Каковы твои шансы на удачу?

POV Тсунаеши. А затем меня оставляют наедине с собой, обрушив огромную волну информации, которая меня радует. Если мне «видится то, чего нет», значит, не было того места, не было ужаса, не было использования меня и других… Но ведь в этом случае не было и Хибари-сана и Джотто, которые мне невероятно дороги. Погружаюсь в свои мысли и стараюсь вспомнить события последних дней. Прекрасно помню поездку с Хибари-саном к его родителям, знакомство с Алауди. Что-то тут не так, что еще за воспоминание о том, как меня укладывают на пол и фиксируют руки за спиной какие-то люди в бирюзовых одеждах? Они что-то вкалывают мне, я все еще вырываюсь до тех пор, пока не подействовал этот укол. Что было до этого? Напрягаю мысли, судорожно соображаю и вижу картину, будто со стороны смотря на самого себя: приходит Мукуро в белом халате, как и у всякого врача, что-то мне говорит с безмятежной улыбкой и, что это? Жалость в глазах? Почему он меня жалеет? Мукуро опускается на край койки, где я сидел, смотря в глаза, расспрашивает о каких-то темах, не слышу, только вижу. У меня странная реакция, я подрываюсь, отталкивая Мукуро, и бегу к выходу из палаты, по коридору. Теперь я вспомнил, почему те люди, санитары, вкололи мне что-то. Неужели правда? Неужели весь тот «сон» — отчасти ужасный, отчасти прекрасный — всего лишь выдумка? Неужели в моей жизни не было изнасилований, насилия и грубости, «Хозяина», как воплощений в моих иллюзиях, не было страдающих детей?.. Разве не нужно радоваться тому, что я познал реальность? Разве не нужно радоваться, что тот мой ночной кошмар — всего лишь бред нездорового психически человека?.. Но тогда я буду радоваться, что в моей жизни нет хороших людей, которых я встретил. В особенности, Хибари-сана. Никогда не думал, что в собственном бреду можно настолько привязаться к человеку, чтобы ощущать боль вне этого самого бреда. Постепенно нахлынули воспоминания моей настоящей жизни. Хуже всего я вспоминал смерть Джотто и матери. Я никак не могу принять эту боль после того, как во «сне» мне удалось познакомиться и общаться, поддерживать хорошие отношения, как позже выяснилось, с братом… Приходит понимание того, что из-за моего ненормального разума страдали люди, работающие здесь. Какого это Мукуро, когда он знал, какие непотребства я про него думал, хоть и не в здоровом состоянии ума. Какого санитарам, которые ловили меня, а такое было не один раз. Какого было Гокудере-куну и Энме-куну? Может, они уволились, потому что устали быть моими лечащими врачами? Стыдно перед людьми, которые страдают из-за меня, из-за моих иллюзий, моей слабости. Почему я не мог принять смерть мамы и Джотто? Почему ушел в себя, замкнулся от мира и начал придумывать свой собственный? Может, именно так все началось? А каждая мелкая неурядица добавляла пыла, делая мою отдаленность от реальности еще дальше. В итоге, как далеко я зашел? Не могу оставить это так, нужно извиниться и искупить вину перед людьми, которым было плохо из-за меня. Особенно перед отцом и лечащими врачами, они натерпелись больше всех, думаю. Мукуро каждый день, который я не был на обезболивающих, слышал о том, какой он маньяк и извращенец, заставляющий меня делать страшные вещи. Отец столько времени видел, что мое состояние не улучшается, а только становится хуже, не показывая положительных результатов. Не хотел бы я оказаться на месте кого-то из них. Или же Энма-кун и Гокудера-кун, которые занимались моим лечением, но не могли мне помочь. Смешное чувство, столько моих переживаний, столько страха, любви пережито... Во «сне»! Кто бы мог подумать? Вы когда-нибудь переживали такое огромное количество чувств, эмоций за ночь, за две? Кто-нибудь в здравом уме видел столько эмоционального потрясения? Скорее всего, да, но