Я никогда тебе не покорюсь

Герберт В камере пыток не было окон, поэтому я быстро утратил представление о времени, лежа в неудобной скрюченной позе в железной клетке. Ловкими привычными движениями палачи засунули меня в это варварское изобретение ханайских застенков и оставили в кромешной темноте наедине с обещанными мне адскими муками. Сначала я пытался шевелиться, надеясь найти хоть какое-то оптимально приемлемое положение тела, но скоро понял, что это невозможно. Железные прутья вонзились в ребра и бедра, прижатая вниз голова нестерпимо заныла, каждое движение стало причинять боль. Мучительно хотелось выпрямить шею, разогнуть ноги и вытянуться во весь рост, но все, что я мог - с бессильной яростью сжимать пальцы рук и ног, в тщетных усилиях сохранить в сжатых конечностях естественный ток крови. Прежде чем отдать меня палачам, личные стражники Мальины нацепили на меня некое подобие маски, полностью закрывающей голову - по всей видимости, королева не хотела афишировать перед служителями темниц мою личность. Выполненная из сетчатого материала, маска не мешала мне дышать, но все равно я чувствовал себя так скверно, словно мне не хватало воздуха. Пот тек ручьями по лицу, маска намокла и прилипла, кожа под ней зудела, а я не мог даже поднять руку и почесаться, ибо запястья мои были надежно прикованы к верхним прутьям чертовой клетки. Чтобы хоть как-то отвлечься от мук экзекуции, я пробовал занять свои мысли полезными размышлениями, но уставшая голова словно налилась свинцом, пропуская через отяжелевший мозг лишь жалкие обрывки образов и слов, которые никак не желали складываться в моем сознании в общую картину. Тогда я стиснул зубы и заставил себя сосредоточиться. Мальине не выгодно лишать меня жизни или калечить, значит, пока мне не грозит ни смерть и ни увечье. Она засунула меня в это кошмарное приспособление для телесной пытки с единственной целью - измучить, напугать, сломить мой дух. Надо перетерпеть, не сдаться и не выказать себя слюнтяем. Есть куда более страшные экзекуции, когда несчастного подвешивают за ноги вниз головой или сажают на кол, а я всего-то навсего лежу в железной клетке. Правда, уже почти не ощущаю ног, но это не беда, за ночь ничего непоправимого со мной не случится. Наверно, завтра явится сама, чтоб насладиться зрелищем униженного ноющего пленника, я просто обязан не доставить ей такого удовольствия... Да уж, легко сказать, сложнее сделать. Вокруг кромешный мрак, безвременье, пропахший потом и кровью узников тяжелый воздух подземелья, сырая маска на лице и впившиеся в тело железяки. Вскоре к ломоте в мышцах и невыносимой боли прибавилась нужда в естественных потребностях, и я был вынужден решать вопрос, лежать ли в собственной моче или терпеть, сколько достанет сил? В конце концов натура победила (какие могут быть приличия в подобном месте?), я разрешил себе надуть в штаны, на несколько минут почувствовав себя почти счастливым... Кто эта женщина, подруга Сета? Точно такие же зеленые глаза, смотревшие на мир печально и устало, я видел на подвеске Павила, которая всегда болталась у него на шее. Когда он близко наклонялся надо мной, кулон оказывался у меня перед глазами, и я смотрел в прелестное лицо, невольно размышляя о ее судьбе. Павил способен на любовь? Могла она любить его в ответ?.. Нет, этого никак не может быть, две женщины просто немного схожи внешне. Судьба коварна, но и милосердна, за что же подвергать несчастную жену Павила новым мукам? Она достаточно страдала в жизни, лишилась своего единственного сына, терпела долгую неволю и домогательства моего распутного отца. Ее взорвали по его приказу на артиллерийских складах, она мертва, а та, что рядом с Сетом - совсем другая! Но ядовитая гадюка тоже видела кулон Павила... Бедняга Сет, он переменился в лице, услышав как Мальина назвала его подругу Сильвией. Но нет, таких безумных совпадений просто не бывает... Мысль прерывалась, ускользая от меня, и я отчаянно цеплялся за способность мыслить. Надо подумать о себе. Что ждет меня? Стать мужем этой бешеной собаки, чтобы потом погибнуть от ее руки? Вот стерва, и за что она меня так сильно ненавидит? И