В черном списке

      На следующий день вернулся Рен, заплел Элаю красивую косу и проводил на встречу с родителями.       — Я рад, — сказал Рен, — что ты дождался их.       — Отец лишь из-за Олиа пришел.       — Все будет хорошо. — Уверенно повторил Рен. — Нил сказал.       Элай ожидал чего-то похожего на его свидание с Джонни. Воображение представляло, как на него снова наденут дурацкие наручники и заставят сидеть с родителями за маленьким пластиковым столиком. Отец бы бесился, а папа презрительно морщил носик. Но Элая провели в другое место и запихнули в просторную комнату, немного похожую на допросную, в которой он сидел пару дней назад. Но в этой комнате было окно под потолком и в него светило блеклое солнце.       Не успел Элай войти, как уже оказался в объятиях. Папе потребовалось всего несколько секунд на это. Не получив ответной радости от встречи, папа начал оглядывать Элая, и, наконец, увидел гипс.       — О, Господи, что это у тебя?       — Возникли кое-какие неприятности.       — Какие такие неприятности?! — папа быстро ощупал Элая, убеждаясь в его относительной целостности. — Дорогой, а что происходит с твоим сыном, а?       Отец удостоился сурового папиного взгляда. Как только папа снова отвернулся, одна бровь у него на лице поползла вверх, обращаясь к Элаю, который в отличие от папы на мелочи не отвлекался. Элай слегка пожал плечами. Он здоровой рукой немного отстранил папу от себя, добрался до стола и почти упал на скамеечку. Папа пах так сладко и маняще, что хотелось забраться в его объятия и попросить хоть чуть-чуть ласки. Но все это были гормоны и эмоции.       — С вашим сыном, — сказал Элай, посмеиваясь, — происходит полный пиздец! Что делать будем, а?       Он по очереди посмотрел на обоих родителей: папа продолжал истерить, а отец равнодушно за этим наблюдал. Потом он поправил пиджак, перестал подпирать плечом стену и сел за стол напротив Элая.       — Рассказывай про наркотики! — приказал он.       Папа ничего не говорил. Отец глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он всегда делал так, чтобы успокоиться и чтобы опять не сорваться в приступ ярости. Элай мигом понял, чем запахло, и поспешил замолчать. Это случалось редко, но это было страшно.       Папа молча подошел и аккуратно положил руки отцу на плечи и одобряюще сжал их. Маленькие беленькие ладошки смотрелись на широких плечах отца неестественно и казались до ужаса хрупкими. Элай испугался за папу, но отец быстро успокоился.       — Говори честно. — Снова приказал отец. — Ты хранил наркотики у себя?       — Нет. Меня подста….       — Имел к ним хоть какое-то отношение?       — Нет! — Элай прикусил губу под строгим взглядом. — Да. Немного. Я не знал, что там было. Один парень попросил меня передать другому пачку сигарет. А Олиа нашел там наркотики. И он…. Ему не понравилось, что я….       Папа ахнул и сильнее сжал плечи отца.       Элай не знал, как правильно произнести это: Олиа пришел и сломал ему за это четыре пальца. В мыслях это было, а вот в слова никак не складывалось. Как Элай должен был сказать это вслух? Это даже звучало ужасно.       — Блейз за это искалечил тебе руку. — Сам закончил отец.       Элай лишь кивнул.       — Божечки! — зашептал папа. — Мы должны забрать его! Прямо сейчас, дорогой, нужно его забрать отсюда!       Элай понимал, что это не поможет. Он верил в это, когда его только арестовали, верил еще месяц назад. Да даже в прошлые выходные еще на что-то надеялся. Но отец с ним так разговаривал и так смотрел на него, что было понятно: они его не заберут отсюда. И даже после выборов отец не смягчится.       Он должен был оставаться здесь еще девять месяцев, пока не закончится срок. Это было ужасно.       — Мы не можем. — Мягче заговорил отец и погладил папины руки. — Я не могу освободить федерального заключенного, в отношении которого управление по наркотикам запустило расследование.       — Расследование…       — Его ни в чем не обвинят, но и раньше мая он не выйдет!       — Но как-нибудь….       — Пратт и так следит за каждым нашим шагом. Лесли, подумай, пожалуйста, не только о нем!       — Ты никогда о нем не думал!       Элай положил руку с гипсом на пластиковый стол перед родителями. Поправил косу. Рен заплел красиво и аккуратно, но все равно было заметно, что волосы потеряли весь блеск и лоск. Они были безжизненными, грязными, ужасно испорченными местной водой и мылом. Их нужно было состригать, но Элай не мог.       