Never Play

Стайлз довольно жмурится, чувствуя на себе тяжесть одеяла. Тепло размаривает его, доводит до желания полностью откинуться назад, вжавшись в подушку затылком. Маленькая юркая мама – на краю кровати, ее ласковая улыбка еще не смыта болезнью, а руки теплые и нежные. Стайлз лежит и слушает маму, на ее лицо с заостренными, резко очерченными чертами, и все смягчатся из-за больших ободков темных глаз. Мамины руки касаются его, слегка поглаживая по скуле, щеке, краешке одеяла. Голос мамы – шелестом ветра, царапаньем окна, взгляд мамин – подрагиванием фонаря, любовь мамина – тенями ночью под кроватью. Клаудия рассказывает о лисице, которая бродит меж черными деревьями, и рыжая шерстка ее – почти красная, раскаленным цветом между узкими, неприветливыми ветвями. Мелькает хвост один раз-другой, и острой гладкой коленкой, локтем, обнаженным плечиком – и в красный плащ. - Хищник идет ловить хищника, - говорит мама, начиная рассказ. Голос ее становится ниже с продолжением истории, шелестит, и Стайлз засыпает, уголки губ приподняты. Он вообще очень улыбчивый мальчик. * Стайлз узнает о Питере Хейле все, что только можно, надевает красную толстовку. Он сует наушники в уши, перешагивает через тень первых деревьев в лесу и начинает бежать. Бег – не его конек, он начинает задыхаться уже через пять минут. А еще через пять – спотыкается, наушники вываливаются, и Стайлз вспахивает коленями влажную листву, чертыхаясь сквозь зубы. - Для человека без малейших спортивных способностей ты на удивление упорный, - тянет мужским голосом откуда-то сверху, Стайлз дергается. - Привет, красотка, - бормочет он, мужчина смотрит на заполошного мальчишку, чувствует его неровное биение, улыбается. – Заблудился? - Могу задать тебе тот же вопрос. Ты же школьник, разве нет? - Сегодня выходной, - подросток отряхивает с ладоней прилипшие прошлогодние листья. – Очередная учебная тревога по поводу пожаров, - он затягивает шнурки и не замечает мгновенной дрожи, скользнувшей вдоль чужих плеч. – Знаешь, есть мультик типа «Юного пожарника» или еще какая-то хрень, там был мужик, который курил сигару и говорил речь в конце, - тянет Стайлз воодушевленно, - и он сказал «Господи, парень, это же Калифорния, тут каждый день что-нибудь горит!». Так что я могу лично зажечь и потушить пожар. Слушай, не найдется водички? - Ты полный придурок, - милостиво сообщает Хейл уже ровно. Стайлз широко улыбается. * Стайлз приходит к нему иногда. Он говорит «отпустили с уроков». Питер слышит «я опять сьебал с химии». У Хейла не так много на него времени – Стайлз либо успевает застать его утром, когда тот проснется, либо стоит вечером с пачкой чипсов и новой порцией дерьмовых хорроров. Когда Питера нет, отсутствует он пару дней или неделю. Хейл иногда упоминает об этом, иногда – нет, но Стилински низменно приваливается к нему домой, что-то берет (красивую пепельницу – нахуй она Хейлу), что-то оставляет (пустые бутылки из-под колы). Питер всегда знает, когда тот приходит, потому что такой Ад может устроить либо домашний дракон, оставшийся без присмотра, либо Стайлз. Когда Хейл приезжает опять, мальчишка ждет его, переминается с ноги на ногу в красных грязноватых кедах. Он весь промок, руки дрожат, когда Стилински пытается открыть окно замерзшими пальцами и смешно пыхтит. Он слышит позвякивание ключей, разворачивается, с легкого толчка между лопаток влетает в коридор, пытаясь перекричать грохот ливня. - Ты что-то долго! Питер входит следом, плавно закрывая дверь. В доме становится немо, оглушительно шумит Стайлз, просто