как ей в голову пришел такой безумный план? Если поверить ей, выходит, что Павил ее отверг, мечтая обо мне? Чушь, полный бред, но даже если допустить такую полную нелепость, то разве это повод начинать войну? Когда я в первый раз увидел Павила и его первую помощницу, они казались идеальной парой. Меня он ненавидел, бил и унижал, пытаясь превратить в свинью. И вдруг - любовь? Безумие! С чего ему вдруг так перемениться? Ответа я не мог найти, мозги словно вскипели, перегруженные напряженной умственной работой, и я почувствовал, что разум проиграл измученному телу... Тюремщики вытащили меня из клетки в полубессознательном состоянии и уложили на шероховатый деревянный настил. Я чувствовал пальцами теплые доски, слышал голоса, доносившиеся до меня словно бы издалека, сквозь сомкнутые веки видел свет, который резал и терзал даже закрытые глаза, но где я, что со мной, мне было безразлично. - Давай, Даймон, держи его за плечи, - голос приблизился, заставив слушать. - Ступни совсем холодные у парня, надо размять, а то останется калекой. Смотри, какие страшные рубцы от прутьев... - Бедняга, вот ему досталось, - согласился другой, - но не стонал, не выл, только надул в штаны. - Да кто бы не надул, - раздумчиво заметил первый, - кто он такой, что даже маску на лицо надели? И столько времени велели продержать его в станке... Такую стойкость духа я ни разу не встречал, хоть и служу уже не первый год на этой дьявольской работе. Вот чудеса, да разве ж это голос палача? Словно заботливый и сердобольный лекарь, врачующий телесные недуги страждущего человека. Почувствовал, как мои плечи сильно сжали и в следующее мгновение чуть не лишился чувств, такой мучительной болью отозвалось внезапное движение ноги, долгое время пребывавшей в неподвижности неестественной позы. Потом мне выпрямили и вторую, размяли икры и ступни, и я с трудом сдержал звериный рык, когда по ним прошел сильнейший спазм и побежали мураши. Я дернулся, но мужики не отпустили. Перевернули набок, помассировали шею, спустились на лопатки и ключицы. Они крутили меня словно дичь на вертеле, не давая ни секунды передышки, но с каждым новым щипком сильных умелых пальцев я чувствовал, что возрождаюсь к жизни. - Что, парень, неприятно? Потерпи. Ты пробыл в клетке очень долго, так что массаж тебе необходим. Ты сам не смог бы сразу распрямиться. - Ууу... - выдал я, наслаждаясь ровной поверхностью настила. Железные прутья больше не впивались в ребра, ничто не мешало вытягивать ноги, и эта крошечная радость оказалась такой необъятной, что я почувствовал себя почти в раю. - Ну вроде все в порядке, - пощупав пальцы на моих ногах, вынес вердикт один из мужиков, - ты полежи чуток, резко не двигайся, потом перевернешься набок. Почувствуешь, что в силах шевелить ногами - шевели, как можно энергичней. Пошли, Даймон, работа тут закончена, а остальное все не нашего ума... Еще штаны бы снять с него, но не оставишь же лежать тут с голым задом, пускай уж лучше так... Они оставили меня в покое и ушли. Выполняя полученные инструкции, я несколько раз перекатился через спину на обе стороны, испытывая восхитительное ощущение свободы, потом на меня навалилась такая чудовищная усталость, что я уснул прямо здесь, на жестких досках пола, словно в роскошной мягкой постели. Не помешали мураши и мокрые штаны, настолько велика была потребность отключиться. Очнулся от движения, не вдруг поняв, где я и что со мной. Открыл глаза, увидел потолок, который медленно передвигался - меня несли четверо слуг на деревянных носилках. Сначала потолок был темным и невзрачным, потом сменился небом в сизых тучах, потом лепниной на красивом белоснежном своде дворцовых купален. С меня сдернули грубую тюремную одежду и опустили в восхитительно пахнувшую какими-то травами горячую воду. Следующие два часа умелые банщики и массажисты растирали, мяли и смазывали целебными мазями мое измученное пыткой тело, уделяя особое внимание тем местам, которые длительное время соприкасались с железными прутьями. Все эти процедуры были так болезненно-приятны, что я уже не сдерживал слетавших с моих губ протяжных стонов. Меня побрили, подровняли