Euphoria

Кому не нравится, пожалуйста, не читайте. Я что хотел, то и написал. Вас это ни к чему не обязывает. - Бекхё-ён! Ты где? – в крохотной квартирке гремит бас Чанёля, вернувшегося домой после очередной смены в баре. Почему-то внезапно в клубе решают провести корпоратив, созвав на него всевозможных танцоров, хостов и прочих работников заведения, включая бармена, которому выпала честь быть Чанёлем. Мало того, что он отрабатывает в одиночку, так еще и попутно на своем собственном горбу относит перепивших продажных мальчишек в подсобку. Нет, ему за это не доплачивают, но если он сего не совершит, то стойка под весом дремлющих пьянчужек обвалится на ноги адекватным посетителям. К концу вечеринки руки рыжего его не слушаются, трясутся и вовсе не хотят завязывать шнурки на кедах и попадать в рукава куртки. А ему еще предстоит переться в круглосуточный магазин и покупать продукты из списка Бекки, написанного настолько мелким почерком, что и с карманной лупой не разобрать. Буковки стоят слишком тесно, превращаясь в непонятные каракули и завитушки. Однако, если каланча посмеет появиться сегодня дома без необходимого провианта, то спать он будет в ванной, без одеяла и обогревателя, забыв про подушку, заботу и вообще намек на какую-либо нежность. Но положение вещей на данный момент радует эльфа куда больше, нежели несколько месяцев назад, когда он привозит Бекхёна из больницы обратно. Тот сразу уходит в себя молчит сутки напролет, изредка поглядывая в полупрозрачную бумажку с указанием диагноза. Первые дни в голос орет, что он парень и рожать ему нельзя, слезно просит Чанёля вынуть сие существо из него, сделать что-нибудь, избавиться навсегда. Рыжий наотрез отказывается слушать вопли человека с неустойчивыми, как буйный лось, гормонами, пропускает упреки, угрозы, обидные слова в адрес своих ушей, роста и прочего, справляется с ежедневными истериками, постепенно сходящими на нет. Вскоре парень привыкает к положению вещей, успокаивается и подпускает бармена к себе, позволяя вернуться на кровать и обнимать свое хрупкое тело во сне. К концу четвертого месяца Бекхён принимает себя полностью, осматривает в зеркало округлившийся животик, проводя по нему ладошками. Не смену раздражительности приходит зверский аппетит, стоит ему учуять еду, Бекки, не раздумывая, мчится в ее сторону и уничтожает в мгновение ока. Чанёль в параллель с этим скупает тонны книжек про детей, уходя в чтение с головой и ограждая беременного любовника от всевозможных вредных вещей. После середины шестого месяца бармена накрывает безнадега, ему жутко хочется секса, особенно после внешних изменений у Бекхёна: парень светится, кожа будто поглощает солнечную энергию и выдает за свою. Бекки превращается в вожделенный объект всех снов Чанёля после того, как в один вечер, ложась спать и принимая привычную организму позу, он ощущает запах топленого молока, исходящий от соседа. Никаких духов, одеколона или простого мыла. Именно молока. В клубе работы – хоть отбавляй, а по доброте душевной владелец добавляет своему другу рабочих часов в смене, увеличивая почти до двенадцати, чем изрядно выматывает работника. После такого время препровождения Чанёль боится сорваться на Бекхёне, ведь нервы расшатываются быстро, а учитывая резкие перемены в настроении у парня, эльф может не сдержаться. Такое почти происходит, когда беременный заставляет Чанни после клуба ехать за сыром тофу на другой конец города. На пороге он уже готовит гневную речь, пополненную новыми матерными словами, но и одного вспомнить не может, трогая упругий выросший живот своего парня, пока не чувствует легкий толчок изнутри. Как в такой момент кричать и ругаться… Бекхёну тоже приходится весьма несладко, по утрам великий гость токсикоз приходит без приглашения, предлагая встретить рассвет вместе с фаянсовым другом, затем весьма подозрительные желания, то мыла пожевать, раз оно пахнет клубникой, то мела. Иногда он носится по квартире будто с пропеллером в заднице, наводя порядок, в другие дни не справляется даже с собственным весом, валяясь бревном в постели. Единственный невозмутимый житель – кот – всегда находится неподалеку, чтобы, в крайнем случае, успеть доскакать до высокого рыжего парня и разодрать когтями ему колено, как однажды уже произошло. Тогда Бекхён полез на стул, а затем на стол и на верхнюю полку за печеньем, и почти упал. Благодаря коту, прилично подросшему, у Чанеля был напуганный Бекки на руках и шесть царапин на правом колене. Начало восьмого месяца встречает Бекхёна странными тянущими болями в пояснице, рыжий настаивает на строгом постельном режиме и , держа кота за шкирку, наказывает не позволять беременному ходить. Животное мило мурлыкает, хлопает пушистой лапкой бармена по носу и не сопротивляется тому, что с ним делают. Получив порцию почесываний, он прячется под боком у лежащего Бекхёна, дергая ушками. По возвращению Чанни выслушивает гневную лекцию