Отец поднялся и сразу же отвернулся от него. Снова осторожно погладил папину ладонь и отпустил.       — Поговори с ним сам, а я пойду к машине.       — Не лучше нам вдвоем? — так же тихо спросил папа.       — Важный звонок запланирован. Не могу пропустить.       Отец ушел, не попрощавшись с Элаем. Как только дверь тяжело захлопнулась, папа сразу изменился в лице и поведении. Элай привык к этим манипуляциям, поэтому нисколько не удивился. Он нашел в кармане пачку с последней сигаретой, подошел к окну, на котором заметил грязную пепельницу. Сквозь решетку можно было любоваться новым видом: высокий серый забор и пара куцых кустов.       — Я еще уговорю его. — Сказал из-за спины папа.       — Уговоришь?       — Он сам не рад, что ты здесь, но слишком упрям.       Элай вздрогнул, когда ощутил теперь на своих плечах папины ладони. Они были прохладными, походили на приятные кусочки льда.       — Не в этом дело. — Признал Элай. — Я испорчу его карьеру, а он ее слишком любит.       — И тебя. — Папа нежно погладил его по плечам.       Элай прикрыл глаза. Он любил нежности и истосковался по таким простым и важным вещам. Просто немного любви и поддержки от папы. Раньше он не придавал этому такого значения. Да и если хотел близости, шел к альфам. К Джонни, например. Тот всегда был ласков.       — Не похоже на это. — Пробормотал Элай. — Он постоянно на меня рычит.       Старой сломанной зажигалкой Элай прикурил только с третьего раза. А когда справился, с удовольствием ее откинул на узкий подоконник и стал любоваться прекрасным видом. Ветер трепал оставшиеся листочки на кустах, а по небу плыли серые облака.       — Ты вообще ничего не можешь делать рукой? — папа потрогал его косу.       Не давала же папе покоя эта рука! Но зажигалка была меньшим злом. Сложнее было обращаться с волосами или заправлять постель. Хорошо, что ему оставили правую руку. Олиа проявил изощренное милосердие в этом вопросе.       Элай курил, стараясь растянуть сигарету. Но она очень быстро заканчивалась. Короткий окурок тлел, выпуская призрачный столбик дыма, а неловкое молчание в комнате становилось все более невыносимым.       Элай хотел домой. В этот чертов дом, который мало любил, несмотря на все его достоинства, размеры и запасы алкоголя. Дома за ним постоянно был контроль. Дома Элай чувствовал себя плохо, как в ловушке. Но здесь было еще хуже. Здесь Элай постоянно боялся или злился. И уже переставал чувствовать себя человеком.       Папа легко приобнял Элая со спины и постарался окутать своим мягким ароматом. Элай вдохнул полной грудью, выдохнул потрясенно, занервничал. На глаза снова навернулись слезы. Он хотел повернуться, упасть перед папой на колени и умолять забрать его отсюда.       — Ты много куришь. — Сказал папа.       — Ты на себя посмотри.       — Я бросил.       — На день или на два?       — Совсем. Элай, я хочу тебе сказать одну очень серьезную вещь.       — Вы сейчас заберете меня отсюда, мы поедем домой и вечером накидаемся до беспамятства? — Элай повернулся лицом к папе и привалился к стене. Здоровой рукой снова вытер лицо. Он стал такой сопливой и плаксивой тряпкой! Аж тошнило от самого себя!       — Нет. — Растерянно ответил папа.       — Тогда что?       — У тебя будет еще один брат.       — Вы что, решили осчастливить одну бедную сиротку? Отцу снова надо посветить детской мордашкой, а у Эдди зубы выпали?       — При чем тут сиротка? У меня будет ребенок.       Элай ничего не понял. Потом понял, но снова запутался. Опустил глаза вниз, посмотрел на папин живот. Но папа был стройным и худым. Ребенка там точно не было. Вот у Рена живот рос, там точно был ребенок.       — Ты же старый. — Выдохнул Элай.       — Мне всего сорок. — Залепетал папа. — Это я тебя родил слишком рано, поэтому ты у нас такой уже большой. Но в сорок нормально рожают, сейчас хорошая медицина.       —Ты уже мог стать дедом. Ты в курсе?       Папа кивнул. Протянул руку и погладил с нежностью Элая по щеке.       — Я знаю. У тебя, конечно, было много альф, но ты же предохранялся? Не пугай меня так.       — Трое.       — Что? — папа смешно округлил глаза.       — Трое альф у меня было.       