный ответ, но она была слишком хорошей дочерью, чтобы прекословить тем, кто дал ей жизнь. Спросила папу, какое жильё он мог бы ей рекомендовать. Глава семьи, тяжело вздыхая и морща нос, разрешил снять квартиру из трех комнат. - Конечно, мало, тесно и неудобно, дочь, но мы с твоей матерью потерпим, - он жестом приказал еще раз наполнить свою чашку. – И не рассусоливай, нам нужны удобства. Ту ночь она спала, лежа на полу, потому что в её кровати устроились родители, а утром кинулась искать подходящее место. Капитан Кирби и здесь пришел на выручку, познакомив Анжелу со своим другом – священником. Падре уезжал на Черный Континент, и любезно согласился пустить к себе жильцов. Никакой дополнительной оплаты, кроме привычных счетов, он не требовал, дав Миллер одно задание: проверять почтовый ящик. Если будет, какая корреспонденция на его имя, её надо отнести в его церковь. Всё. Как она жила до лета 2005 года, когда Кертис окончательно сошел с ума, Анжела вспоминать не любила. Об учёбе в Кембридже ей пришлось забыть. Отработав десять месяцев секретаршей, она поступила в Полицейскую Академию, блестяще закончила, и начала строить карьеру с самой нижней ступеньки, вступив в ряды спецназа. Параллельно с работой Миллер проходила дистанционное обучение в Йельском университете, изучая там менеджмент, общественное здравоохранение и архитектуру. Первую дисциплину она выбрала, чтобы лучше разобраться в управленческих тонкостях службы, два других предмета были нужны родителям. У папы - математика много знакомых учёных, чьи научные труды связаны с возведением зданий, а маме, известному на всю страну неврологу, необходим человек, близкий к медицине. Кертис, который после получения диплома должен был стать личным секретарем матери, подло обманул её ожидания, так что сейчас профессор Карина Миллер рассчитывала на дочь. Анжела оправдала возложенные на неё надежды, успевая выполнять свои непосредственные функции в качестве бойца полицейского спецназа, писать и отсылать в университет бесчисленные курсовые работы, статьи и рефераты, а также принимать как отца с матерью, когда те приезжали на отдых, так и их коллег. А пока была жива ставшая совершенно невменяемой бабушка, Миллер ухаживала и за ней. Слава Богу, что старуха умерла раньше, чем Кертис опозорил весь их род, превратившись в брызжущего желчью бомжа с отросшими до плеч нечесаными космами и фанатичным блеском в воспаленных глазах. 24 июня 2005, то есть через два дня после атаки на аэропорт, не дожидаясь ни окончания следствия, ни даже похорон сына, отец с матерью, хоть и были оба в отпуске, опять сбежали в Европу, дав дочери строжайший наказ в ближайшие сроки покинуть Гарвардвилль. Анжела, зная, что обязана думать, прежде всего, об интересах семьи, спросила, куда именно ей следует перевестись. Папа выбрал Вашингтон. Работать здесь престижнее. Это первое. Второе: может быть, ближе к уходу на покой он и мама решат обосноваться в столице. Ей долго не везло. Первые полгода, пока её считали сестрой преступника, на существенные изменения в карьере рассчитывать было бессмысленно. В течение следующих двух лет Анжела раунд за раундом терпела поражения в жесткой конкуренции с несколькими сослуживцами, отнимавшими у неё вожделённое распределение в Вашингтон. Миллер очень расстраивалась и злилась, не слушая утешений капитана Кирби, заверявшего своего самого перспективного офицера, что ей просто нечего делать на отобранных у неё вакансиях. Она не управленец, не её стезя тихо сидеть в кабинете, работая за письменным столом. Изредка шеф деликатно напоминал, что разговоры о жизни в столице заводили родители Анжелы, но никак не она сама. Капитан Кирби очень аккуратно внушал ей, что Миллер пора руководствоваться своими собственными соображениями и целями, оставив в стороне навязанные извне установки. Дочерний долг, конечно, понятие святое, но нельзя, же ради него жертвовать своей жизнью. Сидеть нянькой при его психически больной жене, и выходить замуж за Саймона в силу давней дружбы тем более не стоит. - Думай о своей судьбе, дочка, - сказал ей капитан Кирби после третьего провала. – Бери должность, которая принесет удовлетворение тебе, а не нам с сыном и не твоим родителям. Маргариту вообще не принимай в расчет. Моя бедная жена давно уже существует в мире фантазий, не хватало, чтобы ты из-за неё сломала себе жизнь. Куда более осторожно и бережно Кирби предостерег её от изменений ради частых встреч с Леоном Кеннеди. Этот потрясающе красивый мужчина, по словам её бывшего начальника, был несвободен. Сколько раз Анжела умоляла руководителя сообщить ей подробности, вспомнить трудно. Старый коп давал один ответ: я увидел много, но тайна не моя. Миллер просила хотя бы намекнуть ей, но получила отказ. - Не пробуй выяснить, дочка, все равно не скажу, - мотал головой капитан. – Просто запомни: у него уже есть женщина. Он не для тебя. И я тебя умоляю еще раз крепко подумать, нужны ли тебе такие перемены в жизни, милая моя, если ты затеяла их ради него, или хочешь ублажить отца и мать. Слава Богу, что в конце января 2007 года её злоключения кончились. Она могла праздновать победу на посту начальницы «убойного отдела» в семнадцатом полицейском участке Вашингтона. Всхлипывая от счастья, позвонила родителям, сказав, что теперь она сможет принимать их там, где они давно хотели работать. Увы, радость ей омрачили, ответив, что столовые приборы дороги к обеду, она бы отца с матерью еще двадцать лет ждать заставила. Но в отпуск к ней родители все – таки приехали. Хвала небесам, что её нынешнее положение позволило Анжеле требовать себе просторную квартиру, способную удовлетворить потребности всей семьи. И спасибо Богородице, что папа с мамой сейчас читают методические курсы (каждый по своему профилю) в Румынии и не могут видеть эту подлую дрянь Алексис, грузно опускавшуюся в кресло рядом с японкой адвокатессой… Миллер призвала на помощь все свое умение владеть собой, чтобы не смотреть в ту сторону, но взгляд её, помимо воли, обращался только к этой парочке. Японка сидит прямо, словно на спине под кимоно у неё спрятан меч. Руки чинно сложены на коленях, маленькие ножки плотно сжаты, на лице никаких эмоций. Вот Алексис ведет себя иначе: крутит головой туда – сюда, теребит ремешок дорогой сумочки, одну ногу закинула на другую, хотя ей с детских лет твердили, что сидеть подобным образом недопустимо. Поймав на мгновение взгляд, Амёбы, Анжела сделала хорошо понятный сестре жест, приказывая той сесть, как положено. Реакция была стандартной: Лекси украдкой показала ей средний палец и отвернулась. - Не обращая внимания, Анжи, - тронула её за руку Карла. – Твоя сестра так и осталась кретинкой. У меня отличная память на лица, я знаю, что Бэлла не Бэлла. Эта сучка, хотя бы на Новый Год вам открытки шлет? Анжела с деланным равнодушием сказала, что ни ей, ни родителям отписки не нужны. - Пусть живет, как хочет, - глянула она на подругу. – Бог ей судья. Карла раздула точеные ноздри и раздраженно прошептала, что она не потерпела бы такого безобразного отношения. Анжела отмахнулась: - Оставь её. Я уже… Из черной сумочки послышалось жужжание. Анжела вытащила телефон, думая, что её вызывает миссис Кирби, но по дисплею бежал номер матери. Миллер, холодея, встала и извинилась перед Карлой: - Прости, срочный вызов. Она стремглав выскочила в коридор и нажала зеленую клавишу: - Да, мама. - Не прошло и года, как ты соизволила нам ответить,- желчно сказали на другом конце. - Мы через два часа приземлимся. Пятый зал. Мать повесила трубку. Анжела секунды на три потеряла ориентацию в пространстве и времени. Мама приехала в Гарвардвилль?! Сейчас?! О, Боже... Так, соберись, прекрати истерику, скомандовала себе Миллер. Вызвала из зала для боев Карлу, сообщила о неожиданном приезде родственницы: - Мне необходимо срочно ехать в аэропорт, извини. Маму надо забрать. Подруга тут же организовала ей транспорт и охрану, пока Анжела в панике меняла вечерний наряд на костюм, а потом, перепрыгивая через три ступеньки, мчалась во двор, где её ждала машина. Быстрее, быстрее, можно же опоздать… Разумеется, что встретить маму вовремя она не успела – водитель полз со скоростью беременной черепахи, ссылаясь на мокрое после ливня шоссе. Влетела в зал номер пять, огляделась, ища Карину Миллер. Никого. Анжела достала из сумочки телефон: - Мама, я на месте… Ты где? Вызов сбросили. Миллер выскочила на улицу и в испуге завертела головой, ища обидевшуюся родительницу. Слава Богу, вот она, идет к стоянке такси. Не одна. Миссис Миллер шла в сопровождении девушки лет семнадцати на вид. Невысокая хрупкая блондинка с тонким нервным личиком, осиной талией и толстой косой, свободно ниспадавшей вдоль спины. Её плечи отягощал большой рюкзак, с левой руки свешивалась дорожная сумка. Картину дополняли ноутбук и обычный дамский «конверт» - клатч на длинном ремешке. Багаж матери оказался более впечатляющим: чемоданы на колесиках, огромный кофр для видеоаппаратуры, которую невролог всегда возила с собой, две прозрачные торбы, набитые книгами, компьютер и деловой кейс для транспортировки папок. Увидев мать, Анжела громко окликнула, однако Карина Миллер притворилась, будто не слышит, что её зовут. Девушка же, шедшая около женщины – врача, резко обернулась: - Вы нам? Анжела, прерывисто дыша, остановилась: - Да. Извини, мама, что я так опоздала, больше не повторится. Машина нас уже ждет. Блондинка радостно выдохнула, но мать, похоже, обиделась всерьез: - Доченька, мы сами доберемся до дома нашей кузины Бесс. Я сейчас найму такси. И впредь буду думать, прежде чем просить о поддержке неблагодарных предателей, озабоченных только своей персоной. Анжела застыла, не веря собственным ушам. Доченька?! Она была так удивлена, что пропустила эпитет «предатель», которым её наградила недовольная опозданием матушка. Миллер стояла соляным столбом, пока мать говорила с таксистом. Парень отказался везти в город как Карину, так и её дочь, потому что у него закончилась смена. Нет, даже сверхурочно он не повезет. Он её еще с прошлого раза, когда она его обманула, «забыв» выплатить положенную сумму, помнит. - Жалуйтесь, если хотите, - вредный молодой человек захлопнул дверь машины. – Мой начальник сказал, чтобы больше никто из нас вас, любителей кидалова, на борт не брал. Другого дурака ищите. И я повторю: смена кончилась, дополнительные часы нам не платят. Кризис, мадам… Анжела, возмущенная подобным отношением к своей матери, не замедлила вступиться. Жестким тоном она приказала наглому парню сию же секунду обслужить клиентку и её дочь. - Вы слышали, что я велела вам сделать? – капитан Миллер ткнула парню служебное удостоверение. – Вы немедленно выполните полученный заказ. - Не в этой жизни, леди, - таксист распахнул дверь авто для полного мужчины с огромной сумкой. – Ксивой меня пугать глупо, я знаю мои права. Ищите для этой бабы другого идиота. Он занял свое рабочее место, пристегнулся и газанул в ночь, увозя пассажира домой. Анжела в бессильной ярости стиснула кулаки. Вот ведь мерзавец! Хрупкая блондинка тронула миссис Миллер за руку: - Что делать дальше, мама? Другие машины уже заняты. Как мы доберемся до кузины Бесси? Анжела рискнула тронуть мать за локоть: - Мама, для вас уже готов транспорт… Эти слова также были пропущены мимо ушей. Карина вытащила сотовый телефон и стала названивать кузине. Раз, другой, третий.… После десятого вызова Анжела робко вклинилась с извещением, что кузина до середины августа уехала в Петербург. Какая – то семейная путевка, полученная от начальника. Звонила ей перед вылетом, хвасталась. - У них дома пока никого, мама, они будут за границей почти на лето. Позволь мне вас отвезти… Карина Миллер, поджав губы, с минуту думала, как ей поступить, затем вернула телефон в чехол: - Тебя только за смертью посылать, дочь. Я к какому часу велела быть на месте? Что, так трудно хоть единожды сделать хорошее сестре и матери? Да, у тебя теперь есть сестра. Изволь считаться с ней. Девушка протянула руку: - Маргарет Бофорт, сейчас Маргарет Миллер. - Бофорт?! Вот это «сюрприз»… Мать больно сдавила Анжеле плечо и зашипела ей прямо в ухо, чтобы не услышала Маргарет: - Ни слова больше, ясно? Если тебя чем – то раздражает новый член семьи – убирайся вон из нашей жизни сей же момент и живи, как твоей эгоистичной душе угодно. Но я настоятельно рекомендую тебе остаться человеком. Твоя сестра пережила страшную трагедию, к ней нужен особый подход. Анжела понимающе кивнула, дополнив размышления мамы словами о том, как вредны для нового члена их семьи лишние стрессы. - Пойдем в машину, мама. Водитель ждет. Отвезет вас к кузине. Мать прищурилась: - Ты что, не открыла особняк? - Мама, я же не знала, что вы вернетесь. И приехала я на день рождения миссис Кирби, взяла всего пять дней отпуска, жене капитана с каждым годом только хуже… Я боюсь, что когда – нибудь за ней могут не уследить, и она попадет в клинику. Кроме того, от самого дома у меня нет ключа, я имею доступ лишь в гостевое крыло… Карина отреагировала хорошо знакомым Анжеле холодным взглядом и молча, села в предоставленную Карлой машину. Рядом с ней уместилась Маргарет и тут же закрыла глаза. Сумки обе родственницы оставили на попечение Анжелы. Она потратила почти четверть часа на аккуратную укладку багажа, проявляя особую осторожность с кофром. Наконец, около полуночи они приехали в дом тёти Бесс. Маргарет, сославшись на усталость, отправилась принимать душ, мать тоже, поэтому ужином занялась Анжела. За те десять минут, что она варила яйца, кипятила чайник и разогревала курицу, ей удалось прийти в себя и составить новый план на остаток отпуска. Об учёбе, предложенной Владом, нужно забыть. Мама наверняка захочет проверить, в каком состоянии их особняк, и её нельзя будет бросить там одну. - Можешь не притворяться, делая вид, что рада нашему с Маргарет приезду, - Карина Миллер, в халате и домашних пушистых тапочках спустилась на кухню. – Что с нашим домом? Анжела, положив на мамину тарелку филе и два яйца, повторила, что у неё нет ключей, папа ведь перед отъездом их забрал, оставив доступными только помещения, отведенные гостям. Поэтому посетить усадьбу с целью проверки она не могла. - Как всегда, твои оправдания и причины, - мать оттолкнула ужин. – Где тосты? Мне что, опять всю работу выполнять самой?! - Извини, пожалуйста, мама, - опустила голову Миллер. – Я просто не смогла поджарить хлеб, в это время… - Я тебе сто раз говорила, что твое «не могу» живёт на улице с «не хочу»! – миссис Миллер ударила кулаком по столу. – Скажи, что ты тут сейчас делаешь? Зачем ты приехала за нами, если мы тебе не нужны? Ты в отпуске? В отпуске. Вот иди и занимайся собой, а о родных забудь, мы с дочерью не калеки безрукие. Сами способны и домой дойти, и ужин себе приготовить! Что ты стоишь? Показушные пляски нам с Маргарет не нужны! Иди, давай, развлекайся, у тебя же отпуск! Да на твоем лице написано, как тебе противно находиться рядом с нами! Не хочешь помогать – убирайся вон, мы переживем и твое предательство! Маму, очевидно, кто – то уже ухитрился сильно разозлить. Карина обрушила на Анжелу весь свой гнев, требуя сказать, почему бессовестная дочь не примчалась в аэропорт заранее, чтобы встретить родных у самого трапа, почему она же не навела чистоту в их семейном гнезде, и с какой стати их вез этот мрачный субъект, подозрительно похожий на тюремного охранника. Анжела, пытаясь задобрить мать, подтвердила: - Он и есть охранник, мама. Работает в заведении, где замначальника стала Карла Эванс. Ты знаешь её. - К стыду и позору для всех порядочных людей, дочь, - начала успокаиваться мать. – Чтобы больше я даже имени этой проститутки не слышала, ясно? Она и нас утащит в пропасть, понимаешь ты меня? Чтоб никаких контактов, я чётко выразилась? Анжела деликатно возразила, с виноватой улыбкой ответив, что разговаривать с Карлой она обязана в силу своей должности. Конечно, ей неприятно, но такова реальность. Матушка, подергивая углом рта, слушала её, грубо прервав на второй минуте: - Посылай ассистентов, нечего самой на эту шлюху время тратить! - Мама… - Анжела налила ей чай. – Если ты что – то знаешь – скажи мне. Извини, но я и до переезда в столицу не часто общалась с Карлой. Что происходит? Дама – невролог, окинув дочь высокомерным взглядом, тоном пророка известила, что Карла, по слухам, организовала в своей вотчине нелегальные бои. Анжела позволила себе презрительно фыркнуть, пожимая плечами: - Можно подумать, что данный бизнес кого – то сейчас шокирует, мама. Эти тюремные схватки сенаторы давно уже «крышуют», делая ставки на самых свирепых заключенных. Да она меня заставила пойти на открытие «сезона»! Вам с Маргарет спасибо, вытащили оттуда. Кстати, я там же нашу малышку Лекси сегодня видела. Служит какой – то гейше, называющей себя адвокатом. Госпожа Кимура. Юрист, позволяющий себе тату на шее! Мать уронила чашку: - И ты не увела Алексис с собой?! Да надо было волоком вытащить её оттуда!!! Надавать пощечин, схватить за волосы, сунуть в машину и привезти сюда! - Ты лучше меня знаешь нашу систему правосудия, мама, - Анжела вытерла стол и снова подала матери напиток. – Суд без колебаний встал на защиту Лекси еще пятнадцать лет назад, теперь же… Мама, я над этой проблемой работаю. У нас есть шанс вернуть Алексис домой, но мне необходимо время. И пока Карина допивала чай, Анжела высказала матери свои соображения о том, как им возвратить Лекси в лоно семьи. Насильно увезти нельзя, тут откровенный криминал, обман тоже чреват уголовным преследованием, их легко могут обвинить в заговоре с целью похищения человека. Выход, по её мнению, один: объявить Лекси невменяемой, ограничить дееспособность Амёбы и поместить под строгий домашний арест. Пусть тихо сидит дома, вечерами ожидая папу и маму. - В принципе, план неплох, - одобрила мать. – С Лекси пора что – то делать. Я еще могу простить ей побег из дома и суд, но не работу у какой - то японской потаскухи. - Тут есть и другая проблема, мама, - Анжела налила чай и себе. – Маргарет. Как ей, после перенесённого шока, жить в одном доме с Лекси? - Она и не будет находиться там, где мы поселим Дурынду, - отрезала мать. – Маргарет хочет учиться в Вашингтоне. Ты приведешь её комнату в лучший вид. Анжела с улыбкой поинтересовалась, к какому сроку нужно подготовить место для нового члена их семьи. - Как только закончишь тут в носу ковырять, - миссис Миллер кончиками пальцев толкнула ей пустую чашку. – Давай сюда! Она резко дернула запястьем. Анжела, отлично понявшая жест, метнулась к чемоданам и подкатила один из них к ногам Карины. Матушка вынула тяжелую папку – регистратор, протянула дочери: - Скажи этой твоей Джулии, что готовая книга мне нужна в следующий четверг. Отсканируй и вышли ей электронной почтой вместе со списком моих требований к оформлению. И пусть перед началом проводимого мной курса посетит хороший магазин, где работают стилисты, а то на прошлой конференции она выглядела дешевой шлюхой. Перед коллегами стыдно. Анжела взяла у матери папку, судорожно ища правильные слова: - Насчет Джулии… Мама, нам придется искать другого переводчика. Она не хочет тратить личное время на решение чужих проблем, а я больше не могу принуждать её работать с университетами и клиникой. Извини, но эта женщина уже нажаловалась на меня шефу полиции. Обвинила в злоупотреблении должностным положением. С неё станется и на тебя натравить проверки. Она вкратце пересказала Карине о малоприятной встрече с Мариной и последующем визите шефа полиции. На карах, которыми он ей пригрозил, остановилась более подробно. - Наш Бешеный Эрленд пообещал выгнать в отставку и меня, и моего начальника, если эту негодницу еще раз посмеют задержать на службе, мама. У меня идет новый испытательный срок. Одно нарушение её прав – и наш мистер Бёргман выставит нас обоих. Прости, мама, но я не смогу больше давить на неё, чтобы она… Она не закончила. Звонкая пощечина прервала её на середине фразы. Мать, с мокрыми от слёз глазами, вскочила, подбежала к двери, рывком распахнула и с надрывом крикнула: - Вон! Слышишь ты меня? Вон из моего дома! Чтоб духу твоего здесь не было! Убирайся.… Вон! Иди, живи собственной эгоистичной жизнью, неблагодарная девчонка! Вон! Забудь о нас! Видя, что Анжела медлит, рыдающая Карина подбежала к пребывающей в ступоре дочери, схватила её за плечи, вытолкала на крыльцо и оглушительно грохнула дверью. Через минуту мать вновь возникла на улице, сжимая в руках сумку «неблагодарной девчонки». Швырнула ей в лицо, сползла по стене на пол и вдругорядь залилась слезами, уткнувшись носом в ладони. Истерика у матери длилась около получаса. Всё это время Анжела отчаянно просила прощения, заверяя, что она найдет выход, сумеет решить проблему: - Мама, умоляю тебя.… Не стоит так переживать, я попробую уговорить её помочь тебе… - Убирайся, - сдавленно ответила мать. – Убирайся. Вон из дома, ясно? Уходи к своей карьере, развлечениям и личной жизни. Забудь о нас. - Мама… Карина с трудом встала и медленно поднялась по ступенькам. Открыв входную дверь, повернулась к Анжеле: - Уходи. Начиная с сегодняшнего дня, мы сами по себе, ты тоже. Живи теперь, как твоему безжалостному эгоизму угодно. И кстати: не льсти себе, дорогая дочь. Не льсти себе. Ты воображаешь, будто многого достигла в этой жизни, заслужив уважение всех вокруг? Что же, продолжай витать в мире иллюзий, дочь. Но для меня ты теперь никто, и звать тебя никак. Думаешь, я не понимаю, зачем ты так упорно стремилась перевестись в Вашингтон? Анжела едва слышно пролепетала, что выполняла поручение родителей, ведь у них были определенные планы. - О да, конечно, - Карина вошла в дом. – Ты ради нас из кожи выпрыгивала. Не считай, будь любезна, свою мать старой идиоткой, ладно? Тебя волнуют только личные амбиции, на меня, отца и сестру ты плевать хотела. Мы тебе мешаем, так? Срываем тебе учёбу, дергаем, когда ты отдыхаешь, тормозим твою карьеру своими неурочными визитами? Мы больше так поступать не станем. Но и ты забудь о нашем существовании. Семьи у тебя нет. Также я позволю себе спустить вас, мисс Миллер, с небес на грешную землю. Вы абсолютно бездарны. И как руководитель, ибо ваши подчиненные не признают ваш авторитет, вы ноль в их глазах. И как женщина вы тоже полное ничтожество. Даже Алексис, эта непроходимая тупица и жалкая уродина, так даже она нашла себе мужа раньше, чем ты. Из кого ты выбираешь, дорогая моя, какие женихи толпятся у твоего порога, желая броситься тебе в ноги? Покажи своей старой глупой матери хоть одного дурака, клюнувшего на твои прелести. Или ты наивно ждешь, что тот правительственный агент, тот красавец Леон Кеннеди позовет тебя замуж? Не льсти себе. Этого мужчину трудно отнести к числу людей, покупающих просроченный товар на самых дешевых распродажах. - Мама… Карина Миллер от души хлопнула тяжелой створкой и дважды повернула в замке ключ. Анжела осталась на улице. Она стояла столбом еще почти полчаса, пытаясь осознать произошедшее. Капитан Миллер пребывала в шоке, как от появления новой родственницы, так и реакции матери на ожидаемый, вообще – то, отказ Джулии работать на мероприятии, не имеющим отношения к её обязанностям офис - менеджера. Раньше таких бурных эмоций мама не выдавала. Совесть и с детства взращенное чувство вины незамедлительно услужили Анжеле, сказав, что у родителей, совсем еще недавно, был собственный богатый многокомнатный особняк, где оба, и отец, и мать, могли удовлетворить любое свое желание. В их распоряжении имелся большой дом, где они называли себя хозяевами. А сейчас ареал их обитания «добрые» родственнички ограничили одним этажом. Причем этот самый этаж папа и мама делили с прислугой, которую, иногда нанимала кузина Бесс. А её паршивые наглые дети, давая приют знаменитым ученым, сразу дали понять, что их крысиная семейка сделала родителям Анжелы громадное одолжение. Два других, «господских» этажа, где жили кузина с супругом, двое их родных сыновей и дочь мужа от первого брака, всегда запирались на ключ, даже когда родственница с детьми уходили за покупками. Хозяева, видите ли, не хотят, чтобы по их комнатам кто – то разгуливал в их отсутствие. Папу и маму это ограничение страшно возмущало. Но запрет на свободное перемещение по всему дому мерк по сравнению с тем безобразием, которое начиналось, стоило старшим Миллерам сказать, что их надо встретить из командировки, или они собираются позвать к себе гостей. До распада их семьи отец и мать могли не беспокоиться: сын Кертис дисциплинированно ездил за родными в аэропорт, а обе дочери находились дома, хлопоча на кухне, чтобы к приезду главы их клана был готов полноценный ужин. Сейчас же папе с мамой приходилось добираться до нового места жительства самостоятельно, горячий обед им никто подавать был не намерен, а о помощи в организации вечерних чаепитий говорить было просто смешно и глупо. Кузина Бесс терпеть не могла чужаков в заботливо свитом гнезде, и каждый раз брезгливо кривилась, стоило ей узнать, что к Миллерам опять кто – то придет. Словом, жизнь у дальней родни была для отца и матери настоящей пыткой. Неудивительно, что Карина в итоге сорвалась! Бедная мама, живя в компании эгоистичных грубиянов, не уважающих и не ценящих её, уже превратилась в сплошной комок нервов, и дальше будет только хуже. «Ню – ню, давай, продолжай оправдывать и дальше все её выходки. Она тебя за человека не держит, орет, хамит, уже поколачивать начала. Сегодня она даже не потрудилась спросить, удобно ли тебе ехать за ней. И в Гарвардвилле ли ты вообще. Просто перед фактом поставила. Не надоело еще быть у мамочки и папочки вместо половой тряпки?» К доводам рассудка, говорившего с недавних пор полным сарказма голосом Леона, Анжела давно уже прекратила прислушиваться. Ей казалась кощунством любая мысль, критикующая слова и поступки родителей. Мама ни в чем не виновата, вся ответственность, сказала себе Миллер, лежит на ней. И только на ней. Да будь она хорошей начальницей, эта мерзавка Джулия делала бы все, что ей велят. Отношения с Леоном тоже могли перейти на качественно новый уровень, отвечай Анжела запросам этого потрясающего мужчины, которого она любила с первого дня их знакомства. Виновата тут она одна. Стало быть, ей и исправлять положение. В первую очередь, необходимо заслужить прощение мамы. Чтобы она, хотя бы начала снова разговаривать. Ей нужен переводчик и помощник на семинаре? Мама получит и то, и другое. Тот охранник, которого дала ей в сопровождение Карла, терпеливо ждал её, припарковав машину на углу улицы. - Едем назад, - Анжела села на заднее сиденье. Мужчина, не произнеся ни звука, выжал педаль газа. Отъезжая, Миллер отчаянно всматривалась в окна первого этажа, надеясь, что обиженная родительница все же выглянет на улицу. Увы, на этот раз она была оскорблена до глубины души, и в проеме не показалась. Бедная мама, думала Анжела, ей же после позднего ужина придется самой наводить порядок, а утром, так толком и не отдохнув, искать специалиста, владеющего сербским языком. - Скажите, у вас есть знакомые из Сербии? Мне нужен человек, который бы перевел для меня текст большого объема за короткий срок. - Да, но работает она не в нашей тюрьме, так что готовьте деньги, если хотите обслужиться у неё. Задарма она не даст. Это Джаннивер вы могли задержать, с той женщиной ваш номер не пройдет. В голосе мужчины звучало столько злобы, что Анжела вздрогнула. Некоторое время она сидела, молча, потом тронула сопровождающего за плечо: - Я не прошу ничего такого, что превышало бы возможности человека, сэр. И стараюсь я для общего блага. Те материалы, что я дала медсестре, посвящены посттравматическому синдрому. Жизненно необходимо для работы, поймите правильно. А сейчас мне, как вы уже слышали, нужно перевести с сербского языка на английский медицинскую книгу, содержание которой спасет чужие жизни. Я же не пошлый любовный роман вам сую. Жаловаться Карле на вашу грубость мне тоже не хочется. Так что вы мне скажете, сэр? Дадите координаты той женщины? Или мне все же побеседовать с подругой, когда я вернусь? Если бы взглядом можно было убивать, от капитана Анжелы Миллер осталась бы дымящаяся кучка костей. Охранник, шумно выдохнув, свободной рукой нацарапал на протянутой бумажке цифры: - Я сам вам все переведу бесплатно, только больше не трогайте Джаннивер. - Джаннивер – та медсестра? - Да. Оставьте её в покое, наконец… Анжела торжественно дала слово, что если её сопровождающий справится с порученным ему делом, то она до своего отъезда домой даже не посмотрит в сторону его драгоценной медсестры. - Можно личный вопрос? Карла в курсе ваших неуставных отношений? Ладно, ладно, я вас просто дразню. В общем, будьте на связи, я позвоню вам, когда папка будет у меня. Там больше пятисот листов, и результат нужен к будущей среде. Успеете? Мужчина смерил её знакомым взглядом и прибавил скорости. У самых ворот тюрьмы Анжела спохватилась: - А как вас зовут, сэр? - Савелий, - охранник распахнул дверь машины. - Вы русский?! - Да, и у нас в городах медведи по улицам бегают, встречая красные рассветы. Анжелу эта подковырка очень обидела: - Сэр, пусть я и воспитана на откровенно глупых фильмах, созданных неграмотными бездарями, умудрившимися создать российско-турецкую границу без учёта Черного моря, у меня отлично развито критическое мышление, оно помогает мне делать правильные выводы. И я понимаю, почему вы так злитесь на меня. Не надо. Назовите сумму, и я переведу её на имя вашей девушки. - Просто не лезьте к ней больше, хорошо? Когда она вернулась в здание тюрьмы, оказалось, что вечеринка в самом разгаре. Анжела заставила себя снова надеть платье, накраситься, прикрепить к лицу лучезарную улыбку и возвратиться в зал. Карла спросила, как прошла её встреча с матерью. - Хуже некуда, - призналась Анжела. – Мама на грани. Я никак не ожидала, что она вот так внезапно приедет назад. Она уже в полном отчаянии. Анжела не стала посвящать Карлу во все подробности размолвки с матерью, сказала лишь, что миссис Миллер смертельно устала от жизни в доме совсем обнаглевшей кузины Бесс. - Мне необходимо что- то предпринять, подруга, иначе мама сломается. Она так плакала, когда я сказала, что Джулия больше не будет с ней работать. - Дело не в той дешевой сучке, которая у тебя сейчас строит из себя самую умную, - Карла благосклонно кивнула чернокожему бойцу, поднимавшемуся на ринг. – Академик Бауман арестован в Бухаресте дня два назад, и федералы вроде уже вернули его на историческую родину. Ему, как мне в уши напели, светит пожизненное