о том, что кот не пускал парня в туалет потому, что пугался и цеплялся когтями в покрывало, а после шипел на сконфуженного Бекхёна и не шел на руки. Бармен в ответ смеется, получая кулачками по груди, сгребает соседа в охапку и успокаивает, укачивая. Ночью Чанёль определенно не жалеет о своем поведении, сбитое дыхание в районе шеи, горячие пальцы Бекхёна на члене и долгожданная разрядка, закончившаяся невинным вопросом: - Хочешь еще разок? В темноте не видно, как рыжий рьяно кивает, ведь это хоть какая-то замена близости, которой он себе не позволяет. Парень целует любовника, уже проникающего тонкой ладонью к нему в трусы снова, и поддается вожделению, тая от волшебных прикосновений. Бекки неудобно, потому что больший выпирающий живот мешает лучше ласкать своего парня, ему ведь тоже очень хочется почувствовать себя красивым и желанным, как прежде, но пока он такой, ничего не произойдет. По середине процесса, когда у Чанеля от возбуждения вырываются громкие стоны, он не выдерживает гормонального натиска и тихо пускает слезу, стараясь ничем не выдать себя. Ему известно, что долгие месяцы, а именно восемь с половиной, рыжий крепится, отмалчивается и послушно выполняет все наистраннейшие требования без выпендрежа или скулежа, ездит по заданным адресам после тяжелых смен, принося домой пакеты с продуктами, которые испаряются из холодильника через сутки, максимум двое. Красивые пальчики крепче обхватывают член партнера и ускоряются, изредка замирая у головки или яичек, чтобы доставить бармену больше удовольствия. Пара движений и ладонь Бекхёна вновь покрыта белесой жидкостью, едва различимой в полумраке комнаты. - Повернись, - раздается рядом уже любимый бас, и горячие губы касаются прохладных щек Бекки, который боится пошевелить рукой, пока ее обтирают влажной салфеткой - Спасибо тебе, давай ручку… В последнее время в речи Чанеля, любящего использовать крепкие выраженьица, все чаще мелькают уменьшительно-ласкательные словечки, потому у его соседа возникают «ручки», «ножки», «носочки», «трусики», «глазки» и «животик», несмотря на то, что в реальности все было совсем наоборот . Вес Бекхёна вопреки всем ожиданиям увеличивается всего на несколько килограммов, со спины даже невидно живота, но негодник все равно обходит стороной весы, не желая трепать свои нервы. От эльфа, вернувшегося после трудовой ночи, слегка веет алкоголем, Бекки знает, он не пил, на него надышали остальные, кому не приходилось следить за своим состоянием, а лишь отрываться по полной. Темнота скрывает, что рыжий поправляет штаны, а на Бекхене всего две вещи – огромная хоккейная футболка, спускающаяся до середины бедер и нижнее белье, причем слегка приспущенное, иначе резинка натирает кожу до красноты. Чанель одним рывком накрывает обоих одеялом, прижимаясь к возлюбленному со спины и поглаживая его по животу. - Почему ты не захотел узнать пол ребенка? – тихо спрашивает Бекхен, накрывая ладонь рыжего своей и переплетая их пальцы, - Ну тогда на УЗИ? - Потому что мне все равно. - Это как?! Тебе что, плевать?! - Дурачок, мне все равно кто родится, я буду его или ее любить до беспамятства, - легкий поцелуй между лопаток успокаивает беременного, и тот засыпает. Наутро Чанеля выталкивают из теплой постели на ледяной пол с единственным и безапелляционным заявлением – «Приготовь мне поесть!». Приходится вставать, искать под кроватью шлепанцы и тащиться в комнатку, где форточка была открыта всю ночь напролет. От стола отпрыгивает кот, огибающий ножки в ожидании хозяев и еды, мяукает и трется о Чанни, на что рыжий лениво выплескивает в миску молоко, в соседнюю сухой корм и продвигается к шкафчику с печеньем. Он слышит трель телефона, мысленно удостоверяясь, что это не домашний и не его мобильный. Звонок быстро замолкает, но на смену ему приходит заспанный хрипловатый голосок Бекхена, вопрощающий, кто же соизволил позвонить в такую рань, хотя циферблат показывает почти три часа дня. На несколько минут воцаряется тишина, заглушающая все вокруг, и бармен даже забывает про разговор в соседней комнате, занимаясь приготовлением кофе для себя и зеленого чая для Бекки. - Чанни, мы должны сходить к моему дяде, - Бекхён протискивается между обеденным столом и рыжим поваром, - Он сказал, что этот разговор не для телефона… - И ты уже собрался? - перед парнем появляется кружка, от которой веет жасмином, - А сам он дойти не в силах? - Давай сходим! Заодно прогуляемся… М? И в магазин зайдем, я опять хочу тофу… Или нет… - Ты никуда не пойдешь, максимум до лавочки у подъезда спустишься, - отхлебнув из собственной чашки, бармен садится и притягивает к себе своего любовника, - Не надо сразу дуться… - Я решил, я пойду! – легкий толчок в животе, и Бекки обхватывает его ладонями, - Меня никто не остановит! Мне надо двигаться, это полезно, просто, я не буду торопиться, и бегать, и прыгать, и толкаться… как некоторые… - Лучше перезвони ему. - Нет, - показывая