Папа прикусил губу и первым смутился. Не любил он обсуждать секс со своими детьми. И да, родители считали, что Элай вел слишком распутную жизнь. Но он не соврал: он спал только с тремя альфами. Еще с парой бет и одним омегой, но про это никто не спрашивал.       — Отец знает? — спросил Элай. — Про ребенка?       — Сегодня расскажу.       — Зачем он вам?       — Ты не рад?       Элай не знал, что ответить. Он вырвался из папиных рук. Не зная, куда себя деть в этой темной комнатке, нервно заходил кругами. Эта чертова тюрьма ограничивала его! Элай хотел больше пространства, хотел что-нибудь разбить и потом сбежать в ближайший бар и напиться.       — У тебя нет живота. — Заметил Элай, вспомнив Рена.       — Только пять недель.       — Это же тебе неудобно будет, спать на животе нельзя, в туалет постоянно хочется. — Элай все вспоминал Рена. — Ты еще не захочешь! — Элай остановился резко. — Не захочешь. — Повторил еще раз и с надеждой уставился на папу.       — Я родил тебя с Эдди, я знаю, что это такое. Успокойся, Элай. У тебя будет еще один братик. Может быть, ты его полюбишь. Разве это будет плохо? — папа снова неожиданным образом оказался рядом.       Элай, совсем не понимая, что происходит, уткнулся носом в его плечо и сдался перед нежными суетливыми поглаживаниями и поцелуями в макушку.       Снова из глаз полились слезы, и теперь Элай это никак не смог остановить. Он вздрогнул, с трудом вытолкнул из груди громкий всхлип. А потом вцепился руками в папину одежду и громко захныкал. Зажмурил глаза, зарылся носом в воротник рубашки.       — Это вместо меня? — глупо спросил Элай.       — Ну чего ты. — Шепнул папа. — Ты же взрослый, что за детские обиды?       Папины руки погладили по спине, по голове, мягко обняли.       — Забери меня. — Повторил Элай.       — Я постараюсь что-нибудь сделать.       Элай снова громко всхлипнул.       — А если не получиться?       — Тогда мы будем просто жить дальше. — Сказал ему папа.

***

      Олиа от волнения крутил в руках бумажный стаканчик с кофе. Его принес Артур из комнаты отдыха для персонала, а еще оставил Олиа одного. До прихода сенатора было немного времени и можно было спокойно посидеть и собраться с мыслями.       Сенатор не заставил себя ждать. Олиа думал, что он больше времени проведет со своим сыном, но не прошло и получаса от их свидания. По коротким разговорам и фразам Эванса, Олиа понял, что сенатор определенно не был самым лучшим отцом в штате. Но какая-то любовь же у него должна была быть к старшему сыну. Олиа понимал, что любить самовлюбленного и глупого Эванса сложно, но все-таки это был его отец.       Олиа очень надеялся, что разыграл все карты правильно.       Сенатор умел себя подать. Он имел сильный крепкий запах альфы, который все-таки прекрасно маскировал парфюмом. Тот же терпкий шоколад, та же горечь и приторность, что и у Элая. Альфа держался гордо и высокомерно, и Олиа понимал, что это не что-то напускное. Просто сенатор Эванс был таким человеком. Очень интересным.       Они не стали приветствовать друг друга, не пожали руки. Альфа лишь прошел в комнату и сел напротив. Олиа допил кофе, поставил стаканчик между ними и спокойно выдержал пристальный взгляд. Элай часто пялился так же. И так же хмурился. Все-таки они были очень похожи. Можно было и не выяснять у Эванса насчет родства. Все было сразу видно.       — Однажды, — первым заговорил сенатор, — мне пришлось вытаскивать сына из участка. Ему было всего шестнадцать, а он со своими друзьями накурился и еще сумел как-то украсть из магазина несколько банок пива и чипсы. А когда я привез его домой, он заблевал дорогущий ковер, который его папа выбирал целых полгода. Из-за этого ковра мы почти развелись с ним. Тогда я хотел только схватить Элая за его волосы и выпороть ремнем до потери сознания. Но Лесли бы не одобрил этого.       Сенатор замолчал. Он держал себя в руках, но немного нервничал.       — К чему это? — поинтересовался Олиа.       — В какой-то мере я понимаю, почему теперь у него на руке гипс.       — Мой брат хотел его подставить. Дал два грамма героина и просил принести крысе, которая стучит федералам. Любой бы идиот задумался.       — Только не такой мальчишка, как Элай. Он избалован, он никогда особо не думал о последствиях.       — Тогда почему он сейчас здесь?       