Стальные пещеры

Губы Каса были мягкими, нежными и податливыми; нет, Дин, конечно, и не думал, что они будут жёсткими и на вкус отдавать металлом, но… это было слишком человечно. Целовать Каса наверняка было бы потрясающе. Если бы его руки не лежали на коленях, а губы проявили бы хоть какую-нибудь активность вместо того, чтобы прижаться к губам Дина и на этом замереть. Так не пойдёт. Если уж Кас хочет, чтобы его первый поцелуй был с Дином (а тут уже ничего не изменишь), это не будет поцелуй пятилетних. Дин с негромким рычанием полностью развернул Каса к себе, заодно притягивая ближе, столкнул его руки с коленей себе за спину, а сам одну ладонь устроил на его щеке, а другой обхватил тыльную сторону его шеи. — Глаза можно закрыть, — прошептал он и мягко коснулся его губ своими. Кас оставался таким же неживым, и Дин отогнал мысль о том, что он просто не в состоянии почувствовать что-то, и сделал поцелуй чуть более настойчивым, легонько толкаясь языком. Кас не поддавался, и Дин сполз той ладонью, что лежала у него на шее, вниз, скользнув по всей спине и остановившись на бедре, одновременно, действуя губами и языком всё настойчивее и грубее. Он уже отчаялся было и чуть подался назад, когда ладони Каса резко проснулись, дёргая его на себя, а губы разомкнулись, впуская язык Дина, но и не после этого не оставаясь пассивными: нет, Кас жадно отвечал на поцелуй, словно наконец распробовав, и водил ладонями вверх-вниз по спине, с силой надавливая, словно продолжая массажировать, и цепляясь за него. Дин шумно выдохнул, с облегчением и радостью; да, он не ошибся: целовать Каса было потрясающе, несмотря на некоторую его неумелость. Наверное, поцелуи — это не то же, что и массаж; одной теории недостаточно. Они целовались, долго, жадно, позабыв о дыхании (это был тот случай, когда Дин был уверен не только в себе, но и в партнёре; для красного словца можно было даже сказать, что Кас заодно позабыл и о сердцебиении), бездумно шаря ладонями по телу друг друга, и Дин, словно сквозь туман видя всё со стороны, вдруг поймал себя на том, что сидит у Каса на коленях и они оба пытаются толкаться бёдрами навстречу друг другу, двигаясь так отчаянно, словно это их последняя ночь на земле. Так, это зашло слегка далековато. Дин отстранился, не сразу, потому что это было слишком сложно, но всё же отстранился и сполз с коленей Каса на кровать. Он тяжело дышал, сердце бешено колотилось, руки дрожали, а уж про напряжение в паху и говорить нечего; Кас же выглядел почти так же, как обычно, только глаза были широко распахнуты, губы разомкнуты, а волосы взлохмачены (пальцами Дина; осознавать это было приятно. И вообще лохматость шла Касу куда больше его вечной аккуратной укладки). Всё же Дину хотелось каких-то бОльших перемен в нём, и сердце кольнуло разочарование. — Дин, — выдохнул Кас, — что это было? Дин тут же взял свои мысли назад. Голос Каса… он был насквозь пропитан чувствами, и их было столько… и то, неопределённое и никак не поддававшееся опознанию со стороны Дина, тоже было здесь, и Дину это безумно нравилось. — Ну, — пытаясь выровнять дыхание, ответил Дин, — поцелуй. — Это… — Кас сглотнул, и Дин завис на движении его кадыка; он никогда не замечал этого прежде. Это было совсем человеческое движение, и Дин отогнал бредовую мысль о том, что поцелуй настоящей любви, как в сказке, превратил Каса в человека. Какая ещё настоящая любовь? Они знакомы два дня. — Как будто… по телу прошёл разряд… сильный, но не несущий вреда, а наоборот… нет, много, много разрядов… и все мои цепи искрят, и я как будто ощущаю всё чётче и яснее, и… кажется, я не могу этого описать. Дин не ответил. В самом деле, что тут можно ответить? Ему было хорошо, и он хотел большего, и нужно было возвращаться к работе, но он был просто не в состоянии думать о чём-то кроме губ и рук Каса. Хотелось снова усесться к нему на колени, стянуть с него футболку, и целовать, целовать, целовать, везде… Кас осторожно потянулся к его колену, и Дин дёрнулся. — Мне лучше пойти принять душ, — выдохнул он. — Не уходи, — попросил Кас. Его глаза были умоляюще распахнуты, и зрачки расширились; он совсем не выглядел роботом. Мысль о том, кто он такой на самом деле, болталась где-то на периферии сознания