всегда кажется, что твоя боль — самая большая, и мало какая ее может превзойти. Оглядываю комнату. Ничего страшного в ней нет, все стандартно для больницы. Разве что здесь белый цвет не угнетает и не давит. Тумбочка, шкаф, койка, окно с решетками по ту сторону. Какое время года было в моей иллюзии? Не хочу вспоминать. Я буду жить реальным днем, я исправлю ошибки, которые совершил, я сделаю так, что люди, которые помогали мне, начнут гордиться мною. А затем, когда я встану на ноги, я обязательно встречусь с Хибари-саном. Не очень хочется обрушивать на него свое психическое отклонение, в котором он участвовал. Хочу стать его другом, как минимум, тем, кому он доверяет или хотя бы тем, кого он не считает ничтожным и бесполезным. Насколько знаю, около койки, обычно, бывает пульт вызова персонала. Осматриваю свое место отдыха, не нахожу его. Не удивительно, еще бы в психиатрических больницах были такие пульты, тогда бы персонал не переставал бегать от поста до n-палаты. Отрываю тело от кровати, в меру удобной, но не настолько, как в постель Хибари-сана. Так, нужно прекращать эту ностальгию по тому, чего не было! Тело, будто свинец, такое тяжелое, неуклюже двигающееся. Наверное, это последствия того обезболивающего. Медленно перебираю ногами, ощущаю пол под ними и двигаюсь к двери. Дверь не такая страшная, как я представлял себе в таких местах. Обычная дверь, которую не выбить, но в ней и нет какого-то небольшого окна, чтобы пациенту не несли угрозу персоналу. Дверь как дверь. Дергаю ручку, от себя и на себя, не помогает. Заперта. А я удивлен? Нет, ничуть. Так и должно быть. Сжимаю руку в кулак и не настойчиво постукиваю по двери. После того, как я начал воспринимать правду, меня потянуло в сон. Думаю, я не полностью отошел от укола, дополнительным фактором служит большой поток информации, которую ты осознаешь, перевариваешь ее и не замечаешь никакой усталости, зато потом накрывает волна Морфея. Продолжаю стучать чисто механически, сам погружен в мысли. Что делать дальше, после того, как попрошу прощения? Простят ли меня? Сколько буду здесь находиться прежде, чем меня отпустят? Отпустят ли? Я надеюсь, что врачи приведут меня в полную норму и выпустят, я заживу мирской жизнью, без борделей и прочего ужаса. Меня выдергивает из размышлений открывшаяся дверь. Передо мной лицо недовольное, незнакомое, непонятное. Почему лицо искажено злобой и раздражением сейчас? Что я сделал? — Мне нужен… — не успеваю договорить, как на меня шикают резко и грубо. — Ты не понимаешь даже, какие влиятельные люди здесь, живо залез обратно в свою комнату! — Женщина грубоватой наружности запихивает меня в палату, а я стараюсь сопротивляться, слабо и неумело, все же меня превосходят массой и размерами. — Что здесь происходит? — Слышу другой, незнакомый голос, но не вижу, кому он принадлежит — меня почти запихали в палату и прикрыли дверь. Женщина, толкающая меня, произносит громкое «извините» и отходит от двери в сторону. Я без уверенности в себе толкаю дверь, она легко поддается. Нужно бы поблагодарить моего защитника. Пока выходил из палаты, смотрел под ноги, так как в них с самого подъема с кровати не было никакой уверенности, приходилось следить за передвижением собственных конечностей. Отхожу от двери с внешней стороны на несколько шагов, дается это мне медленно, но успешно — хотя бы не падаю. Поднимаю плавно взгляд, рассматривая фигуры двух людей с ног до головы: лакированные черные туфли у обоих, строгие костюмы с разницей в цветовой гамме, лица, с разностью в цвете глаз и волос… — Хибари-сан! — От удивления бросаюсь к нему на шею, не успев подумать о том, что делаю. Что же я творю… Но, черт возьми, я так рад. Хибари-сан от неожиданности момента ловит меня, когда я стремительно падаю вниз после своей