***
В сонной тишине скрипнул протяжный стон и Эби ужаснул этот хриплый звук собственного голоса. Она поморщилась от головной боли. Кто-то предусмотрительно задвинул шторы, чтобы не травмировать ее глаза ярким светом. Не сразу девушка поняла, что это не ее шторы, не ее постель и вообще незнакомая ей комната. События прошедшего дня завертелись в памяти. Утренняя встреча, целый день нервозности, вечер в баре с бутылкой, чувство опустошения, разбитости, а потом вдруг мужские руки… Сильные, нежные. Они обнимали, утешали и успокаивали. А их обладатель был ласков и терпелив. Картинка в мыслях сменилась и вот уже сама Эби обнимает утешителя, запускает пальцы в его темные волнистые волосы, жадно целует и что-то исступленно шепчет. Постойте… Темные волнистые?.. О’Нил обхватила руками голову и нырнула под одеяло. Горячая волна стыда охватила ее обнаженное под простынями тело, заглушив на миг даже тяготы похмелья. Сквозь узкую щелку она заметила приближавшиеся босые ноги и вынудила себя высунуть лицо из кокона, хотя поднять взгляд так и не решилась. - Как спалось? – негромко спросил Леон, присаживаясь на край кровати. На нем были домашние шорты и футболка, а в руке стакан воды с шипучим аспирином. - Не помню, - призналась девушка и нервно хихикнула, - на самом деле смутно сознаю все, что было со мной с прошлого вечера. Эби нашла в себе силы посмотреть в глаза мужчине, боясь увидеть в них упрек или насмешку. В конце концов она, действительно, ничего не помнила и прежде чем винить себя в чем-то, нужно выяснить, в чем именно. Но Леон смотрел на нее, как и всегда, с дружеским пониманием, только теперь к нему добавилась и доля сочувствия. - Расскажи мне все, - Эби выпила содержимое стакана и вздохнула, - И можешь не щадить мои чувства. Каждый раз глядя в глаза Леона, она ловила себя на мысли, что не только не способна понять, о чем он думает, но и какие настроения им владеют. Его темные, почти черные, глаза подобно маятнику гипнотизера вводили в транс, и девушка не раз чувствовала себя кроликом перед удавом, не понимая, к чему эти фокусы. Он умел уходить от ответов одним лишь взглядом заставляя забыть о вопросе. Но сегодня не тот случай, который можно легко выбросить из головы. Так все же суровая правда или блаженное неведение? - Сначала завтрак! Желудок приготовился протестовать при упоминании еды, и Эби заупрямилась, жалуясь на тошноту. Но Леон был непреклонен и дал четкие указания умыться, одеться и проследовать на кухню. Для спора совершенно не осталось сил, пришлось покорно кивнуть и заставить себя смело начать этот день. Ощущение, что все происходит не с ней, что это просто дурной сон, который вскоре развеется, не пропадало. Да, это ее отражение в зеркале чужой ванной комнаты, ее бледное лицо, ее спутанные волосы… Но настоящая Эби должна сейчас проснуться, выйти на утреннюю пробежку, затем принять душ, выпить кофе и заниматься своими обычными делами. Что пошло не так, почему она оказалась здесь? С облегчением обнаружив свою одежду чистой и аккуратно сложенной, она подумала, возможно, все не так плохо и, несмотря на провалы в памяти, она все же не напилась до бессознательного состояния, что ее пришлось бы тащить за ноги из бара. Зачем вообще она вчера вышла из дома? Зачем поддалась слабости? Зачем звонила Тому?.. А звонила ли на самом деле? В квартире была просторная кухня в серых и коричневых цветах, обставленная очень по-мужски, но все же не лишенная своеобразного уюта. Несколько горшков с неприхотливыми в уходе цветами, фотографии в стеклянных рамках, яркие кулинарные книги, выглядящие так, будто к ним ни разу не прикасались. Все это Эби разглядела пока брела к отодвинутому стулу у обеденного стола. Стоя к ней спиной, Леон звенел посудой, колдовал у плиты, время от времени поглядывая на девушку, то ли с сомнением, то ли с сожалением. - Прости, я тебе доставила столько хлопот, - сказала она негромко, наблюдая за его действиями и подперев подбородок