Дина, но одно он помнил очень хорошо. — Кас, — вздохнул он, — серьёзно, так будет лучше для тебя. Ты ведь… никого не знаешь кроме меня. Первый раз… ты заслуживаешь чего-то особенного. Даже если сейчас тебе кажется, что всё именно так, потом ты станешь думать иначе. Ты вообще забудешь меня… — Я никогда тебя не забуду, — в голосе Каса прозвенел металл, и Дин снова вздохнул. — Да, конечно, ты, наверное, не умеешь забывать. Но… это не будет тем, что ты захочешь вспоминать. Кас обхватил его запястья и рванул на себя. — Кажется, слов «Я хотел сказать тебе примерно то же самое» было недостаточно, — сурово произнёс он. — Я собирался сказать, что ты особенный. Ты единственный в своём роде. Тебе стоит начать уважать себя. И, раз уж ты сказал, что и я должен уважать себя, хочу тебе напомнить, что я не младенец. Да, мне два дня от роду, да, я почти никого кроме тебя не видел, но мой мозг вмещает огромное знание. Я не испытываю недостатка жизненного опыта. Я хочу этого и вижу, что ты возбуждён; так что если ты не хочешь продолжения по каким-то причинам, то тебе стоит сослаться на них, а не на мою наивность. Ну, это было впечатляюще. — Кас… — Дело в твоей жене? — Нет! То есть… — Дин вдруг почувствовал потребность объясниться, словно Каса могло оскорбить его лёгкое отношение к происходящему, и зачастил: — Не то чтобы я одобрял измены… Мы с Лизой поженились только потому, что она забеременела, и подвернулась возможность получить хорошую квартиру и повышение для меня, и мы не то чтобы были влюблены, и ей, может, и не понравилось бы то, что… А, к чёрту, — Дин глубоко вдохнул и рванул Каса на себя, стягивая с него пиджак и отшвыривая его на пол. Рубашка улетела вслед за пиджаком, Кас оказался на спине, и Дин обвёл его диким взглядом. Что ж, если Кас хочет этого, он это получит. И запомнит на всю жизнь… не потому, что технически не сможет забыть, а потому, что это будет его лучшим воспоминанием. И пусть оставшуюся вечность — или сколько он там проживёт — не разменивается на что-то меньшее. Дин снова ненадолго впился в его губы, на этот раз действуя и зубами — легонько, но ощутимо, — и спустился ниже, полный решимости найти все эрогенные зоны Каса — и полный уверенности в том, что они непременно должны быть. Некоторая сложность была в непривычной реакции Каса — он не дышал, так что его дыхание не могло стать шумным или сбившимся, и раскраснеться он тоже не мог, но Дину показалось, что тело его стало чуть горячее, а уж ладони Каса, отчаянно сжимающие его плечи, и его бёдра, умоляюще вскидывающиеся вверх, когда Дин вылизывал его шею, определённо о чём-то да говорили. Всё же Дин не привык к такой тишине со стороны партнёра и иррационально пытался заставить его кричать, уделяя внимание даже соскам, которые у него самого были не особенно чувствительны. Он вылизывал, выцеловывал, прикусывал, тёрся, прижимался, дразнил, а Кас молчал. А, когда Дин решил пустить в ход тяжёлую артиллерию и дразняще-легко устроил ладонь на его паху, невесомо проводя ей вверх-вниз, но не проникая под брюки и не надавливая сильнее, Кас вдруг резко дёрнулся и развернул их, оказавшись сверху. Дин ошеломлённо моргнул, а Кас, кажется, решил, что пришло время применить полученные знания на практике; когда он на пробу провёл языком по шее Дина, стянув с него футболку, Дин попытался сказать, что это вовсе не обязательно, что сегодня не он должен получать удовольствие, но не смог; он был слишком возбуждён, а Кас действовал слишком… слишком… нежно? любяще? Когда язык Каса нашёл впадинку у основания шеи, Дин не сдержал стона. И Кас замер. Дин не успел даже испугаться, когда Кас медленно-медленно поднял голову, встречая его взгляд; его зрачки расплылись так широко, что ясно выдавали в нём не-человека, и это было так возбуждающе, что Дин сдавленно заскулил. И Кас зарычал. В нём словно прорвало плотину, он впился в губы Дина своими, и они покатились по кровати, попеременно оказываясь сверху (и каким-то чудом не сваливаясь на пол), и Кас стонал — слишком бесстыдно и развратно, чтобы Дин всерьёз мог обеспокоиться тем, что Кас попросту снова копирует его повадки. Это было прекрасно, но Дин был уже на грани, и ему требовалось большее; в очередной раз оказавшись сверху, он чуть