свой настрой, парнишка отрицательно мотает головой, четко давая понять, что всеми фибрами души готов к совершению подвига. - Тогда не получишь подарок, - спокойно произносит рыжий, проглатывая остатки бодрящего напитка. Пока Бекхён борется с желанием пройтись или получить нечто интересное, бармен аккуратно отстраняется, составляя посуду в мойку. - Какой подарок? - Весьма занятный. Нет, не смотри на меня щенячьим взглядом, - отмахивается эльф, боится, что не сможет выдержать напора полного умиления от своего партнера, ведь парню хорошо удается этот запрещенный прием, - Не надо, нет, не смей… Фыркнув, Бекки складывает руки на груди, то бишь поверх живота. Естественно ему, как и любому человеку, не сидится спокойно, особенно, осознавая, что где-то в квартире спрятан сюрприз. - Позвони дяде, пусть сам подъедет, ты, так и быть, спустишься вниз, погуляете там и поговорите, - Чанни треплет соседа по волосам, - Как только ты это сделаешь – все тебе отдам… Тяжело вздохнув, будто оправляется на смертную казнь, беременный переминается с ноги на ногу, обдумывая предстоящие реплики, и, испробовав напоследок самый пронизывающий взгляд, мелкими шажками направляется в спальню, искать мобильный телефон. Сам разговор занимает две минуты, быстрое разъяснение, пара жалоб на здоровье, и дядя сдается, соглашаясь приехать в обеденный перерыв. Закончив вымученную беседу, Бекки вновь укладывается на кровать, чувствуя, что спина начинает предательски побаливать в поясничном отделе. Как только он устраивается, подтыкая подушку, рядом появляется небольшой пакетик с фирменным рисунком на боку. Конкретно его распотрошив, парень вытаскивает на свет фиолетовые пинетки. - Подумал, что пора уже закупиться, - тихо вступает Чанёль, достает остальные покупки, завернутые в подарочную бумагу. Из одной особо крупной коробки он вынимает красивое лоскутное одеяльце, - По-моему, вполне… - Их много… И это же дорого… И ты сам все нашел? Когда, как? - Такая веселая история на самом деле вышла, мне пришлось в магазине сказки рассказывать, плакаться в плечо продавшицам, мол, девушка у меня бешеная, ничем не помогает, вечно уставшая, ноет, причитает о ребеночке, а сама ленивая до безумия и не заботится о плоде…- рыжий блаженно потягивается, широко улыбается и пристальнее разглядывает одеяльце, - В итоге они расчувствовались, подумав, что я измучен донельзя и нашли самые необходимые вещи для новорожденного, плюс скидку сообразили не маленькую… или мой подарок не удался? - Мне очень нравится и ему тоже, аж распрыгался… - Бекхён морщит носик, ощущая радость человечка внутри себя, - Хотя я до сих пор не могу в это поверить, что со мной происходит то, что по сути должно случаться только с женщинами… Дальше день протекает весьма обыденно, Чанель помогает своему парню натянуть свои джинсы, подворачивая штанины, тот неуверенно отбивается, но после все же принимает помощь. Самому Бекки не удобно, да и не видно, как правильно застегнуть молнию на брюках. Даже кеды ему заботливо зашнуровывает и крепко завязывает бармен, предварительно уложив ножку себе на колени. Куртку тоже приходится одевать Чанелевскую, она элементарно шире, потому все-таки застегивается. Лестница вниз впервые кажется Бекхёну вертикальным спуском в бездну, несмотря на то, что высота одной ступеньки не превышает двадцати пяти сантиметров. Он осторожно берется за перила, незаметно для себя цепляясь в них мертвой хваткой, и медленно приступает к движению вниз. Лакированная деревяшка под рукой больше не болтается, как несколькими месяцами ранее, угрожая развалиться в любую секунду, парень вполне успокаивается, понимая, что у него есть дополнительная опора. И пусть его ручки выглядят чрезмерно ухоженными, в них таится огромная сила, не позволяющая грузному телу с необъятным животом шататься. Во дворике пахнет сухой травой, деревьями и солнцем, которое обогревает небольшой зеленый участок среди каменных построек. Недавний дождь оставляет на земле крупные лужицы с прозрачной водой. Этот август начинается внезапной жарой, плохо отразившейся на состоянии Бекхёна, правда на смену ей приходит подобие осени. Похолодание никак не сочетается с прекрасной сочной листвой и полноценными ясными днями, радующими глаз яркими красками природы. Бекки, одолев несколько лестничных пролетов и благополучно добравшись до лавочки, опирается на нее, собираясь проделать несколько кругов по садику, дабы размять конечности. Он отказывает Чанелю, когда тот тоже собирается выйти и сопровождать его на всякий случай. Однако малыш уверен, что хочет подождать дядю один, а если что-то и наметится, то рыжий спокойно услышит его из окна. Владелец клуба появляется на серебристом седане, оставляет машину при въезде на территорию, та мигает фарами, давая понять о включении охранной системы. Серый пиджак небрежно накинутый на плечи, почти падает, мужчина подхватывает его за несколько сантиметров от земли. Волосы