волосы, подстригли ногти на руках и на ногах. Это весьма напоминало подготовку к брачной ночи, но я был слишком обессилен и опустошен, чтобы противиться этому даже в мыслях. Только когда меня облачили в тонкий шелковый наряд и вознамерились снова нести, на этот раз в маленьком, но роскошном паланкине, я решительно отстранил слуг и пошел сам, сначала вверх по лестнице, потом в левое крыло дворца, до своих покоев, предназначенных стать моей новой, на сей раз роскошной золотой клеткой. Вкусно покушав давно забытых изысканных блюд, я решил полностью посвятить вечер отдыху, очень надеясь, что ханайская сука сегодня меня не потревожит. Повалился на постель и почти сразу же отключился, наслаждаясь нежностью шелковых простыней и пухом подушек... Все завтра, завтра, а сегодня надо выспаться, набраться сил, ведь ведьма может и явиться, чтобы воспользоваться тем, что я измучен пыткой, а поэтому и дух мой слаб... Проснулся от щекотки, что-то ползало по лбу и по щекам. Мне это не понравилось, я дернулся, пытаясь устранить помеху, и открыл глаза. Зрение, как и сознание, не сразу стало ясным, я пару раз моргнул и различил прямо перед собой большую тень. Палец. Изящный, гибкий, женский. Сильнее уклонился, и тогда рука исчезла, а на меня, немного склонив голову влево, в упор смотрела королева, изучая словно невиданную заморскую игрушку. - Ты издевательски красив, Або, - насмешливо пропела она, когда наши взгляды встретились. - Когда все будет кончено, я с наслаждением исполосую твою морду, наблюдая, как она превращается в бесформенное кровавое месиво. Отрежу уши, выколю бесстыжие глаза и раздеру рот до ушей, - безумная стерва сопровождала свои слова действиями, водя пальчиком по тем частям моего лица, о которых говорила, - только тогда я буду полностью удовлетворена! - Так-то ты держись свое королевское слово? - насмешливо ответил я, отведя ее руку в сторону и крепко зажимая в своей ладони. - Не ты ли обещала дать мне возможность самому выбрать способ распрощаться с жизнью? - Я передумала, мой принц, - издевательски фыркнула она, резко вырывая у меня свое тонкое запястье. - Ты недостоин этой привилегии, зато тебя ждет другая, не менее приятная. Вы с Павилом получите последнее свидание и насладитесь муками друг друга. Что ты так смотришь на меня? Желаешь задушить? Но что от этого изменится? Тебе не выбраться отсюда, милый Або, Павил придет войной и без меня, а мой великолепный юный полководец Рой его побьет! - Зачем тебе все это надо? - я не удержался от вопроса. - Вы были с Павилом соратниками, откуда же взялась такая ненависть и ярость? - Мужчине не понять, так что не стану тратить время на слова, - лениво отозвалась Мальина, подцепляя пальчиками отвороты моего халата. Она низко наклонилась надо мной и ее глаза блеснули откровенной животной похотью. - Но и себя я часто не могу понять, однако точно знаю, что сломить тебя будет приятно. Ты не такой слабак, как глупый Рой, но тем желаннее победа над тобой, так что не вздумай быстро сдаться мне! Проницательная бестия правильно отгадала мои желания - мне до безумия хотелось задушить ее! Но выбраться отсюда и спасти своих друзей, предотвратить бессмысленную никому ненужную войну я не имел возможности, и все, что оставалось, это торговаться и играть. - После моей...вернее, нашей с Павилом ужасной казни, мои друзья будут отпущены? Или и в этом тоже врешь? - Не вру. Мне не нужны чужие слуги. Это про Сета. Но про женщину... пока не знаю. Если она действительно окажется женой Павила, то очень пригодится мне, - ядовито засмеялась она, продолжая медленно обнажать мое тело. - Ты идеален, принц, безумно жаль, что оказался мужеложцем. Но ничего, прежде чем сдохнешь, я успею показать, чего ты потерял, отвергнув женскую любовь!.. Эй, кто там есть за дверью? Вошли двое слуг и крепко притянули мои запястья к спинке кровати - видимо, королева все же не питала особых надежд на мою покорность - и приступила к делу. Я не обманывал ее, сказав, что не особо опытен в любовных играх, вот и сейчас ее прикосновения не вызывали в моем теле никакого отклика. Тогда я попытался отключиться и для этого закрыл глаза, в надежде