приподнялся, отстраняясь, и завозился с ширинкой Каса. Спихнув его брюки и трусы, он обхватил член Каса — на этот раз не дразня, и Кас так крепко сжал пальцы на его бёдрах, что Дин подавился воздухом, чуть не рухнув на него. — Дииин… Спокойно. Спокойно. Ещё не всё. Нужно ещё показать Касу… Дин уткнулся лбом в плечо Каса и постарался задышать как можно глубже. Его рука привычно скользнула ниже, но он одёрнул себя; да, конечно, в те редкие разы, что у него был секс с парнями, он почти всегда был сверху, но… Сегодня ведь ночь Каса. Эта ночь должна навсегда остаться в его памяти как сплошное волшебство. А что, если Дин будет с непривычки долго и неумело его растягивать, а потом и правда окажется, что простаты у него нет? Чёрт его знает, как на Внешних Мирах с однополыми отношениями; может, Новаку и в голову не пришло добавить и эту деталь. Это на Земле правительство поощряет подобные вещи ради сдерживания роста населения. Не спрашивать же об этом сейчас? Нет, он просто растянет себя сам, и… Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. — Чёрт, Кас, — жалобно всхлипнул Дин. — Здесь ни смазки, не презервативов. Без них… Кас ответил ему ошалелым взглядом и несколько раз моргнул, прежде чем понять, что он сказал. Чёрт, это заводило просто нереально. Дин вспомнил, каким собранным и сдержанным он был обычно, и отчаянно замычал. Теперь ему понадобилось время на то, чтобы понять сказанное Касом. — Презервативы нам не нужны, — повторил Кас. — Я ничем не болен и не могу заразиться. Что касается смазки… для моих деталей доктор Новак разработал особый состав, совсем не такой, как смазочное масло обычных роботов, взгляни, может… Дин вырвал баночку у него из рук, откручивая крышку и бормоча: — Где вот ты её хранишь? Ответа не последовало — или, может быть, Дин его не услышал за гулом крови в ушах. — Пойдёт, — решил он, устраиваясь на спине и разводя ноги. — Кас, тебе нужно… — Знаю, — прорычал Кас, снова отбирая у него баночку и щедро смазывая свои пальцы. Дин хихикнул, представив, как Кас с невозмутимым лицом предъявит Новаку пустую баночку и скажет, что всё закончилось, и попытался расслабиться. Он знал, что будет неприятно. Даже когда тонкие пальчики Лизы делали ему массаж простаты, поначалу всегда было гадко и хотелось лягнуть её, лишь бы прекратить. А с учётом теперешнего состояния Каса и отсутствия у него опыта … главное — помнить, что за болью последует удовольствие. Палец Каса скользнул внутрь на полфаланги, а потом на всю длину, и Дин нахмурился. Ни боли, ни даже желания поморщиться. Напротив, Кас действовал так осторожно и бережно, что хотелось схватить его за руку и как следует пихнуть её в себя. Движений одного пальца было не слишком много — нет, их не хватало, они заставляли хотеть большего, и Дин нетерпеливо заёрзал, но Кас не торопился, продолжая дразнить его столь малым. Когда он соизволил добавить второй палец, Дин был готов уже на стенку лезть от охватившего всё тело удовольствия; он скулил, выл, стенал, ахал, когда пальцы касались простаты, но Кас только тихонько постанывал ему в ухо, и не думая торопиться. Наверное, в его дурацком мозгу это классифицировалось бы как причинение вреда человеку. Почувствовав третий палец, Дин скрипнул зубами, зажмурился и решительно обхватил запястье Каса и дёрнул его руку прочь, морщась от краткой боли. Кас недоумённо распахнул глаза, и Дин, встречая его взгляд, прорычал: — Если ты немедленно и со всей дури не засандалишь в меня свой член, я взорвусь. Усёк? Кас кивнул с безумным видом. И подчинился. Дин вскрикнул… но боль снова была краткой и сменилась удовольствием неприлично быстро, и Дин зарычал от злости. — Ж-жулик, — выдохнул он сердито. — Плохой, плохой робот… боже, Кас… сильнее, пожалуйста, Кас, сильнее, быстрее, жёстче, ну же, что ты, не тормози, Кас, ну же, Кас, Кас, Каскаскаскаскаааааааас! Кас тоже что-то говорил, наверное, нёс такую же чушь, если был на это способен, но Дин не слышал его за собственным скулежом и сумел заткнуться, только почувствовав, как Кас выплеснулся внутрь него (чем?), и тогда наконец позволив и себе шагнуть за край. Кас целовал его, сбивчиво и рвано, и Дин лениво раскрыл глаза. — Кас, — прошептал он. — Ты… улыбаешься. Ты… по-настоящему. Я… И он отрубился.