Попал...

      Пока жена ходила за покупками, мы играли с детьми. Мы — это все. Поначалу я играл с Лёшкой вдвоём: он что-то строил, я ему помогал, потом мы вдвоём соорудили жуткого размера и вида танк на четырёх колёсных модулях с немереной высоты шпилем, а Таша и Глаша смотрели и умилялись. Потом Лёшка решил достать железную дорогу, места на полу стало резко не хватать, и он с детской непосредственностью усадил обеих пиджи на диван и стал им рассказывать, какие у него тут мосты, паровозы, вагоны и тоннели. Потом опять переключился на конструктор и стал показывать, какой он придумал здоровский самолёт, нимало не смущаясь тем фактом, что они не понимают по-русски… Впрочем, пиджи это тоже нисколько не смущало: им вполне хватало вида радостной детской моськи, на которой все его нехитрые мысли были написаны большими буквами. Не успел я оглянуться, как Лёшка притащил благодарной аудитории большую коробку с игрушками и стал показывать свои «сокровища». Пока Таша его внимательно слушала, Глаша с любопытством и осторожностью вертела в руках детали конструктора, явно примериваясь что-то соорудить.       — Try it out, if you like to. Just be easy on them, don't get yourself hurt. The pieces are fragile and break into sharp splinters. (*) — Предупредил я её.              * — Попробуй, если хочешь. Только полегче, не поранься. Детальки хрупкие и ломаются на острые куски.              Высунув от старания кончик языка — препотешное зрелище! — Глаша довольно быстро соорудила нечто продолговатое, с острыми (насколько это возможно для детского конструктора) концами… Корабль!       — A ship(*)! — Гордо протянула она своё сооружение Лёшке. Скептически оценив её творчество, он переспросил:       — Лодка? Хорошая лодка! Только надо сделать мачту!              * — Корабль.              И немедленно занялся доработкой конструкции, правда, на пол-пути увлёкся, и уже очень скоро углядеть первоначальную лодку под нагромождением странных загогулин, долженствующих обозначать пушки, крылья, ракеты и башни, стало почти невозможно. Таша и Глаша смотрели на него практически с материнским умилением, безропотно подавая то и дело разлетающиеся в разные стороны блоки. Ната всё это время старательно демонстрировала независимость, но потом всё-таки не утерпела, и тоже решила похвастаться — но своим, «женским»: детская пластиковая бижутерия, куклы и огромный плюшевый мишка. Реакция пиджи меня поразила: совершенно запросто до того игравшие с мелким Лёшкой, от Натальи они чуть ли не шарахались, пусть и максимально деликатно. На мой вопросительный взгляд Глаша одними губами выговорила «Threshold"(*), и я перепугался, как не боялся, наверное, со времён детского сада.              * — Дословно «порог», я предпочитаю переводить как «перелом»: девочки, у чьих родителей в предках были пиджи (то есть почти все поголовно в мире пиджи), даже родившись людьми всё равно могут превратиться в пиджи в возрасте 13-15 лет. Считается, что частые контакты с пиджи вероятность Перелома повышают.              Глянув на очень виноватые лица обеих сестёр, я решительно взял себя в руки. Да, в описании мира говорилось, что частое общение с пиджи во время полового созревания вероятность перелома увеличивает… Но, во-первых, я — чистокровный человек, во-вторых, до созревания Нате ещё как минимум год-два, так что шансы пока в нашу пользу… И даже если случится худшее… Думаю, мы решим эту проблему. Вместе. Собрав волю в кулак, я медленно кивнул.       — You're right. Let's hope she don't. There's nothing we can do about it here and now. Even if she does… Given our uncertain situation — I don't know will this be a good or a bad thing after all. So… Just be careful and watch her closely. I trust your judgment in this regard. Now, don't upset the child and play with her a little. (*) — Не могу сказать, что голос мой был твёрд и отражал уверенность — хотя бы по причине её отсутствия — но решение я принял, и менять его в обозримом будущем не собирался. Посмотрев на насупившуюся было Натуську, я очень серьёзно ей попытался объяснить:       — Там, откуда приехали тётя Глаша и тётя Таша… В общем, можно сказать, что там есть болезнь, которой болеют только женщины и девочки… — Воспоминание о красной чуме заставило меня вздрогнуть ещё раз. — И они опасаются, что ты можешь от них заразиться, если будешь с ними много общаться. Мама сама из тех краёв, и ей бояться нечего. Нам с Лёшкой тоже бояться нечего. А за тебя мы все очень переживаем. Не обижайся на них, хорошо?              * — Верно. Надеюсь, этого не произойдёт. Всё равно мы ничего не можем с этим поделать. И даже если произойдёт… В нашей непонятной ситуации — я даже не знаю, будет это хорошо или плохо. Так что… Будьте осторожны и внимательно за ней приглядывайте, я доверяю вашему мнению в этом вопросе. А теперь — не расстраивайте ребёнка и поиграйте с ней немного.              С некоторой опаской Глаша взяла снова протянутую ей заколку-краба и вопросительно посмотрела на мою дочь. Та сделала характерное движение над, но прежде, чем Глаша успела себе ухо прищемить, я подошёл ближе, взял второй и аккуратно собрал длинные струящиеся волосы в два небольших ручейка по бокам головы и за спину. Довольно улыбающаяся Ната протянула Глаше зеркало.       Следующие полчаса или даже час моя роль сводилась только к тому, чтобы изредка перевести пару слов, да «делить» пиджи между детьми, чтобы никому не было обидно. За это время Таша обзавелась кривоватой, но всё равно впечатляющей косой, а Глаша таки сломала блок от конструктора и ухитрилась загнать острый обломок себе под ноготь… Не то чтобы она сама придала этому хоть какое-то значение, но чтобы показать правильный пример детям, пришлось аккуратно намазать «рану» зелёнкой (к счастью, вчерашние раны уже поджили, и сестёр не беспокоили, а от ненужного детского внимания их вполне успешно прятал мой старый тренировочный костюм у Глаши и большая фланелевая рубашка, завязанная под грудью, в паре с моими же бриджами у Таши).       Словом, вернувшиеся с покупками Даша и Лена застали совершенно идиллическую картину: Лёшка на пару с Глашей собирал очередного мега-монстра, а Таша с Натальей в это время очередной раз пытались заплести на глашиной голове «корону» из кос — и даже вполне успешно, насколько я могу судить.       — Мама пришла! — С появлением мамы все игрушки — и живые, и обычные — были немедленно забыты, и с радостным воплем две головы — непонятно в кого светлая лёшкина и тёмно-каштановая в нас с Леной наташкина — приткнулись в мамины бока под широко разведёнными руками с пакетами. И тут же последовал вечный детский вопрос: — А что ты нам купила?