убедить себя, что если этакие ласки помогают выжить, то ничего постыдного в них нет, однако почему-то ничего не получалось. По телу от ее прикосновений бегали мурашки, когда же пальчики распутницы уверенно забрали в горсть мой вялый член, я не сумел сдержать брезгливой дрожи отвращения. - Бесчувственный чурбан! - потеряв терпение, выругалась она и ударила ребром ладони между моих широко расставленных ног, не сильно, но довольно ощутимо. Боль ослепила, заставив выгнуться дугой, но я стерпел, употребив все силы на то, чтобы не вскрикнуть. - Словно фарфоровая кукла, а не человек! Мальина на некоторое время оставила меня в покое, потом, словно почерпнув откуда-то свежие силы, принялась терзать меня с удвоенным рвением. Перевернула набок, ничуть не заботясь о том, что связанные руки вывернулись и начали болеть, провела пальцами между лопаток, спустилась ниже и щипнула за ягодицу. Я замер, охваченный нехорошим предчувствием - что если бестия опять возьмется за старое и вытащит свои похабные игрушки, чтобы пихать мне в зад? Однако она только медленно прочертила пальцем по шраму на моем бедре, остановилась и проделала то же движение снова, заставив меня нервничать, ибо впервые за все время ее попыток обольщения я задрожал от странных ощущений. Похоже, что мое самое слабое место находится именно здесь. Видимо, она тоже ощутила во мне перемену, потому что продолжила трогать мое бедро, теперь уже всей рукой, а я совсем некстати вспомнил безумные чувственные ощущения, когда моего давнего шрама касалась большая шероховатая мужская ладонь... Нет, к черту все, зачем я это вспомнил? Я не могу испытывать желания к мужчине, тем более к Павилу! Резко подался в сторону, уворачиваясь от пальцев Мальины, боль в вывернутых запястьях сделалась сильнее, зато видение кровавого наемника исчезло. - Зачем ты это делаешь со мной? Разве нам нужно обязательно совокупляться? - желая скрыть охватившее меня нервное волнение, спросил я. - Разве же не достаточно игры на публику? Иди и развлекайся с тем, кто этого желает. - А ты любил когда-нибудь, Або? - упрямо возвращая руку на мое бедро, задала королева неожиданный вопрос. - Навряд ли, а иначе понимал, зачем. Так вот, я объясню, но только раз, и повторения не жди. Любовь - это смертельная неизлечимая и страшная болезнь, которая несет гибель всему, чего касается. Меня она тоже сломала, так что пока не отомщу, я не смогу нормально жить! Павил и ты - вы оба виноваты, я не прощу вас, никогда, и вы заплатите своей поганой кровью за все мои погибшие надежды... - Но почему ты так уверена, что генерал в меня... влюблен? - последнее слово я выговорил тихо, словно боялся, что кто-нибудь меня услышит и рассмеется над такой глупостью. - Он бил и унижал, стремился сделать из меня собаку. Он изнасиловал меня, в конце концов! И где же тут любовь? - Заткнись, Або! - теперь в голосе Мальины звучала неприкрытая злоба. - Зачем мне говорить тебе об этом? - она презрительно фыркнула, перевернула меня на спину и ухватила цепкими пальчиками мой детородный орган. - Ты точно мужеложец, грязная свинья, лишь стоило упомянуть другого мужика, как сразу возбудился! Ладно, пусть так, мне все равно, не стоит упускать возможность. А вдруг тебе понравится со мной, чем черт не шутит? Почти насильственное соитие с этой распутной девкой не принесло мне никакого удовольствия. Видимо, почувствовав это, она слезла с меня и с досадой шлепнула кулаком по моему животу. Было так гадко, что я прикусил до крови нижнюю губу, но даже боль не отвлекла от омерзения, как будто только что совокупился с жабой. Лишь только слуги освободили из пут мои запястья, я тут же приказал налить полную ванну горячей воды. Когда это было сделано, всех выгнал и со стоном опустился в воду, в сильнейшем желании как можно тщательней отмыться от ее прикосновений. - Я никакой не мужеложец, сука, - с ненавистью шипел я сквозь зубы, терзая жесткой мочалкой свое тело, - и не испытываю ничего к Павилу. Как можно даже думать о таком! Желать насильника и мерзкого злодея, который захватил мою страну и превратил меня в раба?! Нет, я не прав, и чувства есть, но это ненависть и злость!