взъерошены, лицо бледное и озлобленное, отчего Бекхён напрягается. Беседа выходит скомканной, больше похожей на монолог полный обвинений, сыплющихся на отца Бекки. Предложения вылетают из рта хозяина клуба, уследить за ними не представляется реальным, потому младшему боязно прерывать извержение. И все же среди прочих оскорблений проскальзывает основная мысль – отец не горит особым желанием забирать сына. Потом мужчина коротко обнимает Бекхёна, обещая быть рядом, извиняется за скорый уход, объясняя, что вынужден вернуться на работу, следить за своими служащими. Поднимается, отряхивая брюки и расправляя их от складок, улыбается племяннику на прощание и покидает его. Паренек продолжает сидеть, растерянно растирая ладошки, похолодевшие от волнения. - Что он тебе сказал? – Чанель присаживается на корточки перед соседом. - Папа за мной не приедет… Он.. женился на ком-то и уехал в Европу… У меня остался скудный счет в банке, записанный на мое имя и все…А его новой жене не нужен пасынок великовозрастный, потому меня никто не заберет… От меня все стремятся избавиться… - Ну что ты… Отвести тебя обратно? Все самое интересное случается в сумерках. Пока двое поднимаются обратно в квартиру, Бекхён успевает осознать, что что-то не так. Низ живота сильно тянет слишком сильно для привычных мышечных спазмов от переутомления. Внезапно он просто сгибается от сильной рези, хватаясь за рукава бармена, пытаясь правильно дышать, как описано в книжках, где подробно , в картинках, рассказывали, что должно происходить и с какими интервалами. Вся система работает из рук вон плохо, Бекки даже не считает нужным признаться парню, что боль не отступает ни в какую, а спустя пару часов усиливается. Очень полезные советы из поучающих брошюр называют все нормальным, вполне естественным, и, если серьезно воспринимать смысл печатных строчек, все должно было пройти. И все же, почувствовав сильную жажду, потянувшись за очередным стаканом с прохладительным напитком, выдает себя трясущимися руками, а стеклянное изделие с грохотом раскалывается об пол. Просто это сопровождается нечеловеческим воплем, от которого у Чанеля, повидавшего самых различных гадостей на работе, волосы встают на затылке дыбом. Он подрывается с насиженного места и мчится на животные звуки, исходящие из-за холодильника. Под ногами хрустят осколки, а в глаза бросается часто дышащий через рот, у которого на лбу выступила испарина. По своей сущности Чанель не удерживается от меткого высказывания в сторону Бекхёна, с легким намеком на безответственность и излишнюю строптивость беременного, за что получает по голове чашкой, а затем и блюдцем. Удивлению парня нет предела, его сосед, превозмогая тянущую боль внизу живота, умудряется быстро и безошибочно попадает по рыжей макушке всем, что попадалось под руку, а затем и самими ладошками. Не стесняется, ругаясь самыми грязными словцами, пинаясь и обзывая бармена бездушной сволочью, изредка замирая от новой схватки. До мысли, что это роды, Бекки доходит сам, вычислив между особо сильными болями промежутки. Почти на пальцах, через громкие крики, объясняет тоже самое своему любовнику, оставляя на нем новый синяк телефонной трубкой и требуя вызвать машину скорой помощи. И ему совсем не нравится, что в квартире возникают два субъекта, которые хорошо знают Чанеля и стремятся ему помочь, но вот беременному в растянутой футболке светиться не охота перед посторонними. Джунмен заботливо укрывают бушующего парня покрывалом, предлагает выпить успокаивающий настой из трав, принесенный им из дома. Управляющий выглядит весьма напуганным, смущенным и растерянным одновременно, когда Бекхён разрешает ему потрогать живот, чтобы убедиться – это не сон. У Лэя, пришедшего чуть позже, глаза сразу лезут на лоб, он неумело и неосторожно подмечает, что рожать призвание женское, мгновенно получая торшером на длинной ножке по лицу, и Джунмен не успевает спасти от удара своего возлюбленного. Под глазом у танцора расплывается синяк, на лице Бекхёна торжествующая улыбка, сменяющаяся гримасой боли. Вскоре Чанель спихивает бедного ошарашенного кота соседям по лестничной клетке, ведь животное оказалось мудрее всех и не показывалось до тихого «кис-кис-кис» от рыжего. Хитрая морда высовывается из-под дивана, принюхивается и, мяукнув, словно прощаясь с хозяином, выпрыгивает в коридор к бармену. Заметив мелькнувший серый хвост в дверном проеме, Бекхен протягивает к нему руки, чтобы схватить и притянуть к себе, но естественно не дотягивается, заваливаясь на бок. К машине скорой медицинской помощи, Чанни выносит своего соседа на руках, чем вызывает неожиданный прилив нежности. Тот чувствует себя уверенно и защищено на все сто процентов или больше, обхватывая высокого партнера за шею. Да и эльф с оттопыренными ушками в данный момент выглядит внушительным, сильным, мощным и непоколебимым, таким совершенным мужчиной, способным позаботиться о своей