рукой. Аспирин помог слабо, голова казалась такой тяжелой, что вот-вот упадет и покатится по полу. Расставив все необходимое на столе, мужчина отмахнулся от извинений и только ободряюще погладил Эби по щеке. Что ее ни капли не расслабило, а наоборот смутило. Она не понимала, как относиться к нему теперь, после пробуждения голышом в его постели. - Не был уверен, что ты любишь, и приготовил несколько вариантов. О’Нил оторвалась от своих мыслей и перевела взгляд с Леона на еду. Голодовка прошлого дня дала о себе знать урчанием в желудке. Косо взглянув на сырники и омлет, девушка пододвинула к себе тарелку с овсянкой. - Ты не станешь спрашивать, что произошло? Почему я была вчера… в таком состоянии, - спросила она, не отрывая глаз от своей ложки. - Ты уже рассказала мне все ночью, - будничным тоном ответил Леон, поливая свой сырник сиропом. Вид посеревшего лица девушки заставил его обеспокоиться и поспешно добавить: - Это останется между нами. Не волнуйся. Ешь. Они заканчивали завтрак в молчании. Эби подбирала слова для своего главного вопроса. Вполне очевидно, что вечером по телефону она говорила с Леоном, хоть и не помнит этого, поэтому именно он приехал за ней. А после, сама того не осознавая, выложила все свои горести. Интуиция подсказывала, что и это еще не все… - Мне снился странный сон, но я не уверена, сон ли это, - начала она и почувствовала неловкость, - Будто мы с тобой… Ночью ты ведь не только помог мне раздеться и лечь спать? Вместо ответа он взял в руку ее ладонь и нежно сжал. До этого момента девушку не покидала надежда если не на себя, то хотя бы на благоразумность Леона. - Тебе было очень плохо, - сказал он так, будто оправдываясь, - Ты искала ласки и утешения… Для чего еще нужны друзья? Волнение тошнотой подкатило к горлу. Эби распахнула глаза и судорожно сглотнула, вырвав свою руку. - Ты так это называешь? Поняв свою ошибку, Леон снова потянулся к ней, словно убеждая капризного ребенка. - Прости, прости… Я никогда не видел тебя такой и сделал бы что угодно, лишь бы ты перестала плакать. Но никакие слова утешения не действовали. Ты рыдала на моих руках до икоты, а эти проклятые слезы все не кончались. И я чертовски сомневаюсь, что хоть один человек их достоин. Пойми меня правильно, я не пользовался ситуацией. Просто попытки тебя утешить незаметно перешли от простых объятий и поцелуев в нечто большее… Девушка медленно встала, понимая, что оставаться здесь дольше не хочет и не станет. Ярость горячей лавой растекалась по жилам, кровь ударила в голову и виски вновь свело болью. Но кого ей обманывать, свалив всю вину и ответственность на Леона? - Ты сказал достаточно, спасибо за разъяснения. Более жалкой я себя чувствовать уже не могу. - Эбигейл… Кано не стремился ее остановить, а только успокоить, но Эби не хотела ни слушать, ни смотреть на него. - Нет, не провожай, я найду дверь сама.***
Слабость еще одолевала тело, как и желание снова забраться в постель, только на этот раз в свою. Дорога домой показалась немыслимо долгой, учитывая ожидание такси и утренние пробки. Уличный воздух помог слегка проветрить мысли, но от тяжкого осадка на душе не избавил. Ну, и кто у нас тут мастер по созданию проблем себе самой же? Эбигейл О’Нил! И обойдемся без аплодисментов… Вернувшись домой, Эби первым делом сбросила с себя одежду и затолкала в стиральную машину, пренебрежительно скривив рот, словно избавлялась от воспоминаний о вчерашнем продымленном баре. Как будто это поможет забыть свою глупость! Горячая ванна, холодный душ следом и сил осталось ровно столько, чтобы сделать большую чашку крепкого чая и доползти, наконец, до кровати. Бросив по пути взгляд на приоткрытую дверь комнаты Саманты и увидев мирно спящую сестру, Эби задумалась, заметила ли та ее отсутствие ночью? В последние дни они мало общались, да и почти не виделись. Младшая возвращалась домой поздно, когда старшая уже спала, а днем они пересекались разве что на кухне во