Supersailor

- Почему не купить один гель для душа? – раздался из ванной недовольный голос Джимми, сопровождавшийся привычным грохотом опрокинутых флаконов. - Зачем выстраивать целую батарею? - А тебя никто не просит в них рыться, - откликнулась Майке неприветливо. - Бери тот, что с краю, я специально туда поставила… что попроще. Со стороны ванны продолжало раздаваться сердитое бурчание, но Майке сегодня слишком устала, чтобы продолжать обращать на это внимание. Джимми в последние дни все время был не в настроении. Она тоже. И хотя они больше ни словом не обмолвились о том, что произошло в замке, ощущалось, что оба думают об этом постоянно. Майке по-прежнему была в глубине души обижена на Джимми за его прозрачные намеки и недоверие в отношении ее полной невиновности в произошедшем. Умом она понимала, что все-таки Джоуи он знает в десять раз дольше, чем ее, и не может просто так взять и перестать доверять ему… Но все-таки хотелось, чтобы верил он больше ей, чем кому бы то ни было. Ибо если в отношениях нет полного доверия друг другу, зачем вообще продолжать такие отношения? На что же дуется эти дни Джимми ей и вовсе было непонятно… Майке так ушла в свои мысли, что не заметила, как Джимми вошел в комнату, уже одетый. - Что это? – спросил он, возникнув внезапно позади нее. Майке вздрогнула от неожиданности и выпустила пузырек, который до этого бездумно вертела в руках. Пузырек покатился по столу, таблетки рассыпались, частично попадав на пол, частично ей на колени. Джимми придержал пузырек одним пальцем, выражение лица его стало брезгливым. - Что это? – повторил он, хотя наверняка прочитал уже этикетку. - Ничего, - она запоздало попробовала прикрыть пилюли ладонью. Она совсем не собиралась его обманывать или что-то скрывать, но ее почему-то испугал его тон и выражение лица. – Так, женские дела. - Угу… И давно ты это… принимаешь? Майке с деланной беззаботностью пожала плечами. - Всегда… То есть, как мы с тобой стали… чаще встречаться. - Почему ты мне об этом не рассказала? - Ты вроде и не спрашивал. - И ты решила, что такая мелочь для меня не стала бы интересной? - Слушай, я просто думала, что это само собой разумеется, - Майке уже начала раздражаться. Джимми говорил так холодно и отчужденно, будто допрашивал ее. Но по какому, интересно, праву? - Само собой разумеется? – переспросил Джимми совсем уже зимним тоном. – То есть для тебя это нормально? Майке решила идти ва-банк. - Вполне нормально, почему нет? Многие девушки принимают противозачаточные, даже когда не состоят в интимных отношениях. Просто для профилактики. - Для профилактики… чего? Майке уже начинало это надоедать. Джимми вел себя так, будто она совершила какое-то преступление. И выглядел при этом, как ей казалось, страшно глупо. Но, возможно, именно сейчас ему сгодился бы любой повод, чтобы к ней придраться. Чтобы все же ее в чем-то обвинить и не чувствовать собственной вины за идиотское поведение в последние дни. И если это действительно было так, Майке не собиралась с ним церемониться. - В мои планы не входит пока заводить детей, - сказала она сухо. – И… слушай… Мы ведь уже давно вместе… То есть... Достаточно долго. И хочешь сказать, тебе вообще ни разу не приходило в голову… что я могу принимать контрацептивы? - Нет, не приходило, - ответил Джимми резко. - Потому что это я, мужчина, должен об этом позаботиться. И я позаботился, если ты не заметила! - Я заметила, - Майке старалась говорить терпеливо, но помимо воли в ее голосе прорезалось раздражение. - То есть секс вне брака, что, вообще-то, тоже грех, и презервативы, это тебя устраивает, потому что очень хочется.