С чем покончено, к тому не возвращайся

Мир остановился. Рей показалось, что он вообще умер. Мужчинам... мужчинам показалось, что если всё, что произошло, не сон, им впору действительно признать свои грехи и действительно принять, что они безжалостные убийцы — и хватит годами уже отрицать очевидное. И хватит каждое убийство оправдывать. Гокудера опустил пистолет в гробовой тишине, и тот с характерным звуком шлёпнулся на землю: единственное, что видел он и, наверное, каждый из них, — это золотые волосы с красным бантом, которые почти нелепо смотрелись посреди всей этой грязи, и бледную кожу, чуть заляпанную тёмными брызгами от резкого падения. — Минако! — немного погодя, вымученно выкрикнула Рей, едва только шок отпустил её. — Мина! Тсунаёши и Гокудера безмолвно смотрели друг на друга, не решаясь сказать ни слова, когда в момент на какое-то время прекратившегося боя раздался триумфальный возглас демоницы. — Идиоты, — прошипела она восторженно, поднимаясь ввысь и готовясь нанести последний удар. — Вы только что сами прикончили одну из последних Сенши. Может, и вторую на себя возьмёте? — издевательски тянула она, медленно и даже вычурно-помпезно продолжая подниматься вверх. — Рей?.. — обессилено выдохнул Ямамото, не зная, что ещё сказать. Та сделала шаг вперёд и, помедлив с секунду, кинулась к Минако. — Не смешно, Мина, вставай, — жалобно протянула она, опускаясь на колени рядом с её телом. — Пожалуйста... Рей даже не думала, насколько жалко всё это выглядит, не могла она и думать о том, что на самом деле произошло и кто виноват. Единственная мысль, бившаяся в ее разуме, была о том, что Мина не имеет права умирать. А если и имеет, то только с Рей. Сенши неразделимы ни в жизни, ни в смерти. — Не демон ли ты часом, милый? Облегчил мне работу, — хмыкнуло существо, деморализуя Гокудеру окончательно и тем самым вытаскивая Рей из её собственной печали. Рей посмотрела на Гокудеру, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что не был он ни демоном, ни поглощённым Тьмой, и от этого осознания хотелось ещё больше умереть. Её привлекла последняя вспышка пламени Тсунаёши, когда руки его, до этого объятые огнём, сразу стали просто руками мужчины, а глаза, бывшие до этого рыжими, вновь приняли карий оттенок. Это был конец. — Что-то вы приуныли, я уж... — Заткнись! — рявкнул Дечимо, до конца не осознавая, что это действительно был конец, потому что... Демоница не ответила: она медленно отвела свою правую руку в сторону, концентрируя энергию и придавая ей форму шара. Она готовилась нанести последний удар, и лучшей попыткой и шансом спастись было бы попытаться бежать, но мужчины, как и Рей, были слишком ошарашены, чтобы реагировать настолько быстро. — Вам конец, — ядовито прошипело существо, вновь оголив свои зубы. — Не надо было соваться туда, куда вас не звали... Обессиленный Тсунаёши, которого ещё ни один бой ранее так не выматывал, обернулся, взглянув на неё снизу, и его интуиция завопила раненым зверем. — Мукуро, — скомандовал он, не слыша свой голос. Дальше произошло все слишком быстро, но внезапно демоница отвела взгляд и направила его на тело Минако. — Вам... конец, — вновь повторила демоница свою фразу, из последних сил сдерживая заклятие, чтобы придать ему максимальную силу. Однако последнего удара не произошло. В одну секунду поляну охватило золотое свечение, ослепившее глаза: Рей встала и отошла на шаг от тела, а мужчины прищурились, ибо слишком яркой была вспышка. Неподвижное тело Мины засветилось, а затем медленно поднялось вверх, и этого было достаточно, чтобы Рей едва заметно улыбнулась. Внезапно тело Минако вспыхнуло золотом и вновь осветило пространство вокруг, заставив прикрыть глаза всех тех, кто стал невольным свидетелем происходящего. ...и когда свет исчез, первое, что они услышали, было трепетание ещё одних крыльев девственно-белого цвета, и блестевшая золотая рукоять древнего, как сам мир, меча, отобразилась в зрачках Рей. — Мы ещё посмотрим, кому тут конец, — вымолвила Венера, резко взмывая вверх. Демоницы, объединившись в тот же миг, словно ощетинились, как дикие звери и вспарили к затянутому мрачными тучами небесам. Каждый новый хлопок их жилистых кровоточащих крыльев отзывался тем самым выстрелом, в такт ему бешено билось ноющее сердце Рей. Та смотрела на подругу полными горьких слёз глазами и улыбалась настолько широко, что мышцы лица сводило от боли и перенапряжения, но Рей была поистине счастлива, как невинный ребёнок. У неё перехватило дыхание не то от восторга, не то от волнения, ноги не держали её, а пальцы рук подрагивали. Ямамото подхватил её на руки, хотя сам валился от усталости и отступил назад; Рей прижалась к нему и услышала громкий стук его сердца, и это успокаивало её в эту минуту. На лбу Минако загорелось пламя, напоминавшее то, которое появлялось в бою у самого Тсунаёши, однако спустя несколько секунд то блеснуло символом её планеты — Венеры — и преобразилось в диадему. Её белое лицо не выражало никаких эмоций, оно было спокойным, как гладь воды в штиль. Именно таким генералом она была в противовес собственному «я»: неподвластным эмоциям, рассудительным, пускай и прислушивающимся к зову собственного сердца, но при этом она знала, что правильно, а что — нет, и как она должна, нет, просто обязана поступить. Рей могла только смотреть и держаться за Ямамото, тот был ей якорем, был ей маяком, был ей опорой, и он держал её, не