Нелюбимый

      Тот роковой день не предвещал ничего такого, что в будущем могло бы изменить жизнь.        — Хибари-сан, приехал тот самый иностранец по обмену. Учитель танцев в нашей университетской секции, — привычно пробасил заместитель местного главы Дисциплинарного комитета, заглядывая к начальнику в кабинет.        — Хорошо, Кусакабе, — кивнул худощавый юноша в характерной форме, отворачиваясь от окна, из которого привычно следил за порядком во дворе.        — Добрый день, — вошедший в кабинет загорелый шатен явно иностранного вида дружелюбно улыбался, протягивая Хибари руку. — Антонио Фернандес Карьедо.        — Хибари Кёя, — не соизволил ответить на жест его собеседник. — С порядками знаком?       Антонио кивнул, явно не слишком смущенный ни неприветливостью Хибари, ни его холодным презрительным голосом. Похоже, еще не пуганое травоядное, решил Хибари.        — Учти только одно — за любое нарушение правил забью до смерти.        — Ясно, — пожал плечами испанец — даже это не удивило его.       Вот так начался полный разлад в жизни строгого, до невозможности правильного и даже грозного студента Хибари.       Нет, нельзя сказать, что это была любовь с первого взгляда — вовсе нет. Просто Кёю он зацепил чем-то — харизмой, что ли… Ничего серьезного. Обычное влечение к человеку, которого даже не знаешь как личность. Хибари не мог судить, насколько этот испанец умен или добр, но внешностью его природа не обделила — высокий, статный, с красивым лицом и голосом. Улыбчивый и веселый. Прекрасный танцор — гибкий и ловкий. Кёя мог наблюдать это, приходя якобы на проверку дисциплины на занятиях в секции, куда подозрительными толпами стали записываться девушки, до этого танцами никак не интересовавшиеся.       И Кёе было неприятно признавать, что ему очень не нравится, как эти девушки буквально пожирают Антонио глазами, с каким щенячьим восторгом выполняют любые его инструкции. Кёе не нравилось, как Антонио касается этих девушек, поправляя их движения — совершенно невинные повороты чужих рук и талий. Кёе было противно от самого себя, что ситуация повторяется, что он ревнует. Потому что это значит, что он снова влюбился.       Да, Хибари Кёя был геем. Еще в юности, осознав это, он попытался вызвать в себе интерес к девушкам, но… от одной только мысли, что он будет касаться ее, целовать, становилось до тошноты противно. Да и о чем ему с девушкой разговаривать? Девушки не интересуются тем же, что и он, решил Кёя, не особо-то и стараясь понять противоположный пол и руководствуясь исключительно стереотипами. Как-то летом, еще юнцом, он попытался закрутить курортный роман с девушкой с другого острова, но попытка провалилась: только чудом Кёе удалось доказать свою мужскую состоятельность. Девушка ничего не заподозрила, а вот Хибари долго еще корил себя за глупую попытку перебороть свою сущность. И раньше не отличавшийся альтруизмом, с тех пор, осознав в полной мере свою ориентацию, Кёя возненавидел людей вне зависимости от пола, рода деятельности, социального положения. Те, кто выше — тупые травоядные, получившие свои места благодаря протекции родственников. Те, кто ниже — просто тупые травоядные. Парни — тупые травоядные, ведомые только нижней головой. Девушки — еще более тупые травоядные, неспособные на логическое мышление и на что-то большее, чем кухня и дети.       Но, как говорится, сердцу не прикажешь: в старшей школе Хибари по уши влюбился в своего учителя английского, молодого и невероятно харизматичного и привлекательного Дино Каваллоне. И всё, что ему оставалось делать — лишь смотреть на него, изредка разговаривать с ним на деловые темы и фантазировать о нем по ночам. Если бы от этой увлеченности можно было избавиться, он бы с удовольствием это сделал — выдрал эти беспокоящие чувства из груди и отшвырнул себе под ноги, а после еще бы и потоптался по ним, втирая в грязь. Но увы — это было невозможно. Ну почему, почему этот дурацкий итальянский «конь» — не девушка? Тогда Хибари был бы счастлив — он сумел бы доказать самому себе, что он нормальный. И он бы сделал ее своей.       Но Дино был мужчиной. А поступать столь глупо и признаваться в неких абсурдных чувствах Хибари вовсе не собирался — ему не нужна огласка его ориентации. Пойдут сплетни, шушуканье по углам и коридорам, косые сочувственные взгляды… Дино наверняка предложит пойти к психологу… Нет! Гордость и безупречная репутация Хибари Кёи не должна пострадать из-за таких глупостей. Поэтому он молчал, даже и не думая о признании. Ведь и так ясно, что Дино не ответит на эти чувства — для него Кёя всего лишь один из его учеников, не более. Да и он натурал, это точно — Хибари как-то раз видел заставку на его телефоне. На фотографии была красивая девушка — его невеста, как пояснил Дино, счастливо заулыбавшийся при мыслях о ней.       Через пару лет Хибари закончил школу и уехал в университет, где вздохнул свободно: рядом с Дино было больно. Вечная борьба с чувствами, а позже и с их остатками, когда Кёе удалось кое-как пересилить их. Здесь началась новая жизнь, с новыми людьми… Хотя нет — для Хибари все люди были сплошь серой толпой, коллективным разумом без особого ума. Лишенный эмоционального отклика хоть бы от кого — от друга, родственника (семья всегда требовала от него быть лучшим, не вникая в его душевное состояние) или возлюбленного, Хибари жил учебой и общественной работой. Вымещал свою неустроенность и боль на хулиганах и не стремился заводить близких людей, презирая всех окружающих.       