заключение, если не вышка. Какой – то скандал, связанный с его психологическими тренингами. Якобы Бауман, обучая студентов, применял очень жестокие методики, опробованные еще нациками в концлагерях. Твоя мать, вместе с парой других медиков, тоже попала под раздачу, эти козлы ФБР - овцы и её допрашивали. Но отпустили, потому что она ничего не знала. Честно брала людей на прием, и потом делала записи в их больничных картах. - Пока отпустили, - Анжела притворилась, будто знает, о чем идет речь. – Федералы ей и дальше станут нервы мотать до самого конца расследования, я сама в этой системе давно работаю. Карла, если бы мама возвращалась в свой дом, где все принадлежит ей, если бы она жила там, где от рождения была хозяйкой, она не стала бы так плакать после разговора с идиотами из ФБР, и закидонов Джулии. Да и я дурака сваляла, когда сказала ей про Лекси. Маму даже спустя годы трясет, стоит ей вспомнить о моей сестрице. - Я чуть позже дам тебе телефон одного хорошего врача, у неё хватит сил вернуть вам Алексис, чтобы она, как раньше, сидела на уборке и готовке, - Карла поправила волосы. – Предупреждаю сразу: она очень дорого берет за свои диагнозы. Анжела сказала, что готова заплатить любую сумму, лишь бы вернуть матери душевный покой и жизнь в комфортной обстановке родного дома. Карла потерла руки, вынула из сумочки блокнот с прикрепленной к нему ручкой, написала цифры, имя и отдала приятельнице: - Звони, когда из отпуска приедешь, сейчас её нет на месте. А матери скажи, что быстро такие проблемы не решаются. Полгода минимум. Анжела поблагодарила, спрятала телефон врача в клатч и огляделась в поисках Алексис. Карла, поймав её ищущий взгляд, объяснила, что старшая сестрица вместе со своим начальством ушла часа полтора назад: - Мадам Кимура, к сожалению, торопилась. Они увидели только первый бой. - А с кем она разговаривала, эта твоя мадам? - С Даунингом, как и ты. Наши адвокаты этому козлу не нравятся, предпочитает иностранцев, лучше всего баб. Он все еще надеется, что сможет выйти. Анжела попросила приятельницу устроить ей второе свидание с Фредериком. Карла кивнула: - Хорошо. Что ты хочешь из него вытащить? Само собой, что об Эйде Вонг Миллер ни слова не сказала, соврав, будто нужна консультация по вопросам биологического оружия, затем аккуратно вернулась к академику Бауману, спросив у Карлы, какими еще подробностями та располагает. Подруга, не сводя глаз с ринга, где закончился нокаутом предпоследний бой, рассерженно отфыркнулась, что, по неподтвержденной пока информации, во время проведения тренинга кого там убили. - Хрен его разберет, Анжи, - махнула рукой миссис Эванс. – Хрен его разберет. Ты же знаешь, как они работают. Еще бы капитан Миллер пребывала в неведении касательно методов, применяемых федералами! Агенты ФБР давно взяли отвратительную моду задавать людям вопросы, редко утруждая себя вразумительными объяснениями. Придут на работу или домой, отнимут целый вечер, гоняя по списку в своих блокнотах, всю душу вынут, заставят подписать кучу бумаг, затем молча, свалят заре навстречу. Ради чего ты потратила на них драгоценное время, узнаешь только в суде, куда тебя опять–таки выдернут повесткой из постели, офиса или заграничной поездки. Либо не выяснишь никогда, если собраты Малдера и Скалли решат, что твое присутствие на слушании излишне. Анжела сама многократно сталкивалась с этой наглостью под названием «ситуация не в вашей компетентности, мэм» и «вам знать не положено, извините за беспокойство». - Да я все понимаю, Карла, - Анжела похлопала новым бойцам, входящим на ринг. – Я уже смирилась с их манерой так молчать, но за маму с папой любого удавлю. И я хочу точно знать, что случилось. Мама никогда еще не возвращалась домой в июне, у неё сейчас самый напряженный период. Летом, пока студенты на каникулах, у половины докторов учёба, мама раньше ни одного семинара не пропускала, читала лекции по своему профилю. - Забудь и расслабься, подруга, - тронула её за плечо Карла. – Смотри, давай финал. Анжеле бой был совершенно неинтересен, все её мысли занимала семья и новые трудности, решать которые придется, скорее всего, ей. Сидя в удобном, похожем на трон, кресле, она напряженно думала, как ей поступить. Нельзя просто ждать окончания отпуска. Надо срочно помириться с мамой, вымолить её прощение, подробно расспросить, что хотели от неё на допросах агенты Бюро, а после выстраивать линию защиты. Может быть, даже… Она чуть не хлопнула себя рукой по лбу, кляня непечатными словами свою тупость и отсутствие сообразительности. Влад же здесь, в Гарвардвилле! Но звонить она ему будет, когда закончится вечер. С генеральского сыночка не убудет, если прервет свой ночной отдых… Первый день чемпионата завершился в половине второго ночи. Анжела, просто из вредности, прождала еще час, прежде чем разбудила Цепеша. Ничего, ему полезно рано вставать. - Джулия, ласточка, ты? – хрипло просипел Влад на другом конце провода. Анжела, несмотря на свое подавленное состояние, тоненько прохихикала: - Не - а, мой пупсик сладенький, не она. Смерть твоя, вот кто я… Цепеш, тихо матюгнувшись, спросил, с кого в таком случае он должен живьем шкуру содрать, чтобы впредь неповадно было будить их Светлость. Узнав капитана Миллер, и цель её звонка, чуть не лопнул от злости: - Вы что, издеваетесь, Миллер, дергать среди ночи?! Какого черта?! Надо же, какие мы трепетные лани… - Я требую сказать, на каком основании ваши сотрудники довели мою мать до тяжелого нервного срыва? Как вы вообще посмели трогать её? И что это за скандал с арестом академика Баумана? Что вы себе позволяете, Влад? - Его поведенческие игры слишком далеко зашли. У нас один труп, пара невменяемых дебилов, которых еще надо будет ой как долго и упорно приводить в чувство. Двое обосравшихся мудаков, валящих вину друг на друга, и старый козел, чудом не успевший слиться в лучший мир раньше, чем румыны взяли его за яйца в окрестностях Бухареста, чтобы потом передать нам. Остальное, капитан Миллер, не в вашей компетенции. Но могу дать совет: помолитесь доброму Боженьке о том, чтобы ваша матушка прошла по делу как свидетель. Прежде чем Влад отсоединился, Анжела успела услышать в свой адрес эпитет «жопка сисястая». В других обстоятельствах она бы мелочно позлорадствовала оттого, как легко сумела его достать, но сейчас от рук этого скота могла пострадать её мать, так что энергию стоило направить в более подходящее русло. Она сняла украшения, убрала в коробку роскошные туфли, вылезла из платья, аккуратно повесила его на плечики и ушла в душ. Анжела уже смывала шампунь, как ей показалось, что в комнате разрывается телефон. Выключила воду, прислушалась. Вот черт, так и есть, её кто – то вызывает! Со скоростью метеорита она закончила купание, на бегу вытираясь, вылетела из кабинки и схватила орущий смартфон. Увидев номер, рухнула на кровать: - Папа? - Не прошло и года, - разъярился ученый. – Маму ты уже довела, бесстыдница неблагодарная, теперь мне хочешь устроить сердечный приступ? Долго я буду ждать, когда ты соизволишь подойти к телефону?! Это что, так трудно, сразу трубку снять? Чем ты там занята? С любовником развлекалась? - Прости, пожалуйста, папа, больше не повторится, - извинилась она. – Я в душе была, поэтому не успела, я себе такого не стану позволять… - Я через час прибуду на вокзал, - продолжал пылать гневом отец. – Опоздаешь хоть на секунду – можешь считать, что у тебя нет родителей. Короткие гудки… Анжела, посидев с полминуты неподвижно, взлетела с кровати, стремительно оделась, собрала все вещи и прыжками помчалась на улицу. Отыскала взглядом Савелия: - Прошу прощения, но мне опять нужна ваша помощь. Едем на вокзал Давенпорт, быстро! Слава Богу, что появление рассерженного отца она встретила вовремя. Академик Миллер не удостоил её даже взглядом, сердитым жестом указал на громоздкий багаж, занял место в машине и прикрыл глаза. Анжела, при помощи Савелия, стала укладывать чемоданы, кофры и сумки, следя за тем, чтобы её сопровождающий бережно обращался с вещами ученого. Два баула, набитых книгами, ей пришлось убирать в салон «Форда», невольно потревожив отца. Знаменитый математик вздрогнув, проснулся и злобно отпихнул тяжелую сумку: - Не бревно везете, аккуратнее! На её робкие извинения отец тихо, но так, чтобы слышал Савелий, обозвал её коровой без царя в голове и велел заткнуться. Не открывая глаза, щёлкнул пальцами. Анжела подала ему бутылку минеральной воды. Отец отпил глоток и едко спросил: - Мы сегодня поедем? По пути к дому кузины Анжела избегала смотреть в сторону водителя. Ей было невыносимо стыдно. Стыдно оттого, что любимые родители снова ею недовольны, она опять сумела подвести их обоих. К маме опоздала, папа вон тоже разгневанный сидит. «Когда ты, наконец, сделаешь правильные выводы из их поведения? Это же они ведут себя, как последние ушлепки, а вовсе не ты». Поймав себя на таких оскорбительных для родителей мыслях, она приказала себе вспомнить, кто много лет назад подарил ей жизнь, а позже годами жертвовал собой, чтобы дать своей дочери шанс стать достойным человеком. Голос рассудка, прежде чем замолчать (теперь уже навсегда), ехидно хрюкнул, предложив ей спросить, кто же там принимал решение рожать ребенка: она потребовала от папочки переспать с мамочкой, или все же родители подумали и решили завести третьего по счету раба. «Дура ты набитая. Все, дальше плыви без меня, достало уже». От внутреннего диалога Анжелу отвлек отец, пожелавший заехать в круглосуточный архив, принадлежащий Управлению статистики. Дочери он сделал знак следовать за ним. Выходя из машины, Миллер попросила Савелия ждать: - Мы недолго. Академик громко кашлянул, требуя, чтобы она шла за ним, не тратя времени на порожние разговоры. - Это что за тип с внешностью бандита? – прошипел математик, заходя в читальный зал. – С кем ты спуталась? Анжела поспешила сказать, что никаких порочащих честь женщины отношений она себе не позволяла, этот мужчина – не более чем охранник, работающий в тюрьме, где служит её бывшая одноклассница Карла Эванс. Папа на это имя выдал тот же обличающий монолог, что и мать: запретил общаться, ибо Карла организовала на режимном объекте подпольные поединки. Анжела, тяжело вздохнув, объяснила наивному родителю, что этот бизнес находится под опекой служащих Белого Дома. - Я даже на открытии так называемого сезона пошла, иначе бы не удалось, поговорить с одним из заключенных этой тюрьмы. Помнишь Фредерика Даунинга? Ученый предложил ей перестать ковырять в носу, ибо у него слишком много дел, и нет времени слушать её глупости. - Впрочем, если ты пришла болтать, вместо того, чтобы помогать отцу – убирайся развлекаться в отпуске, я сам справлюсь. Иди, сканируй! Домой они попали к половине шестого утра. Отец отправился «приходить в себя», то есть принимать душ и отдыхать после трудного путешествия, а она заметалась по кухне, чтобы успеть приготовить завтрак на всю семью. Наполнив стеклянную кастрюлю для микроволновой печи залитым водой рисом и установив таймер, Анжела выскочила на улицу к сидевшему в машине Савелию, чтобы попросить его дождаться папки с текстом. Охранник скривил рот, но перечить не осмелился. Она вихрем помчалась обратно в дом, включила плиту, поставила сковороду и уже нарезала курицу, когда на кухню спустилась Маргарет. Сводная сестра лениво зевнула на теплое приветствие: - Чаю налей... Какая – то часть сознания Анжелы возмутилась поведением новой родственницы, однако Миллер не позволила себе одергивать девушку. Надо проявлять понимание, сочувствие и элементарную человечность. Маргарет пережила тяжелейшее нервное потрясение, чудом выжив той кошмарной ночью, бедняжка страдает посттравматическим стрессовым расстройством, с ней необходимы вежливость и деликатность. Голос рассудка зашелся в истерическом ржании, сказав ей, что Маргарет – мелкая бледная наглая поганка, её выдрать надо ремнем по жопе, а лучше сдать на годик в заведение, которое у русских называют штрафным батальоном. По слухам, дурь там выбивают на раз – два. Увы, Анжела Миллер была не из тех, кто будет слушать холодный разум и руководствоваться доводами здорового эгоизма. Чувство дочернего долга и въевшийся с детских лет комплекс вины уже много лет как подавили критическое мышление вместе с умением ставить под сомнение поступки домашних. Поэтому она, продолжая улыбаться, наполнила кружку для младшей сестры и спросила, какое учебное заведение выбрала Маргарет. Девушка, томно потягивая ароматный напиток, сказала, что в этом году поступать она не собирается, хочет прийти в себя после жизни в приютах. - Трудно тебе там пришлось? Сводная сестра в красках описала, какой ад выпал на её долю. Бездарный персонал, умеющий только орать и отнимать у воспитанниц их немногие ценности, идиотки – соседки, вечно лезущие с никчемной болтовней, холод зимой, невыносимая жара летом, каторжный труд на огороде и развлечения, достойные дебилов. - Что ты имеешь в виду? Маргарет оказалась весьма категоричной. Всё. Весь досуг, организацией которого занималось приютское начальство, она считала недостойным своего внимания. - Нас водили в цирк и на детские сеансы в местный кинотеатр. Естественно, я отказывалась посещать эти плебейские посиделки, но меня туда таскали насильно. Мне пришлось даже врезать кое – кому из тех проституток, что нашли себе тепленькие должности в социальной сфере. Слушай, а чего ты пристала с вопросами? Любопытство заело? - Нет, естественно, - примирительно подняла руки Анжела. – Я всего лишь хочу наладить наши отношения. Маргарет выгнула тщательно прокрашенные брови: - Тогда приготовь мне пиццу. И рис поставь, а то скоро папа и мама спустятся. Кстати, мама на тебя очень обижена. Неужели тебе так сложно заставить подчиненную выполнять твои приказы, связанные с маминой работой? Эту женщину ведь не на Луну же просят слетать. Анжела с раздраженным вздохом признала, что у неё, действительно, есть проблемы с одной из сотрудниц. Лентяйка руководствуется списком обязанностей из своей инструкции, все, что выходит за рамки, её не касается. - Самое обидное, Маргарет, что у меня нет пока управы на неё. Формально закон на её стороне. Дисциплину она не нарушает, с обязанностями справляется. А еще у неё любовник есть, агент ФБР Влад Цепеш. Этот только и ждёт, когда наш Департамент проколется, чтобы помочь своему начальству посадить на ключевые посты людей, удобных федералам. Знаешь, Маргарет, я боролась с её эгоизмом и уговорами, и даже приказывала ей делать, что велят, толку ноль. От таких паразитов надо только избавляться, увольняя при первой же возможности. Но она в курсе моих намерений, и повода не дает. Маргарет оказалась внимательным слушателем: она ни разу не перебила старшую сестру, понимающе кивала, а когда Анжела выдохлась, сказала: - Если повода не дает, его надо создать. Мой родной отец всегда так делал. Между прочим, мы сегодня проверим мой дом. Он стоит запертым с тех пор, как вся моя семья была убита. Пойдешь с нами? Я покажу тебе, где мама спрятала меня, когда ЭТОТ охотился за моими родными. Анжела, надеясь, что совместный поход в жилище Маргарет поможет ей извиниться перед матерью, согласилась, запретив себе думать о давно запланированном визите в Центр учебной книги. Еще раз налила сестре чай, глянула на часы, убедилась, что почти семь, и принялась жарить курятину, пока в микроволновой печи «доходил» рис. Ловко накрыла торжественный стол и с тревогой стала ждать появления родителей. А чтобы не сидеть в глупом молчании, повторила свой вопрос на тему учёбы в столице. Маргарет, допивая чай, отмахнулась: - Не нужен мне Вашингтон. Мой дом здесь, тут папа и мама похоронены. Год отдохну, возможно, с твоими родителями куда – то съезжу, потом решу, куда поступать. Твой отец предложил мне Гарвард. «Бгг, а тебе так запретил даже думать о заведении, где сидит начальником, и в поездки развлекательные тебя за всю жизнь ни разу не брали». Проснувшуюся зависть и обиду Анжела придушила в зародыше, понимая, что папа с мамой прилагают все усилия для скорейшего выздоровления удочеренной девушки. - Маме, кстати, должность главного врача Сосудистого Центра предлагают, - радостно сообщила Маргарет. – А папа с Нового года может стать руководителем Гарварда. Его уже три раза звали на эту работу. С лестницы послышались шаги. Маргарет удобно откинулась в кресле, Анжела, наоборот, вскочила. Родители с ранних лет запретили ей садиться без разрешения, если в комнате находятся старшие члены семьи. Мать, конечно, сделала вид, что не замечает стоящую в углу кухни родную дочь, но тарелку с завтраком, поданную Анжелой, принять согласилась. Папа сдержанно кивнул в ответ на пожелание доброго утра, и сказал, что чувствует себя намного лучше, когда она осведомилась об его здоровье. В течение следующих тридцати минут родители вели привычный разговор о планах на текущий день. Поход в оба дома, свой и к Маргарет, визит к нескольким близким друзьям, а также поиски переводчика с сербского языка. Тут Анжела робко подала голос, сказав, что нужный маме человек уже готов приступить к работе над текстом. Мать, как всегда бывало после конфликтов, полностью проигнорировала её слова, встала и направилась к телефону. Увы, охотников мчаться к заказчику в выходной не нашлось. Миссис Миллер позвонила по восьми номерам. В двух случаях ей просто отказали, оставшиеся шестеро заломили такую высокую цену, что знаменитый невролог раздраженно кинула трубку: - Это натуральный грабеж! Да еще и переводить будут больше двух недель! Что мне теперь делать, ума не приложу… Анжела предприняла повторную попытку задобрить обиженную мать: - Мама, у меня уже есть человек, он ждёт, когда мы дадим ему книгу… Карина снова сделала вид, что ничего не слышит. Маргарет, которую эта ситуация явно забавляла, спросила у приемной матери, кто же раньше работал над текстами. Миссис Миллер, желая как можно больнее наказать родную дочь, вернулась за стол, села, жестом велела наполнить её кружку чаем и сообщила младшему ребенку, что переводчицу зовут Джулия Лестрандж. - Джулия Лестрандж?! – округлила глаза Маргарет. – Эта сука?! Анжела оторопело спросила, откуда сводная сестра знает эту ленивую эгоистку. - Да она на всю Медицинскую Академию Лос-Анджелеса успела прославиться своими доносами. По её вине прежний директор пожизненный срок получил за махинации с зарплатами, а его заместитель и начальник клиники были уволены после окончания проверок. Сука она. Не связывайся с ней, мама. Она же приложила свои грязные лапы к позорной отставке главной медсестры больницы Святой Марии. Анжела попросила Маргарет рассказать более подробно. Новая родственница, усевшись в кресло с ногами, поведала о том, что Джулия, устроившись на работу, как внешний совместитель в клинику, созданную при Медицинской академии, постоянно конфликтовала с коллегами и начальством, а потом эта тварь вообще перешла все границы, нажаловавшись на своих работодателей в прокуратуру. Почему? А потому, что их Светлости регулярно задерживали жалованье. В Академии исстари существовало железное правило: фиксированный день получения зарплаты только у тех, кто работает непосредственно в учебном заведении и созданной при нем больнице. Внешним же совместителям платили с опозданием на месяц – два. Иногда такие люди получали свои деньги только после того, как заканчивался проводимый ими курс лекций, семинаров или практик. И никто из таких работников, никто никогда не жаловался. Пока на кафедру физической реабилитации не взяли эту улыбчивую гадину. Она работала по два с половиной часа в день, занималась с пациентами лечебной физкультурой. Проведет две группы, посетит тех, кто требовал индивидуального подхода, заполнит бумаги – и уходит домой. Получала она за свои труды семь тысяч в рамках стандартного договора о так называемом возмездном оказании услуг. - Что?! – так и села Анжела. – Маргарет, повтори, сколько ей платили за два часа работы в день? - Семь тысяч, - поморщилась сестра. – Мой папа тогда был начальником кафедры внутренних болезней, ему эта сука сразу не понравилась. Но директор слушать не стал, принял её. Уже через пару недель понял, что с семью тысячами для неё он погорячился. Начальник клиники посовещался с главой Академии, и оба решили, что за первый месяц (пришла она в марте) Джулия получит не семь тысяч, а от четырех или еще меньше, в зависимости от результатов проверки акта передачи – приема оказанных услуг. Мисс Лестрандж ткнула им в лицо текст договора, где сумма заработной платы была прописана более чем четко. Ей должны семь тысяч. Никаких там «от четырех», платите, сколько указано в контракте. Следующий виток конфликта случился, когда она обнаружила, что в зарплатный день средства на её карту не поступили. Джулия позвонила бухгалтерию и грубо потребовала объяснений. Сотрудница, снявшая трубку, сказала, что все вопросы надо задавать шефу. Придя на другой день, мисс Лестрандж отправилась прямиком к руководству клиники, чтобы прояснить ситуацию со своими деньгами. Ей объяснили, что задержка обусловлена долгой проверкой актов. Глава больницы попросил её немного подождать. Тогда впервые прозвучала фраза о том, что люди, работающие на Академию внешними совместителями, никогда не получают заработки вовремя. И все, заметьте, молчат. Ибо стыд имеют, совесть и понимание. Кроме того, бухгалтерия клиники просто не успела провести по своим бумагам оформленные Джулией акты. - Да и у меня слишком много работы, уважаемая, - закончил директор клиники. – Я не успел принять ваши отчеты. Получите свои деньги позже, когда я подпишу документы. Думаете, она успокоилась? Ничуть. Весь апрель она почти ежедневно названивала в бухгалтерию, требуя сказать, когда можно приехать за деньгами, или в какой день их переведут на её счет. Нагло угрожала прокуратурой на слова главного экономиста о том, что специалисты отдела не могут найти её личное дело. От этого зудёжа и нытья так устали, что в конце месяца выплатили ей заработок наличными. Лишь бы она заткнулась. Кстати, чтобы рассчитаться с этой шавкой, клиника подвинула, забрав уже начисленную премию, другую сотрудницу. Май прошел относительно спокойно, Джулия почти не выступала. За третий месяц весны произошел всего один скандал, связанный с уборкой зала лечебной физкультуры. Эту работу возложили на Джулию. Там и делать было нечего: пропылесосить, да тренажеры вытереть от пыли. - Только не говори, что она стала требовать себе персональную санитарку, - растерянно моргала Анжела. Именно о санитарке и шла речь, когда мисс Лестрандж явилась к заведующей отделением с жалобой на грязный зал. Ей сказали, что теперь она будет наводить порядок сама. Джулия возмутилась, напомнив условия контракта: там про наведение порядка не было ни слова. Увеличивайте жалованье, доплачивая за уборку, либо выделяйте санитарку. Заведующая отделением с трудом уговорила палатных сестер выкроить минуты на приведение зала в приличный вид. Одну неделю девушки - постовые еще как – то успевали бегать с пылесосом, жертвуя перерывом на отдых, потом у них уже не осталось времени на глупости. Капризной девице самой предстояло ежедневно брать в свои белые ручки тряпку, о чем она по окончании каждого «рабочего» дня не забывала напоминать заведующей. Начальница отделения, хотя её эта скандалистка уже достала до печенок, давала один и тот же ответ: санитарки для вас у нас нет. И кстати: в должностной инструкции есть интересный пункт, с ним стоило бы ознакомиться перед тем, как качать тут права. Джулия смерила собеседницу гневным взглядом и ушла, бурча, что упомянутая заведующей обязанность подготавливать зал к рабочей смене и наведение порядка по её окончании – совершенно разные понятия. Не надо делать из неё дурочку. Короче, май проходил в ежедневных препирательствах и конфликтах. Заведующая, подгоняемая директором клиники, требовала от девицы «паспорт кабинета реабилитации», состоящий из инструкций к тренажерам, приказов, которыми надо руководствоваться во время работы, и полного набора комплексов и рекомендаций в сфере лечебной гимнастики. Джулия же была обязана составить шаблоны всех отчетов (если каких – то позиций нет, она должна их придумать). Мерзавка отказалась, апеллируя к списку своих обязанностей. Там не было написано, что она, медсестра по лечебной гимнастике, должна создавать новые формы учета и контроля. Высчитывать процент охвата она тоже не будет, эту работу выполняют статистики. Одним словом, мрак, не сестра милосердия. Десятого мая, в день выплаты заработков, она проверила выданную ей в клинике карточку, обнаружила, что денег тем нет, и понеслась ругаться с бухгалтерией. Ей сказали, что акты еще не поступили, ждите. Зарплату выдадут в аванс, числа двадцать пятого – двадцать седьмого. Разъяренная Джулия прошипела, что двадцать седьмое мая – последний срок, если с ней не рассчитаются, она будет жаловаться. - Двадцать восьмого ей не заплатили, - Маргарет отпила чай. – Кафедра химии ночью затопила бухгалтерию, деньги нужны были для восстановления отдела. И этой суке, и другим велено было ждать. Все остальные внешние совместители, огорченно вздыхая, согласились. Эта же… Она вернулась в клинику и написала заявление об уходе. Как говорится, скатертью дорожка, больнице такие паразиты ни к чему. Пару недель от неё никаких вестей не поступало, а десятого июня она лично явилась к директору (без предупреждения и разрешения), чтобы узнать, когда ей выплатят заработок за апрель и май. Глава клиники был так зол на неё, что велел убираться вон. А насчет денег сказал, что Академия их выдаст в удобный ей срок. Или не выдаст вообще, если в работе мерзавки найдут недочеты. - А они были? – жадно спросила Анжела. Еще бы их не оказалось. Паспорт кабинета паршивка так и не сделала, копии лечебной литературы, которые от неё ждала заведующая, тоже не принесла, пациентов на занятиях было много только в марте, далее их количество постепенно уменьшалось. Двоим, Джулия вообще не позволила принимать её процедуры. - Девушка с эпилепсией и мужчина после обширного инсульта, - просветила сводная сестра. По словам Джулии, эпилептику с частыми приступами нельзя активно заниматься, организм может дать неадекватную реакцию в ответ на самый простой раздражитель. А у человека, перенесшего мозговую катастрофу, имелось подозрение на тромб. Невролог умоляла поганку делать хотя бы раз в день специальные укладки для предотвращения спастики. Увы, мисс Лестрандж повторила, что тромб, пусть даже под вопросом, является абсолютным противопоказанием, и обсуждению не подлежит. Нет, и точка. - Ну, тут она права, как бы ни было обидно признавать, - Анжела посмотрела на мать, ища поддержки. – Если тромб оторвется, и закупорит сосуд, человек может умереть. Эпилептиков же кое – кто из моих знакомых сравнивает с бомбами замедленного действия. Я один раз видела, как у мужчины случился приступ в ответ на звук автомобильной сирены. Маргарет насмешливо скривилась, мать снисходительно улыбнулась, папа резко выдохнул, давая понять, что старшая дочь злоупотребляет их вниманием. Анжела извинилась, попросив сестру продолжить рассказ. - Да больше не о чем говорить, - младшенькая взяла с тарелки новый кусок пиццы. – На последнюю встречу с директором клиники эта сука взяла с собой диктофон. Мало того, что Джулия записала все оскорбления и угрозы, какими запугивал её уставший от нервотрепок глава больницы, так она сумела спровоцировать его на откровения, касавшиеся выплаты денег внешним совместителям. Специально выстроила беседу таким образом, чтобы её визави трижды повторил фразу «у нас все сотрудники вроде вас получают зарплаты с опозданием на месяц минимум». Еще директор, не подозревавший о коварстве и подлости этой ушлой бабенки, спокойно сказал, что она свое жалованье за апрель и май не получит вообще, ибо достала. Клиника на неё налагает штрафы за плохую работу. Джулия попросила предъявить ей приказы, где написано, за что конкретно её наказывают. Шеф желчно усмехнулся, что ей, суке, и так сделали незаслуженное одолжение, разрешив оттачивать у них свои навыки, это она должна платить за право ходить к ним. Он не поскупился на «комплименты», характеризуя степень её нагрузки. При двух группах и паре – тройке индивидуальных пациентов вообще не стоит заикаться о деньгах. Людям, между прочим, проводимые ею занятия не нравились, сеансы были серыми, унылыми и скучными, в самой Джулии не чувствовалось заинтересованности и огня. Речь свою взбешенный директор закончил прозрачным намеком встретить эту бледную спирохету где – то в подворотне и размозжить ей голову первым же кирпичом, как уже поступили с одной любительницей не по делу открывать пасть. - Она вроде как смирилась, ушла, - закончила рассказ Маргарет. – Уволилась сучка в мае, после десятого июня не давала о себе знать, сидела тихо на основном месте, а в октябре… А в октябре, поздно вечером, главу клиники арестовали. Всё руководство Академии тоже задержали. Учебное заведение было закрыто, все занятия отменены, помещения опечатаны, сотрудники получили незапланированный отпуск. Начались бесконечные обыски, допросы и проверки. - Даже к нам домой пришли, - Маргарет отодвинула пустую тарелку. Но от её родителей ФБР отвязалось быстро. Генри Бофорт, отец Маргарет, оказался чист. Он честно заведовал кафедрой внутренних болезней, и не вмешивался в чужие дела. Пока шло расследование, профессор Бофорт исполнял обязанности главы Медакадемии, а после суда занял место руководителя. Проработал на этой должности до самой смерти. Упоминая отца, Маргарет мелко задрожала, поэтому здесь Анжела умело переключила внимание сестры, попросив ту рассказать об инциденте с главной медсестрой. - То же, что и с Академией, - Маргарет встала. – В глаза улыбочка, под юбкой диктофон. На той сломанной жизни, кстати, сука неплохо заработала, продав записи журналистам. Направляясь к выходу из кухни, Маргарет сказала, что главная медсестра не позволила Джулии получить более высокую ученую степень, предназначенную для медсестер. Мисс Лестрандж отказалась дать ответы на важные вопросы. С экзамена её выгнали за наглое поведение и манеру перечить вышестоящим лицам. Она, в отличие от других «заваленных» кандидаток, не стала громко скандалить, просто ушла. А на следующий день в одной из крупнейших городских газет появилась убийственная статья о том, как медсестры Лос-Анджелеса получают профессиональные степени. Ассоциация медиков немедленно потребовала опровержения «отвратительной клеветы и вопиющей лжи», на что состряпавшая материал журнашлюшка, мило улыбаясь, предложила