… И вообще, насколько мне известно, внебрачные дети - это не меньший грех. Но тебя это почему-то не сильно волнует. А таблетки мне принимать – это преступление. Джимми, сердито засопев, прошелся туда-сюда по комнате и снова остановился перед ней. - Я и не отказываюсь от того, что это все… неправильно. Но мы все просто люди, не святые. Нам свойственны слабости, искушения. И приходится иногда идти на какие-то уступки… сделки с совестью. Но я хотя бы понимаю, что это зло. А ты ведешь себя так, будто так и надо! Будто глотать таблетки, это единственный доступный выход! Раз уж ты настолько не доверяешь мне… – он горько усмехнулся. - Есть и другие способы. Человечные. - Какие, например? Честно, Джимми, я не очень хорошо знаю… Что об этом говорит твоя религия? Но вроде бы, насколько мне известно, презервативы там тоже не приветствуется. - Не приветствуются. Но это мой грех. Я это могу взять на себя, но позволять тебе совершать… подобное падение я не могу. Что же я за мужчина тогда. - Вот в это всегда все и упирается, - сказала Майке с досадой. - «Я мужчина!» - А ты так не считаешь? Я вообще-то собираюсь считать себя мужчиной и дальше. И гордится этим. И тебе стоит гордиться тем, что ты женщина. - Очень трудно, знаешь ли, этим гордится, когда к тебе предъявляют подобные требования. А как ты выходил из положения с прежними женщинами? - криво усмехнулась Майке. - Никак не выходил. Может, поэтому они и прежние. - Ну, конкретно, что ты предлагаешь? Конкретно, что? Джимми сердито сжал губы и еще раз прошелся по комнате. Майке наблюдала за ним. - Говорят, можно как-то считать, - выдал он, наконец. - Джимми, ты в своем уме? – простонала Майке. – Считать, ну что за первобытный метод. И ты, что, реально будешь воздерживаться те дни, которые мы высчитаем, что мне нельзя? - Да уж ради спасения твоей души, я уж как-нибудь воздержался бы, - вполне серьезно ответил Джимми. – И даже в те дни, когда это неточно. Не такой уж я похотливый козел, каким ты меня, наверно, считаешь. И вообще… - он вдруг побагровел. – Высчитывать дни это, конечно, первобытный метод. А убивать детей – что, по-твоему вполне цивилизованно? - Джимми… - Майке утомленно потерла большим пальцем лоб. - Я все понимаю… Как ты к этому относишься. Но у меня своя точка зрения… - Принимать таблетки, это все равно, что аборт, - резко оборвал ее Джимми. – А аборт - это убийство. Какая здесь еще может быть точка зрения? - Может, не стоит примешивать свои религиозные убеждения к реальной жизни? - Мои религиозные убеждения, как ты это назвала... – прошипел Джимми, - это и есть моя реальная жизнь. И если тебя в этом что-то не устраивает… - Я уже сама не уверена, устраивает меня это или нет... - Но дело даже не в этом! – снова прервал он ее. - Религиозные убеждения здесь ни при чем. Речь идет об элементарной человечности! Гуманности! Чувстве собственного достоинства, в конце концов! Я думал, что в тебе все это есть, что я в тебе это вижу… Но если я ошибся… - Не представляю, как чувство собственного достоинства во мне может сочетаться с подобным… недостатком уважения к своему телу! - Недостатком уважения? – переспросил Джимми так тихо, что у нее мурашки побежали по коже. - Извини, я, наверно, слишком старомоден и совершенно не имею представления, что сейчас понимается под уважением к женщине... Просвети меня. А в чем тогда выражается уважение? И… самоуважение, в конце концов? Травить себя таблетками, чтобы не упустить мужика, это, что ли, уважение к телу? И какое же место в этой феерии уважения занимаю я? Какого же ты мнения обо мне, если полагаешь, что я должен позволять тебе это только потому, что не могу на несколько дней сдержать свою похоть? А ты это принимаешь и находишь нормальным? А когда таблетки принимают девушки, у которых даже нет отношений, это еще более мерзко. То есть любая молодая девушка, должна быть в любой момент готова упасть под мужика и раздвинуть ноги? В этом заключаются современные представления об уважении к женщине? Не стоило ему все же говорить с ней в таком тоне. Все, в чем он был или не был прав, просто не доходило сейчас до ее сознания. Все оттеснило то ощущение, которое возникло у нее еще в замке. Ощущение непонимания, почему она должна принимать все правила его игры, если он, в свою очередь, не уступает ей ни в чем и не берет на себя никаких обязательств. - Странно, что ты так