семье. На Бекхёна накатывает то самое необъяснимое возбуждение, возникающее у впечатлительных и чрезмерно чувствительных беременных, он мягко целует Чанеля в щеку, добиваясь милой улыбки в ответ. Впрочем, все не вечно, Бекки жмурится, унимая подступающую боль, напрочь забывает о прежнем желании близости, одаряя любовника новыми царапинами от связки ключей. Фельдшеры тоже не блещут радостью и счастьем, встречая странного парня с раздутым животом, а поскольку времени что-либо разъяснять ни у кого не было, молча укладывают «больного» на каталку, разрешая сопровождающему ехать там же рядом. Для них ситуация выходящая из ряда вон: хрупкий шатен с аристократическими пальчиками орет матом на высокого рыжего парня, смущено изучающего пол в салоне машины, не переставая держать пациента за руку и покорно снося все угрозы своему достоинству. Ему и так в двенадцатый раз за два часа обещают оторвать член, отыметь в разных позах , переодеть в девочку и пустить на панель, заставить рожать, уже слышать подобное не страшно. По телефону бармен сообщает врачу, той самой женщине, сделавшей первое обследование, предупреждает, скоро они подъедут к больнице, что Бекхёну плохо, если не ужасно потому, что он чувствует малейшие неровности на дороге поясницей, ворочается на твердом лежаке, дабы найти более удобное положение. Фраза « Его срок только через три недели» спокойствия не прибавляет. Возле приемного отделения их уже ждут с креслом-каталкой, подготовленным специально для Бекки вместе с теплым пледом для его обнаженных ног. Он почти плачет от накатывающих волн боли, сдерживается из последних сил, чтобы не кричать в голос. - Бекхён, - врач смотрит на побледневшего пациента, - Опиши боль по шкале от одного до десяти. - Четырнадцать, - вяло отвечает он, сминая в руках покрывало. - Ты готов? - К чему? - Мамой становиться? – усмехается женщина щупая сквозь одежду округлый живот, - Придется срочно заказывать операционную. Малыш уже просится на свет, хотя и раньше положенного срока… - Это еще зачем? – вмешивается обеспокоенный Чанель. - Кхм, ребенка необходимо извлечь из брюшной полости, пока мышечная активность не прекратилась, иначе будут осложнения. - Не надо резать, я не хочу, это будет больно… - нервно дергается беременный, заламывая руки. - Милый, не бойся, все произойдет под местным наркозом, я постоянно буду рядом с другими специалистами, которых уже предупредили о твоей особенности. Если хочешь, твой парень будет рядом, мы разрешаем присутствие близких, при соответствующих правилах подготовки. Сам процесс займет примерно полчаса… - А вы… - рыжий прокусывает собственную губу. - Да, я абсолютно уверена, что это лучший вариант. Тем более, другого просто не дано, как положено родить он не сможет. Лучше сделаем все по запланированной схеме, риск минимален, но, чем быстрее приступим, тем легче все пройдет, - поправив бейджик, женщина отвозит Бекхёна в палату, где ему предстоит подготовка, помогает переодеться в больничную одежду, - Я вернусь через несколько минут… Она оставляет двоих в палате, Бекхен теребит край рубашки, прокручивает на запястье пластиковый браслет , пока ненадолго боль отступает. Чанни усаживается в кресло напротив, неосознанно проводя пальцами по ушибам на лице. В голове не укладывается, что через полчаса его мальчика вскроет хирург , безжалостно пропорет тонкую кожу скальпелем, запустит к нему внутрь свои руки. Будет шарить ими, пугать и доводить до истерики бедного и без того не соображающего Бекхёна, который не сможет смотреть на это, да ему и не позволят. Однако сам факт остается неизменным, время неумолимо приближается к финишной черте. Напряжение растет с каждой секундой. Молоденькая медсестра приходит с металлическим подносом, на котором лежит чистый одноразовый шприц, ампула из темного стекла и ватные тампоны. Протерев сгиб локтя у пациента, она проверяет отсутствие воздуха в шприце и, ловко найдя вену, вводит препарат в кровь. По завершении Бекхён сразу же отдергивает руку, обиженно глядя на своего спутника, будто требуя агрессивной защиты. Неприятно, его случай считается уникальным, но все равно его истыкали иголками, коих он сторонился с детства. - Чанни-и, - тихий всхлип приводит парня в кресле в чувства, - Мне страшно, а если я умру-у? - Дурак что ли? – Чанель подходит к любовнику и нежно гладит по щеке, - Все у нас будет хорошо. Я буду рядом, только переоденусь. И никуда не уйду… Первое, что приводит Бекхёна в шок – огромные лампы над ним, таким беззащитным и открытым. Лица врачей скрыты за масками бледно-голубого оттенка, которые всегда одевают при приеме или осмотре, чтобы лишний раз не сотрясать иммунитет больного. Однако сейчас, они внушают страх нежели доверие, отчего Бекки туго сглатывает, боясь лишний раз пошевелиться и вызвать негодование у персонала. Его всю дорогу до операционной разглядывают словно животное, показывают пальцами, без излишней скрытности