выпускал. На таком большом расстоянии они практически не могли разглядеть демониц, те на большой скорости то ли пытались скрыться, то готовились нанести свой новый удар, но Минако не торопилась. Её движения были плавными, тягучими и пластичными. В небе вновь появились молнии, сопровождаемые громом, но в этот раз среди них оказалась золотистая ломаная линия — Цепь Венеры. Ею она оплела конечности демониц, захватив их в плен. — Пускай вам и конец, но мы только начали, — она улыбнулась уголками губ и дёрнула со всей силы на себя, не давая врагам скрыться и уйти с поля боя. Сенши никогда не берут физической силой: пусть их могущество могло поглощать Галактики, взрывать звёзды и рождать новые, они не были мужчинами, чьим основным оружием были налитые кровью со всей ненавистью к врагу сжатые кулаки и грады ударов, обрушивавшиеся на тех, кто был неугоден. Её движения были отточенными и невероятно ловкими и со стороны могло показаться, что она танцует под одну лишь ей слышимую музыку. Цепь, объявшая два тела, задымилась: её магия выжигала Тьму, оставляя на синей склизкой коже прожжённые дыры, Меч в руке вновь блеснул, и всем стоявшим на земле он показался ярким зеркальным отблеском в пасмурных объятиях. Демоны яростно зашипели, их зубы скрежетали, а руки и ноги нервно подёргивались от боли, которую доставляла Цепь, но Венера была беспощадна, потому что не сейчас было играть во всепрощение: такие его не заслужили. Сенши умели прощать и это было их главным оружием, но прощение — это привилегия, которая была дарована не каждому. Тем, кто был одержим, можно было простить, но не тем, кто был таким изначально. Минако выпустила Цепь Венеры из рук и, возведя правую руку к небесам, со всей дарованной ей силой выпустила атаку: золотой луч, как солнечный отблеск, пришёлся прямо в цель, — демоницы начали стремительно падать вниз, и она ринулась за ними, словно играясь в кошки-мышки. Демоницы что-то яростно зашептали, и их ломкий голос словно был частью тьмы и тишины: возникал, рождался из неё, развивался и снова уходил, свивался в темноту обратно. Но когда они оказались на земле, а Цепь спала, даруя обманчивую свободу, вновь грянул гром. Мина медленно опустилась на твёрдую поверхность, и её голос, звонкий и мелодичный, но полный непонятной силы, перекрыл шёпот демонов. Её слова были произнесены на непонятном никому языке, кроме демониц и Рей одной, которая уже успела слезть с рук Ямамото, чтобы не особо демонстрировать свою привязанность. И язык этот был вечным, как Галактика. В демонов ударила ещё одна вспышка, но главный удар, который бы поставил точку в этой изнурительной борьбе, Минако не захотела наносить магией, ибо считала их недостойными столь славной кончины. На секунду всё затихло, и через мгновение в её руки вновь лёг меч. — Вы не достойны осветления и не достойны жизни, — произнесла она невероятно ровно, точно безликое и бездушное существо: невероятно красивое, но неживое. — Так отправляйтесь туда, откуда пришли. Тьме не место на Земле и не место в нашей Галактике. Меч сверкнул и обрушился на их шеи мощным ударом, который могла нанести Сейлор Венера или Миана, но никогда — Минако Айно, которая одновременно была и не была ими и собой. Головы отделились от тела и упали вниз, моментально начав скукоживаться. Их тела взорвались снопом тёмных искр, резко контрастируя с едва заметным золотым мерцанием, окутывавшем тело Венеры. Подул ветер, уносивший прочь остатки тьмы и плоды её раздолья. Зашумели деревья, освобождаясь от оков вечного сумрака, начали разбегаться облака, гонимые в разные стороны, но не засияло ярко солнце, не зажили раны ни Тсуны, ни его Хранителей, ни воскресли остальные Сенши, не произошло больше ничего. — Кончено, — едва вымолвила Мина и осела на колени на землю. Рука её метнулась в сторону и отпустила меч, тот мгновенно испарился. Белоснежные крылья едва дёрнулись и исчезли вместе со сталью и шёлком матроски, во лбу ещё раз загорелся планетарный знак Венеры и погас. — Всё заново, — отозвалась Мина, приняв свой обычный вид, но не вставая с земли, ибо на это не осталось сил. Подоспевший Тсунаёши пытался схватить её за подрагивающие плечи, однако на последнем своём вздохе Минако рухнула на землю камнем и погрузилась в сон. На её изнеможённом и испачканном демонической кровью лице, наконец, появилось выражение спокойствия: мышцы расслабились, её светлые ресницы трогал несильный ветер, линии разгладились. Тсунаёши подхватил её на руки, как ранее это сделал Ямамото с Рей, и обернулся к своим людям. — Нужно, чтобы пригнали вертолёт, — его голос был хриплым и, казалось бы, каким-то потерянным: было непонятно, к кому именно он обращался, было ли это приказ или мольба о помощи. Ламбо моргнул несколько раз, после чего он кивнул боссу, достал рацию и попытался выйти на линию связи с CEDEF. Каждого из них потрепало в этой битве, и чудом было то, что они все оказались живы, что они обошлись без потерь. Ямамото подхватил Гокудеру под руку, и они медленными и неуверенными шагами направлялись в сторону босса, а Рей шла рядышком и была готова в любой момент их подстраховать. Всё внутри у неё трепетало, пускай она и не чувствовала прилива собственных сил, но если пробудилась Верховная, то вскоре и Марс призовёт к ней, она уверена. Но пока Рей была бесполезной и хилой девчонкой, пускай та могла уложить на лопатки парочку преступников. — Емицу отправил нам два