Гнездо кукушки сожжено напалмом.

Отвратительные звуки. Это было первое, что возникло в моём сознании. Они вырывали из небытия, не давая снова провалиться в сон. Потом появилась боль. Она заполнила сознание вместе с этим отвратительным мерным писком. Боль исходила, кажется, от каждой клетки моего несчастного тела. Лёжа с закрытыми глазами, я пытался прийти в себя, ну, или хоть вспомнить, кто я такой. Воспоминания пришли постепенно. С каждым новым обрывком моей жизни, всплывающим в голове, к сердцу подкатывало неясное и оттого совершенно невыносимое беспокойство, перерастающее в страх. Я не мог вспомнить, чего боялся, боясь от этого ещё сильнее. Воспоминания стали складываться в одну четкую картинку, в которую я отчаянно всматривался, пытаясь найти причину своего ужаса. И нашёл. Клиника, тёмные коридоры, перевёрнутая инвалидная коляска, беспокойные глаза Снейка, хрупкая фигура в углу комнаты, чьи-то пальцы, скользящие по книге для слепых. Я чувствовал, что разгадка совсем близко. Дышать становилось тяжелее. Бугры шрамов на чьих-то запястьях, следы ожогов на чьём-то теле «Они тушили сигареты…» Кто «они»? Почему так темно?! Портреты на стенах палаты, чья-то беззубая улыбка, человек-зверь, мечется по комнате. Почему так страшно? Качающаяся фигура на подоконнике. «Они дали случиться…» Тяжёлые шаги в глубине коридора — почему надо уходить? Оранжевые блики на лицах людей, страх в глазах, кто-то бросается в огонь. Огонь! Нашёл! Это был огонь. Кто-то там, в этом огне, удар по спине, чей-то голос зовёт. Ему надо помочь! С этой мыслью я открываю глаза. Небольшая комната, полумрак, какие-то приборы. Вот что пищит! Больница. Я в больнице. А он? Кто «он»? Слишком много вопросов, но мало ответов. Я тихо хриплю что-то в потолок. — Дима! — он. Вот кто. Надо мной возникает его лицо. Голубые глаза покраснели. Он плакал? Рука вцепляется в мою, обкусанные губы нежно касаются моих. Я вспомнил. — Яш… Он снова плачет. Падает на колени, не отпуская моей руки. — Ты очнулся. *** Он всё сидел, отказываясь отдать мне мою руку. Я не возражал. Прошло, кажется, около получаса с того момента, как я пришёл в себя. Картинка прошлого в голове сформировалась окончательно, возникли новые вопросы, но мой любимый был не в состоянии что-либо рассказывать. Поэтому я был ужасно рад, когда из-за приоткрытой двери выглянула растрёпанная голова Глебсона. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит в палате. — Очнулся! — крикнул он кому-то за дверью, тут же вваливаясь к нам. — А я говорил, что он очнётся! — промурлыкал парень, подходя ближе, наклоняясь, чтобы стиснуть меня в объятиях, которые ясно давали понять, что мне здесь рады. — И я тебя рад видеть, — усмехнулся я, растрепав ещё больше и без того лохматого Глеба, — может хоть ты мне расскажешь, что случилось? Парень помотал головой, выразительно глядя на открывающуюся дверь. В ней появился Валера. Он зашёл ровно, не пытаясь шарить руками по стенам. На его лице сияла весёлая улыбка, которая стала ещё веселее, когда он увидел моё, несомненно, очень удивлённое лицо. Да-да, он УВИДЕЛ! Его глаза из смотрящих прямо перед собой и ничего там не находящих стекляшек стали живыми, с интересом разглядывающими мою отпавшую челюсть. Следом за ним появился и Снейк. — С возвращением, Димка! — заулыбалась рептилия. Они стали рассказывать, перебивая друг друга. Пожар устроил тот странный парень, Саша, что винил себя в том, что был жив. Его обугленный труп нашли рядом с канистрой из-под бензина. Валера, как оказалось, попал в клинику именно из-за своей слепоты, для которой не было никаких причин. Эмоциональная встряска, которую вызвал пожар, помогла ему побороть недуг, так что теперь он с интересом познавал окружающий мир, который, по его утверждениям, был куда прекраснее, чем вечная темнота. Снейк, приехавший и заставший клинику горящей, умудрился открыть двери всех палат, вызволяя пациентов, за что поплатился серьёзными ожогами, о чём ничуть не жалел. В страшном пожаре погиб только сам его виновник, а также санитар, на горле которого, как говорят, нашли какие-то странные повреждения, плюс пропал без вести тот самый пациент, что вытащил меня из огня. Придавленный обрушившимся потолком, я получил довольно серьёзные травмы, но, по заверениям врачей, скоро поправлюсь. Снейку же удалось вытащить из горящего здания даже Женю, который, к сожалению, всё ещё не пришёл в себя после полученных повреждений. *** Месяц спустя. Мой день рождения прошёл отлично. Поздравить пришёл Глебосон вместе с братом, с которым он теперь и жил, Валера пришёл с девушкой. Снейк позвонил, извиняясь, что не может поздравить лично. Я ничуть не обиделся, ведь Горыныч просто не мог оставить одного недавно вышедшего из комы Женю, который тоже пролепетал, по мере возможностей, что-то в трубку. Я не понял ни слова, но был чертовски рад его слышать. Все дела пациентов сгорели вместе с клиникой, а нету дела — нет болезни. Так что все вышеперечисленные были теперь официально здоровы и счастливы, как и Яша, свернувшийся в клубок у меня под боком. Звонок в дверь, благо, не разбудил парня. Только заставил меня с неохотой вылезти из постели. В подъезде никого не оказалось, но на пороге одиноко лежал какой-то свёрток, неуклюже перевязанный лентой. Я открыл, и из рук тут же рассыпались листы бумаги. Собирая с пола, я с удивлением узнал в них рисунки, которые, вообще-то, должны были сгореть вместе с клиникой для душевнобольных месяц тому назад. Среди рисунков был и чистый лист, с выведенными на нём словами: «Только обязательно вставь картинки. Книжки должны быть с картинками! С днём рождения!» Я улыбнулся, собирая листы в аккуратную стопку. Будут, будут тебе картинки, Миш. Я ведь обещал. Хлопнуло подъездное окно, холодный ветер растрепал волосы. The End?