***
Мерный писк приборов усыплял Скотта, юный вервольф уже два дня не отходил от подруги, хоть его и выгоняли. Стайлз не приходила в себя. У нее обнаружили внутренние повреждения, о которых Мелисса предпочитала молчать. Практически не отходил от кровати дочери Джон, на которого даже больно смотреть было. Отчаяние шерифа прошло несколько стадий, но в каждой из них душевная мука была выше его возможностей. Лидия больше не хотела кричать, банши сама призналась. Они так и ждали, меняясь, чтобы поспать или помыться. — Скотт, — мама позвала его из палаты. Маккол поднялся, бросив полный печали взгляд на Стайлз. Бледная желтоватая кожа и голубые выступающие вены резали волку сердце без ножа. Он был готов встать на ее место и забрать все-все страдания, но, увы. Достается самым беззащитным. — Скотт, я должна поговорить с тобой, — Мелисса отводила глаза. — В чем дело, мам? — предчувствие его не обманывало, сердце женщины отбивало ускоренный ритм. — Она не очнется, да? Скажи! Оставаться в неведенье Маккол не хотел, это разрывало ему сердце. Бедная, бедная его девочка лежит там, вся в гематомах, с бинтом на голове и иголками в руках, и все из-за него. Если бы не его волчья сущность и все эти сумасшедшие дела, что творились в Бейкон Хиллс, она была бы в порядке. Они бы, как прежде, играли в Хbox и залипали на лакроссе. А если бы он помог ей на прошлой неделе с тормозами, то ему бы не пришлось слушать слова матери как приговор. — Нет, нет, Стайлз должна прийти в себя, думаю утром, — быстро оговорилась медсестра. — Так это же хорошо! — облегченно воскликнул парень, обнимая маму за шею. — Но есть кое-что... — тихий шепот ему в волосы. Скотт оттолкнулся от Мелиссы и замер. Последствия. Вот, что собиралась сказать ему мама. Господи, почему Стайлз? Почему?! — Она не будет ходить, — обреченно, как это умеют лишь врачи, сказала женщина. — Совсем? — просто не верится. Движение и Стилински всегда писалось через равно. Как небо и земля, как Малдер и Скалли. Самый энергичный человечек из его окружения, страдающий СДВГ и нехваткой часов в сутках. — Позвоночник раздроблен, хирурги сделали, что смогли, но... — она замялась, утирая слезу. Стайлз была ей как дочь, которой никогда не было. Взбалмошная, упертая и отзывчивая девочка, делающая за ее сына геометрию. Теперь же ей предстоит проснуться и обнаружить, что из всего ее тела двигаются только руки. Жизнь овоща. Осознав всю чудовищность ситуации, Скотт едва сдержался, чтобы не зарычать. Его единственный друг, понимающий и знающий все. Та, кто считал возможными отношения с Элиссон. Кто приковывал его в первые полнолуния цепями и не боялся. Кто не отвернулся. Пробормотав что-то нечленораздельное, Маккол выбежал на улицу и завел байк, внутри клокотала ярость. Волк рвался наружу с одной целью — отомстить. Дерек услышал запах обратившегося вервольфа раньше заглушенного мотора. — По твою душеньку, — хмыкнул Питер и захлопнул книгу. Войдя на порог лофта, младший Хейл увидел Скотта в таком состоянии, в котором тот никогда не был. Этот юный парень умел держать своего волка под жестким контролем. В воздухе витал запах не только злобы, но и боли. Только не это. Стайлз. — Я убью тебя! — рявкнул Маккол и бросился на альфу. Поединок вышел скомканным и коротким. Дерек легко блокировал удары беты, хотя один все-таки пришелся ему в подбородок. Не надо, Скотт, я не хочу причинить тебе еще больше вреда. И вправду, ярость и силы вскоре оставили молодого вервольфа. Маккол спрятал когти и опустился по стене, закрывая лицо руками. Он не стеснялся своих слез, просто хотелось отгородиться от стоящих над ним волков. — В чем дело, волчонок? — осторожно поинтересовался старший Хейл. — Спроси у Дерека, — глухо ответил Скотт. Питер перевел взгляд на подбоченившегося племянника и отрицательно помотал головой. Не подходи, хватит твоего участия в этом вопросе. — Видишь ли, Скотти, мой племянник от природы глуп и горделив, поэтому разговаривать с дядей о своих проблемах он не станет, — заливал оборотень, присаживаясь рядом с Макколом. — Что с девочкой? Дерек с такой силой всадил когти себе в ладони, что почувствовал, как выступила кровь. Он слишком боялся услышать правду. Хмурый взгляд обеспокоенно буравил бету, выдавало альфу только шумное дыхание. — Стайлз... — парень запнулся, сглатывая ком в горле. — Мама сказала, что она будет прикована к постели. — В смысле? — холодный ужас цепкой рукой сковал горло старшего Хейла. Он слишком хорошо осознавал, что это значит. Ты лежишь шесть лет без движения, не в силах задернуть штору от палящего солнца, не можешь даже поссать сам, не говоря уже о банальной прогулке. Ты — ничто. — В смысле парализована! — вскочив на ноги, Маккол буквально выплюнул эти слова. — Что скажешь, Дерек? Теперь ты уже не так уверен в себе, а? Можешь не волноваться, больше Стайлз тебя не потревожит своей болтовней! Не щадя резину и прыгая на колдобинах, Скотт умчался в город, оставив Хейлов с противоречивыми эмоциями. Альфа неуверенно зашел в лофт и опустился на диван, чувствуя, как внутри скребут кошки. Его вина. Ничья больше. Хрупкая