вертолёта и трёх медиков, Тсуна, — оповестил его Ламбо. Его левый глаз был повреждён, и Ламбо не мог разомкнуть налившиеся и опухшие веки. Всё самое страшное теперь было позади, но время ожидания было невыносимо и вечно. Гокудера тяжело откашлялся и выплюнул сгусток крови. Рей хотелось прикоснуться кончиками пальцев к его спине, больше похожей на кусок мяса, чтобы залечить его раны или принести успокоение, однако всё, что она сейчас могла, — лишь смотреть, видеть последствия и не вмешиваться. Пусть раньше это было их жизнью, путём и смыслом существования, но к такому никогда не было возможно привыкнуть. Когда пыль, птичьи перья и мелкий песок вновь начали кружить в воздухе, Рей встрепенулась от испуга и паники, но вовремя заметила кружащие прямо над их головами вертолёты. Неужели они возвращались… пускай и не домой, тем не менее, она была счастлива, что покинет это треклятое место вместе со всеми и окажется в относительной безопасности. Где ни она, ни Минако не останутся в одиночестве. На борт первого вертолёта Тсунаёши занёс сначала Минако и проводил Рей, а потом помог Ямамото довести и осторожно уложить Гокудеру на живот. Двое врачей незамедлительно принялись осматривать Гокудеру и Мину, на что Рей, сидящая рядом с подругой и держащая её за руку, мотнула головой и вежливо попросила их ухаживать только за Гокудерой. — Выполняйте, — в голосе Тсунаёши промелькнула нерешительность, однако он прислушивался к Рей и полностью ей сейчас доверился. — К сожалению, у меня не получится быть вместе с вами, — обращался он уже непосредственно к ней. — Я всё прекрасно понимаю, не волнуйся, — Рей улыбнулась ему, — всё будет хорошо. — Всё будет хорошо, — дал обещание он. Последние слова, которые она услышала от него перед взлётом: «Немедленно расчистите здесь всё, но прежде соберите образцы и направьте в лабораторию, Ирие Шоичи должен всё проконтролировать и доложить мне о результатах». Когда вид за окном сменился с кровавого месива и руин на нетронутые поля и луга, а дорога, ведущая в город, выпрямилась, а не напоминала ломаную змею, Рей расслабилась. Рей не знала, куда себя деть, поэтому она поглаживала свою подругу по спутанным светлым волосам, однако не решалась поднять глаза на своих спутников. На языке вертелся один интересующий её вопрос, но сейчас был не тот момент, чтобы прерывать тишину и тревожить мужчин. Правда, Ямамото был с этим не согласен: — Вы говорили правду, — буднично произнёс он, будто ничего не произошло, не было схватки не на жизнь, а на смерть, — но в такое невозможно поверить, пока сам не убедишься и не увидишь собственными глазами. Ни я, ни кто-либо другой не принесёт своих извинений и не пожалеет о недоверии. Быть готовым к такому весьма тяжело, а факт есть факт. — Я понимаю, действительно понимаю, — больше ничего она ему не сказала, да и не было в этом никакой необходимости. Лишь осмелилась узнать: — Для чего он целился в Саваду Тсунаёши? Я знаю, он не был одержим, его никто не заклинал и не заговаривал, так почему… Рей была удивлена его реакцией: он не нахмурился и не удивился, а хохотнул, как будто бы она пошутила или поинтересовалась очевидной вещью. — Вообще-то «он» прекрасно вас слышит, — недовольно проворчал Гокудера, уткнувшись носом в некое подобие подложенной подушки. Повязки и бинты, наложенные поверх его обнажённой спины, пропитались его кровью, их скоро нужно было сменять, но Гокудера держался отлично. Рей даже была искренне поражена, что он находился в сознании, а не отключился, как Минако. Порой Рей ловила себя на мысли, что Минако могла погрузиться в сон Сенши, в любой момент покрыться хрустальной корочкой и очнуться через сотню, нет, тысячу лет. Но Рей слышала её размеренное дыхание и видела, как опускалась и вновь поднималась грудная клетка, и напряжение спадало. Мина никогда её не бросит, как и Рей навсегда останется вместе с ней. — Пуля Посмертной Воли, — ответил Ямамото, — с помощью неё вызывается Пламя Предсмертной Воли. Некоторые также называют её «Пулей отчаяния», в этом есть некий смысл. — К чему ты ведёшь? — Рей придвинулась поближе настолько, насколько это было возможно: голова Минако лежала на её коленях поверх одеяла. — Наследник Вонголы имеет особое Пламя — то Пламя, которое загорается у Тсуны, когда тот вступает в «режим», ты видела его в бою. Пуля же — особое оружие, изобретённое Вонголой много десятилетий назад во времена Первого босса и его первых Хранителей. Если выстрелить ей в человека, то он, конечно, умрёт в любом случае, однако если у него есть сожаления, то пробуждается та самая «смертельная воля», активизируются все внутренние ресурсы человека, он используется весь свой максимум до его предела. — К сожалению, это временно, — вклинился Гокудера. Пускай тот прекрасно держался, но он был слаб. Рей заметила, что он был обеспокоен и опечален: он не промахнулся сам, его правую руку задела демоница в момент выстрела, тем не менее, кого это успокоит. Если бы он не попал ни в босса, ни в Минако, то всё могло обернуться по-другому. Если бы Пуля Посмертной Воли не пробудила бы в Минако Сенши, то они все оказались бы мертвы, стёрты с лица земли, и мир погрузился бы в истинный и первозданный хаос. Если бы они не были собой, то Минако погибла от его рук, а Рей — от тёмной магии демонов. Был бы тогда смысл в их пробуждении спустя несколько веков, когда их война проиграна заранее? …война, которую, как им казалось, они уже