неудачной попытки повиснуть на нем. Все-таки тело меня еще подводит. — Вы знакомы? — С нескрываемой усмешкой в голосе спрашивает второй человек. Оборачиваюсь на голос и понимаю, что от радости встречи с возлюбленным из моих иллюзий, я не заметил его брата. — Алауди-сан! — И снова не подумав, выпалил я на высоких эмоциях. Лицо Алауди-сана стало таким же, как у его брата. А мое? Что с моим выражением лица? Может, я их напугаю, они подумают, что я псих? Хотя что думать, если я нахожусь в таком месте? — А вы? — Спустя недолгое молчание, задает свой резонный вопрос для Алауди с той же усмешкой, но не такой открытой, брюнет. — Не припомню, чтобы мы даже виделись, — отойдя от удивления, говорит старший из братьев. Неловкая ситуация. Как мне выкрутиться из нее? Щеки краснеют, отхожу к стене, опустив взгляд в пол. Я понимаю, что от меня нужны объяснения, но как я это объясню?! Сейчас кажется, что время идет невозможно медленно и мучительно, будто издевается надо мной. Из-за стыда и смущения не услышал шагов по коридору, а только голос: — Господа уважаемые, простите, я так рассказывал Тсунаеши-куну о вас, о вашей деятельности, что он обрадовался, увидев вас. Вы были бы не рады своим кумирам? Если бы, они, конечно, были у вас, — меня приобнимает по-дружески за плечо Мукуро-сан. От этого действия веет поддержкой. Это сильно успокоило. Киваю несколько раз, в подтверждение слов Мукуро-сана, боясь, что мое немое подтверждение могут не заметить с первого раза. — Что же вы такого наговорили ему, хотя не важно. Я пойду по другим этажам, осмотрюсь, — Алауди-сан не злится, а только со смехом во взгляде смотрит на эту ситуацию. Я рад, что он меня не считает идиотом! Спасибо огромное, Мукуро-сан… Хотел бы я сказать это вам прямо, но сейчас не могу оторваться от Хибари-сана. Бросаю на него робкие взгляды, то и дело отводя глаза, когда наши взгляды пересекаются. Меня рассматривают пристально, оценивающе, но без какой-либо злобы. Удивляюсь, когда мне протягивают руку в знак знакомства. Разве Хибари-сан не более отстранен по отношению к людям? Или мой Хибари-сан и настоящий отличаются? Тяну свою, чтобы дотронуться ею до протянутой мне руки. Вкладываю свою ладонь, ее немного сжимают. Как приятно снова ощутить его прикосновение… Однако это наш первый телесный контакт, так забавно и грустно. — Простите, что так неожиданно, я просто рад вам, — аккуратно смотрю ему в глаза и тут же смущаюсь. Как бы вы себя чувствовали после того, как вытворяли с человеком разные пошлости, а потом, оказывается, что вы на самом деле даже не знакомы?! — Тсунаеши-кун, Кея-кун занимается благотворительностью, он поддерживает материально нашу клинику и некоторые другие. Хотя я не понимаю, зачем он дает деньги нашей, если твой отец сполна делает то же самое. Наверное, Ке-куну некуда деть деньги, ку-фу-фу, — Мукуро-сан немного издевается, это заметно по игривым ноткам в голосе, но это издевательство не плохое, а наоборот, даже какое-то дружеское. — Заткнись, травоядное, или мне тебе кости переломать? — Усмешку Хибари-сана сменяет более дерзкий животный оскал. — Ке-кун, если ты забыл, в прошлый раз, я одержал победу. Хотя, подожди-ка, я всегда одерживаю ее, — Мукуро продолжает издеваться, испытывая терпение, конечно, не мое. Удивляет другое — они знакомы? Как давно? Друзья ли они? Ведь для меня это было бы странно. Меня прижимают плотнее к себе, а затем обнимают и второй рукой: — Даже не представляешь, как я люблю Тсунаеши-куна, такой милый мальчик, — в моих иллюзиях меня напугали бы такие слова, но сейчас они звучит без злобы, без издевательств и извращений… Я даже не уверен, что интересую Мукуро, почему он это делает? Смешно, что я задавался таким же вопросом во «снах», но суть вопроса такая разная… — Травоядное, — да, больше я не «зверек», но я не против, ведь я так быстро смог познакомиться и увидеть настоящего Хибари-сана. — Ты тоже псих, как и большинство здесь? — У Тсунаеши-куна некоторая травма после смерти матери и брата, большая трагедия для его неокрепшего ума, но он успешно переживает ее вместе с врачами этого чудесного заведения, ку-фу-фу, — я невероятно благодарен Мукуро, как же он меня выручает, хоть и скрывает то, что у меня были большие проблемы с психикой, но, в любом случае, спасибо вам. — Мои соболезнования, — Хибари-сан склоняет голову в легком поклоне и тут же расправляет ее в обычное положение. — Я не знал, что вы занимаетесь благотворительностью в таких местах, — обращаюсь к тому, от кого не могу отвести взгляд, засматриваюсь на его черты лица, на его поведение. Как же я хотел бы обнять его и остаться с ним навсегда. — Это не афишируется, — короткий, свойственный ему ответ, но я буду рад слышать даже «да» или «нет» от него, только бы чаще слышать его голос. — Ке-кун, Тсунаеши-кун давно не выходил из палаты, ты ведь все равно сейчас будешь гулять по больнице? Так и возьми его с собой, он не помешает, хороший мальчик, — Мукуро подмигивает брюнету, что сильно раздражает второго. Мой лечащий врач удаляется, но перед тем, как уйти, он шепнул мне на ухо, чтобы я не переживал и пользовался моментом. Из-за этих слов я только смутился, нет, не только. Я обрадовался. — Надеюсь, вы не против, — немного неловко, что Мукуро не спросил Хибари-сана, а просто оставил меня с ним, вдруг Хибари-сан против? Хотя он не стал бы терпеть то, что ему не нравится. А тем более того, кто ему не нравится. Все-таки в характере «моего» Хибари-сана и настоящего есть очень похожие черты. Если не одинаковые. — Идем, — Хибари-сан идет вперед довольно быстрым и уверенным шагом, я не поспеваю за ним. Пыхчу и догоняю его перебежками. Через несколько таких действий, Хибари-сан берет мою руку и пропихивает под свою, таким образом, что я держу его под руку. По привычке из своего ненормального бреда прижимаюсь к его боку плотнее, голову утыкаю в плечо. Не сразу даю себе отчет в действиях. Когда понял, было уже поздно надеяться, что это останется незамеченным, но все равно, оставаться в таком положении — наглость. Наверное, Хибари-сан злится, отстраняюсь от и сразу слышу его голос: — По тебе не скажешь, что ты такой самоуверенный. Я не против, иди как хочешь, — никакой романтики, никаких милований, но для радости мне хватает и этого. Снова прижимаюсь к его телу, чувствую запах одеколона и его собственный, от Хибари-сана так хорошо пахнет… В коридорах чисто, как и в моей палате, ничего лишнего здесь не стоит. Наверное, потому, что больные могут навредить себе, ударившись о какой-нибудь предмет. Но с тем же успехом они и об угол стены могут убиться. Сейчас никого нет, кроме изредка проходящих незнакомых мне людей в бирюзовых одеждах — санитаров. Я обращаю внимание и на то, что происходит вокруг меня, но, в основном, смотрю только на Хибари Кею-сана. Я не мог подумать, что наша встреча произойдет так быстро, более того, что мы будем прогуливаться вдвоем. И не важно, что наша прогулка происходит по психиатрической больнице. Я не знаю, который час, чтобы понять — спят все или ушли в столовую? А может, у них свободное время? Но тогда стоял бы шум, полагаю. Меня интересует больше этого и другие вопросы, которые я хочу постепенно решить… — Вы знакомы с Мукуро-саном? — не знаю, ответят ли мне, но была не была. — Давно знакомы, — спокойно произносит лучший для меня собеседник и не добавляет никаких подробностей. Когда я иду под руку с Хибари-саном, ощущаю себя более уверенным и спокойным, а еще понимаю, что мне проще идти, и теперь могу не замедлять его своим медленным шагом. Так хочу, чтобы после хождения по больнице он забрал меня с