— Аш!
От голоса, раздавшегося рядом я недовольно нахмурился, отложив на кофейный столик свежую, еще ни разу не согнутую в уголках, в качестве закладок, газету, закрывая страницу с прогнозом погоды на эту неделю, скосил взгляд в сторону, внимательно глядя на развалившегося в кресле Дадли, который уставился в старый для меня, но новый для этого времени, телевизор, смотря непонятный и неинтересный мне мультфильм.
— Да, дорогой братец, я тебя внимательно слушаю, — видя проступившее недовольство на лице родного брата, я не мог удержаться от привычной манеры речи, которая полюбилась мне использовать в разговорах с близкими, — Мое время не резиновое, не мог бы ты конкретно выражать свои размышления, а то я еще не научился читать мысли.
— Завались! — он стремительно подпрыгнул, вскакивая с насиженного места, от чего его складки жира поднялись в воздух и словно желе, приняли первоначальную форму. Мое глубокое уважение Вернону, что хоть он послушался моему совету и сел на диету, которая, хоть более меняя, привела его тело в относительную форму. В отличии от старшего сына, который не желал слушать слов матери и моих наставлений отрастил второй подбородок.
— Ты хотел сказать, куда мы пойдем на наш день рождение, — я не предположил, а утверждал, зная, что в скором времени должны были завести разговор на эную тему, касающуюся наших интересов в данном мероприятии.
По традиции нашей семьи я и Дадли по очереди выбирали места, куда хотели бы отправиться на празднования дня рождения. В этом году настал черед Дадли составлять план нашего «похода».
— В зоопарк, Пирс поедет с нами, — я кивнул, давая понять брату, что принял к сведенью его выбор и не имею ничего против, но мне было необходимо вспомнить, боится ли меня до сих пор та неприглядная мышка или нет, а то будет неловко перед Верноном, что из-за меня и наших «дружеских» разногласий с прихвостнем брата, сорвалась поездка, хотя сам бы с удовольствием съездил бы туда-либо отдельно, либо с мадам Рено, вместо подарка.
Стоило только вновь представить то тощее, бледное лицо, искривлённое страхом, как тело подо мной пробирала дрожь, а руки, покрытые темными, переходящими в алые пятна только появившихся синяков, уродливой паутинкой кровоподтеков, скрытые под слоем придорожной пыли и черной грязи, улавливая запах травы, которая спуталась вместе множеством мелких веточек, торчали из темных коротких волос, то вновь захотелось сильно приложить этого парня об землю. Так, чтобы от удара головой он не смог четко разглядеть человека, который вновь может поставить зазнавшегося мальчишку на место.
— Гх!
Меня будто электрическим током ударило, словно я коснулся оголенных проводов. Воздуха катастрофично не хватало, горло горело и скребло от невозможности вздохнуть. Тело стремительно бросило в жар, почувствовав холодную влагу на щеках, я без возможности даже слегка приоткрыть глаза, попытался стереть выступившие слезы, но только сильнее раздражал кожу лица.
— Эй, Аш, ты в порядке? — грубые, резкие, но так в этот момент необходимые мне хлопки по спине, помогли наконец откашляться. На ладони помимо вязкой, тянущейся от уголков губ слюны, я скрыл от внимательного взгляда брата розовые разводы крови. Я испытал истинное блаженство, когда холодный воздух наполнил легкие, давая наконец возможность нормально сказать хоть несколько внятных слов.
— Спасибо, Дадли, просто подавился, — я благодарно улыбнулся, не без чужой помощи откидываясь на спинку кресла, головой задевая лежащего наверху Чешира, свесившего лапы по обе стороны изголовья.
— Бывает, — брат просто пожал плечами, вернулся на свое место. У нас бывают времена, когда мы можем спокойно, без обоюдных подколов или агрессии, переходящей в личные оскорбления, разговаривать или, как сейчас, оказываем помощь друг другу, зная, что в будущем так или иначе нам придется, в какой-то мере положиться на друг друга. Даже касательно бытовых вопросов.
…Зеленые стеклянные глаза, так напоминающие фарфоровые, заволокло мутной белесой пеленой, без возможности уловить крохи эмоций, в все еще живых глаз.