Наверное, Эванс бесконечно задавал этот вопрос своему отцу. Ответ мог быть прост: справедливость и закон. И, наверное, сенатор так и отвечал. Все-таки он оказался честным политиком. Сколько бы Олиа не копал под него, не смог найти ничего существенного. Даже мистер Лесли Эванс — фон Майер, младший любимый сын Кристофера фон Майера — сталелитейного магната с востока — больше замарал свои руки. Сам сенатор Николас Эванс был почти совершенством: из обычной семьи белых воротничков, сам сделал себе имя, сам добился докторской степени в философии и места в Сенате, замешан был только в скандалах, где первым фигурировало имя его старшего сына. Элай — это точно была расплата за какие-то грехи. Но Олиа не смог их найти.       Оставался другой путь.       Сенатор не отвечал на простой вопрос и разглядывал обычный стаканчик из-под кофе.       — Я знаю о методах твоей семьи. Папаша твой, говорят, поучаствовал в смещении Батлера с поста мэра, а потом еще втянул в этот скандал с подделками в музеи. — Олиа слегка улыбнулся, услышав про эту старую историю. — Сыновья ему под стать. Чем же ты собрался меня шантажировать?       — Сыном. — Пожал Олиа плечами.       — Элаю нравится думать, что я его не люблю и откупаюсь деньгами. В чем-то он прав. Но я не позволю обвинить его в хранении наркотиков. Он этого не делал и расследование Министерства это и покажет.       — Он почти это сделал. — Возразил Олиа.       — И поплатился за это пальцами. Он понял урок.       — Он все еще остается в моих руках. Я могу угрожать его жизнью.       — Тогда я могу его забрать отсюда. В любой момент. Это не рычаг давления на меня.       — За вами следит Пратт, другие ваши соперники и еще половина штата. Это я не говорю о журналистах. Вы не можете забрать Элая отсюда. Вы даже не смогли повлиять на суд и добиться домашнего ареста. А я знаю, что вы пытались.       Сенатор криво улыбнулся:       — А мальчик сделал домашнее задание?       Олиа лишь кивнул. Иногда люди не воспринимали всерьез его слова и просьбы, иногда стоило доказывать, что он не шутит и не кидается угрозами просто так. У Олиа тоже был не самый простой папа с обширными связями по всей стране и кое-какое наследство от Питера — деньги и несколько его людей, которые не бросали Олиа уже пять лет. Он мог на равных говорить с сенатором. Но вот зрелый альфа все равно воспринимал его как мальчишку. Такого же бестолкового, как и его сын.       — Но я не хотел угрожать его жизнью. — Олиа сложил руки на стол, потянулся за стаканом, но передумал. Сенатор — сильный альфа — был слишком рядом. Он решил разыгрывать все карты до конца. — Когда я искал что-то на вас действительно крупное, а не махинации вашего супруга с налоговой базой, нашел один полицейский протокол. Он был удален из всех баз через пару часов после занесения. Там говориться, что булочная в ту ночь не была пуста. Элай наехал на человека.       Сенатор кивнул. Не подтверждал слова Олиа, а лишь просил продолжать.       — Уилсон Ллойд получил несколько ушибов, перелом и сотрясение. И стекло прошлось прямо по его шее, почти перерезало горло. На следующий день его имя пропало из всех официальных бумаг. Элая не судили за это.       Сенатор сглотнул скопившуюся слюну и расстегнул самую верхнюю пуговичку на своей рубашке. Запах альфы усилился. Олиа почти мог поверить, что в комнате где-то прячется Элай: те же нотки в запахе, те же пьянящие ароматы.       — Судя по тому, как Элай себя ведет, он не знает.       — Никто не знает. — Кивнул сенатор. — Ни Лесли, ни Элай.       — Ни ваши соперники, ни общественность.       Прошлой ночью, лежа в кровати и смотря на тусклые лампы за пределами камеры, Олиа считал и загибал пальцы: подстава Эванса с наркотиками, неспособность сенатора забрать отсюда сына, финансовые махинации его папы с деньгами благотворительных фондов, попытки самого сенатора скрыть более серьезное преступление. Всего этого должно было хватить.       — Элай не должен знать. — Сказал альфа. — Что ты хотел попросить за это?       — Никто не должен знать, как я понял.       Олиа взял со скамейки бумажный лист, который он принес с собой и положил на стол. Протянул руку, чтобы лист оказался ближе к сенатору, подавил в себе страх перед большим альфой.       — Вы можете помочь мне найти одного человека. — Олиа кивнул на бумажку. Там было все, что смог найти Нильсон на Гарри Лауседа. — Вы знаете про дело моего отчима. Этот парень работал на него пять лет назад.       