беспокоишься обо мне, - сказала она деланно спокойно. - Хотя вот в недавнем интервью, насколько я помню, на голландском телевидении, ты сказал, что я для тебя вообще никто? Джимми посмотрел на нее с удивлением Он, наверняка, и думать позабыл про какое-то там интервью почти полугодовой давности. Но Майке увидела его совсем недавно и впечатления были еще свежими. - Вас спросили о вашей личной жизни, как обычно, - напомнила она. – Все рассказывали о своих подругах, детях… а ты сказал, что у тебя никого нет. Если я для тебя никто, то и душа моя тебя не касается. Я уж как-нибудь сама о ней позабочусь… Или что? – добавила она немного более резко, чем ей самой хотелось. – Это все, надеюсь, не из-за того, что в последнее время ты так активно участвуешь в католических фестивалях и протестах против абортов? И если выяснится, что твоя девушка сама принимает таблетки… ты будешь не совсем красиво выглядеть? На секунду лицо Джимми приняло такое удивленное и обиженное выражение, что Майке захотелось тут же попросить у него прощения. Но она не успела – глаза Джимми потемнели, руки сжались в кулаки. - Дура! – бросил он отрывисто, развернулся и вышел из комнаты. Через полминуты Майке услышала, как внизу хлопнула входная дверь. Майке долго сидела, не шевелясь, будто в оцепенении, и пыталась обдумать произошедшее. Это была их первая настоящая ссора? Или первая и последняя? Она уже понимала, что период «медового месяца» у них необратимо закончился и Джимми уже не пытается казаться в ее присутствии лучше, чем он есть на самом деле. И именно об этом ее столько раз предупреждали. Что ж, она была к этому готова, разве нет? И что теперь? Можно отмалчиваться и дуться, ждать, пока он перед ней извинится за грубость. Потому что не важно, кто из них прав, хамить ему все равно позволять нельзя… Но только Джимми вряд ли будет извиняться, она почему-то была в этом почти уверена. Так что, видимо, весь этот день им придется молчать и демонстративно игнорировать друг друга. Не самая радужная перспектива. Если, конечно, Джимми вообще вернется сегодня домой, кто его знает, куда он мог отправиться. За утешением в ближайший бар или к Патриции? Хотя нет, Патриция в замке… Майке понимала, конечно, что при желании все можно быстро исправить. Вот только она совсем не была уверена, хочет ли она этого. Всегда все исправлять самой, не дожидаясь каких-то действий со стороны Джимми, нужна ли ей такая жизнь? В конце концов, никогда не поздно просто уйти… Гордо и с достоинством. Оставив где-нибудь на видном месте золотые часы, сережки с топазами и бриллиантовый ключик. И вернутся в крошечную съемную квартирку, к студенческим подработкам и постоянному меню из бутербродов и яичницы – для себя одной ей всегда было лень готовить. И к случайным ухажерам, которые, конечно, с полным одобрением отнесутся к ее методам контрацепции, но вряд ли при этом станут заботиться о спасении ее души. Майке невесело усмехнулась. Она понимала, что никуда не уйдет. Потому что не важно, хороша была ее прежняя жизнь или плоха, но это была жизнь без Джимми, а своей будущей жизни без него она не видела. Значит придется как-то учится преодолевать такие вот проблемы. Потому что совершенно очевидно ясно, что эта – далеко не последняя. И, скорее всего, даже пока не самая сложная. Но что в данном конкретном случае делать? Как уладить все это мирным путем? Согласится с Джимми? Сделать, как он хочет? Он ведь на самом деле не хочет ничего плохого. И теоритически Майке была готова полностью с ним согласиться и поддержать… Но только в теории. Но когда это касалось непосредственно ее, все-таки… Не то что бы она не доверяла презервативам, но с таблетками было как-то надежнее. А насчет того, чтобы считать, она вообще не была в состоянии рассматривать эту идею всерьез. Или все же... Может, узнать, как это делается? Хотя ее одолевали сильные сомнения в стопроцентности такого метода. А еще говорят, можно как-то измерять температуру внутри и таким образом узнавать. Майке