Разодранная в непонятное месиво грудная клетка вздымалась под моими руками, которыми, не контролируя свои действия, безостановочно бил, нанося удары, уворачиваясь от крепких желтоватых зубов, не позволяя мертвецу прогрызть и оторвать кусок побольше, при этом раня тонкую кожу на запястьях о выпирающие сломанные ребра. Проводя по груди, желая дотянуться до шеи с намереньями сжать свои пальцы, услышать хруст раздробленной глотки и ощутить на губах хлынувшую из рта девушки кислую с сгустками коричнево-серой гнили, кровь, но мои ладони остановились, ловя слабое, но ритмичное дрожание, так походившее на удары сердца…
Я с силой сжал кристалл, выравнивая ускорившееся сердцебиение. Металлический кислый привкус до сих пор преследовал меня, а в необычайных и таких родных глазах Гарри, ловил себя на том, что кузен мог быть на месте этой преображенной в мертвеца женщины. К горлу подступил удушающий ком тошноты, от чего в голове чуть просветлело, возвращая мысли из ворота воспоминаний, которые мне забыть будет невероятно сложно. Или даже попросту невозможно.
Я не хотел убивать, но это было необходимо, ведь если не я отправил в мир иной женщину, то, скорее всего, на ее место оказался бы я. «Это была необходимая жертва, чтобы жить». Гулкие слова мадам были слышны, словно через радио помехи, но именно они и выдернули меня из угнетающей депрессии.
— Дадли, если Гарри будет искать меня, то я у себя.
— Хорошо, — брат недовольно пробормотал, отворачиваясь от меня, видя, что я нахожусь в не лучшем состоянии, но промолчал.
Тело Аша для меня было загадкой. Когда я только первый год пребывал в роли младшего сына четы Дурсль, мне казалось, на счастье старшего брата, в порядке вещей было каждый месяц слечь с высокой температурой или затянувшейся простудой. Для меня это стало привычным делом. Но, по пришествию этого одного года, я понять не мог, почему начинал страдать от нестерпимой жары, когда на улице было всего пятнадцать градусов, а зимой, стоило температуре пересчёт ноль по Цельсию, то простая, неспешная прогулка, в застегнутой куртке становились для меня настоящим испытанием. Жар, исходящий от меня, по словам Гарри, был не связан с болезнью, а температура тела сохраняла ровные 36,8. Мне было забавно наблюдать, как мадам Рено куталась в особенно холодные вечера в теплые вязанные накидки, грея замершие ладони о стенки кружки, от которой исходил просто чарующе сладковато-пряный аромат корицы. Мои чашки с кислинкой цидонии и меда, для непривыкших к терпкому вкусу, от которого лимон покажется слаще сахара, было не понять моего восторга по поводу данного напитка. Француженка только сильнее куталась, отворачиваясь в сторону, не глядя на легко одетого меня.
Несмотря на то, что чаи были согревающими, мне они не приносили относительно никакой пользы, даже расхаживая в одной длинной тунике, предоставленной мадам, я стал менее восприимчив к холоду. Мадам Рено предполагала, что мои изменения связаны с скорым полным Пробуждением стихии, но точно она не могла сказать, так как магия у маглорожденного Природника отличается от чистокровного, у которого идет поддержка магии Рода.
Во мне еще таится крохотная, но сильная, надежда, что Гарри спишет мою пошатнувшеюся психику на очередную хворь, которая запоздало свалилась на меня.
Полнейшая тишина, что царила в комнате успокаивала. Щелчок выключателя и комната наполнились тускло ярким светом, создавая причудливые серые тени в углах помещения, акцентируя все мое внимание на крупицах парящей пыли в воздухе, оседающей на одной из обложек книги, стопкой стоящих на полу.
Стоило мне подойти к окну и распахнуть то настежь, в комнату, поднимая в воздух листки бумаги со стола, влетела небольшая сова, принося запах терпкой смолы и хвои.
Птица сделала еще несколько взмахов крыльев и уселась на деревянную спинку стула. Конверт аккуратно упал на кровать, заранее сброшенный в воздухе.
— Как вовремя, однако — золотые глаза непрерывно смотрели на мои действия, как я лениво, с определенной неохотой полез в рюкзак, с прикреплёнными значками и яркими нашивками за предварительно нарезанным яблоком. Брелки, прикрепленные к собачке, повисли в воздухе, потом обязательно привлекут внимания мою серую заразу.
Помня мой последний неудачный опыт общения с данными птицами, я долго вытаскивал пестрые перья у себя из волос. Карликовая сова мадам Рено — Фиби, очень любила, когда ту почесывают и поглаживают головку, особенно млея у меня в руках, а когда, стоило мне прикорнуть, как та с превеликим восторгом зарывалась в мою и так небрежную, и лохматую шевелюру, создавая настоящее воронье, в том случае — совиное гнездо.