послушать очень веселый разговор, записанный во время экзамена. - Главную медсестру уволили одним днем, даже до конца месяца не дали доработать, - Маргарет поставила ногу на нижнюю ступеньку. – Выкинули с позором, чтобы избежать громкого скандала. Её потом пришлось поместить в психиатрическую клинику, она не смогла пережить бесчестья. А твоя драгоценная мисс Лестрандж получила–таки степень. Ладно, сестра, я иду переодеваться. Сегодня мы проверяем мой дом. Маргарет ушла. А Анжела долго стояла, пытаясь осмыслить и принять услышанное. Немыслимо, просто немыслимо. Семь тысяч в месяц за два часа работы в день?! И эта бледная немочь еще чем – то была недовольна?! Пока она приходила в себя, отец с матерью тоже покинули кухню, сказав старшей дочери, что весь текущий день будет посвящен инспекции особняка семьи Бофорт. Дом, превратившийся в популярную местную страшилку, стоял закрытым уже шесть лет, посещали его только представители службы защиты детства, действовавшие в интересах Маргарет. Раз в неделю они обходили все комнаты, проверяли состояние систем отопления, воды и канализации, забирали письма из ящика, изредка делали мелкий косметический ремонт и регулярно наводили порядок. Но дальше мытья пола и протирки всех поверхностей от пыли не заходили, поэтому работы им хватит на целый день. Они заедут в супермаркет, чтобы купить новые тряпки и приобрести средства для дезинфекции, затем приступят к приведению родового имения младшей дочери в жилое состояние. - Убери со стола, вымой посуду и вызови такси, - распорядился отец перед походом наверх. - Такси не нужно, папа, - ласково ответила Анжела. – Тот водитель нас отвезет. Он же и в доме прибраться поможет. Пока папа с мамой и сестрой готовились к выезду в город, Миллер до блеска надраила кухню, залила водой новую партию крупы, и помчалась в туалет, чтобы успеть причесаться и накраситься. Мама ей запрещала выходить из дома с «неприбранным» лицом. Посмотрев на свое отражение, Анжела раздраженно поморщилась. Волосы безобразно выбились из укладки, под глазами залегли темные круги, лоб, не покрытый пудрой, блестит, щеки «радуют» взгляд новым оттенком серого цвета. «А ты еще больше не спи по ночам, служа капризам мамочки и папочки». Анжела, игнорируя рассудок, распустила волосы и сунула голову под струю горячей воды. Безумно хотелось в душ, а затем под одеяло, но она приказала себе не думать о пустяках. Смыла шампунь, отжала гриву полотенцем, и приступила к нанесению макияжа. Тональная основа, пудра, тушь, румяна и тонкие стрелки на верхних веках. Закончив «ремонтировать» лицо, тщательно причесалась, соорудив строгий французский пучок. Снова критически оглядела себя и мысленно похвалила. Вот теперь она выглядит безупречно, и родители могут ею гордиться. - Долго ты еще намерена во сне мочалку жевать? – возмущенно привлек её внимание папа. – С твоими темпами мы до конца века никуда не уедем. - Иду, папа! – Анжела, схватив сумку, бросилась на кухню, где вся семья ждала только её. Отец встретил её появление привычным «не прошло и года», мама промолчала, барабаня пальцами по столешнице, сестра демонстративно глянула на часы, где стрелка подобралась к половине девятого. Миллер, извинившись, спросила, в какой магазин они поедут. - Лучше ответь, почему ты носишь обручальное кольцо? Уподобилась Кертису, так? – в голосе матери зазвучал гнев. – За нашими спинами, даже в известность решила не ставить? Кто он? Анжела объяснила, что никакого брака нет, они с давним её другом Саймоном притворяются супругами ради миссис Кирби. Чтобы она жила спокойно. - Перед возвращением в Вашингтон я верну Саймону украшения, - пообещала Миллер. - Зачем тебе ехать назад в столицу и отдавать младшему Кирби эти кольца? – тем же тоном продолжила мать. – Выходи за него замуж, и прилетай обратно домой. - Почему? – Анжела чуть не упала в обморок. – Вы же с папой хотели обосноваться в Вашингтоне… - Планы изменились, если ты не заметила, - сводная сестра встала и повесила на плечо миниатюрную сумочку. Папа с мамой будут работать здесь, я тоже больше не хочу мотаться по стране. Я устала. Логика и здравый смысл сразу подняли головы, холодно спросив, каким боком тут Анжела, если жить и строить карьеру в Гарвардвилле будут родители, а Маргарет здесь же проходить обучение. - Сядь, Анжела, - обманчиво ласковым голосом попросила мать. – Разговор у нас предстоит серьезный. Миллер, заранее чувствуя беду, опустилась на краешек стула. - Нас тревожит твое будущее, дочка, - пристально посмотрел на неё отец. – Мы с Кариной все утро, вместо заслуженного отдыха с тяжелой дороги, обсуждали, что нам делать. Как тебя спасти. Анжела недоуменно заморгала, силясь понять, от чего её надо избавлять. Слово, между тем, взяла мать: - Когда ты, пользуясь протекцией сенатора, сбежала в Вашингтон, бросив как нас, так и дом на произвол судьбы, то мы с твоим отцом разрешили тебе уехать, надеялись, что ты будешь достойна привилегии, носить фамилию Миллер, продолжая благородные традиции нашего клана. Разрешили?! Только воспитание не позволило Анжеле сказать матушке, что именно они с папой трясли её, жестко подгоняли, требуя скорейшей смены места жительства и работы. Конечно, тогда её личные желания совпали с приказами старших, но изначально – то переезд в Вашингтон задумали родители, а вовсе не она! Это же они два года почти ежедневно (по телефону и в период отдыха) капали ей на мозги, спрашивая, когда она, в конце – то концов, покинет Гарвардвилль, в который ни папа, ни мама больше не хотят возвращаться. И вот теперь, после того, как она исполнила их распоряжение, её фактически винят в трусливом бегстве за собственной выгодой. - Я и продолжаю, папа, - промямлила она, понимая, что быть катастрофе. – Меня же перевели сразу на руководящую должность… Родители дружно расхохотались. Отсмеявшись, мать вновь посоветовала Анжеле не льстить себе, спуститься с Олимпа на землю и посмотреть в глаза весьма неприглядной реальности. Какой из неё шеф отдела, раз подчиненные отказываются выполнять её приказы? - Как писал один поэт, из тебя только «умывальников начальник, и мочалок командир» (с) получился, - назидательно поднял палец папа – математик. – Извини, дочка, но пора тебе признать неприглядную правду. Ты работаешь из рук вон плохо. Как простой исполнитель ты еще худо – бедно справлялась, но Вашингтон отлично показал твое истинное лицо. Ты некомпетентна. Ты отвратительно руководишь людьми, они не считают тебя авторитетной личностью, позволяют себе игнорировать твои требования к ним. Анжела возразила, напомнив, что когда речь идет о поручениях, связанных только с делами полицейского участка, сотрудники её распоряжениям следуют неукоснительно. Даже смутьянка Джулия. Проблемы начинаются, стоит хоть чуть – чуть выйти за рамки инструкций и контрактов. Те же переводы книг, статей и прочих материалов, нужных как Миллер, так и остальным офицерам. Джулия может потратить свое время, но раз в участке нет нужной ставки, и работа не оплачивается, офис-менеджер принимается раздраженно бухтеть, отказываясь сидеть сверх установленного графика. Личное время, мол, принадлежит только ей, и распоряжаться им она будет сама. - О чём мы с твоим отцом и говорим, - свела брови мать. – Если бы ты пользовалась истинным авторитетом, если бы твои работники видели в тебе настоящего лидера, они не позволяли бы себе возражать в ответ на поступающие от тебя приказы. Ты так и не смогла привить людям понятия о патриотизме, долге и самоотречении на благо общества, дочь. Далее последовала получасовая лекция на тему построения правильных отношений руководителя с рядовыми служащими. Из вылитой на Анжелу информации следовало, что прояви она нужные для истинного командира душевные качества, сумей она воспитать правильный коллектив, то ей достаточно было бы отдавать распоряжения, а затем строго спрашивать об их выполнении. И наказывать тех, кто не справился. В пример ей отец привел одного своего приятеля. Формально в его заведении существовал скучный офисный стандарт пять на два, на деле люди работали все семь дней в неделю с семи утра до десяти вечера. Посменно. Папин друг ввел дежурства на дому и запрет выезжать из города в период отпуска. Опирались в той фирме не на документы, основой служили устные указания начальника. Что он велит, то и будет сделано. Если он вызывает работника в его законный выходной, человек приходит, и опять-таки беспрекословно подчиняется. Слово «нет» в той фирме простые служащие забыли. - А у тебя что? – горько рассмеялась мать. – Позор. Не того мы с твоим отцом ждали от своей третьей дочери. Ты в итоге всю семью осрамишь, Анжела. Пойми, дорогая моя девочка: ты работаешь очень плохо, не можешь повести за собой других людей, подчиненные не видят в тебе того, кого они обязаны слушаться. Поэтому, милая моя доченька, я настоятельно рекомендую тебе, пока еще не поздно, вернуться домой. Раз твоя карьера в столице сложилась столь плачевным образом. Анжела сидела, чувствуя, как по её спине ползёт леденящий душу ужас. ПРИЕХАТЬ ОБРАТНО В ГАРВАРДВИЛЛЬ?! Снова занять место в том же полицейском участке, из которого она с такой радостью (уж будем до конца честны с собой) умчалась несколько лет назад?! Сесть на прежнюю должность под началом капитана Кирби?! «А ведь из этой жопы есть отличный выход, не видишь его? Беги отсюда, дура, пока есть возможность. Ладно, ладно, не обращай внимания на свой собственный рассудок, мысли тем, что папочка и мамочка вложили». Логика, ум и здравый смысл в тот момент взвыли хором, убеждая Анжелу последовать примеру старших брата и сестры. Разругаться и сбежать. Усыпить бдительность внешним согласием и также рвать когти, пока её не успели превратить в девочку для битья и халявную домработницу. Но Анжела, будучи хорошей дочерью, покорно кивнула: - Ты права, мама. Сразу по окончании отпуска я напишу прошение о переводе. Отец взял лакированную трость, которой иногда пользовался на прогулках: - Зачем тебе переводиться? Ты же выйдешь замуж за Саймона. С ним тебе вообще не нужна работа. Да и мы, твоя мама и я, богатые люди. Вообще увольняйся из полиции и становись личной секретаршей мамы, как ты ей давно уже обещала. Давай, милая, не тяни с правильным решением. На минуту, этим личным секретарем должен был стать Кертис, но он бессовестно обманул родителей. А ей теперь расплачиваться за его лживый эгоизм. «Он просто хотел жить своей жизнью. Соврал им твой брат потому, что эта парочка не оставила ему выбора». - Ну, дочка? – забарабанила ногтями по столу мать. – Ты приняла верное решение? После отпуска ты уйдешь в отставку, раз уж не тянешь самостоятельную карьеру, и начнешь работать со мной, ты же давала мне слово. Заодно и дом в надлежащий вид приведешь. Всем принесешь пользу, милая. Так как, ты определилась, доченька? Ты едешь назад? Анжела, в последней попытке вырваться из расставленного капкана, задала вопрос, касающийся Алексис. А что тогда будет с её непутёвой старшей сестрой? Ведь все обязанности, связанные с семейным особняком, родные собирались возложить на неё. - Мы с твоей мамой и над судьбой Алексис думали, решали, как с ней поступать, - отец направился к выходу. – Пусть Алексис живет, как ей угодно. Она много лет назад отреклась от нас, даже имя сменила и фамилию, так что Лекси, если опозорится, утонет в одиночестве. А вот ты, хоть раз оступившись, загубишь всю семью. Конечно, ты можешь последовать примеру старших сестры и брата, то есть хладнокровно предать нас. Но я все, же хочу, чтобы ты поступила правильно. Анжела с ужасом замотала головой, сказав, что она никогда не станет Иудой. Мать довольно кивнула и даже сделала ей комплимент: - Правильно, не станешь. Кертис и Алексис погрязли в эгоизме, а ты совсем другая. Потому мы и хотим, чтобы вернулась ты, а не она. Ты умеешь, вести себя в приличном обществе, хорошо говоришь, ты получила серьезное образование и даже сумела некоторое время проработать на относительно высоком посту в столице. Жаль, что карьеру ты вытянуть не смогла. Анжела, я же не обидеть тебя хочу. Где успех и признание, раз служащие ставят под сомнение твой авторитет? Где уважение, если люди спокойно отвечают тебе отказом? Милая, найди мужество признаться в том, что самостоятельную жизнь ты провалила. Иди домой, дочь. Как же ей в ту минуту хотелось, нет, не закричать, завыть, на весь чертов дом кузины Бесс: «Не хочу, оставьте меня в покое!!!» Холодный рассудок, вроде бы замолчавший, проснулся в последний раз: «Вали из этого дома, дура, пока есть шанс, а то до конца жизни будешь, подобно Алексис незадолго до её побега и суда, каждый месяц, первого числа, вымаливать у папочки и мамочки сто долларов на булавки. Родичи твои столь же регулярно будут тебе отказывать, ссылаясь на то, что ты не работаешь и плюшки типа новой кофты или помады тебе ни к чему. Или ты вообразила, что эти три упыря спасибо тебе скажут, если ты ради них похеришь карьеру и станешь домохозяйкой?» Разум напомнил ей и об её отношениях с Леоном. Пока он называл её своим другом, но кто знает, кто знает.… Не вечно же Кеннеди будет холостяком. «Ты не оставила надежду стать его женщиной, в идеале, женой, да? И как ты добьешься своей цели, если тебя оприходует страдающий зеркальной болезнью сынок капитана Кирби? Что, решила без боя отдать его ТОЙ, другой женщине? Ню - ню». Короче, рассудок просто вопил, требуя послать родственников подальше, но вслух Анжела сказала: - Конечно, мама. Только свадьба должна быть тихой, я боюсь за миссис Кирби. Кстати, где мы обоснуемся после моего возвращения? Папа, уже из коридора, ответил: - Ты у Саймона, как и положено жене, мы у себя. А довольная мама тут же расписала Анжеле её день: - Утром будешь прибегать к нам, я составлю тебе график, ты не волнуйся, вечером станешь уходить обратно к мужу. Работать, я думаю, тебе стоит у нас дома, твоя будущая свекровь может неправильно отреагировать на гостей. Знаешь, дочка, позже мы спокойно сядем и подумаем, хорошо? А пока идем за покупками. Кстати, захвати папку, она на столе. Анжела плохо помнила, как они очутились на улице и сели в машину. Матушка, не здороваясь, отдала Савелию книгу и приказала заняться ею сразу, как он отвезет их по указанному адресу. Минут через пять, устав ехать в молчании, спросила, знает ли водитель кого – то, кто мог бы поработать над французским учебником: - Я и сама в совершенстве владею языком, но сейчас у меня много других дел. Может, подскажете мне? И тут Миллер, сама не понимая причину, выдала: - У моей подруги Карлы есть замечательная сотрудница, зовут Джаннивер. Она мне очень помогла. Можно Карле позвонить, она Джаннивер вызовет. «Что, сделала гадость – сердцу радость, так? Не тебе одной страдать? Ты становишься первостатейной сукой, детка». Судя по взглядам бледного после бессонной ночи Савелия, охранник был готов убить все семейство Миллеров. Анжелу, в первую очередь. Она потом еще долго спрашивала себя, зачем так мелочно и подленько напакостила, но отыгрывать, назад было поздно. Она набрала номер подруги и сказала, что снова необходима помощь «француженки». Миссис Эванс задала ей один вопрос: куда её подчиненная должна прийти, чтобы выполнить заказ? - Скажи, пусть идет в Гарвард и ждет там, у парадного входа, - распорядился папа. – Съездим за покупками – заберем её. Ради приличия родители спросили Карлу, сколько стоят услуги её подчинённой. Узнав, что «вам подарок от нашего заведения», оба рассыпались в благодарностях, выразив надежду на дальнейшую щедрость миссис Эванс. «Сука ты, милочка». Может, и сука. Анжеле нужен был кто – то, на ком она могла бы выместить боль. Да, она не хочет страдать одна. И что плохого она сделала? Просто сказала правду. «Сука ты, и твое счастье, что Леон не знает, какое ты дерьмо». Дорога к крупнейшему в городе магазину прошла, на взгляд невнимательного наблюдателя, спокойно. Родители любовались видами из окна, активно обмениваясь впечатлениями, Маргарет включила игру в телефоне, Анжела смотрела прямо перед собой, отчетливо сознавая, что с сегодняшнего дня её жизнь кончена. Не будет ни престижной работы, ни диссертации на тему посттравматического стрессового расстройства, ни стажировок за границей, ничего. Исчезнет из её жизни и Леон. Что останется? А останется у неё жизнь ради семьи. Она, Анжела Миллер, пройдет путём другой своей школьной приятельницы, которая при схожих обстоятельствах (родители – профессора хотели иметь личную помощницу с круглосуточным проживанием по месту службы) уволилась из модельного агентства, расторгла многообещающую помолвку и стала домашней секретаршей. «И алкоголичкой. Ты же первая просекла еще до теракта в Гарвардвилле, что дочка папиных друзей напивается каждый день, пока предки на работе. Тебе, детка, тоже светит глушить виски, чтобы забыть о том, как тупо ты просрала свою жизнь». От этих мыслей Миллер тоже отмахнулась, начав искать плюсы в грядущем возвращении домой. Родовое гнездо – это родовое гнездо, здесь её корни, тут семья, капитан Кирби, его сын Саймон, хранящий ей верность уже много лет, школьные подруги.… В конце концов, есть еще дочерний долг. Его надо выполнить, нравится ей или нет. Разум ехидно хихикнул, попросив вспомнить об ушлой ассистентке, умудрившейся родить её жениху внебрачную дочь. Анжела немедленно занесла будущую падчерицу в список причин, побудивших её уехать из Вашингтона. О девочке необходимо будет заботиться, её родная мать, как поняла Анжела, больше обеспокоена карьерой, нежели ребенком, поэтому… - Приехали, - толкнула Анжелу сводная сестра. – Вылезай. Выйдя из машины, Миллер отметила, что папа велел остановиться очень далеко от магазина. Почему, думать не надо: внешность Савелия мало располагала к нему. Его вид мог напугать немногочисленных ранних посетителей. - Ждите нас, мы скоро, - Анжела наклонилась к охраннику. – Кстати, не обижайтесь. Я про вашу подружку. Поймите правильно, сэр: я не лично для себя так поступила. Пройдет время, и вы меня поймете. Мужчина не ответил. Покинул машину и вытащил сигареты. На замечание о том, что курить вредно, не среагировал. Ладно, черт с тобой. Анжела схватила сумку и побежала за родными. Поход за покупками занял часа три. Маргарет затребовала себе новый компьютер, для Анжелы тоже приобрели «рабочий» ноутбук, зашли в хозяйственный отдел, где заправлявшая процессом мать предложила разделиться. Карина Миллер начала выбирать средства для чистки, стиральные порошки и прочие мелочи, сестра отправилась покупать продукты (отец и мать запланировали пару приемов), папа взял на себя канцелярский отдел, а Анжелу они послали за спиртным. - Смотри не на цену, - предупредил отец. – Бери лучшее из того, что у них есть. Она покорно склонила голову, привычно улыбнулась, поднялась по эскалатору на третий этаж, взяла там тележку и медленно пошла вдоль стеллажей, выбирая напитки. Люди, составлявшие окружение её родителей, пили только элитный алкоголь, поэтому она очень внимательно читала этикетки, перед тем, как поставить в специальное углубление очередную бутылку. Анжела уже миновала стеллаж с виски, как навстречу ей, с корзинкой в руках, вышел… Леон. Миллер мужчина не увидел из-за телефона, загородившего ему обзор: - Понял, передам. Извини, ему нужны еще факты. Я знаю, что она достала их, но выбора у нас нет. Попроси твою связную и других продержаться до Рождества. Не по телефону, встретимся сегодня, объясню. Нет, я, и очень поздно. Этот как? О, Боже, там, наверное, газовая камера образовалась, прими мои соболезнования.… Хотя туда ему, скотине, и дорога. Ты вообще больше без меня не выходи, лежи, выздоравливай. Угу, угу, понял, возьму. Еще лимон прихвачу, и зайду в одну лавочку, там есть отличное малиновое варенье. Кстати, мы, на чем в прошлый раз остановились? О, все шуточки твои.… Увидимся. Леон убрал телефон в чехол, и на мгновение прикрыл глаза. Вид у него был до неприличия довольный, словно Кеннеди только что получил повышение. Анжела деликатно кашлянула, привлекая его внимание. Леон обернулся, чтобы оказаться в её объятиях. Анжела обвила его шею обеими руками, поцеловала в щеку, прекрасно понимая, что сегодня они, скорее всего, видятся в последний раз: - Леон.… А говорил, что полгода не увидимся… Мужчина, ответно уткнувшись губами в её волосы, чуть отстранился: - Я сказал, что уезжаю на шесть месяцев, и связи не будет, Анжела. Рад тебя видеть. Как отпуск? - Не очень, - призналась она. – С учебой облом, у мамы беда. Федералы допрашивали её, из-за какого – то убийства в Бухаресте. Она приехала вне себя от гнева и обиды. Ты что – то слышал, Леон? Она продолжала обнимать бывшего напарника, его руки также не торопились покидать её талию. Анжела даже через ткань костюма ощущала жар, исходивший от этих сильных ладоней, а его торс напомнил ей живую сталь, где под покрытой шрамами кожей были только стальные мышцы. Не то, что мягкое, точно ватный тюфяк, тело «мужа», уже сейчас вызывавшее у неё брезгливую дрожь и страх. Кеннеди бережно высвободился из её рук: - Слышал. Но за спиной Цепеша распространяться не буду. Анжела возмущенно зашептала, что она спрашивает не из любопытства, информация ей нужна для защиты матери от нападок Влада. Леон, взяв её под руку, повел вглубь отдела, шепотом определяя свою позицию: - Я был бы рад помочь тебе, моя дорогая подруга. Но, извини, есть профессиональная этика, и она не разрешает мне тусоваться в чужом дворе без дозволения хозяина. Анжела, если тебе хочется попасть на территорию другого ведомства, стоит для начала вежливо постучать. Я тебе скажу одно по поводу секретности: ФБР боится, что утечка информации приведет к ликвидации важных для следствия улик, и Бауман сумеет вывернуться, свалив вину на участников того тренинга. - То есть, тебе Цепеш сказал? - Меня спрашивали о наших с тобой отношениях, только и всего. Я сообщил им, что мы друзья. Никаких иных вопросов мне не задавали. Анжела, если твоя мать будет активно сотрудничать с Владом, пройдет по делу как свидетель. Может, даже как одна из потерпевших, но это в том случае, когда Цепеш не встретит сопротивления и грубости с её стороны. Дело там слишком грязное, Анжела. - Спасибо, Леон, - убитым тоном поблагодарила она. – Ладно, я пошла. Она уже развернула тележку к эскалатору, как Леон поймал её руку: - Отчего такой похоронный вид? Анжела, твоей матери нечего бояться. Миллер сжала его ладонь: - Я решила уволиться из полиции и вернуться домой. У меня пожилые родители и сводная сестра. Маргарет Бофорт. Слышал о трагедии в её семье? Леон кивнул, не выпуская руки из пальцев Анжелы: - Слышал. Но каким боком тут ты? Она ответила, что поступить иначе не имеет права. Нельзя отказывать стареющим родителям, надо ехать обратно, чтобы взять на себя заботы о родных. Два больших дома, требующих постоянного внимания, страдающая посттравматическим расстройством сестра, и несчастная миссис Кирби. - Пойми меня, Леон, - закончила Анжела. – Я не могу, не должна отказывать папе и маме. Они хотят, чтобы я пришла назад. Маме нужна личная секретарша, папе тоже. Да и о Маргарет надо заботиться. Я должна вернуться назад. - Дело твое, напарница, - Кеннеди чмокнул её в щеку. – Я остаюсь при старом мнении. Пока. Она спросила, может ли Леон дать ей одно обещание. - Прости, Анжела, но я даю слово лишь, когда знаю, что сдержу его. Приезжать к тебе на праздники я точно не смогу. Но, если мне, как сегодня, выпадет шанс, я обязательно тебя навещу. Он ушел, а Миллер, как и в случае с ночной истерикой матери, застыла посреди прохода, мысленно говоря «прощай» всем надеждам. Беспомощно всхлипнула, пытаясь не разреветься прямо в магазине, потом резко выдохнула, распрямила спину и покатила тележку к кассам. Там стояли мать с Маргарет, папа из своего отдела пока не возвращался. Едва увидев старшую дочь, Карина, постучала ногтем по циферблату: - Долго намеревалась там ковырять в носу? Покажи хоть, какие напитки выбрала. Анжела поспешила извиниться, подвинув матери полную тележку. Миссис Миллер, недовольно хмурясь, провела инспекцию принесенных дочерью бутылок. Раздраженно выдохнула: - Опять я вынуждена все делать сама… Господи, как я устала… Анжела испуганно спросила, где она допустила ошибку. Мать, издав тихий стон, толкнула ей злосчастную тележку: - Убери всю эту дешевку для борделей и принеси достойные напитки! Хотя нет, я сама. Дай! Уходя, она крепко обругала старшую дочь, сказав, что Анжела, живя в столице, сравнялась по интеллекту с имбецилами и даунами, элементарное поручение выполнить не может, матери опять надо мучиться самой. Маргарет, присутствовавшая при этой безобразной сцене, довольно ухмылялась, даже не пытаясь скрыть злобную радость. Когда миссис Миллер скрылась наверху, младшенькая сестрица хихикнула: - Что, отхватила? Чушка ты, как писал еще Фонвизин. Простейшую работу сделать не можешь. Как ты там, в столице, одна жила, чувырла? Другая женщина, очутившись на месте Анжелы, опрокинула бы на голову мелкой дряни ведерко с майонезом, дала порожденью мухоморов оплеуху, и, послав дальними лесами матушку с её придирками, уехала бы по своим делам. Но не так была воспитана девица Миллер, чтобы защищаться от нападок родственников. Чувство вины, взращенное в ней с младенчества, старательно подпитываемое в течение всей жизни, полностью подавило ту часть критического мышления, которая касалась отношений с домашними. Поэтому Анжела проглотила и выходку матери, и издевательство сестры, а как только рассерженная мать пришла назад, поспешила извиниться: - Прости, пожалуйста, мама, в следующий раз я буду внимательней. Кстати, можно мне сегодня вечером снова увидеться с Карлой? Надо обсудить служебные моменты. Да, я из полиции уйду, но пока… Она хотела сказать «еще работаю», но мать прервала её, ответив категоричным запретом: - У нас и так день по секундам расписан, а тут ты с имбецильными глупостями. Впрочем, если тебе так хочется шататься по подружкам, чтобы вести с ними порожние разговоры, дело твое. Убирайся вон, твоё присутствие вовсе не обязательно. Иди, ты свободна. Она демонстративно повернулась к Анжеле спиной и обиженно заняла очередь в кассу. Через минуту подоспел отец, тоже с полной тележкой. Маргарет свои покупки несла в руках. Рассчитывались они долго, люди за их затылками уже начали сердито перешептываться. Анжела, устав от бухтения, оглянулась, чтобы смерить наглеца, подгонявшего её родных, гневным взглядом. Как ни странно, помогло: бабка заткнулась, да и остальные присмирели. Слава Богу, что открылась соседняя касса, и все, кто стоял за семьей Миллеров, побежали туда. Кроме Леона. Он спокойно подошел к родителям Анжелы и приветливо поздоровался: - Доброе утро. На публике отец и мать капитана Миллер всегда были образцом для подражания. Оба радостно приветствовали Леон, поинтересовались, как у него дела, есть ли перспективы в карьере. Кеннеди ответил, что и то, и другое выше его ожиданий. На вопрос, с какой целью правительственный агент прибыл в их город, Леон сердито свел брови и сообщил, что его послали «расколоть» небезызвестного Фредерика Даунинга. Но Даунинг, эта подлая сволочь, не придумал ничего лучше, кроме как свалиться с инсультом. - ЧТО?! – Анжела не поверила ушам. – У Даунинга острое нарушение?! Но.… Какого черта? - Да – да, какого черта этот паразит посмел прибраться раньше, чем мы его допросили, - Леон поставил свою корзинку на кассовую ленту. – Я из-за него сутки с лишним потерял. А от начальства еще и по шее огрёб. Словно я в этом инсульте виноват. Кеннеди вроде бы злился, но его глаза говорили об ином. Леон, Анжела была уверена, радовался тому несчастью, что приключилось с Фредериком. - Что говорит тюремный врач? – высокомерно спросила Карина. Леон вкратце пересказал ей беседу с медиком, оказавшим Даунингу помощь сразу после мозговой катастрофы. По словам врача, инсульт был делом времени. Фредерик игнорировал все предписания докторов, не следил за своим давлением и отказывался принимать прописанные ему препараты. - Боялся, что ему сунут сыворотку правды, - хмыкнул Кеннеди. – Лежит теперь, слюни пускает. - Кто знает, может, и выберется, - промурлыкала девица Бофорт, эффектным жестом распуская длинные густые светлые волосы. – Я Маргарет, сестра Анжелы. Леон осторожно пожал ей руку, сказав, что очень рад знакомству. Новая родственница, напрашиваясь на дальнейший разговор, продемонстрировала Кеннеди только что купленный ноутбук. Леон, как вежливый человек, похвалил девайс, отметив умение Маргарет выбирать лучшую технику. А спустя еще три минуты эта белобрысая малолетняя стерва окончательно перетянула все внимание любимого Анжелой мужчины на себя, заведя разговор о своем будущем образовании. Она уверенно взяла Леона под руку и решительно потащила к выходу, спрашивая у Кеннеди, на каком учебном заведении стоит остановиться. Парочка быстро ушла вперед, а Миллер с родителями задержались, раскладывая покупки по сумкам. Мать, пристально наблюдавшая за старшей дочерью, снова включила режим строгой воспитательницы: - Ревнуешь его к собственной сестре? Злишься оттого, что это она сейчас идет с ним, а не ты? Завидуешь? Анжела, вздрогнув, поспешила заверить мать, что никакой ревности и зависти к младшей сестре у неё нет. Карина, скептически хмыкнув, дала ей два самых больших баула: - Анжела, мне этот мужчина в качестве зятя не нужен. Да, я давно уже поняла. И его в нашей семье я не потерплю. У тебя есть отличный вариант, ты выходишь за Саймона. А твой бывший напарник Кеннеди кто? Извини, дочка, но его истинное положение в Белом Доме не выше, чем статус нашего сегодняшнего водителя. Повторяю: я согласна терпеть его, как твоего знакомого, но упаси тебя Боже спутаться с ним ради брака. Мне такой зять не нужен, - повторила мать. А прошлой ночью, дай Бог памяти, госпожа Миллер говорила совсем иные слова.