выиграли. Что ж, ирония была в том, что на что бы ни надеялись сами Сенши, их ожидания всегда не совпадали с реальностью, и именно в этом было их общее с мужчинами Вонголы: те тоже всегда старались верить в лучшее, но вера предавала их. Преданные, измученные и при всём при этом идущие до конца. Ни тех, ни других не спрашивали. И ни тех, ни других не слушали. И те, и другие уже разучились говорить «я хочу», потому что никого не волновало ни их «я», ни их «хочу». Перемещение по воздуху имело, несомненно, намного больше плюсов, чем передвижение по земле: оно было явно быстрее и относительно комфортнее, однако пилоты старались лететь так, чтобы максимально скрыть вертолеты — никому не хотелось в лишний раз афишировать и подчеркивать, что в арсенале Вонголы имеются не только чересчур дорогие машины. — У Вонголы тоже много своих секретов, как я смотрю, — произнесла Рей, не отрывая взгляда от Мины. Позади что-то невнятно прокряхтел Гокудера, однако очень быстро замолк: штатный врач настрого запретил ему разговаривать, пока снимал насквозь пропитавшиеся кровью бинты и заменял их новыми. Грустная улыбка промелькнула на губах Ямамото, когда он наблюдал за этой картиной, и тут же исчезла; лицо опять приняло сосредоточенное выражение, однако его размышления вновь прервала Рей: — С Минако всё понятно, я чувствую, что, несмотря на всё то, что вы говорите, действие в этот раз точно не временное: её сущность проснулась и уже никуда не исчезнет. Я надеюсь, — вымолвила она. — Но мой вопрос заключается в другом: если выстрелить в меня?.. — Ни в коем случае, — неожиданно резко ответил он ей. — Исключительная особенность этой пули заключается в том, что ты должен быть либо при смерти, либо в состоянии полнейшего отчаяния. И ты даже не должен этого осознавать, тогда она с вероятностью 99,9 процента сработает, но если… — он не договорил и покачал головой, переводя взгляд прямо на Рей. — Если ты будешь в сознании, она сработает так же, как и обычная: ты умрёшь. — Но Минако… — неуверенно возразила Рей, почти заранее зная, что ответит ей Ямамото. — Она бросилась наперерез, не заботясь о том, что последует за этим: её мозг уже был настроен на смертельный исход, потому что она не думала, что пуля особенная. Её так называемое отчаяние достигло апогея в тот момент, когда эта самая пуля, выпущенная Гокудерой, прошла сквозь неё. Это и дало такой эффект. Рей нахмурилась и заправила выбившуюся прядь волос за ухо: всё шло не по тому плану, на который она рассчитывала, но то, что Ямамото так распинался перед ней, разжёвывая каждый непонятный момент, как маленькой девочке, дорогого стоило. И она ценила это, пусть сама и не хотела в этом признаваться. — А если всё же попытаться? — Нет, — вновь резко возразил тот и встал со своего места, чтобы подойти к стоявшему на столике графину и налить себе воды. — Мы хоть и убийцы, но убивать вас… Ямамото стоял к ней спиной, однако Рей почти физически ощутила его легкое раздражение: не на нее, а на себя самого. Внезапно подал голос Хаято: — Мы не убиваем просто так девушек. Его голос звучал бодрее, чем был до этого, и он сделал неудачную попытку сесть, однако сдался и остался лежать, как лежал до этого, но всё-таки чуть приподнялся на локтях, чтобы видеть и Рей, и Мину. Он моментально оценил обстановку и поджал губы. — Она не приходит в себя? — он кивком указал на Мину. Рей отрицательно покачала головой, полностью игнорируя тот факт, что он задал очевидный риторический вопрос. — Это нормально. Её только, считай, вытащили из состояния анабиоза и сразу же кинули на поле боя. Мы всё-таки отчасти люди, так что неудивительно, что организм так среагировал. Мина всегда просыпается первой, а за ней уже все остальные. — Позволь задать, возможно, не совсем тактичные вопрос, но… — он медлил, не то ожидая согласия, не то формулируя собственные мысли, — ты говоришь про остальных, но здесь только вы. — Верно, — отрезала Рей. После этого вопроса так и не последовало, поэтому она не видела смысла что-либо рассказывать и распинаться перед ними. Ибо ни Рей, ни Минако сами не могли с точностью дать правильный ответ на этот вопрос. Порой они с Миной обсуждали это, подумывали отыскать остальных Сенши, однако раньше у них не было никаких оснований и причин для этого, кроме светлой грусти, печали и чувства, что их покинули и оставили одних в этом бренном мире. Рей была у Минако, а Минако — у Рей, но как же они скучали по тем временам, когда с ними были Ами и Макото и остальные девушки. Когда их прикрывали не только со спины, но и с каждого угла. Когда они работали, как сложный, но слаженный единый механизм. Если день назад, неделю назад, месяц назад, год назад... это было эгоистичным желанием, то теперь они точно в них нуждались. Не только девушки, но и сама Земля, которая много веков назад породила тех, кто отнял у них, что было всем им дорого. Не было Венеры, не было Марса, но была Земля, и именно она стала их наследием и бременем. — Ваши раны начинают гноиться, — врач поправил маску на лице и принялся внимательнее осматривать спину; его голос был глухим, весь его вид выражал крайнее беспокойство. Бинты, которые снова за которой промежуток времени пропитались жиром нанесённой мази и кровью, пришлось снять. — Прошу вас не двигаться, боюсь, заражение и повреждение позвоночника… Будь она изнеженной девицей, ей моментально стало бы дурно от увиденного, но Рей продолжала смотреть