Гарри пропал в тот день, когда Тай сказал, что его задержали. Позже выяснилось, что весь бизнес Питера был под угрозой. За пару месяцев после смерти отчима накрыли три его клуба и арестовали почти все счета. Даже те, которые формально не принадлежали Питеру. Нильсон потом рассказывал Олиа, что все было похоже на работу стукача в ближайшем окружении. Еще тогда Олиа заподозрил пропавшего Гарри.       А пару недель назад Нильсон принес еще одни новости: старая запись с камер уличного наблюдения засняла Гарри около их дома как раз в тот момент, когда был убит Питер. Камеры в их доме в тот день, на удивление, были отключены из-за скачков напряжения, но работали в соседнем магазине. Нильсон, как адвокат Олиа, искал Гарри несколько лет, но тот вообще пропал из системы. Даже в случаи смерти человек оставлял больший след. А Гарри просто испарился.       Сенатор Эванс внимательно изучил скупые строчки досье Гарри. Посмотрел на Олиа.       — Я думаю, он в программе защиты свидетелей. — Сказал Олиа. — Я не могу достать его оттуда. Вы можете.       — Твой брат от него родил ребенка?       Олиа приподнял уголки губ в улыбке:       — Не я один сделал домашнее задание.       Сенатор готовился к этому разговору, а это многое значило. Он понимал свое шаткое общественное положение и не просто так пришел к Олиа. С ним можно было договариваться.       — Что ты хочешь от Лауседа?       — Когда Питера убили, Гарри был под арестом. Мой адвокат делал запрос в сорок третий участок, они это подтвердили. Но есть записи камер наблюдения: Гарри был на свободе и приходил к нам домой. Нильсон снова сделал запрос, но его отклонили. И окружной прокурор не хочет рассматривать эту запись.       — Хочешь сказать, что не ты убил отчима, а Лаусед?       Олиа вздохнул.       — Хочу, чтобы вы узнали все про Гарри и выяснили, что он делал около нашего дома тогда. Это укладывается в рамки ваших полномочий.       Сенатор ничем не рисковал. Он мог действовать в рамках закона, и он мог иметь доступ к делам маршалов и к делам отдела по борьбе с организованной преступностью, который тогда разгромил бизнес Питера. В любом случае, сенатор Эванс мог сам достать всю информацию и передать ее если не Олиа, то прокурору штата. Был небольшой шанс найти настоящего убийцу Питера и найти основания для пересмотра дела.       Радовало, что альфа отнесся спокойно и как будто уже согласился на эту сделку.       — Это все, что у тебя есть? — спросил он.       — На Гарри да. — Кивнул Олиа.       — А остальное дело?       — У моего адвоката. Он может действовать на свое усмотрение и еще свяжется с вами.       — Терри Нильсона ко мне не подсылай. — Приказал альфа. — У него есть помощники, которые работаю в белую?       — Есть.       — Я поговорю с кем-нибудь из них. Если хочешь помощи, предоставь мне все дело.       — Хорошо. — Олиа кивнул.       Все складывалось даже лучше, чем он думал. Все было очень подозрительно, очень легко и просто. Сенатор казался очень гордым и принципиальным человеком, который не мог так быстро согласиться. Олиа улыбался ему, но сам терялся в сомнениях. Стоило все-таки внимательно следить за сенатором в следующие дни.       — Наша сделка работает до тех пор, пока мой сын цел и здоров. — Альфа сложил бумаги и убрал их в карман пиджака. — Если вдруг он опять начнет жаловаться, я передумаю.       Олиа хотел сказать, что Эванс жаловаться не прекратит. Еда всегда будет невкусной, камера тесной или душ грязным. Элай возмущался постоянно, каждый день. Даже у Рена уже стали сдавать нервы.       — Если раскроется ваша афера с булочником, Элай сядет еще на пару лет. — Напомнил Олиа. — Мы уже договорились на хороших условиях.       Сенатор не мог сорваться. Никак. Олиа мог что угодно сделать с Элаем, но его отец все равно оставался на крючке. Это должно было работать именно так.       Сенатор поднялся с места, и Олиа вздрогнул. Его фигура была такой большой и массивной, закрывала почти весь обзор. У Олиа задрожала рука, а альфа это заметил и довольно усмехнулся.       — Значит так и будет. Не стоило покрывать его изначально.       — Это же сын ваш.       — Его легкомыслие почти убило человека. От такого сына я уже устал. — Сенатор Эванс отошел к двери. — Твое дело я посмотрю, наш договор пока в силе, но не думай, что взял меня за яйца, омега.