Supersailor

Клипы для нового альбома The Kelly Family снимали почти на каждую песню, решив сделать что-то вроде видеоверсии к нему. Идея принадлежала Джимми, потому он занимался съемками с большим энтузиазмом. По большей части клипы представляли собой черно-белые записи студийных выступлений, перемежающимися с кадрами семейной хроники. Но в один из них Джимми вместо семейных кадров натасовал фрагментов из своего единственного снятого фильма. Он утверждал, что то, чем они занимаются, это почти арт-хаус, и был крайне доволен происходящим. Для некоторых песен, правда, от этой схемы пришлось отступить, на них снимали вполне традиционное коммерческое постановочное видео, например, на песню Джоуи, грозящую стать главным хитом альбома, и на песню Джимми, которая выходила на отдельном сингле. Эта была та самая песня, которую Джимми когда-то мечтал написать для эмигрантки Чайны Кейтетси, и которую все же написал. Чайна, которая так и осталась для него всего лишь другом, как и для Пэдди, даже приняла участие в записи. И эта песня, пожалуй, действительно была лучшей из написанного им когда-либо, даже Майке пришлось это признать. В ней Джимми открылся с какой-то совсем новой для себя стороны. Оказалось, он может писать не только хорошие песни. Он может писать по-настоящему сильные песни, и Майке в глубине души очень им гордилась, и хотела, что и другие это оценили. Ей все казалось, что родственники Джимми отнеслись к новому этапу в творчестве брата слишком спокойно. Для Майке Джимми тоже сочинил песню. Вернее – набросок его будущей лучшей песни, как он сам говорил. Пока в ней было всего четыре строчки, которые Джимми то и дело принимался напевать в ее присутствии. Мелодия была простенькой и такой привязчивой, что одного напоминания о ней хватало потом на целый день. Джимми с привычным апломбом утверждал, что эта песня непременно станет ее самой любимой. Майке не возражала. И в самом деле, почему бы этому и не случиться когда-нибудь? Но пока ее самая любимая песня Джимми была именно эта – написанная в честь другой женщины и посвященная его племянникам. И это ее ничуть не смущало. Для съемок клипа на эту песню специально арендовали павильон в Берлине, куда они и выехали всем семейством. Сейчас съемка была в самом разгаре, а Джимми выступал одновременно и в роли режиссера, и в роли главного действующего лица, вернее, рассказчика-вокалиста. В данный момент готовили площадку для съемок очередного музыкального дубля, расставляли микрофоны и инструменты таким образом, чтобы они оптимально заполняли кадр. И обсуждали, кто будет играть в клипе на пианино, Патриция или Пэдди. Победила, как обычно, Патриция, и Пэдди досталась вторая после Джоуи гитара. Майте, как и всегда в последнее время, играла на басу, а Анджело, разумеется, на ударных. В соседнем коридоре в это время носились дети Джоуи, Анджело и Патриции, и в полумраке казалось, что их здесь очень много, хотя на самом деле их было всего пятеро, Леон был еще слишком маленьким и оставался дома с мамой. Кира с Майке должны были присматривать за детьми. Собственно, их основная задача состояла в том, чтоб не впускать их в съемочный павильон, но с этим прекрасно справлялась и одна Кира. Майке тем временем в приоткрытую дверь наблюдала за съемками. Вернее за Джимми. В этом клипе он избрал несколько нехарактерный для себя имидж, был одет в строгий серый костюм, в котором выглядел непривычно серьезно и даже солидно. Солидный Джимми – это было что-то новенькое. Да и вообще по роли ему полагалось быть очень серьезным, даже печальным, и это у него отлично поучалось, хотя в перерывах между дублями он моментально переключался с этого образа и, как ни в чем не бывало, начинал дурачиться и балагурить. Анджело, не занятый в этот момент на съемочной площадке, крутился поблизости с видеокамерой, снимая очередную видеохронику для потомков. Подобными фрагментами семейного архива Келли охотно замощали не только сами клипы, но и многочисленные мэйкинги к ним. Сейчас Анджело снимал носящихся по коридору детишек и Киру. Повел он камерой и в сторону Майке, но она предупреждающе подняла руку и отрицательно покачала головой. Анджело тут же послушно отвернулся. Анджело и Кира так пока и не повенчались, да и их с Джимми свадьба была на некоторое время отложена. На очередном семейном совете было принято решение, что свадьба, тем более, двойная - это не такое мероприятие, которое следует устраивать наспех. И сначала братья должны выполнить все свои обязательства перед группой, развязаться со всеми турне, пресс-конференциями и прочими делами, связанными с