на повреждённую спину Гокудеры. — Ты нескоро встанешь на ноги, дружище. — Ой, просто заткнись, тебя тошно слушать, — огрызнулся Гокудера. — Увы, у меня не получится это сделать, но представь, что я показываю тебе средний палец. Нет, два средних пальца. — Не стоит так говорить, — она осуждающе посмотрела на Ямамото. — Твой друг страдает, а ты… — Не размазывать же теперь сопли и слюни по лицу, — прерывал её Гокудера, игнорируя просьбы врача. — Не первый и точно не последний раз, знаешь ли, так что оставь поучения на потом. Перетрёшь мои целые косточки вместе под чай с печеньем вместе с Хару и моей сестрой. На повестке дня я у них любимая тема, хотя… не говори им, им точно не стоит знать. — Боюсь представить твою сестру, наверное, ещё одно такое же невыносимое создание. Но… как ты представляешь себе… как не говорить им? Всё сами же увидят. Или ты планируешь скрываться от них? — Рей растерялась, ведь такие раны не заживают по щелчку пальцев и оставляют памятные шрамы, которые никого не красят: ни мужчины, ни уж тем более женщину. — Увидишь, — лишь бросил Гокудера, как тогда, когда он наставил пистолет, чтобы выпустить ту самую пулю. Да уж, эффект тогда оказался поразительный и ошеломляющий, но теперь главное, чтобы теперь всё сработало именно так, как планируется. — Терпеть не могу Бьякурана, но этот чёрт поставил на ноги даже нашего Ямамото, когда у всех опустились руки, так что… Не кисни, Рей, и не накручивай себя. «Не стоило», — одними лишь губами прошептал Ямамото, и Рей вдруг отчего-то покраснела, будто только что услышала то, что Ямамото скрывал или же не хотел вспомнить. Или не хотел, чтобы Рей знала об этом. Рей повернула голову к окну и заметила, что они были уже близко к резиденции Вонголы, оставались считанные минуты до посадки. Гокудера отключился. Возможно, от бессилия, возможно, от слишком сильной потери крови, однако в любом случае это было очень плохо. Ямамото быстро оказался рядом с ним, схватил его за руку и осторожно сжал — так, как это делала сейчас сама Рей с Минако. — Потерпи, — прошептал Ямамото, — осталось немного. Кто бы ни был этот Бьякуран, но он просто обязан был ждать их на посадочной полосе и сотворить чудо. В противном случае Рей уж найдёт способ пробудить свои силы и не оставит это просто так. Потому что в конечном счёте, если уж они когда-то смогли подчинить себе саму смерть, то уж вытащить с того света человека, который помог миру не быть стёртым с лица земли, не стоило бы им больших усилий… наверное. Рей чувствовала себя невероятно изнурённой, хотя и не принимала в схватке непосредственного участия, но её нервная система также требовала отдыха, чересчур насыщенными и переполненными событиями выдались последние дни: будь её воля, она бы тоже незамедлительно свалилась без сознания, но такой роскоши она позволить себе не могла, хотя бы по той простой причине, что справа от неё в своеобразной коме находилась Минако, слева — Хаято, а напротив — Ямамото, который бы точно не обрадовался такому исходу. Прошло ещё несколько томительных минут в состоянии полнейшей тишины и ожидания, когда со стороны Мины послышалось шебуршание: та через силу и невероятно медленно заворочала головой, не открывая глаза до последнего, а когда открыла, сразу же зажмурилась от слишком яркого для непривыкшего зрачка света. — Воды, — сипло выдала она, принимая сидячее положение и не видя, с какой радостью Рей подскочила, чуть ли не сбивая всё на своём пути, и кинулась к графину, из которого недавно наливал себе попить Ямамото. Рей быстро налила ледяную воду в хрустальный стакан и протянула ей. Её рука дрогнула, и Мина это заметила, но ничего не сказала — Ну, что, героиня дня, — облегчённо произнесла Рей. Помедлив, она крепко обняла Мину: та не осталась в долгу, обессилено обняв в ответ. Они просидели так с минуту, ничего не говоря, и никто не осмеливался нарушить их молчание и тишину, потому что как будто чувствовали, что стали свидетелями чего-то сакрального, того, свидетелями чего не имели права быть, но волею судьбы стали. Их узы были крепче кровных, крепче чего бы то вообще ни было, и да пусть сгорит тот, кто посмел в этом усомниться. Минако отстранилась и огляделась: её взгляд скользнул по роскошному убранству вертолета, по стоявшему поодаль Ямамото, словно не смевшему вмешиваться, по Хаято... Хаято?! Мина нахмурилась и закусила нижнюю губу. — Он давно так? — спросила она. Рей неуверенно кивнула: — Держался, но в конечном счёте раны взяли вверх. Ямамото сказал, что у них есть какой-то волшебник, так что всё в порядке. Не было ничего хуже для них, чем допустить гибель людей. И пусть они где-то на задворках сознания знали, что люди погибали — и погибали по разным причинам, которые Сенши иногда сами и провоцировали: чего стоит едва не обрушившаяся Токийская Башня, — но если умирали на твоих глазах, да ещё и по твоей вине... не было ни одного способа исправить роковую ошибку. И для тех, кто был призван защищать, а не бросать в лапы смерти, не было ничего страшнее. Минако вздохнула и посмотрела на свою правую ладонь. Ей хватило секунды, чтобы она начала источать золотой свет, и всё сразу же прекратилось, — Рей догадалась, что Минако проверяла, правда ли к ней вернулась сила Венеры и не было ли все произошедшее сном. — Что с Тсунаёши? — неожиданно спросила она, стала озираться по сторонам в его поисках и, не найдя, явно расстроилась. — И с остальными... — тихо