Гермиона Грейнджер
Драко сложил письмо вдвое, потом вчетверо, после чего спрятал его в кармане мантии. Он сидел на широком, нагретом солнцем подоконнике в библиотеке, тихой и уютной. Массивные стеллажи подпирали высокий потолок, у второго окна, недалеко от двери, что вела в кабинет отца, находился диванчик, который Драко ненавидел всей душой — угловатый, темный, он походил на неприятное и нелюбимое животное. Вообще-то, возвратившись из Франции, Драко предпочитал проводить все время в своей спальне, но сегодня был тот исключительный день, когда родители отсутствовали — их пригласил на обед какой-то там коллега отца, и Люциус, к полнейшему восторгу Драко, решил в этот раз не брать с собой сына. Малфой-мэнор был в полном его распоряжении, никто не нависал над его головой, не грозился в любой момент нарушить его личное пространство. И, по счастливой случайности, филин умудрился принести письмо Гермионы именно сегодня. Казалось, что удача, которая последнее время совсем не благоволила Драко, вдруг решила улыбнуться ему. Отец, как и несколько лет назад, когда Драко лишь окончил первый курс, снова начал перехватывать почту: газеты, письма, какие-то рекламные буклеты новых метел и котелков — все это он внимательно проверял за завтраком прямо на глазах жены и сына. Но хуже всего, Драко начал подозревать, что и письма, которые отправлял он, тоже контролировались. Он не знал, откуда появились эти мысли, но почему-то был уверен, что это так. Иногда его фантазия рисовала отца, спрятавшегося в каморке для метел, склонившегося над письмом и почти касаясь его своим носом, выискивающего какую-то крамольную информацию. Он мог бы посмеяться над этим, если бы его не злила вся эта секретность. Отец точно пытался отрезать его на время ото всего мира. «Чего ты боишься, папа?»— мысленно спрашивал Драко у отца за завтраком или ужином. После той ссоры, что произошла в начале каникул, они почти не разговаривали. То расстояние и холод, что появились между ними и возрастали каждый год после поступления в Хогвартс, теперь стали практически непреодолимыми. Драко выудил из стола чистый отрезок пергамента, приятно хрустевшего под пальцами, отыскал чернильницу и перо и принялся размышлять над ответом. Письма Гермионы не нравились ему. Было чувство, что она не договаривает что-то: он представлял, как Грейнджер, сидя в темной комнате и закусив губу, тщательно подбирает каждое слово. Она сказала, что семья Уизли собралась вместе и что она приехала к ним, но ни слова о Норе. Конечно, в том, что ей приходилось говорить о Том-Кого-Нельзя-Называть намеками, ничего странного не было. А вот упоминание Гарри… Поттер писал ему два раза (конечно, может, и больше — благодаря отцу Драко уже ни в чем не мог быть уверен). И в каждом из писем рассказывал о том, что друзья что-то скрывают от него. Как всегда получалось, что Драко толком не понимал ни одну сторону, ни другую, и снова оставался посередине или на обочине основных происшествий. Он думал, что смысла скрывать от Поттера какую-то информацию нет, а вот от него, отпрыска Пожирателя… Ему приходилось сразу же одергивать себя, убеждая в том, что Гарри не мог раскрыть его тайну. Но Драко не был глупцом. Отнюдь, он был уверен, что рано или поздно Гермиона и Рон узнают это — от кого-то или догадаются сами, неважно. Вздохнув, Драко все же взялся за ответ. Гермиона, Франция прекрасна — французы нет. Они раздражали меня еще в школе, во время Турнира, и я думал, что наконец смогу от них отдохнуть, но теперь они окружали меня повсюду! Почувствуй всю мою боль. В целом, все прекрасно. Думаю, месяц с Уизли пройдет как неделя, если ты, конечно, выживешь. Я не знаю, что там с Гарри, к сожалению, сейчас у меня возникли некоторые сложности с почтой. Ничего серьезного, не волнуйся. Думаю, все разрешится, когда он приедет в Нору, вы ведь сейчас все там, не так ли?Драко Малфой
Драко быстро, но аккуратно запечатал письмо и пошел за филином, который, вместе с парочкой сов и павлинами, жил в небольшой каменной пристройке, где за ними трепетно следили домовики. Там всегда царил полумрак и приятная прохлада; зимой здесь нагревали воздух с помощью магии, чтобы птицы не мерзли. Тут даже не присутствовал неприятный запах, присущий таким местам — эльфы были не раз наказаны за плохую уборку и знали свое дело. Быстро покончив с письмом, Драко поспешил вернуться в дом — солнце пекло немилосердно. Он уже почти добрался до лестниц, когда услышал радостный детский смех. В столовой Гвендолин — гувернантка — как раз кормила Эридана. Братец сидел на высоком детском стульчике и радостно, как будто ничего лучше и не придумаешь, размазывал кашу по тарелке, иногда прикасаясь грязной и липкой ладошкой к волосам или лицу. Драко знал, будь Нарцисса Малфой дома, обед бы выглядел совсем иначе — чинно и скучно, как и подобает, но иногда Гвендолин — Драко замечал за ней такую привычку — давала Эридану немного больше свободы. Конечно, вряд ли малыш, которому едва исполнился год, мог оценить такой подарок, но Драко почему-то ценил и совсем этому не препятствовал. Но Гвендолин все же испугалась, заметив его. Драко удивленно поднял брови. Он никогда не давал поводов для ее страха; честно говоря, они разговаривали за это лето от силы раза два или три. «Может, она услышала один из разговоров родителей?» — подумалось ему, потому что, судя по их словам, Драко был отпетым хулиганом. Но разбираться с этим Малфою не хотелось: он лишь приветливо кивнул