стоя на месте с сомкнутыми губами, позволяя воде стекать на пол с одежды. Когда Стилински разворачивается, лицо у него по-подростковому шальное, губы – холодные, влажные от дождя, руки – вокруг шеи удавкой. Он лезет к почти полностью сухому Питеру. - Было охуительно скучно, - сердце Стайлза заходится. Питер целует его. Парень – тощий, зло-колючий, от него руки скользят, взгляд – отсутствующий, бьющаяся кровь звучит в ушах Питера отдаленно, как сквозь воду, как будто дождь уже между ними, пробил тяжелую крышу. Руки опущены, расслабленное тело. Стайлз не отвечает. Хейл отстраняется резко, но парень хватает за плечи, с шелестом и хохотом тянет к себе. - Тебя долго не было, - напевает он, одежда мужчины – вся влажная от соприкосновения с чужой. Дыхание Стайлза во время поцелуя глушит дождь. В темноте его лица почти не видно. Питер негромко включает приемник, Стайлз садится на подоконник в сухой одежде, обнимает ладонями чашку чая и поет простуженным горлом. * - Читал «Сумерки»? – Питер выходит на балкон, где Стайлз завалил все паршивыми книжонками и комиксами, а сам сосредоточенно выводил задачу по алгебре (и рядом – голую русалку; Хейл закатывает глаза). Вопрос такой дебильный, что Стайлз поднимает голову и очень, ну очень скептически вскидывает бровь. - Если ты нашел это в моем рюкзаке, то мне подкинули, - он зевает, просовывает голову вперед, цепляется руками за перила, - ну, я листал, в книжном акция была. Не купил, если тебе полегчает от этого. Вампиры, оборотни, баба, которая мне даст фору в умении пиздить саму себя, - расслабленно ведет Стайлз. Питер садится позади него на стул, и Стайлз укладывает голову на его коленях. – Нужно мое авторитетное мнение? - В Калифорнии никогда не верили в оборотней, - уклончиво говорит Питер, перебирая его волосы, но взгляд – сосредоточенный. Хейл вплетается в чужое сердцебиение, слушает, ловит малейшее изменение, - вряд ли это было бы у нас популярно. - Волосатые мужики, которым жизнь – не жизнь? – скучающе тянет Стайлз, дергая острым плечом, суетливо накрывает свои глаза ладонью мужчины. – Как же. Бэтмен будет пореалистичнее. - Говорят, людей разрывает в лесах что-то мало напоминающее зверя, - Питер ведет ладонью вдоль чужой щеки, наблюдая за тем, как смешливо дернулся под прикосновением уголок губ. Стайлз немного молчит, а потом мажет губами по ладони, поворачиваясь к нему. Поднимается на ноги плавно, почти изящно, чудом не сцарапав о гвоздь в полу красные джинсы, руку держит на плече. И говорит нарочито серьезно. - Куплю тебе все три книги, - и тут же сбивается, - их же три, да? Идеальное, ровное сердцебиение. Ни малейшего намека на подозрение. Хейлу, пожалуй, почти обидно. * Когда Стайлз по-дурацки появляется из леса очень – до невероятного близко – Питер не сразу осознает, что кажется ему странным. Стайлз шумит пачкой чипсов, ворует жвачку из чужого кармана, говорит о смешном дурацком однокласснике (просто демонстрации ради, школьный мир Стайлза состоит из однотипных классов, задирок и скучных прозябаний наказаний у химика), обдает запахами дома. У него смятая одежда, приятный запах свежести – и след от шоколада на подбородке. - …ветер сегодня пиздецкий, - вылавливает он из чужих слов, закрывая книгу. Стайлз ходит вокруг и елозит, его лицо – неожиданно радостное и взволнованное (то есть, еще больше, чем его невероятно дурацкая обычная версия). – Сделать что-нибудь пожрать? - Еще со вчера есть, - отвечает Питер автоматически, скептически осматривая красную футболку с принтом прямо из Гравити Фолз (Мэйбл