… Но о них Анжела уже не думала, во все глаза, глядя на то, как её сводная сестрица кокетничает с Леоном. Слава Богу, что у него еще со времен приключений в Испании возникла стойкая аллергия на блондинок. Маргарет отлипла от Леона только на стоянке, где Кеннеди ждал мотоцикл. Анжела с тоской смотрела, как её любимый надевает шлем и перчатки. Сейчас он уедет, и кто знает, суждено ли им увидеться вновь… - Позвольте вам помочь, мадам, - Кеннеди принял у миссис Миллер сумки и осторожно поставил в просторный багажник. Мать благодарно улыбнулась и пожелала Леону удачного дня. Маргарет опять поймала мужчину под локоть, тесно прижимаясь к нему маленькой упругой грудью. - Кстати, миссис Миллер, - понизил голос правительственный агент. – Мне известно, почему вы приехали домой летом. Влада Цепеша вам бояться нечего. Отвечайте на все его вопросы, давайте на проверку документы, и не сопротивляйтесь, когда вас вызовут в Штаб – Квартиру ФБР для работы с экспертами. Вы, мадам, скорее всего, тоже получите статус пострадавшей. Не смотрите на меня с таким ужасом, миссис Миллер. Я осведомлен. Извините, но вам никаких подробностей знать не положено. Я их даже с Анжелой отказался обсуждать. Удачи. - Но на приглашение в наш дом вы, Леон, ответите согласием? – низким грудным голосом выдала Маргарет. – У нас сегодня в восемь вечера прием. Мы будем рады, если вы придете. Правда, мама? Карина горячо поддержала девушку. Леон, прежде чем согласиться, глянул на Анжелу, и медленно наклонил голову в знак согласия: - Хорошо, мне как раз надо кое о чем поговорить с вашей старшей дочерью. Увидимся вечером. Анжела, позвони мне часа через три, ладно? Она едва дышала от счастья, давая утвердительный ответ. Леон оседлал мотоцикл, и аккуратно выехал со стоянки. Савелий, до того момента хранивший молчание, рискнул напомнить, что Джаннивер до сих пор ждет в холле Гарварда. Мама, само собой, тут же возмутилась, ткнув водителя носом в очевидный факт: девица Джаннивер знала, на что подписывается, когда шла в медицину, а значит, незачем ныть и стонать. Ей велели стоять в холле Гарварда и ждать? Она будет стоять и ждать. - Если вашу медсестру что – то не устраивает, любезный, - едко закончила невролог, - пусть ищет себе место в иной среде, где не надо нести ответственность за чужие жизни. Успокойтесь: мы сейчас едем за вашей мимозой. Кстати, я сообщу Карле о вашем поведении. Савелий сказал, что его сослуживица пришла помогать после суточного дежурства. Карина Миллер презрительно выгнула точеные брови: - Надо же, какие тонкости… Уважаемый, я, если требует долг, по три – четыре дня кряду не ухожу из отделения. И ничего особенного от вашей девочки я не требую. Дома она в носу ковыряет, а тут хоть чем – то полезным займется. Все, замолчали. Дорога к Гарварду заняла почти час. За это время отец по телефону вызвал к особняку Маргарет служащих фирмы «Чистый дом», заказав, помимо уборщиц, сантехника, электрика и плотника. Слушая папины распоряжения, Анжела не знала, радоваться ей или бояться того, что наведение порядка поручили сторонним людям. Обычно ведро, пылесос и тряпка были её уделом после бегства Амёбы. - Ты займешься подготовкой вечера, и заодно будешь следить за той медсестрой, чтобы ничего не украла, пока мы проверяем наши жилища, - пояснил отец. – Твоей матери и сестре еще надо успеть купить новые платья и посетить салон. - А мне? – вырвалось у Миллер. – Мама, прости, я же не знала о вашем приезде. Платье не привезла, у меня учеба… - Поэтому теперь я собираюсь высосать из родителей новую тряпку, верно? – спрятал телефон отец. – Что скажешь, Карина? Дадим ей выклянчить, или пусть на кухне сидит наказанная? - Приедем домой, проверим, в каком состоянии платья Алексис, потом уже решим, - мать опустила стекло со своей стороны. – Анжела, вот еще одно доказательство в пользу того, что мы зря разрешили тебе жить самостоятельно. Какой из тебя зрелый человек, тем более руководитель, если ты даже вечерний наряд с собой не взяла. Взрослая личность, уж извини, умеет просчитать и учесть все варианты развития событий. Даже эта твоя наглая Джулия, инфантильная, привыкшая прятаться за чужой спиной особа, и та приучила себя держать в рабочем шкафчике чехол с праздничной одеждой. Миллер, с детства привыкшая к таким выволочкам, вновь попросила прощения, сказав, что более не допустит повторения инцидента. Мать насмешливо выгнула брови и отвернулась, глядя в окно. Анжела, дав ей, время остыть, задала вопрос, мучивший её еще утром: - А почему Джулия, будучи медсестрой по лечебной гимнастике, вдруг сменила город и стала работать офис - менеджером? Маргарет? - Потому, что она не с теми людьми связалась, когда начала качать права. Далее сводная сестра, откровенно гордясь поступками своих родителей, рассказала Анжеле, как быстро и качественно Джулию выжили с работы, а позже вынудили уехать и из Лос-Анджелеса. Достали любительницу легких денег, используя её недоброжелателей и капризных пациентов, с готовностью писавших на эту бледную поганку жалобы. Одному человеку она не улыбнулась, другого, напротив, обидела своим цветущим видом (у женщины случилось горе), третий сказал, что на занятиях очень скучно, четвертому не понравилась её прическа, он считал, что медик не имеет права носить такие длинные волосы. Велел ей срезать обе косы под корень, сделав короткую пристойную стрижку, и отказался посещать зал, стоило ему увидеть, что она и не думает повиноваться, пятого обидел её отказ остаться с ним сверхурочно… (1) - Папа этой суке тоже добавил, - радовалась сводная сестра. – Приходил в зал, чтобы контролировать её работу. Как завкафедрой, имел право. За неделю двенадцать докладных на неё оформил. Поймал её на невыполнении одного из пунктов инструкции. Чушь, само собой, но взыскание ей вклеили, хотя до её конфликта с клиникой вообще не обращали внимания. Анжела, давно мечтавшая избавить команду от присутствия и вредного влияния Джулии, жадно слушала и училась, перенимая чужой опыт. Казалось бы, пустяк, лекции по санитарно – просветительной работе и подготовка печатных материалов. А как этот пустяк помог, когда потребовалось «прижать» мерзавку! Один выговор ей объявили за систематическое невыполнение вышеназванных обязанностей без уважительных причин, второй обеспечили обидчивые пациенты (отец и мама сводной сестры были в их числе), в преддверии третьего главный врач вызвал Джулию в свой кабинет, где предложил выбор: или она сама, по личному желанию, уходит, либо… - Эта сука наивно полагала, что мы разрешим ей на новую работу попасть, - гордилась Маргарет. – Размечталась. Меньше чем через полгода она уехала, потому что никуда её не брали. Папа с мамой выясняли, куда она намерена устроиться, звонили, и запрещали давать ей место. Папу все, кто его знал, слушались. Методы, конечно, грязные, но иначе с паразитами и лентяями, разжигающими в офисе бунтарские настроения, невозможно. Они, точно плесень и ржавчина, изнутри пожирают еще недавно здоровый и лояльный к начальству коллектив, Джулию и ей подобных «умников» уже терпеть нельзя. Хватит с неё, погуляла. «Пусть я и не хочу наказывать весь офис для того, чтобы усмирить одну паразитку, но так поступить необходимо. Надо хоть раз продемонстрировать, кто из нас шеф: эта наглая девица или я. Я, черт вас всех дери, её начальство, а она смеет мне указывать, как работать. Ну, ничего, ты меня еще плохо знаешь. Вот вернусь из отпуска, и ты пожалеешь о том, что смела, мне перечить». Разум саркастично спросил, как она будет превращать смутьянку Джулию в покорного исполнителя воли руководства, если по окончании отдыха (вы что, издеваетесь?!) решила уйти в отставку. Эта мысль была не лучше удара ножом по шее, Анжела с трудом удержалась от тоскливого крика. «То – то же. Не светит тебе победа, ты, милочка, теперь поломойка, кухарка и лакей при родичах. А она так и будет убегать из офиса в три часа, подчиняясь уже не тебе». Миллер поспешила резко себя одернуть, сказав себе, что никакая она не поломойка и не девочка для битья, она просто хочет посвятить свою жизнь заботе о семье. Родители же моложе не становятся, а Маргарет.… Эта девушка пережила страшную трагедию, осталась круглой сиротой, надо помочь и ей. Если ради этой помощи предстоит пожертвовать личными амбициями, то так тому и быть. Она будет счастлива, вернувшись в родной дом. «Блажен, кто верует. Когда ж ты прекратишь так вдохновенно врать себе?» Да никогда. Анжела предпочитала игнорировать сидевшего посреди их гостиной розового слона. Её мысленный спор с разумом прекратила Маргарет, сказавшая, что они уже приехали. Сестра выпорхнула из машины и стремглав кинулась к роскошному торгово-развлекательному центру, расположенному в пяти минутах езды от университета. Анжела вышла следом и распахнула дверцы машины поочередно перед отцом и матерью: - Мне идти с вами? Отец велел забрать из холла Гарвард медсестру, и ехать, потом домой: - Твое дело не в носу ковырять, тебе есть чем заняться. Праздничный стол должен быть готов к восьми часам. Используй время с умом. Анжела, понимавшая, что родители строго осудят дорогие вещи, одолженные Карлой, робко напомнила про вечернее платье. Академик закатил глаза, издал раздраженный стон и скрипучим тоном повторил приказ: - Сочту нужным, разрешу тебе забрать нас из магазина, тогда и подберем тебе одежду. Хотя я не вижу смысла тратить наши с Кариной деньги. Что, так трудно было купить самой? Ладно, уж, пошли с нами. Умеешь ты клянчить. Платье ей купили. Но только для того, чтобы еще раз ткнуть носом в грязь. Ненавистный с юных лет стиль «ампир», делавший её похожей на беременную самку бегемота, цвет матушка тоже подобрала из арсенала «убейся об стенку». Как раз чудного колера а – ля «молочный поросёнок» Миллер для полного счастья и не хватало. Это платье с несколькими жесткими нижними юбками, по мнению Анжелы, не просто уродовало, оно убивало и фигуру, и лицо. Больше всего огорчили рукава – фонарики, присобаченные тут, словно в напоминание о первом бале Наташи Ростовой (роман тут никаким боком, привет господину Ржевскому). Под стать платью были сумка – мешок с длинным ремешком для ношения на запястье, и унылые туфли без каблука. - Нравится, доченька? – улыбнулась мать, когда Анжела покинула примерочную кабинку, чтобы предстать перед взглядами родителей. Другого ответа, кроме как благодарного объятия и горячего «спасибо, мамуля», она дать не имела право. По пути домой Миллер ругала себя последними словами. Лучше бы уехала, чтобы приступить к уборке и готовке, а перед выходом к гостям надела одно из трех черных платьев, когда – то купленных Алексис. Не идеал, но и не, то убожество, превращающее её в пародию на миссис Раббит. В особняке кузины Бесс Анжела сразу усадила Джаннивер за ноутбук в просторном холле, дала толстый учебник, посвященный лечению нейропатий, и спросила, какой чай, зеленый или черный, можно предложить маминой помощнице. Медсестра проигнорировала вопрос, и открыла книгу, приступая к работе. - Ну, как хотите, - Анжелу сильно задело это злое молчание. – Ничего криминального мы с мамой не сделали. Вы знали, что медицина требует отказа от любых личных благ, удобств и свобод ради спасения чужих жизней. Как и моя работа в полиции. Я всё же принесу вам и чай, и бутерброды. - Не надо, - сквозь зубы отказалась девушка. – Нам запрещено объедать господ. Успокойтесь. - Но я, же не скажу вашей начальнице! – ахнула Миллер. – Что, если на эту книгу вы затратите весь день? - Успокойтесь, - повторила Джаннивер. – Человек способен больше тридцати суток прожить без пищи, так что оставьте свои угощения при себе. Сами же сказали, что медик должен отрекаться от всего, мешающего спасению окружающих. Она уставилась в текст, и раздраженно застучала по клавишам компьютера. Анжела молча, ушла на кухню, налила себе отвергнутый гостьей напиток, сделала бутерброд с сыром, но так и не смогла приступить к трапезе. Ей вдруг почувствовала себя последней дрянью из-за своей по – бабски мелочной пакости, сопряженной, между прочим, с нарушением обещания. Таких поступков она себе ранее не позволяла. Немного придя в себя, она вытащила из сумок все покупки, тщательно рассортировала, и приступила к подготовке вечернего мероприятия. Сегодня папа и мама решили обойтись простым чаепитием в компании самых уважаемых ученых города. Ожидали прибытия пятнадцати человек, без супругов и детей. Анжела догадывалась о причине такого ограничения: родители наверняка будут обсуждать арест их старого друга Баумана. Будут решать, как вести себя с семьей попавшего в немилость коллеги. Она замесила тесто, оставила «доходить», нарезала сыр, колбасу и ветчину для бутербродов, разложила по тарелкам, убрала в холодильник, и ушла в гостиную наводить порядок. Вытерла все статуэтки, спрятала в шкафы книги и журналы, привезенные родителями из поездок, аккуратно расставила на полках папки, и взяла пылесос. Закончила минут за сорок до возвращения родных. Глянула на часы: без двух минут четыре. Опять сходила к Джаннивер, чтобы все – таки накормить переводчицу. Ответ был тот же: злой отказ. Не извольте, мол, беспокоиться о холопке, барыня. Какое вашей милости дело? Анжелу больно ударил и эпитет «холоп», и на первый взгляд, почтительное обращение «барыня»: - Я не ваша госпожа, мисс. И вы тут не в рабство куплены. Вам всего тридцать – сорок страниц осталось перевести. Потом я позвоню Карле и попрошу её дать вам дополнительный выходной день. В качестве компенсации за доставленные неудобства. Кстати: я знаю, на чем поймала вас моя подруга. Вы ведь подделывали записи в ваших журналах? Вам не возмущаться надо, а благодарить за… Кончить обличающий монолог ей помешало вернувшиеся из особняка Бофортов родители и сестрица. Маргарет трясло от гнева, отец и мать походили на двух призраков. Полная самых дурных предчувствий, Анжела бросилась к родным: - Что случилось? Мать, не отвечая, решительным шагом направилась к медсестре, нависла над ней и раздраженным тоном спросила, долго ли переводчица еще будет копаться. Услышав, что впереди сорок страниц необработанного текста, миссис Миллер взвизгнула: - ЧТО?! Чем ты тут целый день занималась?! В носу ковыряла?! Неужели так трудно работать не только качественно, но и быстро? Заканчивай живее! Развелось идиотов на мою голову. А ты чего уставилась?! – переключилась она на Анжелу. Слава Богу, что от этой головомойки её избавила Маргарет, сказав матери, что надо вызывать полицию, и оформлять протокол. Пока Миллер соображала, какой эксцесс мог приключиться в запертом доме, на кухню вошел отец, таща за ворот поношенной кофты рыдающую девушку примерно одного возраста с приемной дочерью. Толкнув бедняжку в угол комнаты, академик воззрился на Анжелу: - Любуйся, дочка! Эту маленькую дрянь мы поймали в прямо спальне Маргарет! Ну, ничего, ничего, - ученый довольно потер руки, - ничего. Ты за противозаконное проникновение в чужое жилье получишь, не сомневайся, воровка. Сколько лет тюрьмы положено, если ты жил не у себя без дозволения хозяйки? Какой срок дают за кражу чужих личных вещей? Это ведь не твои серьги, ты вытащила их из комода в спальне Маргарет? Кстати, чьи на тебе джинсы? Модель недешевая. Девушка, вытирая градом катившиеся слезы, закричала, что она ничего не украла, она просто жила в пустующем доме, присматривая за ним. Она была при доме сторожем. Ну, надела старые сережки, жалко, что ли? - А кто тебе разрешил? – строго вопросила Анжела. – Я сотрудник полиции, капитан. Имею права стребовать с тебя отчет. Говори! Кто позволил тебе попасть в чужой дом? Рыться там, в ящиках, находить и присваивать чужие украшения? Тут незваная гостья вдруг взбрыкнула, ответив, что говорить она будет только в присутствии представителя службы защиты детства и адвоката. - Я даже не задержанная, мне мои права никто не зачитал, а должны были! – завизжала «малолетняя воровка». – И это я на вас в суд подам за то, что вы меня увезли насильно! Это похищение, за него вам много дадут! Мне разрешили там жить, велели прибираться, смотреть за водой, отоплением, счетчики все проверять, каждый день везде проветривать, почту из ящика забирать! Я все и делала. Мне разрешили занять любую комнату, какая понравится! - Это была МОЯ, МНЕ ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ СПАЛЬНЯ, СУКА!!! – от вопля Маргарет едва не лопнули стекла в окнах и мебели. – Поняла, тупая ты приютская скотина? ЭТО! БЫЛА! МОЯ! ЛИЧНАЯ! СПАЛЬНЯ! И никакие ублюдки, рожденные от проституток, не имеют права лежать на принадлежащей МНЕ постели! СУКА!!! ЧТОБ ТЫ СДОХЛА! ЭТО МОЯ ЛИЧНАЯ СПАЛЬНЯ!!! И, прежде чем сама Анжела вместе с онемевшими родителями успели её остановить, она метнулась к «воровке», вцепилась ей в косу и с неожиданной для такой тонкой хрупкой девушки силой повалила на пол. Оседлав противницу, Маргарет стала драть незнакомку за волосы, продолжая кричать о том, что никто не смеет занимать её личную комнату, и трогать её вещи. Причем материлась сводная сестра не хуже уголовника с десятилетним стажем отсидки, обзывая соперницу, самое безобидное, «приютским выродком». - Ты больше не будешь хватать мои вещи, сука! – орала мисс Бофорт, стукая «воровку» затылком об пол. – Ты больше не возьмешь ничего из того, что мое! Это моя комната, сволочь! МОЯ! МОЯ! МОЯ! Не смей брать мои вещи! Не смей! Не смей ложиться на мою кровать! Сволочь! Убью!!! И как тут прикажете поступить? Полицию домой звать, обычную «Скорую»? Или? - Я бы на вашем месте позвонила в службу психиатрической помощи, ваша девушка не совсем адекватна, - тихо сказала неслышно подошедшая Джаннивер. Анжела резко развернулась к ней и почти беззвучно произнесла всего два слова: - Пошла вон… Медсестра передернула плечами и вернулась за ноутбук, всем своим видом говоря, что на дураков не обижаются. Миллер же кинулась разнимать девушек, где внезапно взяла верх «малолетняя воровка». Она сумела не только сбросить с себя Маргарет, но и хорошенько дать той кулаком по голове. Вскочила и побежала к двери: - Козлы недоделанные! А ты, Мэгги, уродка психическая! Зря. Это Маргарет ты так легко одолела, попробуй теперь справиться с офицером полиции, детка… Анжела схватила со стола крупное яблоко и метнула его в спину убегавшей «воровки». Девушка от неожиданности споткнулась на ровном месте, оглянулась, пытаясь понять, что это в неё сейчас прилетело. Анжела времени не теряла: поймала девицу за руку и от души заломила: - Не дергайся,… Ты имеешь право хранить молчание, все, что ты скажешь, будет использовано против тебя в суде. Ты имеешь право на присутствие адвоката во время… - Допроса, - закончил за Анжелу пугающе – вежливый голос Влада Цепеша. – Прошу меня извинить, но дверь была открыта, и я вошел. Добрый день, капитан Миллер, сэр, мэм, мисс, - он поочередно кивнул всем членам семьи Ангела Гарвардвилля. – За что столь сурово скрутили юную даму? Как её зовут? Маргарет с отвращением выплюнула, что приютскому ублюдку имя не нужно, выродок – он и есть выродок. Но раз гость так хочет знать, кто осквернил принадлежащий ЕЙ особняк своими грязными лапами, ночуя в её постели и трогая ЕЁ имущество, то так и быть: это проституткино отродье, что арестовала её старшая сестра, зовется Эммелиной. Или просто Линой. В приюте эту дочь шлюхи еще называли… Тут Влад жестко оборвал мисс Бофорт, потребовав проявить уважение к задержанной девушке. Поднял Эммелину с пола и огляделся, ища, куда её можно усадить. Анжела хотела было дать арестантке табуретку, но отец ногой задвинул сиденье под стол: - Постоит, не принцесса. Мы эту воровку застали в доме нашей младшей дочери! Возмутительное нарушение всех законов! Агент Цепеш вежливо осадил академика, сказав, что разберется сам. Отвел Эммелину к окну и попросил как можно подробнее и спокойнее изложить свою версию событий. Арестантка, вытирая слезы, прорыдала, что приютские начальники около двух лет назад приказали ей переселиться в тот мрачный семиэтажный замок. Покидать детский дом Эммелина не хотела, но тогда бы ей пришлось каждую ночь опасаться «темной», которую ей грозили устроить новые соседки по спальне. - За что вас хотели избить? – спросила Анжела. – Почему вы не ладили с другими девочками? Эммелина снова тихо заплакала, отчаянно мотая растрепанной головой. Влад обратился к миссис Миллер с просьбой дать задержанной воды. Мать Анжелы, гневно кривя рот, вытащила из нижнего ящика кухонной тумбы самый дешевый картонный стаканчик, открыла кран: - Вот, хватит с неё. - Есть у вас успокоительные препараты? Пустырник, валерьянка? Хотя тут… - Перетопчется, - отказалась помогать невролог. Она шагнула к Эммелине, схватила её за подбородок, пристально посмотрела ей в глаза: - Обойдется. Я не намерена тратить наши лекарства на воровку. Влад, издав непонятный смешок, покопался в одном из многочисленных карманов жилета- разгрузки, вытащил темный пузырек, и отсчитал двадцать капель: - Выпейте и попробуйте успокоиться. Анжела, глядя на его заботу о малолетней преступнице, предложила майору Цепешу переключить свое внимание с агрессора на жертву. Пострадавшей стороной тут является Маргарет, а он тут вокруг её обидчицы хлопочет. Заканчивая свою гневную тираду, Миллер пригрозила, что сразу после отпуска напишет жалобу на имя директора ФБР. Влада на неё холодно глянул, убрал пузырёк в тот же маленький карман: - Ваше право, мэм. Я считаю, что Эммелине нужно помочь. Пейте, мисс, и посвятите меня в проблемы вашего приюта. Арестантка, щелкая зубами о край картонного стакана, выпила лекарство, и рассказала Владу о конфликте с однокашницами. Власти соседнего городка закрыли свой приют на капитальный ремонт, а его обитательниц временно переселили в то заведение, где Эммелина с нетерпением ждала восемнадцати лет. У вновь прибывшей группы девочек (двадцать сирот) были свои жесткие правила, которые Лина систематически грубо нарушала, опираясь на традиции, исстари существовавшие в её приюте. Воспитательницы провели с приезжими много просветительных бесед, но погасить вспыхнувшую из-за ерунды затяжной войну им не удалось. - Сестра Ивонн им повторяла, что нельзя быть жадными, - всхлипнула Эммелина. – Что они теперь живут не дома, а в сиротском заведении, и своим имуществом надо щедро делиться со всеми, кто там находится. У нас нет понятия «моё», есть «наше». Короче, она один раз позволила себе взять чужие личные вещи без разрешения, другой, третий.… После четвертого эпизода Эммелину впервые сильно избили в туалете. Подстерегли момент, когда она выходила из кабинки, брызнули в глаза какой – то гадостью, чтобы она не смогла увидеть нападавших, набросили на голову одеяло, свалили с ног и в течение двух - трех минут ожесточенно топтали, стараясь попасть в живот и по лицу. Потом сорвали с руки «одолженные» для выхода в город красивые часы и ушли. Конкретных виновников найти не удалось. - Монашки всех, кроме меня, тогда наказали. Кристен, ну, та, у которой я часы ненадолго взяла, потом сказала, что если я не перестану забирать её вещи, она меня вообще убьет. Увы, юная Эммелина оказалась большим любителем наступать на одни и те же грабли. С тех пор, как в приюте появилась эта дочка адвоката (её отец и мать погибли в железнодорожной аварии) с компанией, житья не стало. То не хватай, это не твое, не лезь в мою тумбочку без разрешения, твоего там ничего нет, убери лапы от моей помады, не трогай кофту, нечего примерять ободок, он тоже не твой, и прочее, прочее, прочее. Вслед за агрессивными новенькими ту же песню затянули и старожилы. Редкий день обходился без перебранок и скандалов. - Сестра Ивонн с ними постоянно беседовала, просила поделиться со мной, - поправила волосы арестантка. – Даже наказывала, когда девчонки не хотели одалживать тряпки, часы или косметику. И чем дольше Влад слушал её сбивчивый рассказ, тем мрачнее становился. Когда Эммелина закончила, поведав о последнем инструктаже с сестрой Ивонн и настоятельницей монастыря матушкой Флоранс перед вселением в запертый дом Бофортов, Цепеш сдавленным тоном попросил Анжелу вызвать обеих монашек для «светского разговора». - Эммелину пока отведите в другую комнату и накормите, - распорядился Влад. – Нам нужно обсудить проблемы академика Баумана. Посторонним нас лучше не слушать. Анжела отконвоировала арестованную девчонку в просторный холл, усадила там, на диван, крепко пристегнув наручниками к батарее отопления. Поскольку в том же холле все еще работала над книгой Джаннивер, Миллер приказала медсестре заканчивать: - Долго вы намерены возиться?! Я давно бы уже все перевела! Джаннивер, ни слова не сказав, толкнула ей по столешнице распечатанный текст. Держите, мол, подавитесь. Встала рядом со стулом и замерла, глядя перед собой, всем своим надутым видом говоря, что раз вы такие умные да быстрые, сами и сидите над вашей книгой. Перед тем, как отпустить её, Анжела строго проверила качество работы. Удовлетворенно вздохнула: - Можете идти домой. Я свяжусь с Карлой насчет вашего дополнительного выходного. Придете к машине, скажите своему Савелию, чтобы поторопился, мама не любит ждать. И еще: вы ничего не видели… Медсестра дернула плечом и, не оглядываясь, ушла. Чай и бутерброды она не тронула, выставляя обиду напоказ. Зато на остывшее угощение жадно уставилась Эммелина: - А можно мне чаю? - Тебе, к нему, случайно, свадебный торт не подать? – разозлилась Анжела, «забывшая» о просьбе Влада. – Сиди и молчи. Девушка снова заныла, что хочет есть. Миллер принесла чашку и тарелку с хлебом: - На. Нет, в наручнике. Одна рука у тебя свободна. Эммелина стала нудить, что ей неудобно. Анжела, пропустив её жалобы, мимо ушей, возвратилась к Цепешу, родителям и сводной сестре. Слово снова взял Влад: - Давайте обсудим ваши отношения с Бауманом до приезда приютского начальства. Маргарет, я должен был бы попросить вас уйти, но разрешу вам остаться тут, если вы дадите мне слово, что не будете вмешиваться. Сидите с нами, но молча, хорошо? - Лучше я присмотрю за пойманной в моем доме воровкой, - родственница, уже заметно успокоившаяся, выскочила в просторную прихожую. Анжела, на всякий случай, дверь закрывать не стала, хотела видеть, что творится в холле. Маргарет села на подоконник за спиной арестантки, и начала то одной, то другой ногой толкать диван, через раз случайно попадая по Эммелине. Бедняжка опрокинула на себя остатки чая и уронила сыр с последнего бутерброда. Сводная сестра приказала сию же секунду вытереть и поднять. Увы: несчастная «сторожиха» не могла сделать ни того, ни другого, наручники позволяли только встать на ноги. Наградив Эммелину титулом «дойный козел», Маргарет сама ликвидировала лужу на полу, и выбросила в мусорный пакет сыр: - Мало того, что воровка, так еще и косорукая. А в тюрьме, куда тебя посадят за проникновение в мой дом, тебе не такую кличку дадут, я уж постараюсь. Влад попросил Маргарет повременить с угрозами, и обратился к старшим Миллерам: - Вам известно, зачем я пришел в ваш дом. Расскажите о своих отношениях с академиком Бауманом. Миссис Миллер, сердито раздувая ноздри, ответила, что она общалась с Бауманом только на профессиональном уровне. Совместная работа, более ничего. Он просил её осмотреть кое- кого из своих слушателей. В последнюю встречу, а состоялась она месяца четыре назад, Бауман привел к ней шестерых студентов, которым предстояло принять участие в учениях, проводимых академиком. Что конкретно, она не спросила. Тогда у неё была масса иных хлопот. Она посмотрела всю эту группу, отсеяла одну из двух девушек, написала заключения и их отдала Бауману. - Минуту, мэм, - остановил Влад. – Почему вы не разрешили второй студентке отправиться на учения? - Она… - мать Анжелы поджала губы. – Эта студентка – китаянка. Вы слышали когда – нибудь словосочетание «лотосовая ножка»? У Влада отпала челюсть: - Эту дикую традицию бинтования ступней еще в двадцатых годах прошлого века запретили! - Скажите то же самое её родителям, - прошипела Карина. – Я удивляюсь, как она на своих изуродованных с раннего детства ногах вообще ходить могла! Короче, уроженку Поднебесной миссис Миллер безжалостно отсекла, несмотря на слезные протесты девушки. - И тем самым вы её спасли, мадам, - Влад глянул на свои дорогие часы. – Господин Бауман только один раз просил вас освидетельствовать участников его проектов? Увы, нет. Она активно помогала и академику, и всем, кого он приводил с собой. Денег с обследуемых людей она не брала, работая волонтером в больнице, где Бауман занимал пост главного врача. - Я вела бесплатный прием каждый понедельник с девяти утра до полудня в течение учебного года, - пояснила невролог. – До той атаки на Гарвардвилль. Естественно, исключая время, проведенное в командировках. В компьютере неврологического кабинета и историях болезни вы найдете тому доказательства. Помимо благотворительности в клинике, мать Анжелы не отказывала тем, кого приводили к ней друзья и знакомые, принимая нуждающихся в обследовании и лечении людей везде, куда её звали на консультации. Влад, слушая Карину, делал пометки в толстом ежедневнике, изредка задавая уточняющие вопросы. Закончив, попросил миссис Миллер больше от ФБР не бегать: - Вы зря уехали домой, мадам, - он выглянул в окно, и мрачно улыбнулся, глядя на двух идущих к дому монахинь. – Стоило поговорить с нашими людьми еще в Румынии, вместо того, чтобы так осложнять себе жизнь. Будьте постоянно на связи, если куда уедете – сразу давайте нам знать. Подготовьте все материалы, имеющие отношение к вашему сотрудничеству с Бауманом. Анжела спросила, какой статус получит в этом деле её мать. Влад, недобро сверкнув серыми глазами, ответил, что миссис Миллер, скорее всего, примет участие в качестве одной из потерпевших, ибо Бауман использовал её знания, умения и положение, не ставя женщину в известность об истинной цели своих проектов. При этих словах Цепеша мать Анжелы потребовала, чтобы Влад дал ей хотя бы минимум информации по происшествию, в результате которого она вынуждена теперь контактировать с федеральными агентами. - Мне сказали, что во время учений кто – то погиб, - Карина, слыша дверной звонок, встала и сама пошла, открывать монашкам. Анжеле она сделала знак оставаться на месте. Влад отказался посвящать женщину в подробности, сказав только, что чем меньше народу знает о трагедии в Румынии, тем целее будут возможные улики против Баумана. - Вы и ваши коллеги, работавшие с ним, не посмеют уничтожать документы, свидетельствующие об их совместных проектах, мадам, побоятся навредить самим себе. Также вы не сумеете выработать нужную вам линию поведения в период расследования. Уж простите. Ладно, с Бауманом мы закончили. Пора узнать, почему в доме вашей приемной дочери очутился непредусмотренный хозяевами сторож. На кухню, недовольно щуря глаза, вплыли две пожилые дамы, одетые в строгие черные костюмы с белыми блузками. Волосы у обеих был спрятаны под обязательные для Христовых невест клобуки. Завидев обеих святых сестер, Маргарет брезгливо сморщила нос и отвернулась, а Эммелина заверещала: - Сестра Ивонн, матушка Флоранс! Они меня в тюрьму посадить хотят! - Туда тебе и дорога, - сурово изрекла настоятельница, чья внешность заставляла вспомнить о вредной тетке Гарри Поттера. Высокая женщина, болезненно – худая, с длинным недобрым лицом и холодным прищуром водянисто- голубых глаз, она вызывала страх одним своим видом. Сжатые в тонкую