и поспешил скрыться в своей комнате на втором этаже. Здесь все было подчиненно только его правилам. Единственное место в доме, где он проводил время с радостью. Его добровольная тюремная камера — он находился здесь и днем, и ночью, и только здесь чувствовал себя более-менее спокойно. Не зная, чем бы таким заняться, Драко достал из школьного чемодана новенькую книгу. Подарок Гермионы на его день рождения. Книга — а чего еще ждать от Грейнджер? — была маггловской, и он, благодаря известным предубеждениям, не брался за ее чтение. Конечно, с тех пор, как он считал магглов глупыми, грубыми и неотесанными существами, прошло много времени, взгляды его переменились (не без участия той же Гермионы), но воспитание на помойку не выкинешь. Книга захватила его с первых слов, он нырнул в ее глубины с головой. Конечно, многое ему было непонятно, и Драко пообещал себе обязательно расспросить Гермиону о некоторых вещах при встрече. Так, переворачивая страницу за страницей, он и не заметил, как медленно жаркий день сменился душным летним вечером. Лишь когда жажда заставила его поднять голову, он понял, что близится время ужина. Отец любил, когда за столом собиралась вся семья, ведь все остальное время он проводил в Министерстве. «Или где-то в другом месте», — подумал Драко, пряча книгу под подушку. Раньше отец появлялся в Малфой-мэноре и во время обеда, а в выходные непременно приглашал парочку друзей или семьи, с которыми они дружили. После возрождения Того-Кого-Нельзя-Называть время Люциуса Малфоя подорожало, и Драко заметил это сразу же. Нарцисса уже была в столовой — она обсуждала что-то с Гвендолин, держа Эридана на руках. Малыш сминал воротник ее мантии, но она, кажется, совершенно не волновалась по этому поводу. — Да-да, вы можете взять выходной, — в заключение сказала она, и на этом их разговор с гувернанткой закончился. Затем ее придирчивый взгляд остановился на старшем сыне. — Драко, дорогой, ты не заметил, как я вернулась. Как прошел твой день? Великолепно, чудесно, божественно — о, сколько эпитетов мог подобрать он, чтобы описать день без родителей, но вместо этого обошелся сухим ответом: — Весьма недурно. Я читал. — Тебе стоит больше времени проводить на свежем воздухе, — с небольшим укором сказала она, усаживая Эридана на стульчик. — Я надышался им во Франции, — ответил Драко. Как ни странно, настроение у него было совсем неплохое. Он подмигнул младшему брату, чем вызвал широкую улыбку на его детском личике. — А где отец? — Задерживается, — Нарцисса тоже уселась за стол, а домовики в это время приносили блюда. — Но к ужину точно будет дома. И точно — не прошло и десяти минут, как в зеленом пламени большого камина, выложенного черным камнем, появился Люциус. На его мантии не осталось и следа пепла, волосы остались все в том же идеальном порядке. А еще он был очень рад — нет, даже счастлив. Драко давно не видел его таким. Отец скинул свои перчатки, которые сразу же убрал домовик, снял верхнюю мантию и лишь тогда поприветствовал всех, садясь за стол. — Как странно, почты сегодня не было? — спросил он. Драко понадобилось много сил, чтобы выдержать его вопрошающий взгляд. Кроме письма Гермионы ничего не приходило, поэтому он почти не врал. Но счастливый Люциус, кажется, был не таким придирчивым, как обычный Люциус. Они спокойно поужинали, за окном неторопливо сгущалась темнота. Драко подумал, что этот день какой-то подарок свыше, потому что в иное ему и верить не хотелось. Не могло все перемениться так резко, ведь так? И это был даже не сон, а вполне себе ощутимая реальность. — Люциус, что-то случилось? — первой не выдержала мама. Теперь они все сидели в гостиной и пили терпкий черный чай. Она снова взяла на руки Эридана, а тот лишь сонно клевал носом. — Да, — самодовольно ответил Люциус, ожидая этот вопрос. Он мельком взглянул на Драко, что уже не предзнаменовало ничего хорошего. — В Министерстве настоящий переполох. Магия в маггловском районе, на глазах у маггла! Драко до сих пор не понимал, в чем дело. Это даже не относилось к отделу, в котором отец работал. — При этом колдовал несовершеннолетний. Думаю, все идет к исключению из Хогвартса, чего не случалось давно. Нарцисса, кажется, тоже не очень этим заинтересовалась. Но Люциус, безмерно любивший интригу, не обращал на это никакого внимания, продолжая свой рассказ. — Двенадцатого августа пройдет дисциплинарное слушание, на котором будет решаться дальнейшая судьба Гарри Джеймса Поттера. — И он устремил свой победный взгляд на Драко, сидевшего в кресле напротив. — Что ты об этом думаешь, Драко? Малфой видел в его глазах наслаждение этим унизительным процессом. Неподдельный интерес. Он знал, что Люциус ждал его ответа. — Я думаю, что это все чушь собачья, — Драко еще никогда не говорил таких слов при родителях. Нарцисса ахнула и сердито воззрилась на него поверх головы Эридана, но отец продолжал невозмутимо наблюдать. — Думаю, что ты ошибаешься, считая, что все, что со мной произошло за эти годы, — вина Поттера. Думаю, что ты совершенно не знаешь меня, если в самом деле надеешься, что после исключения Поттера из Хогвартса я как-нибудь изменюсь. Драко поднялся и, ни на кого не глядя, быстро пошел к лестнице. Как ни странно, он не боялся, не жалел о сказанных словах. Он чувствовал удовлетворение — высказав малую толику тех чувств, что разрывали его все это время, он каким-то образом уменьшил ту дыру, что осталась в его груди после ссоры в начале каникул.