промоушеном последнего альбома. Вся эта волынка грозила затянуться еще как минимум на год. Зато было решено, что после этого оба возьмут продолжительный отпуск, чтобы в полной мере вкусить наслаждения семейной жизни. Никто не произнес этого вслух, но, скорее всего, все понимали – из этого отпуска они могут уже не вернуться. Потому что возвращаться будет некуда. То, что этот альбом The Kelly Family уж точно последний, кажется, сомнений больше ни у кого не вызывало. И сейчас Майке стало очень грустно при мысли об этом. Потому что все же и для нее, да и для тысяч других людей, с уходом Келли из большой музыки словно уходила в прошлое целая эпоха. Словно кончалось что-то удивительно прекрасное и неповторимое. И не было ничего странного в том, что им самим не хотелось это терять. И что, возможно, никто из них пока еще не оставлял надежды продлить совместное творчество еще хоть бы на чуть-чуть. Майке наблюдала сейчас за ними, когда они были вместе и казались такими счастливыми. Трудно было даже представить, что им может быть нужен кто-то еще, кроме друг друга. Удел всех партнеров Келли, подумала вдруг Майке. Цена за принадлежность к этому клану. Ждать за дверью, быть лишь тенью в свете их взаимной любви и верности семье. Быть тихой гаванью, куда мореход возвращается из большого плаванья. Просто смириться и научиться радоваться этому… «Я НИКОГДА не смогу с этим смириться, - поняла она вдруг. - Никогда не смогу стать такой, как они. И правы и Патриция, и Джоуи, которые твердят все время, что я им чужая. Уж точно я не Кира, для которой естественно мелькать на DVD группы рядом с Анджело и демонстрировать собственных детей журналистам. И пусть то же самое делала свое время и Кэти, а теперь и Патриция, и Таня, это не значит, что я обязана делать то же самое. Да и Джимми этого не хочет, а он, по меньшей мере, стоит того, чтобы прислушиваться к его мнению... Но я и сама этого не хочу. Не из-за чрезмерной стеснительности, или какого-то дискомфорта... Я просто НЕ ХОЧУ быть частью этой жизни, этого мира. Это их мир. Не мой. Мне нужен свой собственный. Только мой. И Джимми мне нужен только для себя. Никто никогда не узнает обо мне и не будет считать меня всего лишь половинкой кого-то из клана Келли. Нет, ни за что, эта честь не для меня. Если у нас с Джимми когда-нибудь будет семья, будут дети, это будет только наша семья, и наши дети, наш собственный клан. И я собираюсь сделать ужасную вещь, я это понимаю – я собираюсь забрать его от них… Забрать его из семьи. Они для него все, пока еще это так, но я тоже согласна быть только всем. И ему когда-нибудь придется выбирать, но я постараюсь сделать так, чтобы этот выбор не стал для него трагедией. Я думаю, я смогу. Я добьюсь, чтобы он понял, что может быть жизнь прекраснее этой, правильнее этой. Нечто большее, чем быть всего лишь чьим-то братом. Что быть частью чего-то, пусть самого лучшего, это еще не предел. Можно самому создавать что-то, что будет только твоим. Он уже пробовал, у него не получилось. Но тогда у него не было меня. Я, может быть, жестока, я эгоистка, но я понимаю, что меня никогда не устроит никакой другой вариант. Я не стану довольствоваться половиной счастья. И чем я хуже их? Если они способны дать Джимми то, что ему нужно больше всего на свете - любовь, понимание и поддержку, уверенность в завтрашнем дне, - я в состоянии сделать не меньше. Но если Джимми захочет быть со мной, он должен быть только со мной. Я могу дать ему все, о чем он так мечтает: семью, детей, счастье, я буду самой нежной и покорной, самой любящей и любимой женой, самым верным другом, самым незаменимым помощником… Я всем пожертвую, если придется, но я точно знаю ради чего. И ни на что другое не соглашусь». Она думала обо всем об этом, вцепившись машинально в косяк двери, кусая губы. Чувствуя себя злой колдуньей, которая собирается похитить у семьи любимого брата. Может, и в самом деле, то, как она решила поступить… не совсем правильно? В этот момент Джимми посмотрел в сторону двери и увидел ее. И улыбнулся ей быстро, почти одним глазами. Так, как никогда не улыбался никому другому. И она улыбнулась в ответ. И этого никто не видел. И никого это не касалось. Он был сейчас с ними, пока еще с ними. Но смотрел он на нее. Его губы шевельнулись беззвучно, словно Джимми произносил что-то, что было предназначено только ей. Майке не могла его услышать, но могла почувствовать и понять. Она поняла и мысленно повторила за ним. Четыре строчки их лучшей, самой любимой песни, еще не написанной: You got me, And I got you, And we got all we need… Cause - yeah, WE GOT LOVE…