переговариваются, наплевав на то, что он все видит и слышит. Чанель исчезает из палаты внезапно, беременный ожидает услышать ответ на какой-то глупый вопрос, но, оглядываясь, никого не видит в комнатке. Вставать ему запрещено, потому он тихо всхлипывает, прикрыв ладонями лицо. Страшно. Интервал между схватками уменьшается, а боль только усиливается, изматывая в самом начале пути. За ним посылают интерна, который приносит успокоительное в таблетках, заставляет выпить и перевозит в операционную, где волна ужаса накрывает с головой. Далее действия идут как по сценарию: руки разводят в стороны, к венам прикрепляют капельницы, живот отгораживают маленькой ширмой такого же цвета, что и маски хирургов, а последним актом становится местная анестезия. Переносить все в одиночестве Бекхён боится, сдерживаясь из последних сил, чтобы не звать Чанеля в голос. Потому, услышав шорох позади себя, он с надеждой оборачивается, видя хитрые карамельные глаза и выбившуюся прядку из-под больничной шапочки, блаженно улыбается. Он не один. - Малыш, я буду рядом. Всю операцию бармен не отходит от своего партнера, держит за руку и разговаривает на всякие посторонние темы, задает контрольные вопросы по просьбам врачей, чтобы те могли проверять состояние пациента. Даже сквозь маску, Бекки видит, что его парень улыбается ему, скрывая тем самым волнение и беспокойство. Время бежит быстро, работа хирургов слаженна и размеренна по секундам, ни одного лишнего или кривого движения. Рыжий старается не обращать внимания на происходящее за ширмой, отворачивается, не переносит вида крови. А Бекхён, интуитивно чувствуя неладное, зажмуривается, начиная беззвучный счет про себя. Слишком тихо. Ребенок не плачет. Акушерка переносит маленькое тельце в противоположный угол, прикрывая простынкой, и специалисты переходят от Бекки, рядом остается только хирург, зашивающий разрез синтетическими нитями. Вскоре уже плоский живот парня украшают ровные стежки, стоящие ровно, один к одному. - Чанни, - испуганно шепчет пациент, - Чанни, что-то не так… Почему так тихо… Почему он не плачет…? Почему? Женщина, стоявшая ближе всех, обрабатывает края раны специальным раствором, накладывает дезинфицирующую повязку и укрывает Бекхена. Вынимает уже ненужные иглы, оставляя только одну, в которую поступает прозрачная жидкость, и убирает препятствие, не позволявшее видеть полную картину. Борясь с внутренним желанием сорваться с места, растолкать всех по сторонам и прижать самое дорогое к сердцу, Бекки смаргивает подступающие слезы, пытаясь приподняться на локтях, но Чанни силой удерживает его в горизонтальном положении. На долю секунды ему кажется, что все против него. - Пусти меня, я хочу знать, что с ним…! – отчаянно просит парень. - Родной, - произносит женщина, проводившая предыдущие осмотры, - У нее непроходимость воздушных путей. Я отправила ее в отделение для новорожденных, там с этим быстро справятся, пока же ее интубировали. Главное не переживай, все будет в порядке. Сейчас тебе нужен покой… - Верните мне мою девочку, - со слезами шепчет Бекхён, - Пожалуйста… - Тебе нужно отдохнуть, пусть тебя отвезут в послеоперационное, понаблюдают, а как только все устаканится, я обещаю - она уже будет у тебя. Парню с изящными пальчиками вкалывают двойную дозу снотворного, хоть он упирается, борется и отталкивает медперсонал, несмотря на боль внизу живота, старается всеми силами избежать инъекции. Чанёль постоянно сидит рядом, даже после того как его любовник засыпает, остается возле, нежно гладит по щеке и волосам. В мире, благодаря им, появляется чудо, борющееся сейчас за свою жизнь, где-то там, в другом крыле больницы. Бармену разрешают не покидать свою вторую половинку только из-за его способности убалтывать всех подряд, к которой он прибегает в этот раз. Девушка колеблется с несколько минут, поглядывает хитрыми глазками на часы, показывающие конец смены, и позволяет рыжему высокому парню перенести раскладное кресло в реанимацию, усесться неподалеку от кровати возлюбленного, закинув ноги на краешек пустой больничной койки. Она, конечно, напоминает, что шуметь ни в коем случае нельзя, прибегут санитары, охранники, придется лишний раз оправдываться и что-то доказывать, а никому встречаться с проблемами неохота. Уходя, окидывает взором помещение, чтобы лишний раз удостовериться – все приборы работают, жизни пациентов ничто не угрожает, неуверенно щелкает выключателем, погружая двоих в полную, непроглядную темноту, пропускающую только жалкое свечение экранов мониторов. Вокруг становится угрожающе тихо, кроме двоих сегодня никого не переводили в данную часть больницы. Настенные часы над входом показывают начало шестого, стрелки мерно шагают вперед, сопровождая движения мелодичным тиканьем, от которого Чанелю хочется выть. Он рассматривает спящего Бекки, хмурится, вид, что сон больного неспокоен. «Ты никогда ее не получишь» Бекхен стоит среди темного леса, под