собой, чтобы у нас с ним все было хорошо. Но это не может быть так просто. Я обязательно буду с Хибари-саном, как бы он меня не отталкивал. А если у него есть пара? Разве будет правильно лезть к нему, когда у него есть возлюбленный? Или возлюбленная… Я не подумал, что Хибари-сан может быть натуралом и даже не посмотрит на меня как на потенциального любовника. Погрузившись в мысли, не заметил, как довольно ощутимо громко и грустно вздохнул. — Чего вздыхаешь? По неразделенной любви? — усмехается он и даже не ждет ответа. — Да, именно так, Хибари-сан, — смотрю в его завораживающие глаза и слабо улыбаюсь. Я не хочу ему врать, не хочу врать дорогому мне человеку. — Будешь и дальше тут от проблем отходить, то тебя и не вспомнит никто, — как ободряюще звучит, только вот проблема… — Вы меня и так не запомните, — говорю без понимания того, что произношу это вслух. — Только познакомились, и уже любовь? Непросто тебе будет жить, травоядное, — ухмылка и даже ее тень сошла с его лица, было только осторожное недоверие. Естественно, если бы вам признались в любви через пол часа после знакомства, как бы вы отреагировали? Только вот я с ним провел куда больше времени, чем тридцать минут или день. Не вижу смысла скрывать, да и к тому, что он знает о моих чувствах, я отношусь спокойно, сам себе удивляюсь. Наверное, меня немного угнетает то, что со мной происходит. Да, именно так… Отчаяние, гнет, разочарование преобладают над облегчением и радостью момента. — Знаете почему я здесь? — останавливаюсь, Хибари-сан прекращает шаг вместе со мной. Не жду устного ответа от него, вижу, что меня готовы слушать. — Я здесь потому, что мне видится то, чего нет. И только сегодня я осознал, что тот мир, в котором мы с вами, Хибари-сан, были близки, любили друг друга, тот мир, от ужаса которого вы меня спасли, ненастоящий. Надолго ли хватит моей ясности ума? Я надеюсь. Я хочу исправить все ошибки, свершенные в бреду, я хочу быть с вами. На последних словах глаза опустил в пол, мне стало стыдно перед ним, стыдно перед собой, перед своими словами, перед этим миром, нахлынуло огромное чувство вины перед отцом, которого я толком не знаю… — Крыша у тебя точно поехала, — без особых эмоций произносит Хибари-сан, а затем дает мне легкий подзатыльник. За что и почему? Так неожиданно, что я быстро вскидываю голову наверх и снова наши взгляды встречаются. Я отвык от такого отношения его ко мне. — Сколько обиды, травоядное, влюбился в первого встречного из своих снов и страдаешь. Именно так все и есть, Хибари-сан прав. — Да, но я знаю вас, я хочу быть с вами, — чувство уверенности, ненадолго появившееся, говорит за меня. — Если у вас нет любимого человека, я могу сделать что-то, чтобы им стать? — Какие упертые травоядные пошли, — говорит это, опускаясь к моему лицу, выпускает теплую струйку воздуха мне в область губ, а затем подхватывает под ребра и поднимает таким образом, что я сижу в воздухе, прижавшись к нему телом, а он держит меня. Я не знаю, куда меня несут так быстро и стремительно, но я помню это чувство, когда я отдавался в его власть, доверяя ему полностью и безоговорочно. Неважно, что сделает Хибари-сан, я готов, и я не боюсь этого. Разные двери мелькают все реже и реже, повороты сменяются другими, более крутыми, а теперь и цвет дверей изменился… Останавливается со мной на руках около одной из них. Удерживая меня одной рукой, а второй ища ключ, при удачной попытки поиска, вставляет в скважину и делает несколько поворотов влево. Оказываемся внутри комнаты. Не такая, как моя палата… Более жилая, несмотря на то, что тут стоит пара диванов для гостиной, таких длинных, телевизор и что-то по мелочи для интерьера, больше ничего. Комната небольшая, стены бежево-коричневого цвета, пол выстлан светлым паркетом. Не понимаю, как