поморщилась. Нет уж, пусть тогда Джимми сам ей измеряет, раз уж он все это затеял. Ей вдруг стало смешно при мысли об этом, не смотря на всю напряженность ситуации. Можно, конечно, все это делать для вида, а самой продолжать тайком принимать таблетки, но Майке интуитивно чувствовала, что так будет еще хуже, чем если они откровенно перессорятся из-за этого. И если Джимми откроет ее обман, этого он уж точно не простит, ложь это было то, что для него было самым неприемлемым в отношениях… И помимо всего, ей самой это было противно. Может, это все еще не так плохо, подумала она. Зато честный. И можно не бояться, что он побежит за утешениями куда-то на сторону. Максимум, чем она рискует в этом отношении, это иметь еще один неприятный разговор с одной из его сестер. Майке подумала, что нисколько не удивится, если через несколько минут ей позвонит Патриция или Майте и пустится в пространные рассуждения о сложностях характера своего любимого брата. И можно будет засчитать это за извинения или хотя бы за первый шаг к примирению… Внизу снова хлопнула дверь, и Майке вздохнула с облегчением. Он все-таки вернулся и даже довольно скоро. И это ее на самом деле очень сильно обрадовало. Но Джимми наверх не поднимался, Майке прислушивалась к его шагам внизу и пыталась представить, о чем он может думать, бродя там в одиночестве. Возможно, он даже раскаивается... Но только все равно не подойдет к ней первый. А если и подойдет, будет мучиться от унижения гораздо сильнее, чем она от задетого самолюбия. Потому что, нравится ей это или нет, он все-таки действительно мужчина. Возможно, и в самом деле стоит сделать скидку на его мужскую гордость. Тем более, по-своему он все-таки прав, хотя мог бы попытаться донести до нее эту правоту чуть менее экстремальным способом. Майке, наконец, набралась смелости и спустилась вниз. Джимми сидел в их маленькой гостиной на подлокотнике дивана и при ее повелении отвернулся к окну, с преувеличенным вниманием разглядывая деревья в саду. Майке подошла к нему вплотную и положила руку на плечо. - Я пришла… извиниться, - сказала она. – Я не должна была обсуждать это с тобой в таком тоне. Я забыла, что для тебя эта тема… особенна болезненна. И это для тебя не просто отвлеченные рассуждения. Мне следовало проявить больше уважения к твоей точке зрения. Джимми прерывисто вздохнул и громко засопел. Потом, не оборачиваясь, протянул ей руку через плечо, и она вложила в нее свою. Джимми притянул ее к себе и усадил на колени. - Я это выслушиваю всю свою жизнь, - сказал он, по-прежнему глядя за окно. - Можно назвать дурой женщину, которая пожертвовала жизнью, чтобы спасти своего уже восьмого по счету ребенка, но назвать тварью ту, которая убивает своих детей, одного за другим, просто потому, что не хочет портить фигуру – на это я не имею права! Не хочу я жить в таком мире, но раз приходится… Не хочу притворяться, что меня все это утраивает! - Это меня интервью настроило на такой воинственный лад, - Майке попыталась обратить все в шутку. – Все ж таки ютуб - это зло… - Моя бы воля, я бы вообще не давал таких интервью… - буркнул Джимми. - Все эти ведущие - дегенераты. Каждый раз спрашивают об одном и том же. Честное слово, я тогда бы в таком настроении… Вообще предпочел бы рта не раскрывать. Да нам и не нужно было – Патриция трещала за троих. Это, во-первых. Во-вторых, этот идиот меня спросил – вот тебе точная фраза – не подцепил ли я себе в Германии какую-нибудь блондинку. И я, кажется, честно ответил, что нет никакой блондинки. Ты ведь не блондинка. И никого я не цеплял. Майке с трудом удержалась от улыбки при этом объяснении. Хотя формально придраться было не к чему. - А в-третьих… - снова заговорил Джимми и запнулся. - Тебе неприятно было об этом говорить, - помогла ему Майке. - Нет. Неприятно. И я не хочу об этом говорить. В эфире, в интервью, не хочу, не буду… я вот только тогда, может, и понял это как следует - на том интервью – об этом я больше не стану говорить. Джоуи, Патриция, Анджело... Они