смотрит на него заискивающе, свинья рядом намекает, что он что-то упустил). – Я скоро в город, подвезу обратно. - Дай мне полчаса, - просит Стайлз, перепрыгивая ступеньки, но низменно хлопаясь на последнюю. Та отдается громким протяжным скрипом, и Питера прошибает. Он не слышал его в лесу. Ни единого шороха. * - Ты любишь меня? Шуточный вопрос, лениво-игривая интонация. - До смерти, - радостно говорит Стайлз, и сердце его заходится в искреннем восторженном трепете. * Стайлз, невероятно тихий в лесу, пока Питер не вспоминает о нем; шагающий по листве неслышно, словно и нет его. Стайлз, замирающий черным силуэтом на пороге его комнаты ночью, а потом забирающийся на его кровать, едва он просыпается. Стайлз, целующий грубее, наглее, развязнее, когда на его руках, ногах, шее и спине вспыхивают красные огни царапин (следов неуклюжести). Вспарывает его грудную клетку не руками вовсе – длинными, тягучими, черными когтями-нитями, когтями-иглами. На рассвете. Солнце ярко очерчивает малейшее сопротивление, слабо пробирается сквозь тяжелые занавески, изредка показывая то мелькнувшую острую спину, то искаженные в боли губы. Все так тихо – сплошное молчание, только сорванное, нервное дыхание за секунду до проигрыша – что кажется, словно это все один из позабытых снов. Стайлз кажется моложе обычного, а Питер очень красивым за миг до того, как проигрывает. Питер лежит на боку, парень – лицом к нему, завороженно вглядываясь в помутненную радужку. Он трется носом о висок, подается ближе – слушает сердцебиение, придавливая к кровати легко. Играючи. Черные когти сходят на «нет», он пальцами погружается во влажное, горячее, пахнущее металлом нутро. Успокаивающе шепчет «ш-ш-ш», одной рукой водя вдоль щеки, оставляя грязноватые красные разводы. У Хейла – подрагивающие ресницы, поражающая беспомощность во взгляде, приоткрытые губы. Стайлз очень любит его таким. Он мажет большим пальцем вдоль прикрытых век – похоже на боевую раскраску. Стилински смеется; он измазан чужой кровью и своими слезами. Искренность и помогает, и наступает на шею (зависит от того, за кого играешь). Стайлз вылизывает его окровавленный рот, словно животное. Дышит-забирает дыхание, глотает рваный вздох. Мужчина дергается, и он легко толкает его в плечо, переворачивая на спину. Питер слабеет, и парень наклоняет голову к его плечу, у него перепачкан рот. Ты сам пустил меня в свой дом; иначе я бы не смог войти. Он любовно гладит чужое сердце сквозь смятую ткань, пропитанную кровью, сквозь тонкую, податливую кожу. Ухом жмется, слушает сердце, свернувшись под боком. Он засыпает с чужим остановившимся сердцем, к нему липнет сухая, пропитавшаяся кровью простыня. Почти в полдень скрипит дверь, и входит шериф. Его взгляд не блуждает, а сразу останавливается на искореженном теле и сбитых простынях, сползшем на пол одеяле. На собственном сыне, который устроил голову на чужом трупе. Его сын поднимает голову, Джон вздрагивает и смотрит на него неотрывно, в неподдельном ужасе. Его сын, а не труп на кровати внушает страх. Это не красиво – чудовищно отвратительно грязно жестоко- А потом Стайлз улыбается. Одними губами. Мелькают скромные ямочки под подсохшей кровью, медовые глаза заполняются красным. Он склоняет голову к плечу игриво, опасно, голодно. С другой стороны, думает Джон, это ведь Стайлз, и опускает оружие. Он ведь случайно. Дети не умеют играть. - …и назвали Красную Шапочку так не из-за ее красивой накидки, - шептала Клаудия, и глаза ее вспыхивали алым, пока она смотрела на сына, - она просто была голодна.