линию бледные губы, никогда не знавшие улыбки, привыкли произносить проповеди и ругать за провинности. Покрытые пигментными пятнами руки крепко стискивали чётки с массивным распятием. Её спутница, напротив, излучала позитив. Низенькая, полная, с румяными пухлыми щеками и весело блестящими карими глазами, она производила менее пугающее впечатление, нежели настоятельница. Едва войдя в просторную гостиную, сестра Ивонн, широко раскинув руки, двинулась к Маргарет: - Дорогая моя девочка! Рада тебя видеть! - Отойди от меня, старая мымра! – взвизгнула та. – Фу! Вонь! Вы что, моетесь раз в десять лет! От вас мочой смердит! Сестра Ивонн, жалостливо глядя на зажавшую нос девушку, послушно отошла, матушка Флоранс же свела брови в узкую линию: - Ведите себя прилично, Маргарет. - Заткнись, старая сука! – Бофорт соскочила с подоконника. – Кто дал тебе право селить в принадлежащий мне дом эту гадину? Как ты посмела? Она подлетела к монахине и уже замахнулась для удара, но её руку ловко перехватил Влад, попросивший Маргарет вести себя более сдержанно. С монахинь же он потребовал объяснений: - На каком основании вы поместили в особняк Бофортов человека, не спрашивая разрешения у его законной владелицы и её приемных родителей? Кстати, Маргарет, когда конкретно вас удочерили? Ответил ему академик: - Полгода назад. Наша младшая дочь тогда жила в Мэриленде. Тоже детский дом. Не при монастыре, хотя и там условия были крайне тяжелые для девочки, выросшей в семье. - Кровные родственники у мисс Бофорт есть? Почему они позволили ей оказаться в казенном учреждении? Из возмущенных слов Маргарет следовало, что любезные родственнички, стоило её отцу, матери и старшей сестре погибнуть, начали тащить из особняка всё, кроме оставшейся в живых младшей представительницы семьи Бофорт. Служба защиты детства взывала к их совести, соблазняла налоговыми льготами за содержание сироты, но никто из тех тридцати с лишним человек, формально приходившихся ей кузеном, кузиной, теткой или, же дядей, не захотел оформить даже простого опекунства. Родная бабка, мать отца, и та прислала официальный отказ от внучки. - После той ночи родственники сочли и меня опасной для всей семьи, - пояснила Маргарет. – Оттого не стали связываться. Хотя ЭТОТ к Бофортам вообще не имел отношения. Кузен Гейвин женился на вдове с сыном – подростком. Влад аккуратно высказал свои сомнения относительно вердикта, вынесенного судом: - Пасынок вашего кузена страдал тяжелой умственной отсталостью, но его поведение нельзя было назвать агрессивным. Юноша вырос в доме с благоприятным моральным климатом. - Потому и вырезал ночью всю мою семью! – взвилась Маргарет. – Этот слюнявый дегенерат убил папу, маму и сестру, оставив меня круглой сиротой! - В тот вечер погибли не только ваши родные, Маргарет, - более суровым тоном напомнил Влад. – Сиротами остались еще двое детей. Маргарет слезливым голосом нажаловалась, что ту парочку из больницы забирали в новый дом, а она после смерти домашних свыше семи лет скиталась по детским домам. - И вы, как агент ФБР, обязаны выяснить, почему руководство одного из этих мерзких заведений пустило в МОЙ дом эту тварь! Эммелина в ответ затянула уже знакомую сагу про приказ матушки Флоранс, монахиня же преспокойно обвинила девчонку во лжи: - Не понимаю, о чём ты, милая. Кто и когда велел тебе переселиться в дом Бофортов, чтобы следить за ним? Эммелина, судорожно глотнула воздух, закатила глаза и уже собралась упасть в обморок, как Влад взял её за плечи и легонько тряхнул: - Не спать! Продолжайте, святая сестра. Правильно ли я вас понял: вы не разрешали мисс Эммелине жить в доме Маргарет Бофорт, ведя там хозяйство, верно? Обе монахини энергично закивали. Потом матушка Флоранс, кипя негодованием, сказала, что они с сестрой Ивонн уже не знают, как им обуздать криминальные наклонности Лины. Девушка, по уверениям настоятельницы, не слушается старших, грубит, дерзит, и поступает в соответствии с личными амбициями, игнорируя возможные последствия своих проступков. - Значит, мисс Эммелина сама, без вашего на то дозволения, вселилась в чужое жилье? – выгнул брови Влад. – Однако… Арестантка закричала, что монашки врут, это с их подачи она стала квартиранткой у Бофортов, это сестра Ивонн и матушка Флоранс угрозами вынудили её покинуть детский дом. - Вы не можете себе представить, как там страшно по ночам! – верещала Эммелина. – После десяти вечера в коридоры лучше не выходить! Спокойно только на винтовой лестнице под шкафом в той спальне, где меня нашли Миллеры! Постоянно кто – то ходит по ночам! Мне там так страшно! В доме Бофортов было некомфортно даже днем: очень холодно, хотя и сухо, вечно царила полутьма, наверху, такое впечатление, тоже кто – то жил. - Шорохи, шаги тихие и стуки круглыми сутками, - прорыдала Эммелина. – Я так боялась.… Там ночами, какой – то парень ходит, с большим ножом… Страшно… Анжела, слушая эту ахинею, прижала ладонь к лицу. Какие, к черту, шорохи, скрипы и шаги, если в доме, кроме суеверной дурочки, никого нет! - Как монахиням удалось вас так запугать, что вы согласились на их требование? – прервал Влад глупые жалобы на привидений. Эммелина, метнув на святых сестер разъяренный взгляд, сказала, что и сестра Ивонн, и матушка Флоранс пообещали ей не вмешиваться более в её регулярные конфликты с соседками по спальне. Если она откажется им помочь, то и они не будут за неё заступаться. - Они сказали, что Кристен и её подружки могут меня хоть сутками бить, никто их упрекать не будет. А я ничего дурного не делала! Что плохого, когда берешь из тумбочки у Кристен её часы? Или у этой истерички Маргарет серьги одалживаешь? Я же все потом верну! Что я плохого – то делаю, не понятно! Да, возьму без спроса, но потом обратно положу! В чем проблема – то?! - Поймешь, когда срок за кражу получишь, - холодно просветил Цепеш. – Либо когда тебе голову разобьют за привычку брать чужие вещи без разрешения. Эммелина, трогать вещи других девочек, живущих вместе с тобой, нельзя по одной простой причине: их вещи не твои. Ты на них права не имеешь. Как и они на твою собственность. Пойми, пока есть шанс. Иначе ты точно получишь судимость за воровство. Или очутишься в больнице с проломленной головой. Впрочем, с вами, Эммелина, я еще проведу просветительную работу. Матушка Флоранс, будут у вас вменяемые объяснения? Святая сестра, ответив Эммелине не менее «приветливым» взглядом, заявила, что никто и не думал селить обнаглевшую девицу в патронируемый обителью дом. Где бессовестная воровка ключи взяла, монахини не знают, никаких распоряжений они девчонке не давали, сотрудницы приюта понятия не имели, чем занята самая трудная из их воспитанниц. Эммелина, слушая аббатису, только воздух ртом хватала, да судорожно икала, пытаясь, время от времени вставить «она все врёт». Когда матушка Флоранс заверила пламенную речь тирадой об уголовной ответственности за вторжение в чужое частное владение, Цепеш вежливо уточнил: - Значит, вы не отправляли мисс Эммелину в дом Маргарет, верно, я вас понял? Ваша воспитанница сама, неясно какими путями, завладела комплектом ключей от особняка, проникла туда, и целых два года провела там без вашего ведома? Кстати, ядом в тихом голосе Влада запросто можно было отравиться. Он грозно нахмурился, глядя на монашку, затем ободряюще улыбнулся дрожащей от страха «воровке». Матушка Флоранс, смиренно перебирая чётки, отчиталась, что Влад её понял правильнее некуда. Цепеш тем же язвительным тоном продолжил: - Значит, отданная под вашу опеку и ответственность несовершеннолетняя девушка исчезла из приюта целых два года назад, и вы не сообщили об её пропаже ни Службе защиты детства, ни полиции? Просто бездействовали в течение двадцати четырех месяцев, так? Девушка не получала ни образования, ни питания, ни одежды, ни полагающейся ей медицинской помощи, да? Сказать, на что тянет ваше признание, матушка аббатиса? Оставление в опасности, как минимум. А если с Эммелиной поговорить, то еще две – три статьи Уголовного кодекса и вам, и сестре Ивонн обеспечены. Настоятельница возмущенно закудахтала, что не понимает, о речь, Влад же запретил ей делать из него дурака, и превращать Эммелину в стрелочника. - Ваши попытки свалить всю вину на девочку выглядят клиническим идиотизмом, уж простите, - осадил монашку Цепеш. – Попробуйте ту же ересь, что вы сейчас втирали мне, рассказать тем, кто приедет инспектировать ваш приют. Да, вы не ослышались: я сегодня же напишу в Вашингтон, и оттуда приедет комиссия. Эммелину я пока заберу с собой. Ключ от наручников, капитан Миллер. Дайте его мне. Расковав пленницу, Влад увел её в машину, закрыл там и возвратился к Миллерам. Маргарет, снова разъярившись, заорала, что по Эммелине тюрьма плачет, ведь эта сволочь ЕЁ дом посмела занять. Федерал остался невозмутимее царя Леонида, повторив свой пассаж о стрелочнике. Он, мол, не позволит карать простого исполнителя. Виноваты тут монахини, а вовсе не бедная сирота. - Ну, нормально, «бедная сирота»! – взвыла сводная сестрица, стоило Цепешу пожалеть Эммелину. – Эта сука МОИ, мне принадлежащие вещи много раз крала, оскверняла их своими грязными руками! А МОИ ВЕЩИ НЕЛЬЗЯ ТРОГАТЬ!!! Эту суку в тюрьму надо посадить!!! Она лапала МОИ вещи!!! У девушки пошел второй виток истерики. Анжела, понимая, что позже ей от родителей светит нагоняй и возможный запрет присутствовать на вечернем чаепитии, схватила Маргарет за руку и увела на второй этаж. Там спросила, все ли лекарства переносит мисс Бофорт, вколола ей успокоительное, уложила девушку на диван, и вернулась в гостиную, откуда мать уже выгоняла монахинь. - Вон из моего дома, - напутствовала миссис Миллер. – Убирайтесь вон. Я буду добиваться самого сурового наказания для вас обеих. Вон из моего дома! Монашки, весьма талантливо изображая разобиженную невинность, удалились. Прежде, чем выпроводить их, Влад в их присутствии позвонил в столицу и вызвал проверяющих. Убирая дорогой смартфон в разгрузку, изобразил самую милую улыбку, на какую был способен: - Молите Бога, дамы, чтобы инспекторы, которые приедут по ваши души, не нашли других нарушений в управлении приютом. Матушка Флоранс оскорблено поджала тонкие злые губы, а её полненькая спутница посоветовала Владу привести к Маргарет хорошего психиатра, ибо девочка, Господь свидетель, нуждается в помощи. Цепеш возражать не стал: - Живя под опекой личности вроде вас или вашей аббатисы, немудрено в итоге оказаться на приеме у врача. Скажите, сестра Ивонн, я кому на недавнем усовершенствовании разъяснял понятие «персональное пространство» и его место в формировании здоровой личности у ребенка? Толстушка не ответила, она оставила дом кузины Бесс в том же скорбно – недовольном молчании, что и матушка Флоранс. Влад, проводив монахинь, рухнул на диван у окна и прикрыл глаза ладонью: - Капитан Миллер, скажите мне, неразумному, вот на кой черт я, аки попугай, объясняю этим курицам, чему они должны учить своих воспитанниц? Ответьте мне, что я делаю каждый год в Центре переподготовки, если в итоге полученные от меня знания никому, кроме стен, не нужны? Эти монахини проигнорировали всё, о чем я говорю им на проводимых нами курсах. Анжела сказала, что проблема тут кроется в разнице мировоззрения. Монахини – люди, отрешенные от света, они давно отреклись от частной собственности, выбрав путь аскетизма. Женщины, принявшие постриг, отринули все мирские ценности, включая так называемое личное пространство и принципы его защиты. Влад лишь хмыкнул на эти её попытки оправдать святых сестер, напомнив, что у самих – то монашек, насколько он знает, в той же обители отдельные личные спальни, которые хозяйки держат тщательно запертыми, чтобы туда никто не ходил. Тогда как воспитанницы живут в лишенной намека на комфорт и шанс уединиться общей комнате, где кровати не скрыты одна от другой даже при помощи ширм. Эти дети, и так уже много пережившие в своей недолгой жизни, вынуждены еще и как – то справляться со стрессами, порождаемыми теснотой. - Я очень хорошо понимаю вашу сестру, - сказал в дверях Влад. – На её месте любой адекватный ребенок взбесился бы. - Тогда зачем вы вступились за эту девицу, пойманную в доме Бофортов? – искренне удивилась Анжела. - Затем, что хватит уже вешать стрелочников, капитан Миллер, - Влад направился к машине. – Эммелина не более чем исполнитель чужой воли. Вымещать на этой глупенькой малышке злость я вам не позволю. И останусь, вам с вашей матушкой премного обязан, если ваши родители, и вы перестанете тыкать нас носами в причиняемую семейством Миллер благотворительность. - Если вы о том, что мама после своих консультаций изредка просит об ответных услугах, то я не вижу в её поступках ничего дурного, - покраснела от гнева Анжела. – Я знаю, о ком вы сейчас говорите. Это что, так трудно, съездить по маминой просьбе в другой город, или принять у себя дома на неделю - другую? Мама этими людьми бесплатно занималась, осмелюсь вам напомнить. Так что она имеет все права требовать чего – то взамен. Влад издал мученическое «Пффффф», и устало засмеялся: - Изредка?! Моя дорогая.… Где, простите меня, дурака, тогда благотворительность, если миссис Миллер потом бёрет, скажем, так, натурой? Благотворительность – это когда сделали добро и забыли о нем, а ваша почтенная маман… Вы, дорогая моя, либо крестик снимите, либо трусы наденьте, а то уже смешно становится. Хотя какой тут смех, если «изредка возникающие» просьбы вашей матушки недавно привели к краху одного брака, и тяжелому разладу в другой семье. Кое – кого она успела так достать, что люди города проживания поменяли, лишь бы им прекратили полоскать мозги на тему «вот я тебя лечила, сделай для меня то и то». Как я вам сказал, молите Бога, чтобы миссис Миллер отделалась статусом свидетеля по делу Баумана. Всего наилучшего. Цепеш сел в джип и мягко снялся с места. В черте города Влад ездил медленно, соблюдал скоростной режим, хотя был по натуре лихачом. Анжеле довелось как – то сесть к нему в машину, когда тезка господаря Валахии преследовал грабителей, «взявших» банк. В тот день он показал мастер – класс экстремального вождения. «Скала», «Три икса» и «Форсаж» могли спокойно идти на пенсию. Цепеш не ехал, он очень низко летал. Но, то во время погони, сейчас – то ему нельзя было гонять, поэтому федерал, осторожно развернув своего бронированного монстра, дал задний ход, чтобы выехать на оживленную улицу. Смотрел он в зеркало заднего вида, успевая говорить с Эммелиной. Ага, утешает. Не даст, мол, превратить эту малолетнюю курицу в козу отпущения. Защитит от любых нападок. Да, Маргарет может подать в суд, но на монахинь. О, конечно, бедняжка Эммелина тут тоже жертва, её спокойно использовали, а потом еще и подставили. - Ублюдок… - прошептала Анжела, стискивая кулаки. Да эта паршивка Эммелина виновата не меньше монахинь! Она же должна была сознавать, что святоши поступают дурно, пуская её в чужой дом! - Анжела!!! Она вздрогнула и бегом вернулась в гостиную: - Мама? Миссис Миллер с оскорбленным видом подала старшей дочери телефон: - Я у тебя кто – обслуга, на звонки отвечать?! Извинившись, Анжела взяла сотовый: - Да, Саймон. Да, да, да, разумеется, супруга капитана Кирби уже бьется в истерике, не понимая, куда делась жена ее сына. Саймон паническим шепотом попросил её как можно скорее вернуться домой, пока «свекровь» сама не побежала искать пропавшую еще со вчерашнего вечера невестку. Анжела самым жестким образом охладила пыл «мужа», сказав, что в Гарвардвилль приехали ее родители с младшей сестрой, и она нужна им. В так называемый дом она придет. Когда сочтет возможным. У них сегодня, да и в последующие дни много дел: один «большой прием», несколько обычных вечерних чаепитий и фуршетов, так что на игры в медовый месяц у нее нет ни времени, ни сил. Хотела добавить про отсутствие желания, но почувствовала, как стоящая рядом мать дергает ее за рукав, требуя телефон. Анжела покорно отдала трубку, сказав «мужу», что с ним сейчас будет говорить ее родительница. Карина Миллер, прежде всего, спросила о здоровье миссис Кирби. Узнав, что состояние мачехи Саймона психиатры расценивают как стабильно тяжелое, прославленный невролог сочувственно поохала в телефон, и мягко намекнула на возможную госпитализацию миссис Кирби в профильную клинику. Нет, что вы, какой стационар, обычный пансионат с круглосуточным пребыванием! Не надо? Ну, дело ваше. Да, конечно, на день рождения к вашей матери придем. Об имитации брака с нашей дорогой девочкой знаем. Разумеется, разумеется.… Да, приехать за ней можете около десяти часов вечера. Конечно. Завтра к семи утра. И мне с вами, Саймон, надо поговорить. Нет, не по телефону. И не сию минуту. Вот завтра Анжелу на день привезете, тогда и решим, как действовать. Проболтав с Саймоном почти десять минут, Карина Миллер сердито выключила телефон, отдавая его дочери со словами: - Всем хорош твой Саймон, всем. Умный, образованный, обеспеченный, с хорошими связями. Но его ненормальная мачеха.… С нею надо что – то делать. Впрочем, Саймон к концу чаепития подъедет, мы с ним обсудим и вашу свадьбу, и как поступим после неё. Анжела, уже смирившая с незавидным существованием в качестве домработницы, согласилась. Осторожно уточнила у матери, возьмут ли они с собой Маргарет, когда во вторник пойдут поздравлять миссис Кирби. - Моя сестра очень похожа на Алису, - поделилась Миллер своими мыслями. – Мачеха Саймона может… среагировать на ее появление. Карина успокоила дочь, ответив, что сама поговорит с Маргарет, объяснит девушке, почему ее не берут на день рождения. Анжела несколько секунд колебалась, потом все же рассказала матери о внебрачной дочери, прижитой Саймоном от одной из служащих. Миссис Миллер лишь плечами пожала: - Значит, ты наладишь с ней отношения, только и всего. Хватит о глупостях. Ты приготовила угощения? Показывай! Слава Богу, что мама осталась довольна. - Можешь съездить по своему делу к Карле, - разрешила миссис Миллер. – Но к половине восьмого ты должна быть здесь. К подруге она добралась на такси. Миссис Эванс, что Анжелу вовсе не удивило, в выходной день пребывала на службе. Решив умолчать о том, что она в курсе беды, постигшей Даунинга, Миллер попросила организовать ей второй разговор с учёным. Карла, покраснев от злости, рассказала приятельнице, как опозорил ее вчера поздно вечером этот козел. Мало ему было свалиться в присутствии госпожи Кимуры, так Фредерик еще и умудрился обмочиться в момент инсульта, одновременно навалив полные штаны. Зловоние в допросной комнате стояло такое, что прибежавшая с охраной собака начала судорожно чихать. По словам японской адвокатессы, беседа с клиентом шла в штатном режиме, как вдруг речь Фредерика утратила внятность. Госпожа Кимура спросила, что с ним такое. Даунинг, пытаясь усидеть на стуле, выдавил, что не чувствует всю правую сторону. Послав Амебу за помощью, японка аккуратно уложила ученого на пол и расстегнула на нем робу. Ничего больше она, за отсутствием врачей и нужных лекарств, сделать не могла. А чтобы Фредерик не задохнулся, женщина повернула его на здоровый бок. Неврологи по душу Даунинга приехали только спустя три часа после инсульта. До появления квалифицированного специалиста ученый лежал в тюремном лазарете. Врач, с которым Карла говорила по телефону, велел измерить Фредерику давление, и обеспечить полный покой. Сейчас ученый помещен в отделение реанимации местного госпиталя. В обычную клинику известного преступника помещать было нельзя, миссис Эванс пришлось ради какой – то сволочи идти на поклон к военным. Те, само собой, сделали козьи рожи, когда к ним доставили свежий «овощ», однако в больницу приняли. - Его состояние их неврологи расценивают как крайне тяжелое, - закончила подруга. – У Даунинга прогноз хуже некуда. Пока лежит в коме, очнется ли – большой вопрос. Я поговорила с реаниматологами, по их мнению, твоему фигуранту светит вегетативное существование. - То есть, если он и очнется, беседовать с ним, смысла нет? – огорчилась Анжела. – Вот черт… - Это же сказал и агент Кеннеди, когда уходил, - фыркнула Карла. - Он пришел к Даунингу позже или раньше этой японки? – спросила Миллер. - После ее ухода, - Карла очень внимательно посмотрела на подругу. – Думаешь, он с нею как – то связан? - Не думаю, - покачала головой Анжела. – Просто… Карла, считай меня, если хочешь, параноидальной шизофреничкой, но этот инсульт у Даунинга приключился ну очень вовремя. За день до предстоящего разговора со мной. Не стану от тебя скрывать, поговорить я хотела о Кеннеди. Думала, что Фредерик поможет мне разъяснить ряд… спорных моментов. А он вдруг заболевает, да так тяжело, что любой контакт с ним сильно затруднен. - Обычный закон подлости, Анжи, - успокоила миссис Эванс. – Не бери в голову. Этот козел заболел потому, что отказывался выполнять рекомендации нашего врача. Держи вот, прочитай, - она дала Анжеле тощую папку. – Видишь? Фредерик Даунинг берет всю ответственность за отказ от медицинского вмешательства на себя. Он сам, своей рукой написал, что не будет принимать назначенные нашим медиком препараты для снижения давления. Дебил он, несмотря на статус ученого. Высокомерный дебил, считающий всех, кроме себя, идиотами. Может, и дебил. Но интуиция говорила Анжеле иное. Не зря, ох, не зря Леон приехал в Гарвардвилль одновременно с ней! В голове билось страшное подозрение, что к беде, случившейся с ценным свидетелем, приложил руки именно Кеннеди. «Чушь», - осадила себя Анжела, - «Я делаю выводы на основании грязных намеков Даунинга, национальность его адвоката и появление тут Леона никак между собой не связаны». Задвинув подозрения на самую галерку памяти, Анжела вернула Карлу к теме, которую они оставили перед открытием сезона боев. - Ты хочешь подробного рассказа о том, как я заставила всех офисных хомячков петь хором и ходить строем? Да еще, как оно угодно мне? Слушай. Помимо жесткой кары за любые, даже незначительные провинности, Карла, изучив психологию общения на работе, решила действовать «от противного». В привычных для начальников рекомендациях советовали избегать формирования группировок, фаворитов коллектива и изгоев, не допускать в офисе даже намека на печально известную «дедовщину». - По поводу «дедов» и «салаг» авторы пишут верно, - учила Анжелу Карла. – Но в остальных советах ошибаются. Как, ты считаешь, я заставила Джаннивер, ну, медсестру здешнюю, выполнять все, что начальник велит? Пришлось превратить её в маленького такого вонючего изгоя. Анжи, прекрати глаза закатывать. Без репрессий не будет нужного тебе результата. Кстати, в моих методах криминала нет, успокойся, дорогая. Подруга напомнила, что за ошибку, даже самую мелкую, допущенную одним офисным хомячком, она сурово наказывает всех. Первое время хомячки возмущенно орали, да. Теперь же они внимательно следят друг за другом, чтобы не допускать в работе даже намека на косяк. Далее. Для того, чтобы вышепоименованные хомячки получали бонусы к окладам, существует такая вещь, как дополнительное соглашение к контракту. Заключать его надо через три – четыре месяца после того, как человек окончательно обживется в офисе. В этот документ начальник вписывает все работы, не входящие в типовую должностную инструкцию. То, что нужно лично руководителю. - Например, твоя поганка Джулия, - разъяснила подруга. – Ты приносишь ей на подпись договор, где прописано, что она теперь обязана заниматься переводами с иностранных языков. Ну, и далее по твоему списку. - Забудь о дополнительном соглашении, - отмела идею Миллер. – Она не подпишет. - А ты не давай ей читать этот документ, - хихикнула Карла. - В смысле, не разрешать читать? – выгнула брови Миллер. Да эта бледная немочь сразу завопит о нарушении своих прав! И снова будет жаловаться. - Анжи, не давать читать означает ловить удачный момент, - просветила подруга. – Сказать, как мои хомячки без единого писка подписали все бумаги? Карла поступила очень ловко: она специально выжидала те мгновения, когда человек куда-то торопился. Хватала за рукав и просила расписаться. Все, кроме охранника по имени Савелий, подмахнули дополнительные соглашения, даже не заглядывая в них. - Жаль, что ты не видела потом их физиономий, когда я показывала, на что они подписались! – захохотала миссис Эванс. – Хотели даже поувольняться все, но я и тут им кислород перекрыла при помощи эффективного контракта. Суть его сводилась к тому, что работник, будучи уволенным по инициативе руководства, или же уходя в силу неуважительных причин, обязуется выплатить своему работодателю компенсацию за все издержки, причиненные сотрудником за время его пребывания на занятой им должности. Анжела только ресницами хлопала, да мысленно била себя ладонью по лбу за свою непроходимую глупость, пока её посвящали в хитросплетения выгодного начальству делопроизводства. Почему такие простые и эффективные методы управления она не применяла раньше, тратя время на бесполезные уговоры и унижая себя перед ленивыми паразитами?! То же дополнительное соглашение, которое Карла давала всем своим подчиненным. В данный документ подруга, изучив, какими ремеслами, помимо основной специальности, владеет работник, вписывала все обязанности, выходящие за рамки инструкции и основного контракта. - Медсестру, которая тебе и твоей матери помогала, я обязала заниматься переводами в любое, учти, подруга, любое угодное мне время. От меня же теперь зависит продолжительность ее рабочей смены. Захочу – и всю неделю, если есть нужда, прикажу сидеть в офисе. Анжи, - застонала Карла, - не делай ты такие круглые от ужаса глаза. Не сидит она столько дней на работе, успокойся. Я же предусмотрела все тонкости. Да, я вправе теперь держать ее сверхурочно, и вызывать в нужный мне момент. Но она имеет возможность ходить на обед, голодом ее никто не морит. Анжела грустно сказала на эти слова, что Джаннивер отвергла предложенный чай и бутерброды, сославшись на запрет со стороны начальства. - Это да, я не велела им жрать на халяву. Были уже прецеденты, когда мои сволочи напрашивались на чужие обеды и ужины. Иногда кому – то из членов семьи приходилось под надуманным предлогом отказываться от еды, чтобы накормить моих уродов. Подруга, - страдальчески поморщилась миссис Эванс, - прекрати жалеть их. Не дети малые, потерпят. В конце концов, меньше жрешь – быстрее работаешь. Вот скажи, Анжела, приятно тебе было, пока эта крыса Джаннивер несколько часов торчала у тебя? Думаю, не очень, чужаки бесят, когда хочешь отдохнуть. Так что пусть выполняют приказы, а жрать валят к себе домой. В глубине души Анжела с подругой согласилась. Перерыв на чаепитие увеличил бы время работы над нужной маме книгой, что в принципе недопустимо. Далее Карла показала ей дополнительные соглашения, подписанные остальными ее сотрудниками. Списки обязанностей были столь внушительны, что Анжела засомневалась в их легитимности. - А ты с юристами говорила, прежде чем твои люди подписали все эти бумаги? – она оторопело убрала листы в папку. – Здесь же очень много… дел, - нашла наименее резкую формулировку Миллер. Карла безмятежно отмахнулась, напомнив, что тут не Россия, где права работодателя сильно ограничены идиотским Трудовым Кодексом, тут Америка и ее «Справедливые трудовые стандарты». А в соответствии с ними разрешено все, что не запрещено… - Сечешь, подруга? – широко улыбнулась миссис Эванс. – Нашими законами не возбраняется увеличивать число обязанностей, вмененных хомячкам. - С дополнительными соглашениями мне ясно, - Анжела украдкой глянула на часы, чтобы не опоздать на вечер. – А вот эффективный контракт не очень понятен. Какую компенсацию остается должен человек? Ты имеешь в виду ученический договор, когда работник возмещает стоимость курсов «первички» или повышения квалификации? - Если бы, - Карла просто излучала гордость. – Подписывая такой контракт, хомячок обязуется отпахать на меня, скажем, десять лет. Посмеет свинтить в другое место раньше указанной в договоре даты, или его уволю я – ему придется заплатить мне минимум пятьдесят тысяч, в зависимости от ценности конкретного хомячка. Вот, любуйся. Она продемонстрировала Анжеле эффективный контракт одной из уборщиц, и Миллер поблагодарила Бога за то, что сидит. Простая поломойка, безграмотная, необразованная баба, была обязана выложить работодателю… сто тысяч долларов в случае увольнения по «неуважительным причинам». Собственное желание и инициатива начальства. - По десять кусков за каждый неотработанный на нас год, - объяснила Карла. – Кое – кто из моих крысенышей мне миллионы должен. Так что сидят все и молчат. - А как ты градацию проводишь? – севшим голосом спросила Анжела. – Откуда такие дикие цифры? С уборщицы сто тысяч, извини, не перебор? - Подруга, - зло прищурилась Карла, - а чем твои хомячки на работе заняты? Анжела, это не они сделали тебе одолжение, придя работать под твое руководство, а ты, запомни, моя дорогая, ты дала этим паразитам, любящим орать о своих правах, средства к существованию. Ты разрешила им оттачивать полученные в Гарварде или где там еще они учились, навыки, ты позволила им обрасти полезными связями и хорошими знакомствами. Благодаря тебе у каждого из них теперь есть опыт, без которого их в половину мест не возьмут. Ты, ты, и только ты так много им дала. Это они тебе обязаны, затверди себе раз и навсегда, подруга. Вот скажи, Анжи, были случаи, когда твои хомячки портили тебе планы неожиданным увольнением? Один такой инцидент Анжела вспоминала с содроганием, второй тоже доставил мало приятных минут. Хотя бы потому, что уход сербской подданной, негласно служившей переводчицей, привел к началу затяжного конфликта с мерзавкой Джулией. Уроженка Восточной Европы уволилась внезапно, заранее никого не предупредив, чем серьезно подставила как лично Анжелу, так и весь участок. Пришла утром в офис, написала заявление, собрала личные вещи и исчезла в неизвестном направлении. Ее умоляли остаться хотя бы до конца дня, но она отказалась. Миллер её и спустя два года не смогла простить. Сучка. Сорвала семинар, к которому Анжела готовилась почти пять месяцев. Неужели так трудно было задержаться? Под хвостом горело? - Вижу, я попала в больную мозоль, подруга, - тронула ее руку Карла. – Признайся, достала тебя текучесть кадров? Не то слово, что достала. Только привыкнешь к сотруднику, а он или она уже нашли новую работу. И ей стресс, и всему коллективу. А самое страшное, дополнительная трата бесценного рабочего времени на поиски замены. - Спасибо, - Анжела встала, собираясь уходить. – Буду потихоньку вводить твои методы в жизнь. - Только не при Бешеном Эрленде, - сразу предупредила Карла. – Дождись, когда место займет Осмунд Бёк. Это его помощник. Ладно, бывай, подруга. Звони. Кстати: платье, туфли и украшения с сумочкой тебе подарили. То, что тебе купит маменька, не носи. Без обид, подруга, но и твоя старуха, и моя застряли в каменном веке, когда речь заходит об одежде. Анжела была, конечно, рада пополнению гардероба, но отлично понимала, что на сегодняшний вечер надеть презентованное ей чудо не сможет, ибо мама, сама выбравшая ей торжественный наряд, смертельно обидится, если дочь отвергнет ее щедрый дар. Но ничего, вот вернется она в Вашингтон, и на первое, же свидание с Леоном… «Вашингтон?! А кто дал папочке и мамочке клятву, что после отпуска приедет назад в Гарвардвилль, и будет пахать домашней секретаршей?». Боль была так сильна, что Анжела прикусила губу, идя к ожидающей её машине. На этот раз за рулем сидела чернокожая немолодая женщина, вежливо спросившая, куда доставить мисс Миллер. Анжела назвала адрес, и откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Что ж, обратный отсчет пошел. Не будет ни карьеры, ни эффективных контрактов, ни приятных вечерних посиделок с Леоном… Она стискивала кулаки, глотая горькие слезы, пока ехала в особняк кузины Бесс. Успела, слава Богу, вовремя, до приема оставался целый час. Пока родители и младшая сестра переодевались, красились и причесывались, Анжела летала по гостиной, расставляя на столах угощения. Трижды её отвлекали курьеры, доставлявшие десерт. Ясно, что ни папа, ни мать с Маргарет даже не дернулись, когда в дверь звонил очередной представитель службы доставки. Из-за этих парней она едва не пропустила вызов от Леона. Кеннеди связался с ней, чтобы предупредить о небольшом опоздании: - Я приеду минут на тридцать позже, Анжела. Прости, срочный вызов. - Хорошо, я скажу своим… Папа и мама возмутились, Маргарет обиженно сморщила нос: - Что у него за секреты такие, раз он в гости ко мне опаздывает? Он не сказал? Анжела объяснила, что Леону, как правительственному агенту, много о чем запрещено говорить: - Даже мне, хотя я после одного опасного расследования стала для него самым близким человеком. Эти слова были, мягко говоря, далеки от истинного характера ее отношений с напарником по приключениям в аэропорту Гарвардвилля, но Миллер не смогла удержаться. Этой маленькой дурочке, откровенно и нелепо клеившей чужого мужчину, стоит знать свое место возле Леона Кеннеди. Высказавшись, она попросила родителей проверить праздничный стол. Папа переставил пару бутылок, но в целом остался доволен: - Иди, одевайся, гости уже на подходе. И вызови Саймона, нам надо поговорить. Анжела сначала выполнила второе распоряжение отца, попросив «супруга» прибыть в дом кузины Бесс к десяти часам вечера. Закончив, поднялась наверх, в одну из четырех гостевых спален, убедилась, что комната никем не занята, приняла душ, надела купленное матерью платье, соорудила на затылке ненавистный строгий пучок, и села к зеркалу, нанести макияж. Успела покрыть лицо тональной основой, когда в помещение без стука вошла Маргарет. - Ты с Леоном давно познакомилась? – жадно спросила сводная сестрица. - В июне 2005, - Анжела подвела глаза черной краской. – Леона из Белого Дома прислали вытащить, прежде всего, сенатора Рона Дейвиса. - Его через полгода после атаки на аэропорт заставили уйти в отставку из-за махинаций, с какими – то акциями? – уточнила Маргарет, садясь на кровать. - Официально – да, - Анжела открыла коробочку с румянами. – Но акции, как мне сказал Леон, ерунда по сравнению с тем компроматом, который чудом не попал в прессу. Представляешь, Маргарет, кто – то, явно обожавший сенатора до потери пульса, перепутал адреса, и конверт с дисками вместо редакции крупной газеты оказался у Леона. И она со смехом поведала, как ее бывший напарник вначале не мог понять объяснения курьера, принесшего почту, а вскрыв недоброй памяти пакет, долго ржал. Выходной, само собой, был загублен, Кеннеди, захватив конверт и лежавшие в нем диски, пошел к президенту Грэхему. Тот, ознакомившись с их содержанием, срочно вызвал конгрессмена в свой кабинет. Результатом разговора стала добровольная отставка. - Этот жирный таракан хотел на пост главы государства баллотироваться, прикинь? – возмущенно закончила Анжела. – Во время атаки на аэропорт Дейвис проявил себя трусливой свиньей. Не то, что Леон.