успеваю все это разглядеть при таком моменте, не понимаю, зачем я пробегаюсь взглядом по комнате. Возможно, чтобы понять, что сейчас ожидает. Хибари-сан опускается на диван вместе со мной, отодвигает ногой кофейный столик, стоящий между двумя диванами и смотрит на меня. — Не убежишь? — Даже пытаться не стану, — осторожно обнимаю ладонями его лицо и целую. Так страшно, вдруг он сейчас оттолкнет и уйдет? Удар я перенесу, но то, что он отвернется от меня, я принять не смогу. Хибари-сан не предоставляет мне свободу действий с первых мгновений, целует мокро, страстно, так, что я не обращаю внимания на воздух, которого не осталось в грудной клетке. Отстраняет лицо от меня и говорит, почти приказывая, чтобы я сел не боком, а лицом к нему. Исполняю его приказ, одновременно с этим пытаюсь отдышаться, набрать побольше воздуха в легкие, чтобы как можно дольше не отрываться от таких приятных поцелуев с ним, таких желанных и нужных… Хибари-сан берет меня за талию и придвигает ближе к своему телу, поцелуи возобновляются. Пытаюсь сделать все, чтобы запомнить каждую черту тела и лица Хибари-сана, каждый изгиб, рельеф мускул, запах… Глажу тело через одежду, кладу руки на черные волосы любимого мне человека и дергаю пряди, ощущаю их мягкость, получая приятные ощущения от этого. — Ты мне волосы вырвать хочешь? — Говорит Хибари и оттягивает воротник больничной одежды, кусает за шею, совсем под подбородком. Больно, но боль глушит превосходящее ее счастье и удовольствие, не столько физическое, сколько духовное. Больничная одежда оказывается стянутой и скинутой на пол, где она благополучно будет лежать и ждать окончания — сначала с меня слетела рубашка, за ней штаны. Хорошо носить в такие моменты простую, легко снимающуюся одежду. Хибари-сан кусает мой сосок с некоторой агрессией, руками мнет ягодицы, разводя их в стороны и массируя. Постепенно он возбуждается, я чувствую это, сидя на его бедрах. Мне не важно, насколько развратно это выглядит, но я двигаю своими бедрами по члену Хибари-сана, ощущая его эрекцию. — Возьми в рот, — немного рыча, произносит он и ложится на диван спиной, стягивает брюки, расстегнув до этого ремень, пока я неудобно сижу на другом краю, нетерпеливо кусаю губы и смотрю за его движениями. И вот штаны сняты, их на нем нет как и белья. Вижу его член — большой, но аккуратный, с немного видными венками. Подползаю на коленях к его паху, опускаю голову, но слышу, что мне говорят о другой позе. «69», кажется, так называется. Начинаю чувствовать смущение, но соглашаюсь, и его лицо находится напротив моей попки. Не успеваю взять член Хибари-сана в рот, как чувствую его язык, ласкающий колечко мышц, увлажняя и даря незабываемые ощущения. Выгибаю спину и приподнимаюсь на прямых руках, как же приятно. Родные мне руки массируют, сминают и гладят ягодицы. Хибари-сан попросил меня сделать ему хорошо, нужно не забывать про это. Сгибаю руки в локтях, опираюсь ими по обе стороны от бедер Хибари-сана и рукой направляю член в свой рот. Облизываю головку, сам член, второй рукой массирую яички и постанываю от непрекращающихся ласк. Насколько я могу вспомнить, во снах ему нравилось, когда я делал ему минет. Целую по всей длине, сжимая губами, а освободившейся рукой вожу по члену вверх-вниз, немного сдавливая. Ощущения от того, что это происходит с любимым человеком — невероятно. Даже при поцелуях было непередаваемое удовольствие, а от того, что меня ласкают там, еще и ублажаю рукой, которая с ягодиц перешла на член, я таю и не думаю о том, что это постыдно или неправильно. Тем более, что неправильного, когда так хорошо?.. Ощущение его руки на члене и периодические его шумные выдохи добавляют уверенности в мох действиях, заставляют стараться еще лучше, так, чтобы он никогда не забыл этого, даже если