босыми ногами стелется жухлая листва, а сама земля кажется ледяной. Изо рта вырывается пар, температура заметно падает, кожа покрывается слоем мурашек. Парень потирает предплечья, прогоняя мерзкий, стелющийся холод, оглядывается в поисках малейшего намека на тропинку или просвет в чаще. «Ты ненормальный» Голос в темноте раздается с поразительной громкостью, затмевая все остальные присущие лесу шумы. Тишина становится ненормальной, душащей, преследующей, смотрящей внутрь тебя своими пустыми, бездонными глазами, как всеобъемлющая бездна. Не понятно, куда смотреть, откуда ждать нападения, Бекхён оборачивается, но раз за разом натыкается на пустоту, хватает ее, но она просачивается между пальцами, словно песок. «Фрик» Беки хватается за голову, пытаясь заглушить голоса, барабанящие по стенкам черепа. Они не замолкают, наоборот усиливаются, будто к ним присоединяются другие, более четкие, злые, звенящие ненавистью. Поднимается ветер, забирающийся под одежду, цепляется за оголенные участки, заставляя дрожать. «Ты никому не нужен» Бехёну кажется, что в глубине, далеко в чаще мелькает кудрявая рыжая макушка, быстро удаляющаяся прочь. Ветки лезут в лицо, не дают следовать за ней. Дорога меняется, превращаясь в каменистую, покрытую галькой, которая безжалостно впивается в ступни, режет их, и позади себя Бекхён видит кровавые следы. Идти больно, но он так хочет догнать Чанеля и услышать, что все в порядке. «Мы отлично повеселились, теперь – проваливай из моей жизни» Внезапный шум воды отвлекает от страшных криков, поток добирается до израненных ног, и Бекки шипит от боли, приподнимаясь на пальцах. Наклоняется, чтобы осмотреть повреждения, проводит изящными пальчиками по икрам, спускается ниже и в ужасе отдергивает руки. Все ладони в крови, бурой, будто давно засохшей, но одновременно липкой, как нефть. Из глаз текут слезы, обжигающие лицо, он утирает их тыльной стороной ладони, подмечая, что и там тоже кровь. Такая же темная. Из груди рвется крик о помощи, однако наружу не вырывается ни звука. « Я убью твою девочку» Чанель, задремавший , когда солнце уже встало, просыпается от сильного чувства голода, осматривается в поисках медперсонала, не находит никого похожего на санитаров и сам отправляется в кафе за чашкой кофе. Отстаивает очередь полную заспанных и помятых врачей в белоснежных халатах, долго вникает в слова, написанные в прейскуранте, ибо плохо фокусируется, потом с трудом собирает по карманам мелочь, так как бумажник остается наверху в сумке, спрятанной в тумбе. Бумажный стаканчик с бодрящим напитком обжигает пальцы, губы, когда кофе пытаются пить. Пара темных капель попадает на манжеты голубой рубашки, Чанель смахивает их, но грязные следы все равно остаются слишком заметными. В лифте он успешно уворачивается от медсестры с медикаментами на подносе, едва не обливаясь кипятком, нажимает на кнопку нужного этажа и терпеливо ждет, пока двери раскроются, выпустят всех спереди, и он сможет беспрепятственно покинуть лифт. И все же чашка покидает временное пристанище в руках рыжего, падает на пол, оставляя кривую лужу на линолеуме. Бармен видит как тонкие пальцы смыкаются на плечах врача, специально стягивают ткань, чтобы сопротивляться и оттолкнуть от себя человека, но сил категорически не хватает, в глазах борющегося юноши застыли прозрачные слезы. Две девушки силой удерживают пациента за плечи, задирают больничную рубашку почти до горла, обнажая хрупкое тело, а мужчина, что-то угрожающе шипит в лицо Бекхёну, перепуганному до чертиков, который сучит ногами по постели, не желая успокаиваться. - Прекратить! – грозный животный рык заставляет всех замереть, а рыжий пробирается вплотную к кровати, накидывает на партнера свою толстовку, прикрывая интимные части тела, так некрасиво выставленные напоказ, - Он же не животное! - Пусть успокоится! – мужчина указывает на принадлежности возле постели, - Он пытался встать, сорвал датчики, и частично разошелся шов…Надо быстро все восстановить, обеззаразить… - Дайте нам минуту, хорошо? – врач смотрит на часы и коротко кивает. Пока Чанель расправляет больничное одеяние своего парня, подмечает синяки и кровоподтеки под повязкой, убирает свою толстовку, заменяя ее простыней. -Малыш, ты должен позволить им делать свою работу… - Я проснулся…И никого не было…Я подумал…ну…это…Что ты ушел, совсем… Навсегда…и сон…Такой страшный, мне говорили, что ребенок умер… - парень притягивает к себе рыжего, зарываясь пальцами в кудрявую шевелюру, - Как она? Что с ней? - Прости, я не знаю… Пока никто не приходил, - виновато отвечает бармен, - Не бойся, я рядом. Бекхён, я не уйду, но врачи должны тебя осмотреть… - Держи меня за руку, пожалуйста. На этот раз медсестры более тактичны, не стремятся сорвать последнюю накидку с парня, осторожно убирают старую повязку с бактерицидной прослойкой, пропитанную кровью и спиртовым раствором, открывая взору тонкий красный шрам внизу живота с