… Кстати, мы с ним в первый же вечер целовались. Когда нырнули. Она хотела рассказать мелкой паршивке и о тех объятиях после падения с галереи, когда Леон несколько бесконечно долгих счастливых минут лежал прямо на ней, но ее отвлек телефон. Думая, что вызывает Кеннеди, она без колебаний схватила трубку: - Леон? Увы, с ней хотела поговорить Мартина Бауман, жена арестованного в Бухаресте академика. - Анжела, - зачастила давняя знакомая родителей, - прошу тебя, нам нужно встретиться… Я пробовала созвониться с Кариной и Донованом, но они мне не отвечают. У вас автоответчики везде. Твои родители, насколько мне известно, приехали домой. Перед этим разговором Анжела случайно нажала клавишу громкой связи, так что сводная сестра слышала все, о чем шла речь. Миссис Бауман, по ее словам, после ареста мужа очутилась в полной изоляции. - Со мной даже здороваться перестали… - плакала в трубку жена опального ученого. – Анжела, хотя бы ты… Маргарет, сидя напротив, крутила пальцем у виска и корчила жуткие физиономии, давая понять Анжеле, чтобы та заканчивала. На пятой минуте этой глупой пантомимы девушка взвилась с постели, выдрала из блокнота на письменном столе листок бумаги, нацарапала несколько слов, и ткнула запись едва ли не в нос старшей сестре: «Шли ее на фиг!». - Миссис Бауман, простите, что прерываю вас, - остановила собеседницу Миллер. – Я должна идти. Вы можете перезвонить мне около полуночи? Извините, но сейчас у меня нет… - Другого я от тебя и не ожидала, милая моя Анжела, - тихо и зло перебила ее супруга академика, - Пока мой муж был знаменит, был богат и много мог для тебя сделать, ты была первой, кто мне при каждой встрече в ноги кланялся да к себе погостить зазывал. А теперь, когда его арестовали, ты предпочла сбежать, трусливо поджимая жиденький хвостик. Что же, Бог тебе судья. И будьте вы прокляты, и ты, и вся ваша паучья семейка… Анжела раздраженно нажала кнопку отбоя и обиженно воззрилась на сестру: - Я у неё еще и виновата оказалась. Замечательно. Маргарет дала типичный для современного подростка совет забить на слова старой дуры: - Плюнь, она того не стоит, переживать из-за нее. Идем вниз, гости уже на подходе. Вечер, как и все аналогичные мероприятия, устраиваемые старшими Миллерами, проходил очень долго и скучно. Маргарет, поздоровавшись с приглашенными коллегами приемных родителей, ушла в дальний угол, где стоял столик с ноутбуком, села там, и выключилась из общения, Анжела, обменявшись традиционными церемониями, приступила к обслуживанию гостей. Прошлая бессонная ночь уже начала сказываться: сильно болела голова, в глаза будто бы сыпался песок, были секунды, когда она словно выпадала из реальности, а ведь расслабляться сейчас нельзя ни на секунду. Надо вовремя подавать напитки и сладости, успевая поддерживать непринужденную светскую беседу, приносить из морозилки лёд для виски, вновь и вновь ставить оба чайника, загружать в микроволновую печку слоеное тесто, начиненное яблочным джемом. Маргарет, кстати, родители освободили от участия в этой беготне, девушка, на несколько секунд оторвавшись от компьютера, мило поболтала с гостями, затем возвратилась к переписке на каком – то форуме. Минут через сорок после начала вечеринки сводная сестра шепотом спросила у Анжелы, куда, всего святого ради, запропастился Леон. Миллер глянула на часы, тихо охнула и вынула из атласного мешочка смартфон. Один длинный гудок, другой, третий… - Да где же ты, Леон? Неужели он так занят, что пропустит чаепитие? Или же… Слава Богу, нет. В дверь кто – то позвонил. Анжела пошла, открывать, но новая родственница опередила её: Маргарет уже впускала агента Кеннеди. - Добрый вечер… - промурлыкала наглая девчонка, беря Леона под руку. Леон ответил на её приветствие, высвободился и подошел к Анжеле: - Привет. Извини, что так опоздал. Приобнял за плечи, чмокнул в щёку: - Отлично выглядишь, напарница. - Идем, Леон. Все наши уже собрались. Церемония знакомства прошла очень быстро. Кое – кто из ученых с агентом Кеннеди уже встречался, поэтому разговор, на первый взгляд, велся легко и непринужденно. Однако Анжела не могла не заметить, как настойчиво друзья ее родителей пытаются выведать у Леона подробности «дела Баумана», и как упрямо её любимый мужчина игнорирует все прозрачные намеки. Минут через десять после такой вот светской беседы Леон, уже уставший отбиваться, прямо заявил, что ничего он говорить не будет. - ФБР боится, что пострадают улики, - объяснил он свою позицию. – Если вы опасаетесь, что в результате расследования пострадают ваши семьи или карьера, я могу утешить: ни одному из вас, скорее всего, обвинения не грозят. Знаменитый физик Анри Шталь не преминул возмущенно разбухтеться насчет «скорее всего». - Вы уж нам точно скажите, чем чревато для честного сообщества преступление, совершенное Бауманом! - Ничем, если будет доказано, что вы помогали академику, пребывая в неведении относительно его истинных намерений, - Леон встал и осторожно взял Анжелу под руку, предлагая прогуляться. – Миссис Миллер, мне нужно поговорить с вашей старшей дочерью наедине. - Конечно, - с кислой миной ответила та. – Чай нам принесет Маргарет. От Анжелы не ускользнула ярость, полыхнувшая в глазах обретенной родственницы, но, и тут стоит отдать новоявленной мисс Миллер должное уважение, младшая сестрица, молча, уплыла на кухню, где весьма ловко наполнила водой оба громадных чайника. Пока они закипали, Маргарет составила на поднос все пузатые заварочные посудины, унесла их, и спустя пять минут начала по одному возвращать на столики. - Извини, Леон, но я ей помогу, - она открыла дверь на веранду. – Подожди меня, хорошо? - Нет, - мужчина крепко взял ее за локоть. – Пускай теперь она немного побегает, не все же тебе горничной быть. Давай пройдемся у вас в саду. Как же она была счастлива, слыша эти слова! Леону не понравилось, что его напарница носится, точно угорелая, с чайником да подносами, тогда как эта мелкая паршивка чинно сидит между отцом и матерью. Леон явно не равнодушен к ней, она для него много значит! - Спасибо, - Анжела взяла его шершавую ладонь в свои руки. – Но мне вовсе не трудно помочь папе и маме. Особенно сейчас, когда и у них, и у меня масса неприятностей. Родителей трясут агенты ФБР после ареста Баумана, а на меня снова может наябедничать, причем начальнику полиции, эта бессовестная Джулия, подружка Влада Цепеша. Устроили ее к нам, по личной просьбе одной большой сволочи, извини, конечно. Не понимаю я её, Леон, я отказываюсь понимать её чудовищный эгоцентризм! Она думает только о себе! У меня столько планов было, а она их все сорвала! Отдыхать она хочет, видите ли! Миллер не поскупилась на подробности, расписывая любимому мужчине выходки любовницы федерального агента. Заканчивая гневный монолог, упомянула конфликт этой бледной поганки с клиникой Медакадемии и подлость в отношении главной медсестры: - Семь тысяч за месяц, и у нее было там всего два часа работы в день, ты можешь себе представить, Леон?! Она же еще на клинику проверки натравила, когда ей жалованье стали задерживать из-за проблем в вузе! Брови Кеннеди взлетели вверх: - Анжела… Ты, будучи офицером полиции, сердишься на человека за то, что он хочет получать свои заработки вовремя?! Осуждаешь за жалобу на грубое нарушение закона?! - Леон, - примирительно тронула его за запястье Миллер. – Пойми меня правильно. Эта работа в клинике не была ее единственным источником дохода. Так, шаляй-валяй. Медсестра по лечебной гимнастике, вот кем она там была. Ни черта, извини, на службе не делала, получала большие деньги, и еще имела наглость выражать «ФИ». Сейчас она тоже ведет себя нахальнее некуда. Вся работа только в рамках контракта и инструкции, если я, Боже сохрани, прошу ее задержаться, хотя бы на час дольше положенного, или даю материалы для перевода, поднимается крик. Она вечно начинает верещать, что офис-менеджер эти переводы делать не обязан. - Вот она, - Леон высвободил руку, - ведет себя совершенно правильно. В отличие от тебя, милая моя напарница. Я понимаю, что мои слова тебя разозлят, но тебе стоит взять пример с твоей подчиненной. Она вовсе не наглая бессовестная дрянь, какой ты ее привыкла считать. Она умеет защитить свои персональные границы. К чему тебя, радость моя, извини, не приучили. Ты вот собралась вернуться в Гарвардвилль после отпуска, я правильно тебя понял? Анжела, стискивая кулаки, с вымученной улыбкой кивнула, и еще раз объяснила Леону причины. Она должна помогать отцу и матери, должна заботиться о младшей сестре… - Которая вполне способна обслужить себя сама, - правительственный агент приобнял Анжелу за плечи. – Да и твои родители далеко не инвалиды. Анжела, скажи мне честно: ты хочешь обратно в Гарвардвилль? - Я должна, Леон, - она едва не лишилась чувств, ощущая его тяжелую руку на своем теле.- У меня есть обязательства перед семьей. - Эти обязательства не должны ломать твою жизнь, Анжела, - Леон посмотрел на часы. – А насчет тех двух скандалов, которые случились якобы по вине Джулии… Ты, если будет время и желание, спроси у Клэр, какой бордель проверяющие накрыли в Медакадемии. Лучше тебе не знать пока, милая моя, сколько денег было уворовано прежним руководством за те десять лет, что они сидели у власти, и какой беспредел творился в самом вузе, и клинике при нем. Клэр там почти два года отпахала, прежде чем сбежать в новый филиал «Террасейв». Что касается той главной медсестры, она тоже получила свою позорную отставку заслуженно. Годами издевалась над людьми, и все сходило с рук, потому что другие медики не могли доказать факты самоуправства и злоупотребления полномочиями с ее стороны. Эта твоя главная медсестра мою тетю, сотрудницу с тридцатилетним стажем в ожоговой хирургии, до гипертонического криза довела на экзамене своими вопросами о Флоренс Найтингейл. Тетя ей на них ответить не сумела. Просила спрашивать по существу, говорить с ней об ее работе в операционной, но эта стерва выгнала ее с экзамена, сказав, что тетя ученой степени недостойна. В течение почти сорока минут та главная медсестра унижала родственницу Леона, ругая за то, что та не знает биографию женщины, так много сделавшей для здравоохранения. Снисходительно – высокомерным тоном говорила, что таких людей, их жизнь, равно как и важные для медицины даты каждый, кто стал сестрой милосердия, должен выучить, словно «Отче наш», наизусть. Чтобы ночью разбудили, и ты без запинки рассказала. Потом велела назвать ей имя врача, который назвал огнестрельные ранения особым видом ушибленных ран. Тетка Леона и тут не нашлась, что ответить. Экзаменаторша, брюзгливо поджимая тонкие губы, спросила, кого и при каких обстоятельствах назвали «Ставропольской девой». Потребовала опять-таки биографию. - Тетя тут отказалась отвечать, попросила, чтобы экзамен велся в рамках протокола, даже свое аттестационное дело этой ведьме подала, - Леон развернул Анжелу к дому. – Но тетю с экзамена, как я уже сказал, прогнали. Она после него месяц в больнице провела. - Леон, - Анжела кончиками пальцев отвела длинные густые волосы с его лица, чтобы прикоснуться к теплой щеке мужчины, - если твоя тетка знала, что главная медсестра задает вопросы о Флоренс Найтингейл, эту биографию можно было бы и выучить. - А я считаю, - Леон мягко отстранил её руку от своего лица, - что вопросы на экзамене надо задавать только по теме. Флоренс Найтингейл не имеет никакого отношения к обязанностям моей тети. Не говори мне о том, что она является родоначальницей сестринского дела, Анжела, я в курсе. Биография Железной Леди с лампой никоим образом не относится к операциям в ожоговой хирургии. Правильно твоя Джулия сделала, когда сдала эту самодурку прессе. Извини, дорогая напарница, но мне пора. Служба. В гостиной Леон мило попрощался с родителями Анжелы, стерпел объятие Маргарет (девчонка не поленилась продемонстрировать ему свой бюст в вырезе платья), и попросил Миллер проводить его на улицу. Там мимолетно коснулся губами корней ее волос, сказал, что они в скором времени снова увидятся, и оседлал мотоцикл. - И я еще раз прошу тебя подумать, нужно ли тебе возвращение в Гарвардвилль, Анжела. Спроси себя, для кого ты живешь. С этими словами Леон умчался в ночь. А она пришла обратно в гостиную, где уже ждали явно обиженная сводная сестра и прибывший по просьбе ее родителей Саймон. «Муж» не замедлил поинтересоваться, с кем это она так долго и увлеченно разговаривала. Анжела, приклеив на лицо самую обаятельную улыбку, прошептала, что ее личная жизнь младшего Кирби не касается: - К этому мужчине и нашим отношениям не лезь. Саймон пробормотал извинения и шепотом сказал, что миссис Миллер сообщила ему, будто липовый брак должен стать настоящим. Анжела подтвердила его предположения, добавив, что скоро вернется в Гарвардвилль. - В старый полицейский участок?! – шепотом взвыл Саймон. – Ты же умчалась из него, как только представился шанс! - Я не в участок приеду, - так же тихо отрезала она. – Я вообще уйду из полиции, стану личной секретаршей мамы, и буду помогать папе. Так что тебе предстоит полностью меня содержать. Если тебя этот расклад не устраивает, можем сказать твоей матери, что разводимся. Пусть та ассистентка, Келли, кажется, идет к миссис Кирби в няньки. Саймон нахмурился: - Не надо, любимая. Я смогу тебя обеспечить. Но… скажи честно: кому нужен наш с тобой брак и твое положение домашней секретарши? Тебе, или им? Ты же всеми силами хотела вырваться отсюда. Ради него. - Давай закроем тему, дорогой супруг, - она выдернула руку из его пальцев, чтобы сменить Маргарет возле чайников. – Как притворяться мужем, вынуждая меня гробить отпуск, так ты первый, а стоило дойти до реальных обязательств, ты незамедлительно слился. Что ж, будь по твоей воле: ради папы и мамы я выйду за тебя, но содержать себя буду самостоятельно. Она выглядела совершенно спокойной, пока заваривала зеленый чай, хотя внутри нее клокотала ярость. И как оно называется, скажите на милость?! Она, словно последняя дура, специально планирует отпуск, чтобы приехать поздравлять сумасшедшую бабу, терпит раздражающий до икоты тотальный контроль и истерики, корчит из себя законную жену мужчины, от одного вида которого её уже тошнит, и ради чего?! «Ради папы и мамы, ради Маргарет», - сурово осадила себя Анжела. – «Я иду на этот брак ради своей семьи. Я хочу сменить работу и выйти замуж, чтобы помогать родным». И тут же поспешила утешить себя мыслью о том, что раз Саймон такой вот мелкий жалкий жлоб, у неё есть право требовать себе реальную работу. Пусть младшая секретарша в Гарварде, пусть. Главное не повторить судьбу Амёбы, получавшей когда – то от родителей сто долларов наличными в месяц. Получить хоть небольшое, но самостоятельное жалованье, которым можно будет распоряжаться по своему усмотрению. Когда чаепитие закончилось, а тема ареста Баумана себя исчерпала, гости начали собираться по домам. Отец и мать при Анжеле озвучили планы на неделю вперед. Завтра будет обычный выходной, в понедельник Миллеры, взяв с собой обеих дочерей, поедут проверять родовое гнездо, вторник уйдет на дом Маргарет (тут мать ущипнула Анжелу за кисть), среда и четверг тоже, работы в особняке много. А весь уик-энд семья посвятит визиту к бабушкам и деду, проживающим сейчас в комфортабельном доме для престарелых. Анжела приняла как нечто должное решение, принятое за нее отцом и матерью. С учебой, намеченной на среду ей, скорее всего, придется попрощаться. Миллер, конечно, попробовала отпроситься, заверив родителей и сестру, что долго эта лекция не продлится. Часа два – три, не дольше. Тема очень серьезная, начальство знает (вот тут Анжела солгала), на работе ждут печатные и электронные материалы. Мать, судя по злой гримасе, хотела отказать, но отец разрешил: - Иди. Но сразу по окончании лекций ты должна прийти назад, у нас масса дел. Ладно, пусть Саймон отвезет тебя домой. Завтра тебя ждем к семи утра. Наведи, кстати, порядок перед уходом. Разумеется, что ни он, ни мать с сестрой до уборки и мытья посуды не снизошли. Переодевшись в брючный костюм, Анжела составила на поднос чашки и тарелочки для десерта с одного из многочисленных столиков, стоявших в большой, занявшей почти весь первый этаж, комнате. Их потом тоже следовало аккуратно вынести в мансарду. Этим делом хотел заняться «супруг», но Миллер шикнула ему, чтобы не путался у нее под рукой. - Я сама справлюсь. Ты в машине отдохни пока. Он даже ради приличия не стал настаивать на своей помощи во время уборки. Леон, вот он бы без единой просьбы с ее стороны взял самую физически трудную работу на себя. Саймон… Господи, на что она подписывается?! Всю жизнь провести возле этого слюнявого мачехиного пасынка?! За труса, боящегося поднять голос на ненормальную папочкину жену?! «У меня нет выхода», - снова сказала себе Анжела, расставляя в буфете вымытую посуду и тщательно закрывая тяжелые резные дверцы. Глянула на часы: уже половина двенадцатого. Глаза сами собой закрылись от усталости, она, стараясь не испортить макияж, осторожно потерла веки. Господи, как же хочется спать… Путь до дома «мужа» она не помнила. Села в машину, откинулась на спинку сиденья и.… Очнулась оттого, что Саймон трогал ее за плечо: - Приехали, любимая. Кстати, ты зря на меня обижаешься. Я же понимаю, что любишь ты не меня, а того правительственного агента, Леона Кеннеди. И он, похоже, испытывает к тебе ответное чувство. Зачем в этом случае тебе жертвовать личной жизнью, связываясь браком со мной? - Так надо, Саймон, - ответила она. – Не ты один поступился собственными планами ради родных, не ты один. Хватит. Я устала, хочу спать. Завтра к семи утра я поеду сама. «Муженек» заныл, что ему не в тягость подняться рано, чтобы отвезти Анжелу к ее родителям. Она не упустила случая больно уколоть: - Разумеется, тебе ведь не надо особо тратиться, разве что на бензин. Остаток вечера они провели в гробовом молчании. Анжела сразу после душа легла спать, Саймон же ушел курить на улицу. Миссис Кирби, хвала небесам, под воздействием снотворного видела уже двадцатый сон, и помешать пасынку не могла. Трудно сказать, о чем той ночью думал фальшивый муж, смоля одну сигарету за другой, но утром Саймон поднялся раньше «супруги», чтобы успеть приготовить Анжеле завтрак. Миллер, проснувшись в половине шестого, от предложенных яиц с беконом отказалась, заявив, что поест дома, в компании своей семьи. Кроме того, она сильно стеснена во времени. - Я приму душ, и сразу уеду. Опять на весь день. До десяти вечера меня не тревожь, я буду занята. - Может, мне поехать с тобой и помочь? – жалобно спросил «супруг». – Там же наверняка надо будет передвигать тяжелые предметы. - А еще пылесосить, мыть везде полы, стирать пыль со всех поверхностей и, если папа примет решение, выносить к мусорным бакам обветшавшую мебель, - перечислила капитан Миллер. – Саймон, я же знаю твое отношение к работе по хозяйству. Не пройдет и двух часов, как ты захочешь перерыв, потом тебе понадобится чаепитие, плюс твоя мачеха, едва пробьёт полдень, станет названивать тебе и ныть, во сколько ты придешь домой. Извини, мы справимся сами, без тебя. В крайнем случае, я попрошу соседа. Он очень экономный человек, совсем как ты, будет рад получить мебель в награду за содействие в уборке. Ой, ну, надо же… Он ведь опять обиделся на её слова… Смешно, право слово. - Анжела, - решительно взял ее за кисть «муж», - прекрати выставлять меня жалким скупердяем. Я вовсе не намерен жадничать, если мы поженимся. Просто… Ты любишь не меня, тебе же отвратительна сама мысль о том, чтобы стать моей женой, живя в одном доме с моей ненормальной мамой. Тебя родители принуждают ехать назад, верно? - Заберешь меня не раньше десяти, - вырвалась она. – Если мачеха отпустит. К особняку кузины Бесс она планировала дойти пешком, но через два квартала её нагнал майор Цепеш. Спросил, куда она направляется в столь ранний час. Узнав, что ее путь снова лежит к отцу с матерью, предложил подвезти. Когда она села в джип, Влад поспешил успокоить ее, заверив, что сегодня он не станет мешать ее семье своими расспросами. - Даёте передышку, чтобы чуть позже наброситься на маму с новыми силами? – скривилась Анжела. Влад, поморщившись, фыркнул, что ни на кого кидаться он не будет, и перевел беседу на вчерашний раут, принять участие, в котором он, увы и ах, не успел. Хотел, мол, еще раз к ним приехать, чтобы поговорить с друзьями её родителей. Анжела, гневно сведя брови, посоветовала ему сосредоточить свое внимание на преступном семействе Бауманов, вместо того, чтобы трепать нервы честным людям. Цепеш, окинув её очень странным взглядом, сказал, что он как раз к жене арестованного академика и едет. - Уже записали Бауманов в число местных парий? – становясь похожим на знаменитого профессора Северуса Снейпа, изогнул похожие на стрелы брови майор. – А что, если не Бауман виноват? Как потом, когда следствие закончится, его жене, сыну и дочери с внуками будете в глаза смотреть? Да.… Сохрани Боже от напарниц, соседок и подруг вроде вас, капитан Миллер. Дом вашей кузины, мэм. Приехали. Благодарить не стоит. Джип унесся прочь, а Анжела после отъезда Влада еще полчаса приходила в себя. Завтраком она занималась, как говорится, на автопилоте, машинально выполняя привычные действия. Этот генеральский сыночек, получается, в лицо ей сказал, что она, Анжела Миллер, подлая и трусливая крыска, бросившая в трудный час родственников давнего друга своих отца и матери. Что ей нельзя доверять, и от неё надо держаться на расстоянии. - Ты лучше о поведении собственной подстилки вспомни, ублюдок… - прошептала она, вынимая из духовки пироги. – И своей привычки избегать визитов к кузену с того дня, как его бабушка слегла после инсульта… Господи, и вся вот эта катавасия называется, простите великодушно, отпуском?! Она, едва успев приехать к Саймону, носится, точно полоумная цирковая лошадь, вместо того, чтобы тихо, спокойно и сосредоточенно писать диссертацию?! От гневных размышлений её отвлекла выплывшая в столовую сводная сестра. Вяло поприветствовала и села, ожидая, когда ей подадут утренний чай. - Слушай, а тот федерал, Влад Цепеш, он женат? Вопрос был настолько неожиданным, что Анжела чуть не уронила противень. Аккуратно поставила на стол, оторопело воззрилась на Маргарет: - Нет. Пока нет. А почему ты интересуешься? - Просто спрашиваю, - мисс Бофорт взяла кружку и кусок яблочного пирога. – Он, насколько мне известно, один из самых богатых мужчин в стране, если уже не в мире. - Маргарет… - присела Анжела, - неужели ты рассматриваешь его как возможного кандидата в мужья? - Не всю же жизнь он будет холостяком, верно? – сестра провела кончиками пальцев по блестящим белокурым волосам. – Сейчас, конечно, рано его хомутать, но через пару лет, думаю, я им займусь. Да ладно, Эндж, - хихикнула младшенькая, глядя Миллер в глаза, - ты что, шуток не понимаешь? Просто он мне понравился. Никогда еще таких красивых мужчин не видела. Здесь Анжела жестко возразила, сказав, что Леон Кеннеди, с которым Маргарет познакомилась вчера, куда лучше. А чуть позже попросила не забывать, что внешность порой бывает ох как обманчива: - Когда я только начала работать в столице, тоже была почти влюблена в Цепеша. Слава Богу, что очень скоро стало ясно, кто прячется за его красотой. Самовлюбленный эгоист, наглый мерзавец и любитель присваивать себе чужие заслуги. Кстати, женщина у него уже есть, и она, крепко, держится за своего богатого «папика». Она рассказала сестре о том, как полиция Вашингтона три года ловила серийного убийцу, а Влад, используя собранные ее коллегами данные, спровоцировал маньяка, и тот на Цепеша напал. - Угадай, кто в глазах общественности стал национальным героем, - Анжела выложила на блюдо лимонники. – Тех, кто ловил убийцу наравне с Владом, пресса просто упомянула. Вся слава досталась ему. Маргарет предложила старшей сестре не быть занудой, и относиться к жизни проще. Анжела осторожно осведомилась насчет сегодняшних планов. Мисс Бофорт с минуту размышляла, затем лениво потянулась: - Сначала я хотела прогуляться до Гарварда, но тут вспомнила, что сегодня, же выходной. Значит, поедем ко мне. Хотя бы по верхам порядок наведем. И выкинем из моей спальни всю оскверненную мебель. Другие вещи, впрочем, тоже. Кстати, сестренка: ты в курсе, куда этот красавец майор спрятал Эммелину? Анжела пожала плечами, сказав, что Влад на данную тему не распространялся. Скорее всего, девушка сейчас на одной из «явочных» квартир, снимаемых федералами. - Живет сейчас там, в тепле и комфорте, сука, - опять рассердилась Маргарет. – Смотрит телевизор и чипсы ест. А я по её вине теперь домой вернуться не смогу… Сука… Миллер, понимая, что новая родственница опять впадает в агрессию, принялась рассказывать о тех неприятностях, какие в будущем ждут «сторожа». На хорошую характеристику, а, следовательно, престижное учебное заведение и работу Эммелине рассчитывать глупо. Работодатели же смотрят еще на личные качества, а если в документах будет указано, что девушку привлекали к ответственности за кражи, то ни один уважающий себя директор Эммелину к себе не возьмет. Можно допустить, что ей повезет, и её примут на работу, но очень быстро выгонят, ибо ни один уважающий себя коллега не потерпит воровства. - Так что на учебу и карьеру ей надеяться глупо, - Анжела налила чай и себе. – Уборщица, или санитарка. Более высокая ступень ей не светит. А если учесть её неумение понять, что чужие вещи по умолчанию трогать запрещено, то запросто может кончить тюремной камерой. Так что эта бессовестная воровка свое еще получит. Маргарет одобрительно кивнула, и перевела разговор на Леона. Вот о нём, единственном и страстно любимом, Анжела могла рассуждать часами. Она снова поведала об их знакомстве в палаточном городке вокруг оцепленного аэропорта, перелете, совете «цельтесь им в головы», и той кошмарной ночи, когда Анжела первый раз столкнулась с ходячими трупами. - Леон меня тогда не только дважды спас, мы с ним даже успели поцеловаться во время погружения под воду, - Миллер всегда с улыбкой и нежностью вспоминала те секунды, в течение которых губы Леона прижимались к её лицу. – А когда мы упали с галереи, он сначала принял удар на себя, а потом закрыл меня собой. Если бы ты могла, как я тогда, ощутить аромат его парфюма… Ее прервали приближавшиеся из глубины дома голоса родителей. Анжела тут же приняла серьезный вид и встала. Хвала Создателю, что папа и мама оказались в благодушном настроении. Быстро позавтракав, озвучили дочерям новые планы. В первую очередь, идет особняк Маргарет, затем, ближе к вечеру, они, все вместе, посетят Гарвард. - Знаю, что выходной, - перехватила отец недоуменный взгляд Анжелы. – Но у меня в университете есть дела. Заодно выясним, есть ли свободные ставки лаборантов. Для тебя, дочка. Он ласково потрепал Миллер по плечу. Она привычно растянула губы в улыбке, и горячо поблагодарила, хотя внутри у неё все выло от боли. - Спасибо, папа, - Анжела поцеловала родителя. – Спасибо. - Я насчет Гарварда передумала, - резко сказала Маргарет. – Когда отдохну после этих мерзких богаделен, уеду на учебу в другой город. Лос-Анджелес, либо Вашингтон. Анжела так и села: - Что?! Ты же хотела тут поступать! Родители мгновенно взволнованно раскудахтались, прося младшую дочь объяснить свое решение. Маргарет раздраженно вскочила и выбежала на середину столовой: - Первое. Я не могу, и не буду посещать мой дом, пока в нем не проведут хороший ремонт. Эти монастырские суки осквернили его, пустив туда воровку Эммелину. Второе. Я не хочу учиться с клеймом дочки большого начальника. Папа, - воззвала она к математику, - про меня же сразу болтать начнут: смотрите, вон дочь директора идет. Кто меня в Гарварде уважать будет?! Станут за глаза прикормленной называть. Я поеду учиться в столицу. Попытаюсь там квартиру снять, или в общежитии для студентов поселюсь, подрабатывать буду.