И вот снова… Красивый иностранец врывается в его жизнь, снося ему крышу. Этот Антонио очень похож на Дино — не внешне, а по характеру: жизнерадостный, обаятельный, яркий. Притягивающий к себе людей, как солнце. Неудивительно, что и Кёя подпал под его очарование и, к сожалению, не может сопротивляться этому. Остается только, как и с Дино, любоваться тем, кто никогда не будет твоим. Ведь видно же, что Антонио исключительно по девушкам — видно по тем флиртующим улыбкам, которые он раздает им направо и налево совершенно искренне. Так что и сейчас Кёе нечего ловить. Да и вообще, нужны ли ему проблемы отношений с кем бы то ни было? Унижаться до уровня влюбленных травоядных, пускающих розовые сопли на свои «вторые половинки»? Нет, он, Хибари Кёя, выше всего этого!       Приблизительно так рассуждал он, наблюдая за уроком танцев и любуясь фламенко — Антонио показывал базовые движения. Хорошо сложенный, стройный, с сияющими неизведанным южноевропейским солнцем темно-зелеными глазами, он двигался в едином ритме с музыкой, столь же страстной, как и его скользящие шаги. Длинные ноги двигаются уверенно и четко, спина прямая, голова красиво поднята. В секунды особого напряжения мелодии и танца Антонио слегка прикусывает нижнюю губу и сосредоточенно сдвигает брови — это выглядит невероятно притягательно и завораживающе-сексуально. И в то же время невинно, словно Антонио не понимает и не замечает своей привлекательности, совсем не ценя ее. А жаль. Обладай он, Кёя хоть сотой долей его испанской харизмы… тогда бы он уже не был Хибари Кёей, а всего лишь улыбчивым тупым травоядным, только и способным на танцульки и подмигивания девчонкам! Правда, эти танцульки ох как хороши, да и глаза красивы…       Когда мысли принимают этот оборот, Хибари уходит из танцевального зала с сильно бьющимся сердцем и комочком, сладко сжимающимся в животе и отсылающим томные волны по всему телу. И он с ненавистью думает о том, что вечером он снова будет мечтать о нем. Воображать его касания, представлять его яркую улыбку и сияющие глаза, смотрящие на него с тем, что травоядные называют «нежность». Фантазировать, что они «вместе».       Но, разумеется, это всего лишь идиотские фантазии, отголоски его, Кёиной, «травоядности». Как бы ни позиционировал он себя как хищника, стоящего выше толпы, но такие, как Дино и Антонио, пробивают эту стену, смешивая его с морем их поклонников. И самое главное, почему его тянет именно на таких людей — совершенно противоположных ему? Никаких общих точек с ними у него нет, диаметрально различные характеры и взгляды на жизнь. На каких основаниях было бы поддерживать отношения?       В такие моменты невольного самокопания Хибари снова мысленно избивает сам себя. Что за ванильные мысли, как у какой-нибудь школьницы! Хватит! Хватит воображать ерунду! Он не будет опускаться до уровня травоядных, и точка. С Дино он уже это пережил, не нужно повторять тех же ошибок и с Антонио. Из его влюбленности ничего не выйдет. ***       Кёя ненавидит себя, чувствует себя ужасно грязным, когда с его губ слетает тихое «Тони», а следом за этим по телу разливается теплая сладость. Но пойти против себя даже он, «железный Хибари Кёя», не может — сила воли есть сила воли, а тело есть тело, вместе с его неуправляемыми мыслями и фантазиями. Ну вот почему из всех испанцев, которые могли прилететь сюда, прибыл именно этот обаятельный гад — любитель помидоров/танцев/музыки/корриды/футбола? Да, Хибари узнал и такие вещи. Собственно, это и не было секретом — Антонио не скрывал своих предпочтений и интересов, охотно разбалтывая их всем, кому было интересно его послушать. А уж таких оказалось много — в основном, девушек. Даже университетская «звезда» Сасагава Кёко проявила внимание к нему, чем очень огорчила влюбленного в нее по уши Саваду Тсунаёши — по мнению Хибари, эти двое были достойны друг друга. Никчемное бездарное травоядное мужского пола и пустое кукольное травоядное женского. Куда Сасагаве до Антонио — он явно умней ее. Да и он учитель, хоть и временный. Хотя кого это когда останавливало?       Но, к невольной и совершенно бессмысленной радости Кёи, испанец просто улыбался ей так же, как и всем, не выделяя из толпы. Он явно умел обращаться с девушками и был привычен к их вниманию. Сейчас ему никто конкретно не нравился, иначе он бы выделил фаворитку… а может, и нет. Хибари не знал его, чтобы судить о нем так уверенно. Тем более внешность бывает обманчива. Кто знает, что за демоны таятся в этой солнечной душе, что за тьма кроется в глубине этих чистых изумрудных глаз. Ведь, по сути, Кёя покорен тем образом, который он создал в своей голове, тем идеальным существом, которым настоящий Антонио не является. Но пока что явных недостатков в нем Хибари не видел — только яркий, полный жизни и энергии образ. Манящий своей мнимой открытостью и доступностью, но на самом деле — недосягаемый.