добавила она, когда словила очередную нахлынувшую волну воспоминаний о произошедшем. Ямамото почему-то призрачно улыбнулся, однако ничего не ответил, только переглянулся с Рей, как будто знал, что стоит за этим вопросом: сколько бы ни говорили про отсутствие мужской интуиции, в некоторые моменты она неожиданно заявляла о себе, затем так же быстро исчезала, чтобы не дать понять всем, что она всё-таки существует... На посадочной площадке их встретила Киоко и люди Вонголы с носилками, в любой момент готовые выполнять поручения. Гокудеру немедленно передали им, в то время как девочки и остальные мужчины отказались от помощи, хотя едва волочили ноги и с большим трудом дошли до главного входа. Рей тут же заметила, как Тсунаёши бросил на Минако обеспокоенный взгляд и улыбнулся несколько неуверенно и тепло, когда та сама подняла на него томный глубокий взор. Его сопровождала Киоко, которая чётко отчитывалась о подготовленных койках и вызванных специалистов; она не заваливала его расспросами и лишь покорно ждала, пока Тсунаёши сам не задаст тему разговора. Киоко вела себя так, как должна была вести себя настоящая донна. Все были подняты на уши, пускай они пока не знали деталей их выезда, однако по внешнему виду всё было вполне очевидно. Во всей этой суматохе они очень боялись разойтись и упустить друг друга из поля зрения, однако больше всего они переживали за Гокудеру и за то, что они скажут Хару, если вдруг случайно пересекутся с ней в коридоре или она навестит раненых. Рей и Минако отвели в отдельную комнату, напоминающую больничную палату, где их тут же стали осматривать. Раны на коже Минако заживали и затягивались прямо на глазах, оставляя лишь тоненькие дорожки засохшей крови и грязи в напоминание о том, что они были в принципе. — Ускоренная регенерация тканей, — пояснила Мина. — Пожалуйста, вам не стоит на меня тратить своё время, всё в полном порядке, нет, даже лучше, чем вообще можно было себе представить. Её словно не услышали, и Минако насупилась, как ребёнок, которого привели на приём к стоматологу. При этом она всё равно как будто бы сияла изнутри и едва сдерживала радость, и Рей прекрасно понимала её. Пускай они бежали от свой участи, однако приятно было вернуть свои силы и словно бы стать собой, стать полноценными. Возможно, по этой причине Рей чувствовала себя несколько… опустошённой. Когда-то они молили об обычной жизни и всем сердцем желали более не быть теми, кем являлись на самом деле, а сейчас, в полной мере ощутив, что это такое — потерять часть себя — готовы были брать свои слова обратно десятки, сотни, тысячи раз, если бы это могло дать Рей хоть какую-то надежду на то, что её «я» снова станет целым. Минако бы отдала за это жизнь, в этом сама Венера была уверена. Рей взялись тоже осматривать медики, но с ней дело пошло гораздо быстрее, нежели с Минако или тем более Гокудерой: врачи управились за пять минут и плавно перешли к бумажной работе, дав и Минако, и Рей возможность сходить в душ и вернуться лишь для того, чтобы забрать свои вещи. Когда девушки выходили из помещения, на выходе их уже ждал Ямамото, осторожно держа в руках аккуратно сложенную кофту Рей, которую она по невнимательности оставила, выходя из вертолета. Она бросила на него беглый взгляд, и в сердце больно кольнуло: выглядел Ямамото измученным, но явно получше, чем был до этого. Рей кивнула ему и едва заметно произнесла «спасибо», после чего обернулась, выискивая Мину: та стояла чуть поодаль и внимательно изучала собственные руки, те казались ей уже немного огрубевшими; затем она пригладила свои волосы и поправила бант, одёрнула юбку, закусила губу, провела костяшкой указательного пальца под глазом, чтобы стереть крупицы туши, после… — Мина, прекрати притворяться мебелью, — Рей закатила глаза: они с Ямамото наблюдали за ней уже с минуту. Минако посмотрела на неё, а потом внезапно призрачно улыбнулась. — Да бросьте, я всё понимаю, — уголки губ дрогнули, в глазах промелькнул озорной огонёк. — Вы идите, я вас догоню. Ну, — с готовностью отозвалась Минако, — или я пойду. Если честно, то мне очень хочется газировки… Рей приглушённо хихикнула: «Мы убьём тут парочку демонов, а потом пойдем и выпьем содовой», — она прекрасно помнила эту саркастичную фразу. Ямамото кашлянул, отвлекая девочек от их разговора перебрасыванием взглядов. — Да, — Рей тряхнула головой. — Прости. И спасибо за кофту… — Да… — Ямамото почесал затылок, — не за что… Я тут, в общем… — Господи, да идите уже вперёд, — теперь настала очередь Мины закатывать глаза. — Только скажите, как там Хаято? Ямамото явно обрадовался возможности без всяких заминок продолжить разговор. — Держится. Бьякуран творит чудеса. — Ну и славно, — её голос внезапно помрачнел, затем она резко развернулась и пошла в обратную сторону. — Рей, иди с Ямамото, я скоро вернусь. Ей хотелось остановить Минако или броситься следом за ней, но она осталась на месте рядом с Ямамото, проводила её долгим взглядом, пока та не скрылась за поворотом, и после этого отвернулась. В данный момент всё казалось таким странным и нереальным, словно мир перевернулся, и она в нём стала чужой и лишней. Её знобило, руки заледенели и покраснели от холода, несмотря на то, что температура в помещении была нормальной, даже вполне комфортной. Когда она почувствовала, что на её плечи накинули пиджак, то она вздрогнула, но уже от неожиданности. Ямамото смотрел на неё