… Но в Гарвард, ни ногой. Извини, папа. И старшие Миллеры, и Анжела застыли. В ней проснулась надежда на возвращение к Леону, а родители, судя по опрокинутым лицам, не могли понять, как им реагировать на возможный срыв уже запланированной комфортной жизни в родовом особняке. Просидев минут, пять, молча, мать попросила Маргарет еще раз серьезно обдумать принятое решение. Младшенькая скривила рожицу, ответив, что для себя она уже определилась. Она пойдет дорогой своей старшей сестры, будет пробиваться наверх сама. Без протекции и покровителей. - Анжела вон, уже большое начальство, капитан полиции, - обиженно закончила Маргарет. – А я чем хуже? Почему я должна учиться, используя чье – то покровительство? Тоже уеду в Вашингтон. - Воля твоя, доченька, - смирился отец. – Анжела, поднимись в нашу с Кариной спальню, принеси мою сумку. - И тебе нет никакой необходимости искать себе жилье, Маргарет, - направилась к широкой лестнице Миллер. – Ты можешь на период учебы поселиться в моей квартире. - Ты будешь жить там же, со мной, или я останусь у тебя одна? - Одна, - стараясь придать голосу бодрость, просветила Анжела. – Я по окончании отпуска вернусь домой. Помогать папе с мамой. Но ты и без меня там отлично справишься. Отец нетерпеливо кашлянул, сказав, что он все еще ждет свою сумку: - Не говори глупостей, Анжела. Мы с твоей матерью не пара безруких калек, сами тут управляться будем. Мы останемся у кузины. Ты же на той неделе, как всегда, приступишь к работе у Мортона. И постараешься не вылететь с работы, пока твоя сестра получает высшее образование. А теперь иди, в конце концов, за моими вещами. Кстати, возьми с Маргарет пример: она, в отличие от тебя, стремится сама добиться успеха. Ты – то, дай Бог памяти, просилась в Гарвард, под мою протекцию. Вот так. Папа не упустил шанса преподать ей хороший урок, больно ударив по самолюбию. Анжела, как всегда, послушно проглотила сказанную папенькой гадость. Вернее, она эти слова даже не услышала, радуясь предстоящему отъезду к Леону. Поднялась на второй этаж, где скупая кузина выделила папе и маме всего четыре комнаты на двоих, и взяла с журнального столика черную мужскую немодную сумку, с которой последние пять лет отец ездил в командировки. Отметила, что пора бы купить для папы новую вещь. Тяжело вздохнула, увидев так и не распакованные чемоданы с книгами. - Ладно,- сказала себе Анжела, - будет вечером время, предложу папе заняться литературой. Быстро спустилась в столовую, где сидел один отец. Мама ушла в гостиную, и сейчас набирала чей – то номер по домашнему телефону. - Хотим связаться с женой Баумана, - перехватил взгляд Анжелы математик. – Прошлым вечером эта особа дважды тревожила нас. Ни твоя мать, ни я не могли ей ответить. Теперь вот Карина звонит ей, чтобы попросить ее общаться с нами крайне аккуратно, без лишних свидетелей. Из-за нее наша с вами репутация может сильно пострадать. Ладно, я и твоя мама, мы уже люди пожилые, но у вас с Маргарет вся жизнь впереди. Анжела сказала, что проще будет проигнорировать те два вчерашних поползновения в их сторону. Отец, печально покачав головой, ответил, что ей такое поведение простительно. Она не водила с Бауманами многолетней дружбы, не писала совместно с ними научных трудов, не сидела с академиком в разных коллегиях и комиссиях. - Тебе, моя дорогая, - потер глаза отец, - можно просто вычеркнуть и Баумана, и его семью из своей жизни. Ты ему фактически чужая. Не в пример нам с мамой. Вот мы, скорее всего, будем вынуждены принимать у себя его семью, даже если его признают виновным. Плохо то, что никто толком не знает, что случилось в Румынии. Почему мой давний друг хотел наложить на себя руки. Анжела повторила слова Влада. Про перешедшие границы поведенческие игры. Кто – то во время их тренинга погиб. При каких обстоятельствах, Миллер не знала. - Нам он тоже ничего не стал объяснять, - отец вытащил из сумки черную кредитную карточку и отдал старшей дочери. – Ни мне с твоей мамой, ни остальным ученым. Придется думать и гадать, живя в постоянном напряжении. Вот, возьми. Деньги для Маргарет. На себя ты не потратишь ни цента. Та квартира у тебя в собственности? Анжела молча, закивала, не понимая, к чему ведет отец. Миллер – старший, написав на бумажке пин – код, протянул его дочери с новым указанием: - Когда мы приедем в дом Маргарет, сфотографируй её комнату. Виды со всех ракурсов. И сделай затем ремонт в том помещении, где она будет жить. Чтобы девочка училась потом в самой удобной и комфортной для нее обстановке. Анжела осмелилась возразить, спросив, не травмируют ли они Маргарет еще сильнее, если воссоздадут интерьер, где девушка чудом избежала смерти. Отец молчал, постукивая кредиткой о столешницу, затем неохотно согласился: - Пожалуй, ты права. Тогда просто обнови мебель, и купи девочке еще один компьютер для учебы. - Ты бы поговорил на тему ремонта с хорошим психиатром, папа, - произнося эти слова, Анжела мысленно зажмурилась от ужаса. Удивительно, но прославленный математик отреагировал спокойно. Да, пожалуй, его старшая дочь дала тут дельный совет. Они с Кариной обязательно проконсультируются у врача. - Тогда ты берешь сейчас эту карту, - отец отдал ей пластиковый прямоугольник. – Берешь и держишь у себя до моего звонка. - Хорошо, папа, - Анжела забрала кредитку и спрятала во внутренний карман тонкого жакета. – Теперь насчет дня рождения миссис Кирби. Маргарет сильно рассердится, если мы скажем, что идем без нее? Она же очень похожа на Алису. Волосы, фигура, даже немного лицо! Мачеха Саймона может сорваться! - Кстати о нем, - отец встал, взял сумку, трость, и направился к дверям. – Скажи ему, что брак ваш пока отложен. Ты должна заботиться о сестре, пока она не закончит учебу. Раз уж он так сильно любит тебя, то пять - семь лет ожидания пролетят незаметно. В этот момент Анжеле захотелось кинуться отцу на шею и расцеловать. Слава Создателю, свадьбы не будет! Но вида она не подала. Опустив голову, пробормотала, что не знает, как ей говорить на эту тему с женихом. Папа и тут пришел на помощь, пообещав решить проблему во время дня рождения: - Ты, будь любезна, сосредоточься на сестре. Маргарет – травмированная девочка, ей нужны забота и любовь. Анжела хотела согласиться с родителем, но её мысли прервал голос матери, добравшейся, наконец, до супруги опального господина Баумана. Карина Миллер, начавшая с прохладных приветствий, осеклась на полуслове, и на протяжении следующих пяти минут не произносила ни звука, затем, кашлянув, безупречно вежливо предложила миссис Бауман забыть как номера их телефонов, так и адреса с именами. Потом опять замолчала, слушая, видимо, ответ. Густо покраснев, бросила трубку: - Как она была безграмотной деревенщиной, так ею и осталась. Будто мы им что – то должны… - Карина Миллер медленно села в кресло. – Накричала на меня, вы можете себе вообразить?! А я хотела выразить ей сочувствие! Сказать, что мы будем, как и раньше принимать их у себя в доме! Стыд и срам! - Мама, а какого поведения ты ждешь от женщины, начинавшей свою «карьеру» с подмостков дешевого кабаре? Господин Бауман, прошу меня извинить, женился на проститутке. Хотя она всю жизнь строила из себя добропорядочную даму, - морально поддержала мать Анжела. – Она не та, кто умеет достойно выходить из трудных ситуаций. Слышала бы ты, что она мне вчера сказала. Мы, по ее словам, все будем прокляты за нежелание, общаться с ее семьей. Тоже наорала и трубку кинула. Мама, не связывайся ты с ней больше, она того не стоит. Нечего принимать их у себя, пускай живут, как сычи, если не могут вести себя, как порядочные люди. Миссис Миллер гневно выразила солидарность с дочерью. Отец, с минуту поколебавшись, тоже сказал, что разрыв отношений – единственный выход и для их семьи, и для Бауманов. - Больше никаких контактов, - распорядился отец перед выездом, - родственники Баумана для нас умерли. Машину в то утро они взяли свою. Анжела погрузила в просторный багажник бутыли с питьевой водой и сумки, куда уложила обед на всю семью. За руль сел отец, мать, как всегда, рядом с ним. Миллер со сводной сестрой заняли места сзади. Маргарет, пристегнувшись ремнем безопасности, задремала, Анжела тоже прикрыла глаза, но не для того, чтобы еще чуть – чуть поспать, ей надо было успокоиться, и обдумать дальнейшие планы. Раз новая родственница в самом скором времени переедет к ней, значит, придется корректировать рабочий график в сторону уменьшения нагрузок. Вечерние семинары и лекции, пусть и обидно, но необходимо либо отменять вообще, либо найти себе замену. Как и количество ночных дежурств. Ей теперь потребуется гораздо больше времени на дом и хозяйство, чем она могла себе позволить, когда жила одна. «Лучше набросать письменный план, так мне легче будет понять, что я могу перепоручить Морин, Джулии, Мун и остальным». Открыла глаза, вынула ежедневник, чтобы просмотреть записи. Перед тем, как начать правку, шепотом спросила у родителей, когда именно Маргарет приедет. - До зимы сиди тихо, - повернулась к ней мать. – Мы тебе позвоним, скажем, когда ты должна начать ремонт в комнате сестры. К появлению Маргарет ты обязана успеть привести помещение в безупречное состояние. Анжела привычно ответила: «да, мама», и вернулась к дневнику. Отлично, пока искать себе замену не нужно. Хотя… Морин, с её медалью и превосходным знанием немецкого языка, вполне может взять на себя те группы, что с середины июля будут заниматься по вторникам и субботам. Документальное кино как было, так и останется на ней, фильмы Анжела не доверит никому, кроме себя, курс лекций по баллистической экспертизе и правилам организации гильзотеки она тоже проведет сама. Вот пять семинаров по медицине катастроф вполне можно возложить на Оливию, либо Рубин. Обе медсестры, работавшие по схеме «два дня на службе, два дня отдыха», если говорить честно, просто воздух гоняли в течение десятичасовой смены. В крайнем случае, проведение этих занятий Анжела возложит на Джулию. С её – медицинским образованием отказываться будет глупо. Стоило Анжеле вспомнить любовницу Влада, как в кармане завибрировал телефон. - Прошу меня извинить за то, что тревожу вас в отпуске, капитан Миллер, - быстро заговорила любимая женщина Цепеша, как только Анжела сняла трубку. – Вы же не разрешали Рубин взять в минувшую пятницу целый день в счет отпуска? Миллер сердито подтвердила, что никакого дополнительного выходного она Рубин не давала. Все, что она могла медсестре позволить, это прийти на службу не к семи утра, а в полдень. - И то при условии, что Оливия будет подменять её в течение того времени, какое нужно Рубин с ребенком для посещения врача, - возмущенно сообщила Анжела. – Джулия, если она вам сказала, что я её отпустила на целый рабочий день ради объективной чуши, она вам самым наглым образом наврала. Дайте мне ее сию же секунду. И, раз уж вы на службе, подготовьте докладную на ее проступок. Уволить ее, к сожалению, нельзя, но выговор она у меня получит. - Я сейчас не в участке, а дома, мэм, выходной же, - обломила ее офис – менеджер. – Звоню всем, кто может знать, куда подевалась Рубин вместе с сыном. В пятницу она не появилась на работе, к врачу тоже не пришла. Мортон вечером ходил к ней домой, но ему не открыли. Соседи видели Рубин с сыном, когда они утром выходили на улицу. Мальчик сказал, что они едут к доктору. - Квартиру осматривали? – Анжела, слушая Джулию, успевала записывать разговор в дневник. Конечно, жилье медсестры тщательно проверили. Никаких следов борьбы и насилия. Чистота, порядок, свежий ремонт. Все вещи на своих местах, нет ничего, что выбивалось бы из тихого скромного быта матери - одиночки. Единственной пугающей находкой оказалась толстая пачка журналов «Пробудитесь!» и «Наше царственное служение». - Свидетели Иеговы, - Джулия изображала хладнокровие, но Анжела отчетливо слышала в ее голосе страх. – Неужели Рубин, с её – то прошлым, наступила на грабли своих родителей? Сбежала от последователей Хаббарда, чтобы попасть в руки другой секты? Анжела приказала офис – менеджеру повременить с выводами: - Не поднимайте панику раньше срока, ясно? Продолжайте звонить всем, кто знал Рубин. Пусть придут в участок, чтобы дать показания. Проверьте, покупала ли она билеты на поезд, самолет или автобус. Она дала Джулии еще ряд указаний, прежде чем положить трубку. Замечательно. Просто блеск. Мало ей уже существующих проблем, так еще и Рубин, дрянь безголовая, «удружила», связавшись с иеговистами. - Пожар в курятнике? – лениво открыла глаза Маргарет. Анжела вздрогнула и недоуменно глянула на сводную сестру: - Что? А, ты о звонке с моей работы… Можно сказать и так. Одна особа воспользовалась моим отсутствием, чтобы уйти в секту. Ничего, я на той неделе вернусь, отучу ее делать глупости. Маргарет спросила, как ее старшая сестра, будучи капитаном полиции, допустила, чтобы кто – то из ее подчиненных попал к преступникам. - От меня далеко не все зависит, Маргарет, - спокойно объяснила Анжела. – Моя обязанность состоит в том, чтобы проводить просветительную и иногда воспитательную работу. А уж, к каким выводам придет сам человек, тут его личное дело. Кроме того…- Миллер спрятала телефон на дно сумки, - Рубин в детстве пережила много психических травм, связанных с насилием над ее личностью. Любые советы и рекомендации она теперь воспринимает крайне болезненно, видит в них стремление вторгнуться в ее персональное пространство. Очень враждебно реагирует даже на деликатные слова о том, что ей стоит вести себя осмотрительнее. Ну, ничего. Я вернусь в Вашингтон, и найду ее. Уволить эту дамочку, что весьма печально, нельзя, но с ее глупыми выходками я покончу раз и навсегда. Настроение у нее опять упало. Другие люди, находясь в отпуске, лежат на пляже, или безмятежно плюют в потолок у себя дома. А у нее ни минуты покоя! Она, похоже, ни на кого, кроме себя самой, не сможет положиться. Нет у нее слаженной, отлично работающей команды, а есть сборище идиотов и лентяев, посещающих офис ради чаепитий и бесполезной болтовни. Всё. С неё хватит. Пора не старую «гвардию» переделывать, а создать свою собственную. Пора сформировать такую команду, которая действительно будет работать, а не просто высиживать время на офисном стуле. За те полчаса, что они потратили на путь до дома Маргарет, Анжела успела составить список требований к людям, которых она хочет видеть в своем участке. И тех, от кого следует избавиться. Первым в этом перечне стояло, естественно, имя Рубин. И плевать, что эта особа является одинокой мамочкой с сыном – инвалидом. Не работает, как начальство считает правильным – пусть катится на все четыре стороны. Вторым номером шла Джулия. Жаль, конечно, будет остаться без «своего» переводчика, но подружка Цепеша своим вызывающим поведением дурно влияет на коллектив. Кто дальше? Старший статистик Мун. Ставленница прежнего начальника, взятая им исключительно за красоту и умение выгодно преподнести себя. По работе к ней особых претензий нет, эта женщина строго следует своим инструкциям, но сам факт того, что Мун относится к презираемому Анжелой классу «прикормленных» коллег, делал присутствие статистика недопустимым. От неё тоже предстоит избавиться. Под номера четыре, пять и шесть попали «болящие». Личности, которые больше числились, нежели работали. Неделя в офисе, три на больничном. Извините, но терпеть их она больше не намеревалась. Когда дело дошло до детективов, Анжела крепко задумалась. Эти сотрудники имеют множество достоинств, одно из них – опыт, но совместные расследования давно превратились для неё в пытку. Вместе со стажем старожилы приобрели и массу вредных привычек, нередко тормозивших процесс. Речь шла не о курении и алкоголе, её подчиненные провели годы под жестким руководством мужчины. Женщину они так и не смогли принять. Анжела чувствовала, что половина из тех, кем она командует, смотрят на ее приказы с насмешливым любопытством. Выполняют, конечно, давая понять, что делают ей, бабе, большое одолжение. Да и в целом обстановка крайне нездоровая. Слишком уж много воли взял как офисный планктон, так и офицеры. Весь личный состав разрешает себе открыто дерзить ей, смеет возражать, когда она требует чего – то сверх инструкций, и в правах разбирается больше, нежели в обязанностях. Еще сильнее, чем отсутствие дисциплины и лояльности ее сердили пассивные жизненные установки коллектива. Отработать смену и уйти домой, к семьям – вот все, чего хотели эти люди. Анжелу начинало тошнить, когда она вспоминала гневные визги как детективов, так и младшего персонала, стоило ей завести разговор о категориях, степенях и прочих научных званиях, которыми должны были обладать ее подчиненные. Половина скулила, оправдываясь нехваткой времени, остальные зудели, что просто не хотят перенапрягаться, у них и без ученых степеней масса дел. В должностной инструкции не написано, что они обязаны защитить эту «долбанную» категорию, значит, можно жить и без неё. На весь коллектив ей, увы, пришлось жестко надавить, лишив гоп – компанию годовой премии, чтобы люди свои аттестационные дела привели в порядок и начали, пусть даже через пень – колоду, сдавать нужные Анжеле экзамены. Кое – кого она и статьи с докладами заставляла писать, но готовые работы оказались настолько убогими и нудными (на, мол, и отвали, достала), что опубликовать их она не решилась. Лекции и учёбы по необходимым для сотрудников полицейского участка предметам она тоже была вынуждена сократить до минимума. Ходили в аудитории единицы, да и те сидели с козьими физиономиями, даже не пытаясь усвоить предлагаемый материал. И все потом ныли, что вот, опять торчим сверхурочно, а деньги не заплатят. И вообще, они секретари, а не спасатели, чтобы список препаратов помнить. О культурной жизни говорить было просто смешно. На первых порах Миллер, памятуя опыт Гарвардвилля, агитировала служащих на коллективные походы в театр, кино, на выставки и концерты. Закупала билеты для всех, узнав о приезде знаменитого пианиста, договаривалась с хозяевами художественных галерей, чтобы те выделили ее персоналу удобное для посещения выставки время, дарила людям контрамарки в период оперного сезона. Все усилия новой начальницы пропали зря. Билеты, и то лишь в Концертный Зал, изредка брала Джулия. Якобы для себя. Но на самом деле ушлая девчонка отдавала эти пропуски своей матери и ее подругам. А через полгода Мортон, получив от «работничков» коллективную (слава Богу, пока устную) жалобу, попросил Анжелу воздержаться от организации чужого досуга. Помявшись, залился краснотой и сказал, что людям, видите ли, не нравится, когда их развлекают против воли. Свободная страна, право на личную жизнь и прочая дребедень. Словом, без радикальных перемен в её вотчине уже не обойтись. Пришло время навести порядок. Порядок, необходимый лично для неё. И общего дела. Анжела вписала еще одно имя в «черный» перечень и на несколько секунд задумалась, всех ли она туда внесла. - Что за список, дочка? – мать беззастенчиво читала записи. - Кандидаты на увольнение, мама, - Анжела закрыла дневник и убрала в сумку. – Жаль, конечно, но иначе нельзя. - Джулию вычеркни, - приказала матушка. – Она нужна мне. Анжела, мысленно молясь о том, чтобы мама на нее не обиделась второй раз, сказала, что от подруги Цепеша больше вреда, нежели выгоды. Она слишком эгоцентрична, чтобы тратить бесценные личные часы на других людей. На стороне этой наглой женщины не один Влад Цепеш, Джулия жалуется начальнику полиции, а Бешеный Эрленд по умолчанию стоит на ее стороне. - Пока у власти Бёргман, трогать Джулию опасно, - Анжела виновато улыбнулась. – А если учесть, кем она приходится Владу, опасно вдвойне. Большая политика, мама. Вы с папой, прости меня, далеки от столичных дрязг и подковерных игрищ. Нынешний директор ФБР хочет посадить нас на короткий поводок и строгий ошейник. То есть отдать все наши ключевые посты своим протеже. Сделать из Департамента сырьевой придаток, не говоря уже о том, чтобы постоянно красть наши заслуги. Как было в случае с известным вам обоим маньяком. Вычислила его я и мои подчиненные, но героем в глазах общественности стал Влад, поймавший убийцу живым. Мама, обещаю, что найду тебе другую переводчицу. Есть у меня кое – кто, многим мне обязанный. А тут, дома, звони Карле. Она тебе своих сотрудников пришлет. Карина Миллер слегка надулась, но на слова дочери среагировала спокойно. Ладно, раз уж Джулия недоступна, пусть Анжела найдет ей приемлемую замену. - Но не на очень долгий срок, дочка, - поставила условие мать. – Мне нужна именно Джулия. Я хочу работать с ней. Точка. Анжела смиренно склонила голову, дав торжественное слово, что в ближайшем будущем она найдет управу на любовницу Влада. - Не вечно же Эрленду править, - она утешала больше себя, нежели родительницу. – Его заместитель, Осмунд Бёк, поддерживает мою политику, направленную на максимальную отдачу со стороны каждого сотрудника. Маргарет тут же встряла, сказав, что мистер Бёк может и не занять место Бёргмана. - Кто знает, милая сестра, кто знает… - задумчиво протянула Миллер. – Я тут на одном приеме в Белом Доме, Леон меня позвал, услышала нечто очень занятное. Кое – кто из высшего эшелона недоволен господином Бёргманом. Жаль, что узнать подробности она не успела: Леон повел её танцевать. Но даже тех двух, вскользь оброненных фраз ей хватило, чтобы понять: время Эрленда, скорее всего, прошло. - У него срок истекает, мама, - напомнила Анжела. – Года два, не больше. Потом его снимут. Ибо он многих успел достать. - Дай – то Бог, дочка, - протянула мать, - дай – то Бог. Потому что мне нужна именно любовница Влада. У нее, в отличие от других переводчиц, красота сочетается с умом, образованием и тактом. Единственное, что в ней надо изменить, так это привычку одеваться. Вытравить из неё манекенщицу. Но пока оставим эту тему. Мы на месте. Маргарет из машины выскочила первой, и помчалась по мощеной желтым кирпичом дорожке, ведущей к мрачному семиэтажному готическому замку, выстроенному без намека на логику, здравый смысл и удобства в угоду экспериментальному проекту архитектора. Данный, с позволения сказать, дом, стал первым в череде несуразных по своей конструкции, но изумительно красивых снаружи и внутри строений, заполонивших теперь уже не одну Америку. Клиенты пищали от восторга, видя чертежи и компьютерные модели будущих жилищ. Создатель, по желанию заказчика, мог воссоздать интерьеры любой средневековой цитадели, или сделать копию комнаты из любимой игры. Дом, доставшийся Маргарет от родителей, строили, похоже, в несколько этапов. Вначале была возведена круглая башня – донжон, позади которой разместились восемь корпусов, соединенных между собой ажурными галереями, расположенными на уровне седьмого этажа. Зачем такое жилье семье из четырех человек, Анжела не понимала. Но мнение пока держала при себе. И заставила себя громко восхититься, когда вошла в просторный холл. Да… Очевидно, что автор сего проекта страдал гигантоманией, иначе как можно объяснить почти стометровый сводчатый потолок и десятки массивных квадратных разукрашенных барельефами колонн, поддерживающих балкон, опоясывающий зал. С парадного входа открывался вид на широкую лестницу, у подножия которой свирепо скалили клыки две черные пантеры. Из какого материала они были сделаны, Анжела не знала, но выглядели звери устрашающе. - Впечатляет? – сдавленно спросила её сводная сестра. - Не то слово, - кивнула Анжела. – Красиво. Скажи, тут кино ни разу не снимали? Я этот холл в «Островах забвения» вроде бы видела. Маргарет гордо подтвердила, что фильм, заслуживший пять премий «Оскар», создавался именно здесь. - Идем, покажу тебе мои личные покои. Бофорт перескакивала через две ступеньки, пока летела наверх. Анжела легко следовала за ней, еле успевая оглядываться по сторонам. Да, красоты у обстановки не отнимешь. Дороговизны тоже. Миллер впервые задумалась о том, какое состояние лежало на счетах родителей Маргарет, раз они позволили себе эту роскошь. Удивительное дело, но за всю свою жизнь в Гарвардвилле Анжела посещала дом Бофортов в первый раз. Сначала она была слишком мала, чтобы родители брали её с собой в гости к потомкам, как утверждали сами Бофорты, английских королей, позже право получить письмо, содержащее в себе, помимо традиционных поздравлений, персональное приглашение, надо было заслужить, чего ей, увы, так и не удалось сделать. То четверка в табеле, то предоставленный ею отчет за прошедшее полугодие не приглянулся хозяевам замка (мало достижений), то родители, за какой проступок наказали, но попасть внутрь самого роскошного и интересного здания родного города ей довелось лишь сегодня. Сейчас, конечно, тут царили давящая тишина, запустение и полумрак. Все напольные вазы, дорогие статуи, скамьи, кресла и постаменты были тщательно запакованы в полиэтиленовые плёнки и составлены вдоль стен. Многочисленные светильники и массивные подсвечники тоже стояли под чехлами, стекла, защищавшие портреты, успели покрыться тонким слоём пыли. Штор на окнах не было: их сняли с карнизов сразу после окончания расследования и отбытия Маргарет в детский дом. - Маргарет, - окликнула Анжела далеко убежавшую сестру, - а куда сложили портьеры? У неё мелькнула мысль прихватить ткань с собой, чтобы дома выстирать, отгладить и затем вернуть на место. Огляделась в поисках напольных ковров (судя по фотографиям, виденным ею в местной прессе и рассказам матери, они были, и в немалом числе). Их следовало отправить в химчистку. Вазы и постаменты, скорее всего, надо будет вымыть, как полы и самый низ стен. Подняв голову, Анжела оценила потолок. Да,… Похоже, и туда придется лезть, взяв с собой моющий пылесос. Следуя по длинным узким коридорам, капитан Миллер приходила в тихий ужас от вида высоких, от пола и до потолка, узких стрельчатых окон, защищенных снаружи крепкими роль – ставнями. Они, кстати, как и другие поверхности, требовали капитальной чистки. Без команды уборщиков тут не обойтись. - Эй, - закричала из глубин дома новая родственница, - ты что, уснула там?! - Нет, - откликнулась Анжела, почти бегом направляясь на голос сестры, - прикидываю масштабы уборки. Маргарет, я предлагаю, с твоего, разумеется, дозволения, вызвать сюда сотрудников фирмы, занимающейся наведением порядка. - Блестящая мысль, - язвительно улыбнулась младшенькая, - просто гениальная. А больше ничего не хочешь мне предложить, а, дорогая сестра? - Не поняла… - растерялась Анжела. – Что ты от меня хочешь получить? Объяснись, будь любезна. Маргарет плотно закрыла дверь и повернулась к Миллер лицом. Анжела призвала на помощь всю свою смелость, чтобы не отпрянуть назад: щёки юной родственницы залила восковая бледность, небесно – голубые глаза горели лихорадочным огнем, губы дрожали, руки, крепко сжатые в кулаки, мелко подрагивали: - Благодарность за то, что я для тебя, сука ты бессовестная, уже успела сделать.… Никакие мысли в твою тупую башку не приходят?! – взвизгнула она, подскочив к Анжеле и сильно ее толкнув. – Кто, по твоему мнению, убедил маму простить тебя?! Кто ей сказал, что даже такой конченой эгоистичной суке, как ты, стоит дать шанс исправиться?! Кто пожертвовал собой, чтобы ты смогла вернуться на работу в столицу, а?! Ты думаешь, я так уж хочу уезжать в Вашингтон, и учиться там, живя у тебя в доме, на твоих половицах и по твоим правилам? Да она мне вовсе не нужна, ни твоя квартира, ни твоя карьера, ни ты, подлая скотина!!! Но я принесла себя в жертву! И ты теперь считаешь, что ничего мне не должна? Мама тебя просила только благодаря моему заступничеству!!! Да не будь меня, и она, и папа тебя и взглядом больше не удостоили бы!!! И только благодаря МНЕ папа и мама разрешили тебе уехать обратно в Вашингтон! Кстати, милая моя старшая сестренка… - Маргарет сузила глаза, - я сегодня же могу сказать родителям, что в столице отлично справлюсь сама! И как ты думаешь, что последует за таким моим решением? Папа с мамой давно хотят возвратиться в родовой особняк… Анжела, как и в случае с ночной истерикой матери, на время гневного монолога сестрицы впала в ступор, не зная, как реагировать на поведение Маргарет. Та же, окончательно утратив контроль над собой, кричала и топала ногами, требуя самой горячей благодарности за свою доброту. Пока девчонка Бофорт просто орала, перечисляя жертвы, принесенные ею ради старшей сестры, Миллер молчала, судорожно ища слова для примирения, когда же Маргарет прозрачно намекнула, что Анжеле, по завершении отпуска, светит «блестящая» карьера личной маминой секретарши, испугалась: - Прошу тебя, Маргарет, не надо, тише… - умоляюще заговорила она. – Я.