Всё началось с пельмешек

Ривай с хмурым видом (хотя когда у него был какой-то другой вид) посмотрел на экран телефона, встал со стула и быстрым шагом вышел из комнаты. Как бы я ни пыталась прислушаться, все равно ничего не слышала. Примерно через минуту он зашел в комнату, мельком бросил на меня взгляд и проговорил: — Занятия сегодня не будет. У меня дела. Я поспешно встала со стула. — Это те дела, про которые ты не хочешь рассказывать? — Те, — кивнул Ривай, ища что-то в шкафу. Я повернулась к столу и начала собирать учебники. Только сейчас обратила внимание, что на улице уже как час барабанил дождь и по звукам это был уже настоящий ливень. Взяв карандаш я посмотрела на Ривая через левое плечо. Он снял домашнюю майку и стоял ко мне спиной. И несмотря на такой короткий промежуток времени, за который я практически ничего не увидела, по ощущениям я вся была красная прямо как помидор. Собрав сумку я глубоко вздохнула и повернулась к Риваю. Он смотрел прямо на меня и был одет в черную толстовку, которая, кстати говоря, была ему очень даже к лицу.  — А твои дела не могут подождать? Посмотри, какой на улице ливень! — я указала кивком на окно. — Ты промокнешь, можешь простудиться или…  — Со мной все будет в порядке, — перебил он меня безразличным тоном. — Куда и когда мне идти это только мое дело. И ничье больше.  — Но это еще и волнует людей, которым ты дорог! — вырвалось у меня. Ривай просто отвернулся, взял массивный черный рюкзак около кровати, затем, не посмотрев в мою сторону, сказал:  — Просто уйди и не мешайся, — он повесил рюкзак на плечо. Я даже не успела опомниться, как Ривай вышел из комнаты. И побежала за ним. Хоть в глазах неприятно щипало из-за слез и предательски дрожали ноги, я бежала вперед, преодолевая незатейливые безлюдные коридоры общежитея и лестницу именно сейчас ставшую неожиданно такой крутой. Выбежав на улицу, я получила свежий прохладный порыв воздуха в лицо. Стало очень холодно. Мокро. Противно. Прилипшие от дождя к лицу волосы и все время наровящиеся заполниться слезами глаза делали мой обзор совсем уж никудышным. Но для себя я и так хотела видеть лишь темную размытую фигуру впереди. Из-за сильного ветра мне были слышны лишь собственные шлепки насквозь промокших кроссовок по лужам разной глубины на асфальте и земле. Сердце сильно билось, дыхание давно сбилось, а в груди начало неприятно покалывать. Все это сильно напоминало какой-то вечно повторяющийся кошмарный сон, из которого не выбраться, как бы ты ни старался. Но я бежала, старалась изо всех сил правильно дышать, просто не могла остановиться. Я должна была его догнать. Просто не простила бы себе, если бы до сих пор оставалась в здании. В очередной раз протирая рукавом лицо от слез и прилипших волос я заметила, что фигура впереди меня остановилась. До него оставалось каких-то десять метров. С чего бы он решил остановиться? Пожалел меня, идиотку, или что? Но я наконец-то смогла перейти на шаг. Но не остановиться. В легких кололо, а хаотичные, такие громкие и слишком частые вдохи выбивали из колеи, но я все равно шла. И только когда до моей неподвижной сейчас цели преследования оставался какой-то метр, я позволила себе согнуться пополам и опереться ладонями на колени, чтобы хоть как-то прийти в норму. Через несколько минут, отдышавшись, я выпрямилась, еще раз протерла рукавом лицо и взглянула на него. На того, кто не знал о моем существовании до недавнего времени; на того, ради которого была готова на все; на того, кого любила задолго до случая в супермаркете. А он просто пристально смотрел на меня из-под опущенных ресниц. Немного грустно. Осуждающе. Но мне плевать. Плевать, какой он меня сейчас считает идиоткой. Плевать абсолютно на всё. Сейчас для меня существовал только он. Только он. Такой же промокший под этим ужасным ливнем молодой парень, смотрящий на меня с грустью и осуждением. И только мой. В этот момент, когда я заглянула в эти глаза, меня полностью обволокла такая чистая нежность к этому человеку. И плевать, что мы вдвоем стоим на улице посреди адского ливня. Плевать на всё. Есть только он и я. Поддавшись вперед я влепила парню громкую пощечину, от которой и его щека и моя ладонь покраснели. А он даже не шелохнулся. Мог увернуться, знаю. Но не стал. И не теряя ни секунды я прильнула к его широкой крепкой и горячей даже через кофту груди своей щекой, затем схватила обеими ладонями ткань по краям не давая моей любви и шанса на отступление. Я ощутила жар его тела и услышала стук его сердца. А потом на меня абсолютно прекрасной волной нахлынули все воспоминания с ним. Как в первый раз увидела его; как не слушая учителя целыми парами смотрела только на него; как волновалась не за свои результаты на контрольных; как пыталась понять этого человека, изучить, с каждым как бы небрежно оброненным взглядом в его сторону все больше; как встретила этого парня в супермаркете; как он, совершенно не волнуясь за свою жизнь, вступился за меня. И снова, и снова воспоминания с ним приходили в мою голову. Я и не заметила, что плакала у него на груди. Я рыдала. Громко и так счастливо. Мне было хорошо несмотря ни на что. Ведь существовали только мы. А он… Ривай положил свою теплую ладонь на мои промокшие волосы и нежно гладил мою макушку.