и словно не мог оторваться, и взгляд его был таким внимательным и пронзительным, что она смутилась от этого ещё сильнее. На смену сковывающему страху пришла некая неловкость, и Рей попросту не знала, как правильно себя вести, куда себя деть и что делать с собой и с ним. — Не стоило, — сказала она, но в противоречие своим словам она укуталась в его пиджак ещё сильнее, пускай и держал в руках вернувшуюся к ней кофту. — Как ты смотришь на то, чтобы выпить со мной чашечку чая? — он протянул ей свою руку, и это действие показалось таким личным и даже интимным, что она никак не решалась вложить свою тонкую ладонь или же схватиться за его запястье. У него была поразительная способность — ждать. Казалось, что он точно знал, когда стоит проявить ангельское терпение, а когда — немного надавить, стать более настойчивым и напористым. Не каждый мужчина обладал таким даром, не всякий мог воспитать подобную черту в своём характере, но в Ямамото это всё было, и Рей искренне была ему благодарна за это. Рей не могла не согласиться. На город постепенно опускалась ночь после бледного заказа, и её чернота была естественна и не таила в себе разрушения и погибели. Рей сидела, прижавшись щекой к оконному стеклу, на широком подоконнике и наблюдала за течением времени. Как небо затягивалось темнотой, как шелестели листья деревьев, как загорались золотистым светом уличные фонари, как прекращала журчать вода в фонтанах, как люди то появлялись, то исчезали. Пока Рей была неподвижна, даже затаив дыхание, словно вылепленный из глины сосуд, жизнь же всё равно продолжалась. На внезапный и резкий грохот она повернула голову и заметила подошедшего Ямамото, который едва успел вставить ногу вперёд, чтобы словить падающую напольную вазы с подсветкой. Рей тут же подскочила для того, чтобы помочь ему поставить её на место, но он ей не позволил. — Я обычно намного ловчее, — оправдался он со смешком. Рей запрыгнула обратно на подоконник и улыбнулась. — Быт порой потяжелее и пострашнее схватки с самым злейшим врагом. Прямо перед ней он поставил стеклянный прозрачный чайничек, где спокойно можно было разглядеть плавающие крупные листья, цветки и даже нарезанные ягоды, а также неглубокие чугунные чашечки. — Ты сам заваривал? — поинтересовалась Рей. Ямамото кивнул и начал разливать чай: аромат был тонким и нежным, однако Рей представляла, что вкус его будет насыщенным и сладковатым. Пускай пар был призрачным, но она внимательно следила за мягкими белёсыми узорами, которые он вырисовывал. Ещё она пристально смотрела на руки Ямамото: его широкие ладони, линии на них, длинные пальцы, сбитые костяшки, — ох, Рей подмечала каждую деталь. — Раз в месяц, — начал он, протягивая ей чашку и запрыгивая на подоконник с противоположной стороны от неё, — мы устраиваем чайную церемонию, ты просто обязана однажды побывать на ней. Рей осторожно сжала крепче чашку, как будто бы это была последняя её связь с реальным миром и, замявшись на секунду, сделала маленький глоток: горячая жидкость не обожгла ни нёбо, ни язык, ибо всё, что было тёплым, воспламеняло и горело само, никогда не могло навредить ей. Даже когда она стала почти обыкновенным человеком. — Ну, учитывая, что всё только начинается, существует стопроцентная вероятность, что я застану это примечательное событие, — она вновь сделала глоток и, не отрывая кружку ото рта, взглянула на Ямамото. Он сейчас больше походил на нашкодившего школьника, чем на взрослого мужчину, однако в нём продолжала угадываться свойственная всем без исключения мужчинам в этой Семье убийственная аура; он был прирождённым киллером, подумалось Рей, который не знает пощады, когда это нужно, и меняет самого себя, когда находится рядом с людьми, которым доверяет. Половинчатый. Как и она сама. Делил жизнь на две её части, совершенно отказываясь признавать то, что «разделить жизнь» в принципе не представляется возможным. Что если ты являешься кем-то, то ты не можешь просто взять и перестать им быть. Но сейчас Рей это не волновало. Как и его, впрочем, тоже. — Ты думаешь, что это ещё не конец? — Как бы я ни хотела это отрицать, но всё это — только начало. То, что ты сегодня видел, — лишь верхушка айсберга, до чьего основания ещё нужно добраться. Мы не знаем, что это за существа и каковы их мотивы, и, что самое главное, мы не знаем, кто является их предводителем. Одинокие рядовые Демоны, не имеющие за собой покровителя, не обладают такими силами, да и… пакостят намного меньше. Как правило, за ними не числится суровых преступлений, и они не убивают людей десятками. Но эти… — она качнула головой, взглядом изучая чай внутри чашки, — полагаю, что нам придётся в очередной раз столкнуться лицом к лицу с абсолютным злом, — её голос был спокойным и размеренным, словно она говорила о прогнозе погоды на следующую неделю, а не о схватке насмерть, предстоявшей им в ближайшем или не очень будущем. Ямамото нахмурился, но не ответил ничего, ожидая продолжения её слов: оно не заставило себя долго ждать: Рей вновь немного отпила и, закусив губу, посмотрела на него. — Нам придётся трудно, — констатировала она. — Мы справимся. И это было самым большим шагом навстречу межу ними за последние несколько дней. Непонятно было только, о ком конкретно говорил Ямамото, тихо произнося пресловутое «мы»: мы — это он и Рей; мы — это Сенши и Вонгола. Мы — это… — По-другому и не может быть. Кружка глухо стукнулась о поверхность.