… Признаю, я была не права… Спасибо… Маргарет ногой отворила дверь и вышла в коридор: - Как любят говорить в России, дорого яичко во Христов день, дорогая моя старшая сестрица. Я сегодня же скажу папе с мамой, какая ты неблагодарная сука, милочка. Для тебя столько хорошего сделано, а ты все приняла, как нечто должное. Хотя ты ни черта не заслужила. Да, я уеду на учебу в столицу. Но без тебя, одна. Сообщу родителям, что мне не нужны няньки, я буду справляться самостоятельно. А ты останешься при папе и маме. Так тебе и надо, сука ты неблагодарная. Я для тебя всего хорошего столько сделала, папу и маму за тебя просила, а ты мне даже простого «спасибо» не сказала. Сука ты. Неблагодарная сука. И знаешь… Я, пожалуй, не поеду в Вашингтон, тут, дома, мне гораздо лучше. Папа и мама не хотят, чтобы я ехала так далеко, верно? Я сегодня же, прямо во время обеда снова подниму этот вопрос, спрошу, а стоит ли мне, после всех пережитых мной тяжелых стрессов, мучить себя очередным переездом? Адаптация к новым условиям, вступительные экзамены, потом учёба, плюс положение домработницы. Это же не тебе, а мне, когда я приеду в твою квартиру, придется брать на себя хозяйство. Папа и мама такие перегрузки точно не одобрят, они хотят, что я жила в комфортных для меня условиях. Так что попрощайся с блестящими карьерными перспективами, сестренка, и выкини свой блокнотик с крутыми планами, моя дорогая родственница, - в последнее слово Маргарет вложила всю ненависть, на какую была способна. Она высокомерно вскинула голову и, не оборачиваясь, застучала каблуками вниз по лестнице, продолжая пылать злостью. Анжела, с минуту постояв, помчалась за сводной сестрой. Капитан Миллер была одновременно и растеряна, и возмущена. В столбняк её вогнали как оскорбительные эпитеты, на которые сводная сестра оказалась щедра не меньше матери, так и обвинения в неблагодарности. Господи, ну почему она, Анжела, будучи вроде бы умной женщиной, сама не догадалась, кому обязана примирением с родными! Раньше мама после ссор, подобных недавней размолвке, молчала иной раз месяцами, игнорируя проштрафившуюся дочь. А тут прощение было получено всего через несколько часов. Естественно, что без вмешательства Маргарет не могло обойтись. В душе Анжелы поднял, было, голову и адекватный наглой выходке гнев, но он быстро утих, ибо она не смела, отрицать очевидные заслуги младшей сестры. Кое – как придя в себя, Миллер побежала за сестрой, вполголоса умоляя остановиться и выслушать. Минут пять Маргарет не обращала внимания, но когда они достигли исполинской кухни, изволила обернуться: - Какого черта тебе надо? Сейчас твое «спасибо» за все, что я для тебя сделала, мне не нужно. И… Разразиться недовольной тирадой ей помешал голос отца, до сих пор искавшего механизм, приводящий в движение роль – ставни левой половины холла. Маргарет крикнула, что сейчас придет, и покажет: - Как я уже сказала, сука ты неблагодарная, все слова можешь оставить при себе. Кстати, не помешало бы заняться чаем. У нас впереди еще много – много дел.… Иду, папа! – совсем другим тоном пропела она, выскакивая в коридор. Она и родители отсутствовали почти полчаса. За это время Анжела успела накрыть второй завтрак и перемыть всю посуду, обнаруженную в незапертом буфете. В душе метался страх. Что скажет Маргарет отцу и матери? Насколько сурово они отнесутся к проступку своей родной дочери, и каким будет наказание? К моменту возвращения родителей и сестры Анжела совсем уже извелась, нервно гуляя из угла в угол, и поминутно выглядывая за дверь. - Надеюсь, ты уже ждешь нас? – спросила мать, первой заходя на кухню. Отец и сводная сестра шли следом. Судя по их лицам, можно было сделать вывод, что Маргарет о случившейся ссоре пока не сказала. Анжеле от её кривых улыбок и загадочных взглядов стало еще страшнее, чем в те минуты, когда Бофорт орала, обзывая старшую сестру неблагодарной сукой. Садясь за стол, младшенькая приказала поставить на стол еще один прибор, для Саймона. Анжела, внутренне содрогнувшись, спросила, что ему нужно, ведь она с ним заключила совсем иную договоренность. Маргарет, отпив чай, фыркнула, что дело Миллер – подавать и обслуживать. Зачем папа и мама позвали Кирби – сына, старшенькой не касается. Достаточно, если о теме беседы осведомлена девица Бофорт. - Очень даже касается, - вспылила, наконец, Анжела. – И знаешь, Маргарет… Я всё – таки твоя сестра, причем старшая, как ты любезно отметила, а не дворовая девка Наташка или скотница по имени Палашка. Спасибо, конечно, за то, что недавно вступилась за меня перед мамой и папой, но наглости с хамством я терпеть не стану. Будешь мне грубить – в Вашингтоне придется уживаться с незнакомой девушкой, потому что я по окончании отпуска вернусь домой, к папе и маме. В ту квартиру, где обитаю сейчас, не сердись, я пущу жить друзей наших с тобой родителей. Впрочем, и ты там сможешь поселиться, но тогда на тебя ляжет ведение хозяйства. Как когда – то на меня. Ничего, ты сильная, справишься. Тоненькое нервное личико новой родственницы ошарашено вытянулось: Маргарет не ждала, что Анжела сумеет перехватить инициативу, а Миллер, видя замешательство девчонки Бофорт, продолжила гнуть свою линию: - Да, я оставлю карьеру в полиции и приеду назад, чтобы взять на себя все заботы о наших родителях. И она, не скрывая садистского удовлетворения, выдала пафосный спич о том, как трудно папе и маме живется у вредной, наглой, бессовестной и жадной кузины Бесс. Будучи сама неплохим психологом, Анжела, пусть и тряслась от страха перед гневом родителей, стала наступать на самые больные мозоли почтенных предков, напоминая о том, как хорошо они жили до бегства Амёбы и подлого поступка Кертиса. Закончила она выступление словами о тоске по родному особняку. Ей, мол, очень хочется снова там жить. Родители поначалу сидели, точно пришибленные, потом мать, немного отойдя от шока, подняла руки: - Давай подождем твоего жениха, дочка. Это не мы его вызвали, он сам позвонил, сказал, что у него какая – то важная информация. Что тебе ни в коем случае нельзя покидать Вашингтон. Ближайшие лет шесть точно. Саймон не заставил себя долго ждать. Едва Карина Миллер договорила, как раздался звонок. Маргарет лениво поднялась со стула, подошла к стене, нажала какую – то кнопку в обивке: - Кто? «Муж» торопливо назвал себя. Маргарет впустила его, но встречать, не пошла. Вернулась за стол, села, и с надутым видом взяла чашку: - Я не имела в виду ничего дурного, когда просила тебя дать мне чай. Теперь буду брать сама, чтобы ты перестала чувствовать себя служанкой. Отец тут же поддержал приемную дочь, сказав, что не стоит придавать такое уж сильное значение словам, обижаясь на формулировки. Они же одна семья, зачем обращать внимание на мелочи. Маргарет активно закивала, не забыв сослаться на свои расшатанные после приютов нервы: - Если бы ты, подобно мне, провела столько лет, мучаясь в детских домах, тоже стала бы неуравновешенной, - сейчас она давила на сочувствие. – И это только благодаря мне мама согласилась тебя простить. Правда, мамочка? – ласково спросила Маргарет у Карины. Миссис Миллер подтвердила. Она, мол, после той ночи вообще хотела вычеркнуть из своей жизни старшую дочь, но Маргарет отговорила. - Поблагодари сестру за ее хорошее отношение к тебе, - завершила нотацию матушка. – И больше не провоцируй конфликты. Ты старшая, должна понимать, и вести себя достойно. У твоей младшей сестры идет период адаптации, и ты, как её ближайшая родственница, могла бы оказать поддержку, вместо того, чтобы воспитывать. Терпение и понимание – вот что нужно сейчас нашей второй дочери. Кстати, Анжела: с того дня, как Маргарет приедет на учебу в Вашингтон, никаких постояльцев у тебя быть не должно. Твоя сестра нуждается в покое и комфорте. Анжела в знак согласия послушно кивнула и встала навстречу «мужу»: - Ты что, заблудился? Минут десять тебя ждем! «Супруг» жалким тоном извинился, сообщив, что перепутал поворот, и попал в другой корпус. На обратном пути снова пошел не туда, застряв в зеркальном лабиринте. Слушая оправдания, Анжела молила Бога о том, чтобы принесенные Саймоном новости вынудили родителей отложить ненавистную свадьбу хотя бы на первоначальные шесть лет. А лучше бы этот брак не состоялся вообще. Младший Кирби, тяжело дыша, рухнул на крепкий стул, принял из рук Анжелы кружку, сделал глоток, закусил бутербродом со свининой и спросил академика Миллера об его планах на ближайшие годы. Отец, не скрывая гордости, сказал, что он, уже точно известно, займет кресло главы Гарварда: - Меня уже поставили перед фактом. Марта в конце декабря сложит с себя полномочия, и хозяином стану я. - Только заместителем, если повезет, - убил папины надежды Кирби. – Только замом. Марта вас обманула. После ее отставки директором университета станет Алан Бэйли. Она передаст правление своему молодому любовнику. А чтобы он сумел скрыть свою некомпетентность, все его обязанности возложат на вас, профессор Миллер. На кухне воцарился мертвый штиль. Отец сидел, хватая ртом воздух, мать, изредка моргая, судорожно икала. Маргарет же уставилась на старшую сестру: - Что за чушь?! Анжела! Бред же пьяного бабуина! Вопрос с Гарвардом решен в пользу папы! Саймон сказал, что Анжелу тут спрашивать бессмысленно, она не в курсе грязной борьбы за власть, какая много месяцев велась в Гарварде. Алан Бэйли выиграл бесчестную гонку, и с первого января будущего года займет должность главы престижнейшего университета страны. А отцу Анжелы придется довольствоваться местом, не имеющим никакого отношения к науке. Прославленный математик из ученого станет администратором. Да, он будет большим начальством, но потеряет право на преподавание и публикацию своих трудов по математике и статистике. - Она планировала озвучить свое решение в самый последний момент, когда вы уже подпишете все документы, исключающие ваше участие в учебных процессах, но я случайно стал свидетелем одной… - «муж» покосился на Маргарет, ища более деликатную формулировку. – Давайте так назову: я кое – что увидел и подслушал. Без подробностей. Извините, профессор, но даже в присутствии вашей жены я не стану описывать тот мерзкий эпизод. Понимаю, конечно, что организм и в немолодом возрасте требует… удовлетворения… Он густо покраснел и умолк. Допил свой чай, встал и отошел к окну. Постоял около пяти минут, после чего спросил, как отец Анжелы намерен поступить. Расторг он свои контракты, как настаивала Марта, или не успел? Узнав, что все договоры так и остались в силе, а профессор Миллер приехал домой для того, чтобы защитить жену от нападок федералов, Саймон предложил пока молчать, не подавая виду. А с первого января следующего года дать и мерзавке Марте, и её любовнику (не постыдился же связаться со старухой!) хорошую пощечину, заняв место главы Университета Статистики, который начнет функционировать в Городе Ангелов. - Понимаю, что вашей семье придется снова переезжать, но дело того стоит, - соблазнял «муж». – Этот Университет, кстати, к 2013 году переведут в столицу, потому, что там находится большинство статистических бюро, имеющих серьезный вес в науке. И пока отец приходил в себя, Саймон объяснил, что правительство, наконец – то, пошло навстречу специалистам по статистике, выделив им собственное учебное заведение. Ранее были факультеты в различных ВУЗах и так называемая «первичка», не дававшая нужных знаний. Кроме того, в статистике столько направлений и уровней, что нынешние работники не способны справиться с поступающими к ним потоками информации. - Вы же много лет ведете курсы по этой науке, профессор Миллер, у вас сотни публикаций и десятки книг, - давил Саймон. – Зачем вам Гарвард и место администратора, когда можно перебраться в Вашингтон? Не сейчас, конечно, через пять – шесть лет. Знаю, вы с супругой хотели вернуться домой, но… - Но, - отец ударил кулаком по столу и тоже встал. – Да чтобы я, человек с чистым именем, я, тот, кто сам, без покровителей и старых любовниц, достиг звания ученого мирового уровня, стал работать под началом грязного альфонса?! Не бывать такому позору!!! Профессор задохнулся от злости, Саймон воспользовался паузой, чтобы теперь обломить мечты Карины: - Вам, мадам Миллер, тоже не следует особо радоваться грядущему положению главного врача. Ваш предшественник сейчас под следствием. За воровство денег, выделенных на зарплаты сотрудникам. Медсестры и доктора там по бумагам получали более чем прилично, на деле им давали гроши. Крали руководители аккуратно, деньги присваивали в течение десяти лет точно. Но начальство все равно попалось. На мёртвых душах. Вам лучше пока сохранить теперешние позиции, то есть контракты с клиниками и центрами последипломного образования. Да, мама всю жизнь мечтала встать у руля проворовавшейся больницы. Красота. Блеск, как говорила та же незабвенная Эллочка Щукина. Ну, жизнь, какие еще паршивые сюрпризы ты припасла мне на этот «отпуск»? Пока «муженек» разбивал на кусочки все честолюбивые мечты ее родителей, Анжела сидела, молча, ни во что не вмешивалась. Когда же Кирби, описав ситуацию в клинике, устало занял свой стул, осторожно высказала появившиеся у нее соображения. Она после отпуска едет назад в столицу, и с утроенной силой принимается работать, совмещая службу в полиции с преподаванием и написанием материалов на темы криминалистики. - Одна книга у меня уже издана, - напомнила Миллер отцу. – Сейчас вот пишу диссертацию. Посттравматический синдром. - Не мешало бы тебе начать хоть немного зарабатывать на своем опыте, - промямлила, выходя из оцепенения, мать. – Дочь моей подруги, оказавшись в трудном положении, сценарии для Голливуда пишет, и выступает консультантом на съемках. Не кривись, Анжела, не кривись. Знаю, как тебе противно, но у нас нет выбора. Думаешь, мне приятно сознавать, что и ты теперь будешь вынуждена торговать плодами своего ума? Давай, дочь, проявляй инициативу. - А я? – влезла Маргарет. – Что делать мне? - Если тебя не сильно затруднит, - ответил ей Саймон, - ты можешь сдать этот особняк в аренду, пока в нем не живешь. Люди, которые хотят в нем поселиться и работать, платят очень дорого. Да и вам, профессор, стоило бы сдать дом постояльцам. Младшая сестра, задохнувшись от ярости, хватанула ртом воздух, потом заорала так, что чуть не вылетели все стекла: - Да никогда в жизни я сюда, в мой дом, никаких посторонних не пущу!!! Ясно?! - Твоим родителям надо заручиться поддержкой пары сенаторов и министра, - глянул на часы Кирби. – Впрочем, поступай, как хочешь. А мне пора. Анжела, я тебя в девять вечера заберу. Кстати, Маргарет. Не обижайся, но на день рождения моей мачехи мы пойдем без тебя. Ты очень похожа на её пропавшую дочь Алису. Анжела расскажет тебе подробности. И проводит меня. По пути к входной двери Саймон попросил «супругу» быть настойчивее, когда она будет убеждать сестру вселить к себе гостей, ибо многое в карьере старшего Миллера сейчас зависит от того, проявит свое к нему расположение член Конгресса, или нет. Анжела с негодованием отказалась, спросив у Саймона, а как бы он себя чувствовал, если бы кто – то возжелал занять его жилище. - Твоя сестра в нём не живет, и еще долго жить не будет, - отрезал «супруг», выходя на улицу. – Если хочет, пусть личную спальню запрет. - Иди, ради Бога, по своим делам, - сердито захлопнула дверь Анжела. Она вошла обратно в холл, привалилась спиной к стене. Господи, и это отпуск?! События сменяли друг друга, словно картинки калейдоскопа, и происшествий было так много, что у неё голова уже распухла от сведений, имен и впечатлений. Появление нового члена семьи, беда, рухнувшая на мать, неожиданный приезд отца, встреча с Леоном, и откровения Саймона. А еще ведь надо пережить день рождения миссис Кирби и лекции в среду. Плюс конец недели с его обязательными посиделками в гостиной кузины Бесс. Где взять силы, и как не сойти с ума? - Анжела!!! – раздался вопль с кухни. Она привычно ответила, что идет, и помчалась на зов отца. Влетев на кухню, увидела, что семейство уже закончило завтрак. Маргарет демонстративно, чтобы увидела Анжела, мыла за собой посуду. Отец и мать стояли у окна. Карина Миллер, подождав, пока старшая дочь уберет всю утварь в самый большой шкаф, грустно изрекла: - Маргарет согласна. Но её личные покои останутся запертыми. Как и другие помещения, не предназначенные для гостей. Так и передай Саймону. Еще скажи, что свадьбы не будет. Пока. Пусть помучается от неизвестности. Никуда от тебя этот тюфяк не денется. Сейчас мы с твоим отцом едем по делам, а ты и Маргарет остаетесь тут до вечера. Мы вызвали служащих для проведения уборки, за ними надо следить. О других наших трудностях поговорим дома. - Да, мама, - Анжела покосилась на расстроенную сестру. – А когда наш особняк посетим? Мать, полистав свой дневник, выделила четверг: - В пятницу и выходные у нас приемы. Начало недели тоже занято, у меня пациенты в Госпитале. - Я уеду в субботу вечером, мама, - виновато сообщила Анжела. – Но будь уверена, я подготовлю все, что нужно. Уходя, мать клюнула её в щёку, и они с отцом быстро покинули дом. Проводив родителей, Миллер вернулась к сестре: - Я могу лишь догадываться, как тебе трудно. Но иначе нельзя. Маргарет отмахнулась: - Переживу. В конце концов, этот сенатор платит, и я разрешу ему занять лишь гостевые апартаменты. То крыло, где жила моя семья, будет закрыто, и доступ в него запрещен всем, кроме нас. Меня другое дело беспокоит: маме опять звонила эта дура Бауман. Судя по голосу, она сильно напилась. А папе поступил вызов из Гарварда. - Марта? – подняла брови Анжела. Само собой. Глава Гарварда позвонила отцу и любезно попросила срочно прибыть в университет. Якобы решить «технические» моменты. «Технические» моменты на деле оказались банальной хозяйственной сутолокой, на которую академик Миллер вообще никогда не подписывался. Марта, эта гнусная двуличная скотина, заставила отца на пару с ней заниматься… инвентаризацией. Выходной день был убит на неторопливый променад по аудиториям, обсуждение ремонтных дел, и ревизию в студенческих общежитиях. А её не менее отвратительный любовник все это время мило болтал с ученым, спрашивая, какие новшества Миллер планирует ввести, когда встанет во главе университета. - Я бы его там же, прямо на месте придушила, будь моя воля, папа, - Анжела подлила отцу кофе. – И её за компанию. Хватает же лицемерия тебе в глаза смотреть… Честное слово, папа, я специально создам повод, чтобы от души врезать этому паразиту по его смазливой роже. Я же потом его и посажу. Уверяю тебя, хоть один месяц, но грязный жиголо будет у меня обживать уютную камеру с любезными соседями. - Не марайся об это жалкое убожество, Анжела, ты же офицер полиции, и уважаемая молодая женщина, - отрезал математик. – Его время придет, даю тебе слово. Этот жиголо меня еще в кошмарах вспоминать будет. За полчаса до приезда Саймона родители приняли у уборщиков работу, заплатили им, и выпроводили за ворота. Когда машина с яркими логотипами скрылась за поворотом, Миллеры, возглавляемые Маргарет, пошли закрывать роль – ставни. Анжела и не пыталась запомнить, где какой рычаг замаскирован: все они были так ловко утоплены в стенах, что несведущий человек мог бы целый день на поиски потратить, но найти не сумел бы. Так и сидел бы в кромешной темноте. Вот тут Анжела встрепенулась и спросила у сестры, сумела ли воришка Эммелина разобраться в системе, отвечающей за защиту окон, или же сидела в темноте. Маргарет, обиженно сопя, призналась, что её, когда она только попала в мерзкий детский дом, вынудили показать, как правильно управлять ставнями, решетками и механизмом развода галерей между корпусами. - Развод галерей?! – удивилась Миллер. – Я же ходила по ним! Коридоры выглядят одним целым! - Как и знаменитые мосты Петербурга, - самодовольно сообщила сводная сестра. – На ночь, или в нужный хозяевам момент им можно разъединить. Идем, покажу. Папа, мама, мы ненадолго! Анжела, едва поспевая за ней, напомнила девушке еще кое о чем: - Ты сказала, что тут есть некое потайное место, куда тебя спрятала твоя родная мама в ту ночь. Знаешь, в прессе трудно найти вразумительную информацию, а с агентами ФБР, что вели расследование, противно общаться… - Эти придурки до сих пор считают, что засадили невиновного, а я, вследствие пережитого шока, дала сомнительные показания. Хотя тут они, может, и правы. Я много чего не помню. Точно могу сказать, что на часах было чуть больше полуночи, когда мама прибежала в мою спальню, схватила меня и спрятала. Я провела в моем убежище около двух суток, прежде чем сюда приехала полиция. Этот дебил им сам позвонил, спросил, какой водой, горячей, или же холодной, лучше отмыть нож и молоток от крови. - Извини… - Анжела тронула ее за плечо. – Мной не любопытство движет. Я хочу помочь тебе. И понять. - Знаю, - кивнула Маргарет. – Идем. Сейчас она уже не выглядела озлобленным на весь свет маленьким волком, гневно выплевывающим ругательства и требующим горячей благодарности. Маргарет Бофорт превратилась в обычную семнадцатилетнюю девушку, плохо соображающую, что ей делать дальше, как жить, строя отношения с приемными родителями и сводной сестрой. «Папа с мамой правы, когда говорят, что надо быть милосердной с моей новой сестрой», - сказала себе Анжела. – «Терпение, понимание и внимание. Нельзя реагировать грубо на ее брань и обидчивость. А главное, Маргарет не надо пока тут надолго оставаться, воспоминания еще слишком болезненны». Рассудок оглушительно заржал, предложив ей снять, а лучше разбить любимые розовые очочки и окинуть сестрицу критическим взглядом. «Много интересного увидишь, дорогуша. Твоя сестренка – не более чем малолетнее чмо с больным ЧСВ, как выражаются современные подростки. И хамло, давно испорченное вседозволенностью». Анжела от сигналов разума, как всегда, отмахнулась. У девушки посттравматическое стрессовое расстройство, она не хамка, просто болезненно реагирует на внешние раздражители. Ведь за одну ночь она потеряла всю семью… Войдя за Маргарет в ее личные апартаменты, Миллер еле слышно охнула. Какие, однако, роскошества! Бежевые обои (кажется, шелковые), белый потолок, темный узорчатый паркет с рисунком в виде одной из мандал, два стола – компьютерный и обычный письменный, с очень дорогим малахитовым прибором. Вдоль стен стояли шкафы, набитые книгами. - Все книги я хочу увезти в столицу, - поставила в известность Маргарет. – У тебя много места? - Не очень, но для твоей библиотеки хватит, - Анжела вынула телефон и начала, как велели родители, фотографировать интерьер. – Мама сказала, что ты хочешь воссоздать привычную для тебя обстановку. К твоему приезду будет сделан ремонт. Когда, хотя бы примерно, тебя ждать? - К Новому году, - чуть нахмурилась Маргарет. – Я не хочу оставаться тут на праздники. Вообще не люблю ни Рождество, и Новый год. Даже боюсь их. - А я не люблю июнь, хотя именно в этом месяце познакомилась с Леоном, - Анжела дала понять сестре, что та не одинока в своих фобиях. – Смешно звучит, но от июня я жду только неприятностей. - Из-за той атаки на аэропорт? – поддержала разговор сестра, причем вовсе не ради приличия, ей было интересно. Анжела ответила, что да, в основном из-за террористической атаки, в организации которой ложно обвинили Кертиса. - Сколько потом бед и проблем было, ты себе не представляешь, - Миллер залюбовалась дорогой индийской ширмой. – Меня даже из полиции уволить хотели, я, мол, родственница убийцы, но Леон не дал. Заступился. Кстати, Маргарет. Может, кое – что из твоих вещей мне увезти в столицу уже сейчас? Помимо библиотеки? Маргарет отказалась, ей хотелось спасти от грядущих гостей книги. - Часть я отдам тебе уже сегодня, остальное через пару недель пришлем. И мою комнату надо будет закрыть на кодовый замок, чтобы больше никто не проник. - Боишься, что гости, как и воровка Эммелина, найдут тот тайник, где тебя укрыла мама? Маргарет содрогнулась: - Да. Мама создала тайник только для меня. Смотри. Видишь шахматы? Надо повернуть ферзей лицами друг к другу и… Книжный шкаф, выглядевший единым целым, вдруг распался на три части, середина уехала сначала вглубь стены, затем провалилась вниз. Взгляду Анжелы открылся узкий проход, ведущий в темноту. - Двойные стены, как в Белом Доме, - похвасталась Маргарет. – Жаль, что эта сука нашла тайную тропу, и ползала по ней каждый день. Я ее, правда, в спальне накрыла. Сука.… Ненавижу… Да, медсестра Джаннивер, похоже, права. Маргарет надо показать психиатру, ибо эти перепады настроения очень уж резкие. Надо будет выбрать время, чтобы поговорить с мамой, она врач, сама, наверное, заметила, какие аспекты поведения приемной дочери пора скорректировать. Сестру же она попросила выкинуть из головы все мысли об Эммелине, ибо та просто недостойна внимания. А чтобы отвлечь девушку, Анжела предложила Маргарет составить список вещей, которые она хотела бы иметь у себя в комнате, когда приедет поступать в институт. Здесь же поинтересовалась, в какое конкретно учебное заведение она собирается поступать. Маргарет пока не определилась. - Ты мне дай отдохнуть от этих монастырских сук и их ублюдков – воспитанников, - сердито заявила девушка. – Поживу в человеческих условиях – скажу. - Хорошо, - не стала злить сестру Миллер. – Кстати, что там со звонком миссис Бауман? Серьезные были угрозы? С ней ты говорила, или мама? Маргарет поспешила успокоить, ответив, что «эта старая дура», судя по её болтовне, вусрачь нажралась, и несла откровенный бред. Что – то про подлость, законы кармы, и вселенскую справедливость. Было там и обещание наложить на себя руки. - А вот эти слова, милая сестра, нельзя оставить без последствий, - Анжела схватила телефон. – Пусть только посмеет не снять трубку… Миссис Бауман не отвечала ни по домашнему аппарату, ни по обоим сотовым. Маргарет, подождав немного, предложила Анжеле успокоиться и «забить на пьяный выпендрёж». Она же взрослый человек, должна понимать, что истошный визг: «я вешаться пошла!» глупо воспринимать серьезно. Была там еще какая – то пурга насчет дочерей короля Лира. Младшая сестра крутила пальцем у виска: - Прикинь, эта дура вообразила себя тем чокнутым чуваком в короне, который спрашивал, кто из дочек как его любит. Не обращай внимания на идиотов, Анжела. Едем по домам. Завтра мы с тобой сюда вдвоем придем, книги собирать будем. Не обращай внимания, Анжела, - повторила Маргарет. Легко сказать: не обращай внимания. Анжела помнила шекспировскую трагедию, знала, кто и при каких обстоятельствах погиб. Знала и о том, что любой, даже самый глупый и демонстративный суицидальный порыв опасно пускать на самотёк. А если добавить, что жена арестованного академика звонила им, будучи изрядно поддатой.… Ох – хо – хо, любой офицер полиции становится с годами параноиком. - Мы едем не домой, - Анжела решительно села за руль машины Саймона. – Проверим, что делает сейчас миссис Бауман. Папа, мама, я понимаю, что вы недовольны, но я должна убедиться в том, что эта пьянчужка жива. И родители, и «муженек» с сестрой, все дружно запротестовали. В состоянии алкогольного опьянения можно любой бред нагородить, и глупо уделять ему столько времени. Папа сказал, что миссис Бауман уже лет тридцать, стоит ей с кем – то поругаться, грозит наложить на себя руки, мама возопила, призывая старшую дочь вспомнить о репутации их семьи. Саймон с Маргарет тоже выступили против: мол, если человек решил умереть, он не будет никого ставить в известность. - Если бы старая кошелка действительно собралась на тот свет, она не стала бы звонить нам и обзываться, - залезла на заднее сиденье младшая сестра. – Ну, её, Анжела. Едем домой. - Дело ваше, уезжайте без меня, - Анжела захлопнула дверь и завела машину. – Я навещу миссис Бауман. Хочу убедиться в том, что она живая и пьяная. Папа, проверить их надо. Просто для очистки совести. Саймон, ты со мной? До особняка Бауманов они ехали молча. Еще на полпути к стандартному трехэтажному коттеджу Анжела два раза набрала номер давней знакомой, но в ответ неслись только короткие гудки. По домашнему телефону – та же картина. С кем миссис Бауман может болтать по двум аппаратам сразу? Саймон предположил, что жена опального ученого говорит по мобильному телефону, а кто – то из членов семьи (а их в доме было пятеро) оккупировал стационарный. Напомнил, что одна из невесток любит поваляться на диване с телефонной трубкой в обнимку. - Если ты о Кейт, она уже год как рассталась с мужем, - отмела версию Миллер. – И ты правильно сказал об опале. Вряд ли кто – то, кроме нашей семьи, рискнет общаться с Бауманами. Молю Бога, Саймон, чтобы у них хватило сил выдержать все легшие на их дом тяготы. Пойдем со мной. Саймон, всего пять минут. Кроме того, уже стемнело, нас не увидят. Прежде чем идти к миссис Бауман, Анжела подошла к отцу, и спросила, сходит он с ней, или будет сидеть в машине. Отец неохотно выбрался наружу, мама и Маргарет последовали за ним. Саймон в эти секунды запирал свой «Форд». - Полчаса максимум, - сразу начала ставить условия Маргарет. – Мы все устали. И я по – прежнему отказываюсь понимать, зачем мы сюда притащились. Почему ты, Анжела, тратишь свое время на эту пьяную бабу? У тебя других занятий нет? Папа мне говорил, что ты за диссертацию принялась, а еще раньше много статей опубликовала. Тебе делать больше нечего, кроме как с алкоголичкой в няньки играть? – возмущалась юная родственница.- Ты и впрямь боишься, что эта дура пойдет на суицид? Не смешите мои тапочки, честное слово… - У меня нехорошее предчувствие, милая моя сестра, - Анжела протянула руку к дверному звонку. – А в полицейской практике, слава Богу, не моей лично, есть прецеденты, заставившие меня навестить миссис Бауман, даже если она напилась до потери сознания. Убедимся, что она жива и больше не думает о смерти. Потом вернемся домой. Извини, но я свою работу привыкла выполнять на «отлично», пусть я и в отпуске. Как офицер полиции, я обязана оказать ей моральную поддержку. А если потребуется, то и медицинскую помощь. Не рассчитывай, кстати, что будешь мне ассистировать, вытрезвитель на дому я ей устрою без тебя, - она закатала рукава джинсовой рубашки. Сестрица издала громкий долгий стон, и повыше задрала нос, пообещав, что завтра же утром купит и торжественно вручит Анжеле почетную грамоту «Зануда века». Миллер же решительным шагом направилась к дому. Поднялась на крыльцо, протянула руку к звонку.… И тут она увидела, что входная дверь не заперта. Входить, или не входить? Вопрос был достоин Гамлета. Анжела постояла, размышляя, не дольше пяти секунд, затем, чтобы не смазать возможные отпечатки пальцев, ногой толкнула металлическую створку и вошла. Вошла и поняла, что её «отпуск» продлится куда дольше запланированной недели…