Потому аккуратно передавая внезапной гостье угощения, я принялся за письмо.
Конверт действительно был тяжелый и толстый, сделанным из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка на конверте отсутствовала. На обратной стороне, на месте, где необходимо было разорвать бумагу, она была запечатана пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на гербе были изображены лев, орёл, барсук и змея, а в середине — большая буква «X».
Мистеру А. Дурслю, графство Суррей, город Литтл Уингинг, Тисовая улица, дом четыре, второй этаж, маленькая комната.
Надо же, я дожил до того момента, хоть и умер разок, когда могу с уверенностью сказать, что дорога в дурдом мне обеспечена.
«Желания подобны магии, правильно направляя свою силу в мысли, то самые сокровенные мечты могут сбыться» — цитата одной из книг для начинающего мага.
Сорвав восковую печать, внимательно посмотрев на сову, выжидающе сидящую, доедающую последнее совиное печенье, я, не надеясь на ответ, все же спросил у прелестницы:
— Если я отправлю с тобой ответ, ты сможешь его передать Минерве МакГонагалл?
Согласный
«Ух», волшебного создания вызвал у меня облегченных вздох, что не продется передавать послание с Фиби.
Вытряхнув все содержимое письма на покрывало кровати, я очень был удивлен увидеть золотистый билет на поезд.
Раскрыв сложенные листы пергамента, я начал с самого первого и главного, в данном послании.
ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»
Директор: Альбус Дамблдор
(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный, чародей, Президент Международной конфедерации магов)
Дорогой мистер Дурсль!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.
Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.
Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!
В тот момент я не мог сообразить, почему билет был прислан в первом послании, когда Гарри его передал Хагрид лично в руки. От хаотичных мыслей у меня разболелась голова, но перед тем, как я усну на месте, мне все же стоит отправить ответ. Лучше от имени Петуньи, а как потом, мне продется придумывать отговорку, почему я не собираюсь поступать с Дадли в одну школу — другая проблема, которую я не решил до конца.
«Уважаемая Минерва МакГонагалл.
Благодарим за письмо и возможность обучаться моему сыну в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс».
С покупкой необходимых книг и предметов мы справимся сами. Нет необходимости посылать человека в качестве помощника нашей семье.
Искренне Ваша, Петуния Дурсль, урожденная Эванс.»
Письмо, заранее составленное в компании с мадам Рено, несколько дней назад, мне не составило проблем повторить вновь. Приписку с девичьей фамилией матери мне пришлось дописать, чтобы у профессора развеялись все сомнения. Мадам скептически отнеслась к этой затее, но переубеждать не стала, так как ей было неизвестны все тайны семьи Эванс и их связи с английским родом Поттер. Насколько мне известно, по коротким некоторым оговоркам, Петуния, когда-то давно, все же посещала Косой Переулок вместе с родителями и младшей сестрой, так что все можно списать на то, что она отчасти помнит дорогу и готова сама лично помочь сыну с покупками для предстоящего учебного года.
Конечно, в эту натянутую ложь будет сложно поверить, а в то, что она не хочет, чтобы кто-то промыл мозги ее сынишке — вполне. Я же планировал посетить магический квартал вместе с Гарри и Хагридом.
Заклеив обычный белый конверт, написав имя получателя и отправителя, я аккуратно привязал шнурком письмо, проверяя, чтобы то не упало во время полета.
— Спасибо за работу, — погладив рябую совушку по оперению, та словно кошка, зажмурилась от удовольствия и сорвалась с места, унося собой послание.
Так, что за черт тут вообще происходит?
Я с силой схватился за голову, оттягивая белые пряди на затылке, разглядывая билет из Лондона до Хогвартса с платформы 9 ¾. Золотистая ажурная рамочка, с гербом школы посредине, закрывающая его надпись крупным шрифтом, привлекая внимание своим необычным номером.
Мог Альбус Дамблдор не знать, что в доме, где проживает его Золотой мальчик будет проживать еще один маг и уж он то мог бы сказать, что это странно, что в одном письме был билет, а в другом нет.
Хотя, первое письмо Гарри сжег Вернон, а те у себя могли посчитать расточительством билетов, и для точной уверенности, что с ним ничего не случится, отдали кузену в руки. Логично. А если я перехвачу, то самое первое письмо и в нем не окажется билета?
