Господь - Пастырь мой

Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он упокоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни…

      — Гаррус?       Металлическое послевкусие не портит этот голос. Гаррус улыбается во сне.       Пастырь висит над Землей. Огромный космический таракан. Шепард любила называть Жнецов тараканами и всегда добавляла, что будет давить их, всех до последнего. Гаррус даже залез в экстранет, чтобы посмотреть на этих существ, а после долго смеялся. И вот теперь Шепард сама стала огромным космическим тараканом. Неподвижным и безмолвным. Но только не для него. Нет смысла гадать, действительно ли он слышит ее голос в голове или нет. Это все уже неважно. Шепард всегда направляла их, теперь она обрела свою сущность. Только и всего.       Гаррус не может покинуть Землю. Ему кажется, что стоит оторваться от этой планеты — и Пастырь испепелит его на месте. Или, что еще хуже, просто замолчит. Ежедневно он роется в завалах, помогает восстанавливать разрушенные здания, воюет с последствиями войны. Иногда поднимает голову и смотрит слезящимися от солнца глазами на гигантскую тушу Шепард. Это уже почти не больно.       Однажды приходит Джокер. Пытается что-то сказать, но каждый раз только открывает и закрывает рот, как рыбки в каюте Шепард. Гаррус смотрит мимо него, на СУЗИ. Джокер оглядывается и молча кладет на стол фотографию, сделанную на Цитадели. Гаррус сжигает ее сразу же — не хочет видеть Шепард такой, как раньше. Теперь у нее нет рук, нет пальцев, которых всегда непривычно много, нет кожи, нет глаз, нет губ. Но сама она есть. Неподвижный и безмолвный двухкилометровый таракан.       Никто из экипажа «Нормандии» не слышал того самого первого и единственного обращения Пастыря. Они были слишком далеко от Земли, ослепшие, оглохшие, полумертвые. О том, что случилось, рассказал довольный Хакет. Подтянутый, неунывающий герой всей галактики. Его встречали цветами, ему посвящали мемориалы. Он лично отвел Цитадель на место. При неподвижном и безмолвном согласии Шепард.       — Гаррус?       Каждую ночь он слышит этот голос. Иногда Гаррус видит во сне Шепард, карамельно-коричневую от загара. Она смеется и протягивает к нему руки. Холодные стометровые щупальца. У нее шесть горящих глаз. У нее вечность. Бесконечность. Бессмертие. Ему же остается только голос.       Лиара искренне хочет помочь. Входит без приглашения, без лишних слов раздевается, такая же мягкая, с непривычно большим количеством пальцев. Она тоже любила Шепард. После Гаррус хочет спросить ее, слышит ли она во сне голос? Но так и не решается.       Прошло уже, наверное, лет десять. Примарх не понимает, почему прославленный генерал Вакариан не возвращается на Палавен. Гаррус не знает, как объяснить, что нет Архангела без Пастыря. Завалы разобраны, дома восстановлены. Пастырь все так же неподвижен и молчалив. Но Архангел слышит.       Он почему-то ни в чем не нуждается. Целыми днями слоняется по апартаментам на последнем этаже какого-то высотного здания. Откуда взялась эта квартира, Архангел не помнит. Цифровая подпись на договоре говорит, что он сам ее приобрел. Возможно. С огромной террасы хорошо слышно голос Пастыря.       Голос что-то говорит. К сожалению, Архангел не понимает — переводчик не работает с голосами в голове, но это что-то укрепляет его душу. Оно побуждает к действиям, странным поступкам.       Даже когда он перелезает через перила и шагает вниз, его подхватывает «Око». Так благость и милость Пастыря сопровождает его во все дни жизни.       Уже трудно двигаться и дышать. Архангел слишком стар и слишком изломан, но не боится смерти.       — Гаррус?       Он может только хрипеть, подслеповато щуриться, пытаясь разглядеть светло-серую фигуру в дверях. Она берет его за руку, гладит по гребню теплыми синтетическими пальцами, которых непривычно много. За ее спиной улыбаются хаски.       — Я с тобой.