это наша последняя встреча. — Хибари-сан, я скоро кончу, если вы не остановитесь… — говорю с придыханием из-за стонов, которые вырываются изо рта. Повторять несколько раз не пришлось. Мою голову за волосы он поднимают от себя. Так развратно выглядит тянущаяся полоска слюны от его члена к моему рту… Облизываю губы, убирая этим слюну, и тянусь за поцелуем. — Ну уж нет, травоядное, — не удивительно, что мне не дают этого сделать. Подвинувшись и сев удобнее, Хибари-сан опускает меня на свой член, без растяжки это тяжело, я говорю ему об этом: — Больно, подготовьте меня, — совсем жалобно звучит мой голос. Один палец резко входит в мой увлажненный зад, двигаясь в нем в различных траекториях, чтобы найти простату. Я приподнимаю бедра и насаживаюсь сильнее при особо приятных ощущениях. Стоны такие непотребные и громкие, пошлые и звонкие, но, кажется, никто не против. Сейчас мне не до чьего-то благополучия и тишины. Хибари-сан, видимо, посчитал, что уже прошло достаточно времени, чтобы вставить дополнительно сразу два пальца, уже растягивали меня тремя. Было дискомфортно, но это чувство неудобства перекрывали частые попадания по простате и укусы Хибари-сана, которые приходились на мою грудь, соски и шею. Я упустил тот момент, когда к моему анусу резко приставили член и сделали неглубокий толчок внутрь. Закусываю губу, чтобы не закричать. Меня притягивают к себе и целуют в губы, языки сплетаются, гладят друг друга, зубы, десна. Несколько поступательных толчков и, не без боли, член Хибари-сана вошел в меня полностью. Чувство наполненности и небольшого неудобства доставляет моральное удовольствие, радость тому, что этот человек — твоя вторая половинка в такой момент. Толчки глубокие, плавные поначалу вырывают из меня громкие стоны от каждого попадания по простате. Таких толчков становится недостаточно через несколько минут, и их сменяют другие — резки, быстрые, грубоватые, но с долей осторожности. Хибари-сан хрипит, изредка рычит и больно кусает за мои выпирающие ключицы. Звуки, которые мы издаем с Хибари-саном скроет, разве что, шумоизоляция, но нас это не волнует. Мы не думаем останавливаться до тех пор, пока каждый из нас не получит удовлетворение. Я кончаю, сперма пачкает живот и грудь любимого, запрокидываю голову и издаю протяжный стон. Через несколько грубых фрикций Хибари-сан выходит из меня, переворачивает и ставит меня на четвереньки, кончая мне на спину. Чувствую его теплую сперму, которая медленно стекает по телу. Обессиленно падаю лицом в диван, пытаюсь отдышаться. На меня сверху наваливается Хибари-сан, придавливая своим весом. — Тяжело, Хибари-сан, — мой голос звучит приглушенно и совсем без желания убрать тело, придавливающее меня. Я готов терпеть любую тяжесть, лишь бы это длилось дольше. Некоторое время, и на меня ничего не давит, наоборот, меня укладывают сверху, животом на живот Хибари-сана, его руки ложатся мне на лопатки — поясница у меня запачкана спермой так же, как и наши животы. Лежим в тишине, не говоря ничего. Я боюсь нарушать идиллию момента, я до сих пор боюсь, что от меня отвернутся. — Говорят, что человеку не может сниматься кто-то, кого он ни разу не видел в жизни, — ни с того ни с сего сказал Хибари-сан. — Вы это к тому, что мы где-то встречались? — Разве я мог бы забыть встречу с ним? — Да, — короткий ответ и тишина снова окутывает эту комнату, ненадолго. — Прошлой ночью мне снилась эта больница и ты. Я не ослышался? Хибари-сану снился я? — Мне снилось, что я звал тебя зверьком, что знакомил со своими родителями и братом, да и мне с тобой во сне было неплохо, — поднимаюсь от удивления и не отрываю взгляд, я не верю!.. Разве такое совпадение могло произойти? — Скажи мне, ты долго еще планируешь оставаться среди психов? Как смотришь на переезд ко мне, зверек?