время торопливого завтрака. Расположить Саманту на открытый сестринский разговор не получалось, а может она и не сильно старалась. Да и сама Эби не горела желанием откровенничать, полагая, что ее распахнутую настежь душу вряд ли оценят. Она осторожно прикрыла за собой дверь и устало опустилась на край кровати, крепко сжимая в руках чашку и на автомате прихлебывая из нее. Переспать с Леоном, еще и не помнить об этом. Как можно было докатиться до такого? Ниже падать уже некуда. Девушка подбирала пальцем капли чая, стекающие по краю белого фарфора, испытывая неописуемый стыд, не говоря уже о том, чтобы оправдывать себя. Дневной свет лился сквозь прозрачную тюль, время будто стояло на месте. Тишина в доме, не считая отдаленных звуков машин с улицы. Телефон молчал. Слава Богу. Разговаривать с кем-то сейчас было бы выше ее сил. Пропущенные от Тома все еще висели в журнале звонков, те самые, которыми он попрекал ее вчера утром. Эби то и дело пролистывала их, размышляя, что было бы ответь она хотя бы раз. Пытаясь уберечь себя от одной ошибки, совершила другую. Девушка тяжело уронила голову на руки и спрятала в широких рукавах халата. «Если он узнает, то возненавидит меня». Она вспомнила, в какой ярости был Том лишь из-за подозрений. Тогда желание объясниться чуть было не стоило ей жизни. А разве не этого она хотела? Чтобы он оставил ее в покое и прекратил мучения обоих. Ничего не выйдет. Сколько можно в этом убеждаться? Хватит. Чуть не уронив пустую чашку, Эби вскочила с кровати. Волосы почти высохли, разметавшись по плечам спутанными волнами. Она достала из верхнего ящика письменного стола папку со сценарием, и вернулась обратно на смятое одеяло. И больше не думала ни о чем, кроме предстоящих трудовых будней.***
Только прибыв на место съемок, О’Нил узнала, что в первые несколько дней снимаются лишь сцены с ее одиночным участием, а значит присутствие Тома необязательно. И она даже не могла понять, что испытывает сильнее: облегчение или разочарование. По крайней мере, это помогло концентрировать внимание на том, что действительно важно. Не говоря уже об отсутствии лишнего напряжения и нервозности. Которые, несомненно, проявятся, когда все будут в сборе. Все шло как по маслу. Девушка будто бы заново открыла для себя, как же любит свою работу. С раннего утра и до позднего вечера на съемочной площадке, полностью погруженная в процесс, она на зубок знала все реплики, прекрасно владела мимикой и точно передавала эмоции. Ассистенты оказались дружелюбными, режиссерский состав – адекватным и понятно разъясняющим свои мысли и видение каждой сцены. Предварительной читки сценария как таковой не было совсем, как и дополнительных подготовок. Слова Тома об импровизации на месте с самого начала оказались пророческими. После двухчасового грима, в очередной из съемочных дней, ужасно хотелось пройтись и размять ноги. Эби на мгновение залюбовалась отражением в зеркале – элегантная шляпка, водруженная на прическу в стиле 40-х, смотрелась на ней очень неплохо. Сшитое по фигуре платье темно-вишневого цвета сидело еще лучше. Взяв лист с ближайшими репликами, девушка вышла из гримерки, но не сделав и пяти шагов, остановилась как вкопанная. Обычно спокойная, хоть и суетливая атмосфера съемок была не той, что прежде. Реквизиторы, помощники и прочие причастные люди по-прежнему хлопотали и занимались своими делами, разве что настроение у всех было приподнятое. Откуда-то из глубины помещения слышались оживленные голоса, словно кто-то рассказывал забавную историю. В подтверждение этому тут же раздался хохот. И будь она проклята, если не узнала, кому принадлежит голос. Эби не пришлось даже оборачиваться, чтобы понять, чье присутствие изменило плотность воздуха, что ей вдруг стало трудно дышать. Будто чувствуя кожей, щеки вдруг запылали. Девушка прижала к ним ладони, одновременно оглядываясь вокруг. Уж лучше оказаться лицом к лицу со своими страхами, чем дрожать как осиновый лист. А