двумя порванными стежками. Натянув резиновые перчатки, мужчина ловко брызгает препаратом для местной анестезии, накладывает два шва изогнутой иглой и отходит, а девушки меняют повязку, прикрепляя ее пластырями. После проверки общего состояния, показателей на мониторах, Бекхёну дают указание – выпить бульона через несколько часов, а пока постараться не делать резких движений. Чанель обещает проследить за выполнением предписанных заданий, продолжая держать любовника за тонкую ручку. За окном уже во всю светит солнце, как назло погода разгулялась и на небе не видно ни тучки. До бармена доходит, что он пропустил свою смену, не позвонил и не предупредил, что не сможет выйти. Он закатывает глаза, представляя размер скандала, который ему обязательно закатят, когда он появится в клубе, но успокаивает себя мыслью – оно того стоило. Бекхён проводит свободной рукой ломаную линию, касается подбородка, щупает шею, грудную клетку, а затем медленно переводит раскрытую ладонь на живот, который больше не выпирает как прежде, и , недолго думая, аккуратно надавливает на бинты, охая от боли. Отдергивает конечность, прижимая к раскрытому в немом крике рту, и всхлипывает. Он чувствует, кровать прогибается под весом второго тела, опускающегося на нее, закрывает глаза, а раскрыв, сталкивается с янтарными глазами Чанеля. - С ней точно все хорошо, слышишь, - он говорит очень тихо, уверенно и не дает подвергнуть слова сомнению, - Иначе, нам бы все уже сообщили. - Ты вообще можешь поверить…Девочка… Наша малышка лежит где-то одна… - Бекки, если ты обещаешь тихо и спокойно полежать, не пытаясь встать и отправиться в крестовый поход, то я постараюсь что-нибудь выяснить. Просто тогда мне придется выйти и поискать врача… - Иди, иди, - уверенные кивки, - иди, я обещаю быть тихим…Только узнай, что с ней… В утренние часы больница обычно пустует, в ней по коридорам прогуливаются работники, развозящие таблетки для первого приема, осматривающие пациентов после сна. Здесь нет потока народа, как в часы посещения посередине дня или ближе к вечеру, когда посетители снуют туда-обратно с пакетами, в которых проносят передачки для родственников и друзей, часто с запрещенными продуктами или вредными сладостями. Пустующие помещения со стульями, креслами, диванами для встреч, если в палатах есть слишком тяжелые больные, чтобы остальные уважали их покой и выходили. Найти врача, проводившего операцию, не составило особого труда, женщина перебирала документы, раскладывая их в соответствующие папки и делая основные пометки цветными маркерами на корешках. Выждав, пока она отвлечется на что-нибудь менее важное, Чанни учтиво постучал по двери, хотя та вовсе не была заперта. Женщина устало улыбается, подзывает парня к себе, предлагая зеленый чай, но тот вежливо отказывается, ссылаясь на недавний кофе, частично разлитый по полу. Специалист скидывает с ног кроссовки, видимо в них лучше исследовать больницу ночью, переобувается в изящные туфли прямо за рабочим столом и обращает свое полное внимание на рыжего, не знающего как правильно начать беседу. - Стой, ничего не говори. Я помню, уникальный случай… девочка с затрудненным дыханием… - врач деловито трет виски, - Пойдем, я еще не успела ее проверить… Бармен покорно следует за специалистом, почти сталкивается с ней возле большого внутреннего окна. - Малышка уже тут, - в маленьком отсеке лежит небольшой кулечек в розовой шапочке, дергает во сне ручками, на одной из которых прикреплена бирочка с именами родителей, - Значит, опасность миновала, раз ее не держат в отдельном боксе… Можешь отнести ее к новоиспеченной мамочке… - Правда? – брови ползут вверх показывая степень замешательства рыжего, - Бекхён весь на нервах, ему очень хочется ее забрать… - Только аккуратно, и обязательно дождись повторного осмотра хирурга, пусть шов осмотрит еще один специалист, - похлопав Чанни по плечу, женщина собирается и покидает здание больницы, намереваясь отметить удачное дежурство здоровым сном. У парня на руках оказывается новорожденная, которую он бережно перенимает из рук медсестры, придерживая головку. Идет с ней очень медленно, осторожно огибая каждое препятствие на пути, прижимая к груди самое дорогое и одновременно до жути боясь сделать что-либо не так и навредить дочке. Он понимает, что на самом деле безумно устал, но слишком счастлив, дабы обращать на это внимание. Бекхён в палате полусидит, нервно перебирая края тонкого покрывала, изучая строчку на ткани. Мысли в голове путаются, создают быстрый и шумный хоровод, отчего немного подташнивает. Он с некой надеждой оборачивается на звук открывающейся двери, застывая с раскрытым ртом. - Моя девочка, - единственное, что прорывается, когда ему отдают новорожденную, почти неслышно, едва уловимо, но достаточно, чтобы сердце Чанеля начало стучать в ровном ритме, - Привет малышка… Привет солнышко…Привет моя девочка… - Наша, - поправляет бармен, - Наша девочка…