пусть продолжают сколько угодно. Постоянно рассказывают о своих близких, в каждом журнале, на каждом перекрестке, публикуют фотографии детей, посвящают им песни, пусть, это их дело, раз им так нравится. Да ладно, мы сами всю жизнь именно так и жили - каждый шаг на камеру… Но мне... Я не хочу. Если у меня и будет семья, дети, то это будет только моим… Никаких журналистов, фанатов и вообще посторонних я к ним близко не подпущу… Я такой жизни больше не хочу, а для них я этого вообще не хочу. Ни одного дня. Он замолчал, Майке тоже молчала, ожидая, не скажет ли он что-то еще. С одной стороны, она была с ним полностью согласна. С другой – не была уверена, что вся эта речь имела отношение к ней. Или имелась в виду какая-то любая абстрактная семья, абстрактные дети, или все же… Их общие? - Знаешь, я... – начала она осторожно. - Может, мне и в самом деле попробовать. Как ты предложил. Считать. Но учти, я понятия не имею, как это делается. И понятия не имею, кто мог бы знать. - Может, Кира? – предположил Джимми не очень уверенно. – Или Патриция. - То-то Патриция забеременела сразу же после свадьбы, а Кира уже второго скоро родит, - покачала головой Майке. - М-да, пожалуй. Не знаю, может, Кэти в курсе. Я как-то не очень себе все это представляю… на практике. - Очень самокритичное утверждение, - усмехнулась Майке. - И главное, своевременное. Джимми засмеялся и впервые с того вечера взглянул на нее прежним взглядом, без холодной пленки отчуждения в глазах. И крепче прижал к себе. - Я нагрубил тебе, - сказал он полуутвердительно, и Майке поняла, что это максимальное выражение извинения, на которое он пока способен. – И… возможно, буду грубить. И… Я, право, не понимаю, как ты можешь принимать меня таким. - Я просто еще надеюсь, что ты способен быть и другим тоже, - ответила Майке честно. - Я не знаю, Майке. Все так запуталось. Но учти, я не умею уступать… То есть, конечно, меня несложно обвести вокруг пальца… И заставить поступать по-своему… Другие так и делают. - Я не хочу так, - покачала головой Майке. - Я буду пытаться с тобой договориться. - Но я никогда не уступлю в некоторых вопросах. И в этом тоже. Не по этому поводу. Здесь я не смогу пойти ни на какие уступки. Если ты со мной не согласна, то… - Нам лучше расстаться сейчас? – уточнила Майке. Джимми решительно замотал головой, будто отгоняя наваждение. - Не лучше… Не получается… Ни так, ни так… И я не знаю, как тут быть… И как тебе быть! Но я просто очень точно знаю, каких вещей ты не должна делать ни в коем случае... Не должна и все. Я не пойму, если сделаешь. Как будто это будешь уже не ты. Вот почему я так испугался, когда увидел у тебя этот пузырек. Как будто на месте тебя увидел другого, совсем чужого человека... Не тебя! Чужую женщину, с которой я не смогу быть рядом. Но и без тебя я не знаю, как смогу… Ох, Майке! Почему ты не можешь быть идеалом, чтобы мне вообще не приходилось выбирать… такие страшные вещи! - И только-то? - Майке все же не смогла удержаться от нервного смешка. – Такое скромное пожелание! - Если бы я не думал, что ты на это способна, я бы не попросил, - сказал Джимми серьезно.- Но я не способен. Я никогда не буду идеалом. Но я могу… Что-то другое. Например, могу выполнять любые твои желания. Какие сумею… Вот попроси у меня что-нибудь? Даже обидно, что ты никогда ничего не просишь. - Это подкуп или сделка, не пойму что-то. - Это… Наверно, то, как я себе представляю идеальную семью, - Джимми задумчиво теребил пуговицу у нее на рукаве, но смотрел при этом куда угодно, но только не в лицо ей. - Ну, не идеальную, но какой бы я хотел видеть свою семью. И только такая у меня и будет. Жена должна быть совершенством, а муж… боссом. Я понимаю, это сейчас не самый модный вариант. Но у меня по-другому и не получится. Никогда. Майке кинула, давая понять, что она приняла это к сведению. Не сказать, что это стало для нее неожиданностью, она и не представляла, что в гипотетической семье Джимми возможна какая-то другая схема