и выносящая мозг Стилински не может быть прикована к постели, это просто немыслимо! Пусть лучше каждый день приходит к нему в дом и забивает голову своей чепухой. Пусть хоть поселится здесь... — Вижу, моего племянника съедает вина, — философски заключил Питер, садясь с ним рядом. — И что я теперь должен делать? — выдохнул Дерек, потирая переносицу. В его руках огромная сила, что превосходит человеческую в разы, его клыки могут разорвать плоть за секунды, но сейчас он чувствовал себя беспомощным кроликом. — Ты знаешь, что должен сделать. Альфа обернулся на дядю, приподнимая в недоумении черную бровь. Голубые пронзительные глаза внимательно смотрели на племянника, прожигая дыру своей правдой. Господи, как ты можешь даже думать о таком?! Стилински всегда была занозой, да, она не боялась лезть на рожон и ломать себе пальцы, но всегда — всегда! — оставалась человеком. В этом была её сила и её слабость.***
Солнце резко било по сомкнутым векам, отчего Стайлз хотелось зажмуриться сильнее. Ещё больше хотелось пить и почесать пятку. Так она пришла в себя, различив у своих ног папу и Скотта. Свинцовая тяжесть во всем теле придавливала её к койке, не давая подняться. Над ухом что-то мерзко запищало, стоило ей приподнять руку с катетером. Нет, ну какого черта в больницах все пациенты одеты в бледно-зеленые рубашки? Другого цвета не выпускают? Мне и в обычной ситуации не идет такой оттенок, хоть бы розовый выдали. Стоп. Что происходит?! — Стайлз! — тон отца её не порадовал, но серые тени под глазами напугали до чертиков. — Пап, — прочистив горло, просипела Стилински, — что произошло? Рядом стоял ее лучший друг. Скотти, в чем дело? Почему ты такой хмурый, словно пятьдесят мячей пропустил? Так, думай, Стайлз. Что там последнее? Вечер в лофте, перебранка с хмуроволком, гори он в аду, джип... — Что с джипом?! — воскликнула девушка, едва вспомнив о машине. — Забудь о нем! — утирая глаза, рассмеялся Джон, многозначительно поглядывая на Маккола. Не сболтни лишнего, парень. Но молодой волк и не думал ничего говорить. Ему известна страсть подруги к этой колымаге, поэтому Стилински вряд ли обрадует новость о том, что джип эвакуировали на авто кладбище. Чувствуя двойное дно в происходящем, Стайлз замерла, осматривая свое тело и руки. Так, голова забинтована. Прикольное селфи получится, ничего не скажешь. Очень болела спина, видимо, она ее сильно повредила. Приподняв простыню, девушка различила гипс на правой ноге и плотную повязку на груди. Ого, нехило так меня угораздило! — Мальчики, — в палату вошла Мелисса, — подождите за дверью. Красивая мама Скотта много раз заменяла ей собственную мать, поэтому она наверняка помнит, что Стайлз ненавидит больницы. При крайней необходимости женщина всегда сама брала у нее анализы и водила по кабинетам. Стилински не успела заметить кивок отца, которым он попросил Мелиссу об одолжении. Когда медсестра сообщила шерифу вердикт врачей, мужчина был шокирован и дезориентирован. Причем полностью. Пришлось накапать ему успокоительного и измерить давление. Джон признался, что не сможет сказать дочери правду, ни за что на свете. Его крошка всегда была активным ребенком, самым любознательным, не знающим и не дающим покоя, но он любил её именно такой. В его возрасте принять тот факт, что Стайлз до конца жизни останется инвалидом, равноценно собственной смерти. — Стайлз, ты помнишь, что произошло? — Мелисса светила ей в глаза фонариком и осматривала подключенные приборы. — Авария... — промямлила девушка, сглатывая ком. Ой, как мне всё это не нравится! — Да, ты попала в аварию, — подтвердила её слова медсестра и села рядом. — Голова не кружится? — Нет, — такое поведение Мелиссы выглядело странным. — Что-нибудь болит? — Спина и челюсть, — к зеркалу лучше не подходить, там, наверно, огромный синяк. Женщина кивнула и что-то записала в лист осмотра. Повисло неловкое молчание, которое заставило Стилински занервничать ещё сильнее. С мамой Скотта всегда можно было поболтать, рядом с ней не казалось, что разница в возрасте существенная. — Но в целом, я в порядке, — нашлась Стайлз. — Может, отправим меня домой? — Стайлз, попробуй пошевелить пальцами на ноге, — тихо попросила Мелисса, не смотря девушке в глаза. Не понимая смысла просьбы и принимая всё за глупую игру, Стилински посмотрела на свою ногу, лежащую под простыней, и подёргала лодыжкой. Или нет? Моргнув несколько раз, Стайлз повторила процедуру ещё раз и ещё, но нога не двигалась! В её голове движение исполнялось легко, но на самом деле простынь даже не шелохнулась. — Что за черт?! — воскликнула Стилински и откинула рукой злосчастную ткань, открывая тяжелый гипс и оголенные колени. — Тише, Стайлз, — женщина удержала девушку от попытки подняться. — Я должна тебе кое-что сказать. Стилински слушала и молчала, большие карие глаза заволокло поволокой, а мысли унеслись далеко. Много лет и по сей день ей казалось, что страшнее того дня, когда папа сказал о мамином уходе, ничего не может быть. Ничего. Но лежа в палате под жалеющим её взглядом Мелиссы, Стайлз поняла, что не чувствует обеих ног.