чего боялась Эби? «Не выдержать его взгляда» - тут же был мысленный ответ. Том стоял у входа в павильон, сложив на груди руки и следя за происходящим оценивающим взглядом, точно ревизор, прибывший на проверку. Кажется, развеселившие его люди удалились, потому как ничто уже не выдавало в нем человека хохотавшего минуту назад. На мгновение в Эби проснулось раздражение, словно старая привычка, готовность к необоснованной критике, и тут же потухло, стоило увидеть его улыбку, обращенную кому-то из съемочной команды. - Что он здесь делает? - сказала она вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. - У нас примерка костюмов, - прозвучал ответ совсем рядом, и О’Нил заметила костюмера с вешалками в руках. Заметив, что почти до дыр скрутила листок бумаги в руках, Эби поспешно отошла в сторону, чтобы не попасть в поле зрения Харди. Обойдя начищенный до блеска ретро-автомобиль и разгладив насколько это было возможно бумажный текст, девушка пристроилась у большой железной лестницы, точно заняла свою позицию в окопе. Она наблюдала за ним исподтишка, делая вид, что читает сценарий. Даже шевелила губами для большей убедительности, в тайне бросая как бы незначительные взгляды. Эта его расслабленно-непринужденная поза, чуть сутулая спина, пока он что-то увлечённо изучал, разложенное на столе. Задумчивый профиль, приоткрытый рот, в любой момент готовый задать вопросы. Эби мысленно провела контур вдоль его носа, губ, подбородка, спустилась по линии шеи, где щетина на лице встречалась с началом роста волос на груди. Девушка вздохнула, обхватывая взглядом его плечи, руки и запястья. Как же она соскучилась! Даже если Том и заметил ее присутствие, то не обращал никакого внимания и она его за это нисколько не винила. Да и разве смогла бы она взглянуть ему в глаза после того, что произошло с Леоном? - Через двадцать минут приступаем к пятой сцене, - раздался голос ассистента режиссера где-то в стороне. Эби ещё раз пробежала глазами реплики и под общий шум засуетившихся реквизиторов, выскочила из павильона на улицу подышать воздухом. Сколько ещё это проклятое сердце будет так бешено биться в его присутствии? Том стал ее наваждением, навязчивой идеей, единственным, о ком она думала каждую минуту своей жизни. Но сейчас нельзя. Не теперь. Работа личных отношений не терпит. Женщина-актриса и просто женщина – совсем разные понятия. Главное, в нужное время отключать одну и включать другую. И Эби должна справиться. Как-никак одна из заповедей театрального искусства, чему и учили маститые педагоги в институте. Ах, как они все любили кричать: профессионализм, качество исполнения, погружение в персонажа с потерей себя! Но разве мы просто куклы с заученным текстом, с наложенным гримом, с примеренной чужой судьбой, будто второй кожей, лишенные своих собственных чувств и не имеющие права позволять им овладевать собой во время работы? "Читай сценарий вдумчиво, – говорили они, – но не играй роль, а живи ею". "Импровизируй по обстоятельствам на месте", – учил ее сам Том. Пасмурный день не исключал в скором времени и возможность дождя, судя по серому непроницаемому небу. Как раз под настроение! Через пару минут Эби окликнул один из молодых помощников, держа в руках яркий букет полевых цветов. - Курьер зашел с другого входа, мы вас не нашли… Так что вот… Девушка в легком замешательстве приняла цветы, но тут же пришла в себя и поблагодарила. Проводив взглядом юношу, она прижала к груди букет и вдохнула аромат. Будто кто-то прочитал мысли и послал ей маленькую частичку радости. "Твоя улыбка ярче солнца. Не грусти. Освещай!" - гласила вложенная записка. Уголки губ невольно поползли вверх. Подписи не было, но Эби знала, что цветы от Леона. Наверно, глупо было на него злиться. В конце концов, он единственный человек, который оказывался рядом всегда, когда ей было плохо. Возвращаясь на площадку и проходя через павильон, она озиралась по сторонам, но Тома нигде уже не было.