отношений… Странно было то, что он вообще завел подобный разговор. Майке вдруг поняла, что на самом деле никогда по-настоящему не верила, что он вообще на это решится. И сейчас оказалась к этому совершенно не готова. Но, готова или нет, а другого такого момента могло никогда и не случиться. Потому Майке сидела, стараясь не шевелиться и даже не дышать. Она почти поверила, что сейчас может услышать от него то самое, чего она опасалась никогда уже не услышать. - Слушай, можно я все же спрошу тебя, - произнес Джимми медленно и все-таки посмотрел на нее. - Ты вообще не хочешь детей? Или не хочешь от меня? Или просто... сейчас не хочешь? - Я ХОЧУ, - ответила Майке, стараясь ответить на все три вопроса сразу. – Но не так. Не просто так. - Я, может, вообще никогда не смогу, чтобы так… как надо, - Джимми снова принялся шарить глазами по стенам. - Если бы я только мог… Быть полностью уверенным. В себе, в тебе… Что это то, что я думаю. Что хочу думать. Я бы не… В этот момент в дверь позвонили. Джимми чертыхнулся и встал. Хорошо еще, отметила про себя Майке, что не сорвался и не кинулся открывать со всех ног. Кажется, он и в самом деле был раздосадован тем, что им помешали, и это ее немного утешило. И все равно она твердо решила, что возненавидит любого, кто бы к ним ни наведался, кем бы он ни был. А если им окажется кто-то из родственников Джимми – возненавидит вдвойне. Впрочем, для Майте она решила, скрепя сердце, сделать исключение. Однако выражение ее лица, должно быть, было все же достаточно красноречивым, а выражение лица распахнувшего дверь Джимми тем более. Майте сообразила сразу же. - Что? – спросила она, даже не поздоровавшись. - Я не вовремя? - Да, - выдохнул Джимми. Майке молча кивнула, не в силах даже притворятся радушной. - Ой, ну я на секунду, - Майте нерешительно затопталась на пороге. - Могу даже не входить… - Да уж заходи, раз притащилась, - проворчал Джимми, кивая на кожаный диван в холле и этим давая понять, что дальше он гостью пускать не намерен. Майте плюхнулась на диван, предварительно вручив Майке огромную белую коробку, перетянутую золотистыми кружевами и алыми шелковыми лентами. К крышке был прикреплен пышный букет пунцовых роз. - Это от Джоуи, - пояснила Майте. - Он страшно раскаивается за то недоразумение, которое произошло в замке. И просит тебе передать это как подарок в знак примирения и дружбы. - Очень мило с его стороны, - Майке нерешительно разглядывая коробку, еще не зная, как на это реагировать. - Очень, очень мило, - согласился Джимми. - А он дома сейчас? Или в замке? А то я бы съездил, поблагодарил его лично... - А он уехал, - жизнерадостно сообщила Майте. - В Россию, опять в какие-то горы полезет. Просил передать тебе привет, и что очень сожалеет, что не смог сам зайти попрощаться. - Что ж очень предусмотрительно с его стороны умотать так далеко, - глаза Джимми злобно сузились. - Не вздумай открывать, - обернулся он к Майке, - там, наверняка, какая-нибудь мерзость. - Эй, ну мне же интересно посмотреть! - воскликнула Майте. – Ну одним глазком? И потом, это же Майке подарили, а ты распоряжаешься. Джимми снова угрожающе запыхтел. - Мне в самом деле любопытно, - призналась Майке. – Уверена, там что-то поразительно безвкусное. Джимми дернул плечом, словно говоря – мне-то что. Майке еще колебалась, но Майте уже стягивала с подарка цветы и упаковку, и Майке ничего не оставалось, как помочь ей в этом. Джимми прогуливался мимо них шагами гепарда в клетке, старательно наступая на случайно упавшие розочки. Наконец из коробки было извлечено коктейльное платье из темно-красного гипюра, очень короткое, облегающее и блестящее, без рукавов и с низкой линией декольте. А следом за ним бежевая шерстяная накидка с широкими рукавами и меховой оторочкой. Вещи были чересчур шикарными, почти кричащими, из разряда тех, какие дарят любовницам и содержанкам, но все же красивыми и выглядели безусловно дорогими. - Я заставлю его сожрать эти тряпки, - сказал Джимми мрачно. - Совсем страх