— Гарри, в какую чертовщину мы ввязались!
Мадам Рено, прошу предскажите, что я переживу первый год без срывов… А завтра еще и зоопарк, с моим Днем Рожденья.
Я печально выдохнул, поудобнее ложась на кровать, убирая в одну из книг письмо, которое планирую показать матери после праздника. Нужно только сначала, на всякий случай переписать содержимое письма. Ну, мало ли…
* * *
Гарри крался на носочках, боясь любого скрипа половицы, пробираясь в комнату. Бесшумно открывая дверь, мальчик очень надеялся, что кузен не сильно будет злиться, что задержался с ребятами из секции, которые помогали ему выбрать подарок Ашу.
Поттер зажмурился, непонимающе косясь на выключатель, а затем на лампы. Беловолосый юноша спокойно спал в кровати, не снимая верхней одежды, вызывая удовлетворенный, но при этом недовольный вздох.
Его кузен бывает на удивление небрежен, особенно касательно своей комнаты и личного пространства. Переступая через горы книг, мальчик не мог сообразить, как Дурсль-младший так легко ориентируется в таком бардаке.
«Если я могу найти вещи, то бардак — это фен-шуй. А вообще Фен-Шуй придумали китайские воры, чтобы лучше ориентироваться в домах!»
Уверенный голос Аша, произносившего эти слова, стоя по колено в макулатуре, вытащенных из шкафа, вызывал только смех. Но, винить того не мог, так как после того, как Гарри уговорил того на генеральную уборку, то не мог в течении нескольких месяцев найти самые разнообразные вещи.
Зеленые глаза, полные обиды преследовали его везде, и ему пришлось извиняться так, как любил сам Аш — отвести его в парк и раскачать того на качелях солнышком, пока тот сам не скажет стоп.
Гарри почему-то был уверен, что в будущем кузен определенно будет заниматься каким-нибудь экстремальным видом спорта. И когда тот скажет Поттеру: «Хочу!», то не сможет сопротивляться и позволит влюбленному в нечто экстремальное, чуждое ему самому, брату. Слишком живым и неконтролируемым, влюбленным, он выглядит в эти моменты.
Стараясь не разбудить блондина, он аккуратно переодел Аша, тщательно разглаживая снятые вещи, вешая те на вешалку, а потом сам залез в новую пижаму пастельных тонов. Ложась рядом с магом на расстояние вытянутой руки. Ему было невдомёк, что за домом в этот день наблюдала ведьма, облачённая в глубокую черную мантию, готовая в любой момент произнести заклятья, если магия ее ученика выйдет из-под контроля и попытается навредить окружающим маглам.
Поттер невесома провел по непослушным прядям Аша, перекатывая между пальцев небольшие бусины и мелкие косички, которые не замечал до этого вечера, не подозревая, что эти обереги — разработка французской волшебницы. Гарри, не касаясь шрама на лице, который начинался почти у кромки волос, провел по самой длинной из кос на челке, которая заканчивалась у подбородка, останавливаясь, зажимая веревку, заменяющую резинку.
Закрывая глаза, погружаясь в сон, отпустив локон из ослабевших пальцев, тот уже не видел, как тело кузена покрывали бирюзовые ветвистые линии, так похожие на причудливую паутину, которая у кистей рук и ладоней собиралась в более толстые и яркие полосы, желая полностью закрасить эти места, и словно высушивая кожу вокруг, она шелушилась и подобно старой бумаге отслаивалась, позволяя свечению усиливаться в районе шеи и груди.
Шрам чернел и краснел, пока также не был скрыт появившимся причудливым переплетением.
На короткий период, словно почувствовал зудящую боль, Аш приоткрыл слезящиеся глаза, радужка которых затянулась насыщенным зеленым цветом, а ближе к зрачку, плавным переходом, словно мастерский градиент, сливался с бледно-желтым свечением.
Чешир взволнованно мяукнул, переметнувшись, вскакивая с кровати, куда забрался после Гарри, ранее прошмыгнув вместе с ним в комнату, раздраженно бил хвостом, чувствуя, как исходящие холодные волны распространяться по всей комнате, не затрагивая, словно защищённого в золотом куполе кузена и встревоженного кота, чьи золотые глаза отражали переливы бирюзы, непрерывно наблюдали за хозяином, входившим в состояние полного пробуждения Стихии.