потерял. - Лучше скорми ему какие-нибудь другие тряпки, какие не жалко, -посоветовала Майте. - Да вот хоть эту рубашку, что на тебе, по ней давно помойка плачет. А это отдайте мне, раз уж Майке их точно носить не будет. - Можешь быть уверена, что не будет, - уверил ее Джимми. - Да я и не представляю, куда это можно надеть! – засмеялась Майке. - Разве что на его похороны. Надеюсь, он хоть в России себе, наконец, шею свернет. - А Майке вообще-то подошло бы, - протянула Майте. - Особенно если вставить эти розы в волосы для красоты… - Я знаю, кому и куда надо вставить эти розы, не беспокойся. - Так я заберу себе? - А тебе-то они зачем? Тебе это платьишко даже на ногу не налезет! - Ха-а-а-а-ам, - простонала Майте, хотя даже при очень большом старании ей не удавалось изобразить оскорбленность. – Ну все, Джимми, кончай, ты же понимаешь, что это просто шутка! Ты же не будешь на него и дальше злиться? - Буду! – огрызнулся Джимми упрямо. – Хочет мириться, пусть сначала у меня прощения просит. - А сам-то ты часто так делаешь? Даже когда сильно виноват? Джимми нахмурился, видимо, соображая, что ответить, но в этот момент у него зазвонил телефон, и он выхватил его таким движением, словно собирался с ходу разбить об пол. Взглянул на дисплей и закатил глаза. - Патриция… Ну прям полный набор сегодня. Да? – рыкнул он в трубку. И почти сразу же лицо его стало серьезным. - Так, – произнес он преувеличенно спокойно, отворачиваясь к окну. – Успокойся. Говори толком. Ты врача вызвала? И что?.. Да успокойся ты… Возьми себя в руки. Майке, уже почти догадавшись, что могло произойти, перевела глаза на Майте. Та сидела, вся подобравшись и словно сразу похудев, закусив губу, не сводя с брата напряженного взгляда. Руки ее безотчетно комкали красный гипюр платья. - Мы сейчас будем, - сказал Джимми. – Ты держись там. Он отключил телефон и повернулся к ним. - Папе стало хуже, - тоном утверждения произнесла Майте, прежде чем он успел сказать хоть что-нибудь. Джимми кивнул. - Может, это еще… Не совсем, - пробормотала Майте. Джимми сделал странный жест рукой, и Майке, которая уже научилась понимать его без слов, поняла, что это должно было значить: «Не важно, сейчас, сегодня, завтра, в любом случае это произойдет совсем скоро». - Мы сейчас туда едем, - сообщил он. - Надо обзвонить всех наших… Триш сейчас будет звонить Джону и Каролине, а я тогда в Ирландию… А ты звони Джоуи – пусть возвращается. Майте вздрогнула. - Все ТАК плохо? Джимми кивнул. - Я еще никогда не слышал у Триш такого голоса. Она в полной панике. Майке сидела на диване, внезапно ощущая себя совершенно лишней. Джимми как будто перестал ее замечать. Быстро двигался по дому, собирая вещи, вполголоса переговариваясь с Майте. Как будто уходил очень надолго, и, возможно, так оно и было. Майке испугалась, что он вообще забудет о ней и так и уедет, не попрощавшись. Но, уже собравшись, он все же подошел к ней и быстро поцеловал в губы. - Мне, скорее всего, придется там задержаться, - сказал он. – Может, на несколько дней. Может, больше. Я позвоню. - Хорошо, - она совершенно не знала, что еще сказать. «Удачи»? «Береги себя»? «Возвращайся скорее»? Все это прозвучало бы сейчас ни к месту. Джимми и Майте ушли, а Майке еще некоторое время сидела на диване, поджав под себя ноги и прислушивалась к тишине, внезапно заполнившей дом. Вещи, подаренные Джоуи, все еще валялись рядом, но теперь они уже были никому не интересны. Странно, что всего каких-нибудь полчаса назад ей казалось, что для Джимми она может быть на первом месте. Но стоило произойти чему-то действительно серьезному, и он снова срывается и летит к своей семье, к свой единственной настоящей семье, забывая обо всем остальном. И, наверно, так будет всегда. Хотя кто и когда давал ей право надеяться на нечто иное? Кто и когда лишил ее этого права?.. Майке шевельнулась, стряхивая охватившее ее оцепенение, и принялась собирать с пола рассыпавшиеся розы, сминая пальцами темно-красные лепестки и покрытые шипами стебли.