***

— Дева Мария, поверить не могу, что я тебе теперь должен, — буркнул Хаято, надевая новую белоснежную рубашку — от ран на спине не осталось и следа, а в теле прибавилось сил: если и было в Бьякуране что-то хорошее, то действие этого «хорошего» было только что продемонстрировано во всей красе. — Да брось, Гокудера, твои долги передо мной уже не счесть, — тот мило улыбнулся в своей привычной манере: от его оскала хотелось то ли повеситься, то ли ударить его самого по нахальной роже. Подошедшие из ниоткуда врачи перемолвились словом с Гокудерой, поблагодарили Бьякурана за оказанную услугу и так же в никуда исчезли: рядовые звенья цепи под названием «Вонгола» выучились главному правилу — быть незаметными и не выказывать своего присутствия без должной на то необходимости. Внимательно наблюдая за порывистыми и немного нервными действиями со стороны Гокудеры, Бьякуран в большинстве своём молчал. Примечал детали. Делал выводы. — Глупо было бы скрывать, хотя я знаю, что ты сейчас попытаешься, но всё же: кто тебя так? Это в любом случае всплывёт наружу. Редко в голосе Бьякурана можно было услышать серьёзную интонацию, не приукрашенную насмешкой или шутливым тоном, но это был как раз тот случай: его взгляд был едва заметно обеспокоенным, а голос — как никогда спокойным, но невероятно любопытным. У Бьякурана тоже было что-то святое. Другой вопрос: что именно. — Неужели ты действительно считаешь, что я сейчас разболтаюсь с тобой, как с лучшей подружкой, и открою тебе все карты? — он не смотрел на Бьякурана, а лишь по привычке пытался нащупать в карманах пачку сигарет. — Да блядь. — Как некультурно, — Бьякуран поцокал языком, наигранно или же взаправду изображая недовольство его поведением, разгадать этого человека была почти невозможно. — Поставить человека на ноги куда проще, чем исправить твой поганый характер. — Если поделишься со мной сигаретой, — он поправил манжеты рубашки, — то всё равно ничего нового не узнаешь, но очень сильно меня выручишь. — В последнее время я только и делаю, что распыляюсь ради тебя, — на лице у него вновь заиграла тонкая улыбка, — к сожалению, не курю и тебе тоже не советую, знаешь ли. Но своего я всегда добиваюсь любыми способами, просто с вами хочется идти мирным путём. И вспомни теперь свои же недавние слова: ты мне теперь должен. — Не могу, — спокойно ответил Гокудера. — Если ты так этого хочешь, я, так и быть, поговорю с Дечимо, но большего не смей даже просить и задавай пока что поменьше вопросов, чётких ответов всё равно не получишь, а слухами сыт не будешь. Вот ты хитрый лис, конечно… Бьякуран развёл в сторону руки и пожал плечами. Как и всегда, тот был одет в белое — и от этого Гокудеру тошнило. Ибо он всё помнил до мельчайших подробностей: бессмысленные смерти и уничтожение миров, нескончаемое кровопролитие и слова, которым нельзя верить, — ныне несуществующие, несовершённые грехи, которые отпечатком легли на самого него. Наверное, он по сей день пытался искупить свою вину и не повторять тех ошибок, но доверие — вещь хрупкая, и оно было надломлено. Пускай он и говорил, что изменился, пускай его поступки отвечали его словам, но абсолютно все были с ним осторожны. Бьякуран и Мукуро были теми, кого держали близко, хотя врагами Вонголы в настоящем они не были. Несмотря на то, что Бьякуран не получил желаемого, тот выглядел, как сытый кот, который лишь внимательно, но лениво следил за действиями мышки. Ему никогда не нравилось спешить, поэтому такой расклад событий его устраивал: Кольца Маре, принадлежащие Бьякурану, были частью Три-Ни-Сетте, потому он в стороне точно не останется, если назревает опасность мирового масштаба. — Береги себя, — посоветовал Бьякуран, провожая его взглядом, когда тот всё же собрался и направился к выходу. — Как поговоришь с Савадой Тсунаёши, дай мне знать. — Как иначе? — бросил Гокудера. — Думаю, он сам сообщит тебе о принятом решении, если оно окажется в твою пользу. — Не сомневаюсь. Хаято вышел из комнаты, и дверь за ним захлопнулась — Бьякуран и бровью не повел на громкий звук, ибо слишком сильно был погружен в собственные раздумья. Раны Хаято были необычными во всех смыслах, хотя бы потому что ни одни раны, полученные в бою с даже невероятно опасными, но обычными противниками, не начинали гноиться так быстро. Даже если на оружии был яд, даже если отравлено, даже если банально грязное, даже если… Этих «если» был вагон и маленькая тележка, но ни одно из них не приводило к подобному ужасающему результату. Бьякуран не был неженкой, скорее наоборот: стерев дотла столько миров и убив столько людей, очень сложно было вернуться даже просто к обычному восприятию действительности. Он видел многое, даже слишком многое, сделал тоже немало, но ещё ни разу не натыкался на нечто омерзительно-устрашающее, хотя сам иногда творил подчас такие вещи, что не каждому под силу было вытерпеть и вынести. Он не удивился, когда внезапно раздался звонок Тсунаёши с просьбой «как друга», а не как «босса Вонголы» — подобное было не в первый и не в последний раз, однако когда Вонгола просила о помощи, она всегда приказывала, пусть и сказано это было без исключения в мягкой форме, но каждый, кто знал Дечимо и кто знал Вонголу или был близок к ней, понимал, что просьб эта семья не имеет. Бьякурану было не лень и не «западло», а потому и приехал сразу же. Именно поэтому он был не на шутку озадачен, когда Хаято продемонстрировал ему свои ранения. Это были не ранения, а такое чувство, что кто-то решил полакомиться человеческой плотью. Слишком быстрое разложение, слишком глубокие рытвины, слишком… В мафии не было подобных. Потому что если бы были, Бьякуран, а уж тем более Тсуна точно бы знали. Значит это был кто-то не из мафии, и вот это становилось уже интересным… Он одёрнул свитер, взял со стула пиджак, задумчиво покрутил на пальце кольцо Неба Маре и едва встряхнул головой. Жизнь в любом из миров любит преподносить сюрпризы. Помедлив, он вышел из помещения вслед за Гокудерой и пошёл в обратную сторону: бродить же не запрещено законом, верно?

***

Когда Мина шла по гудящим тишиной коридорам, её сознание было почти пусто, хотя в голове и роились мысли: она самой себе снова стала напоминать какого-то робота, которого достали с захламленного чердака и вновь вставили батарейки, заставив выполнять свою работу. Какую именно — было не важно. Ей навстречу попадались какие-то люди, но она не обращала внимания, идя по памяти в свою спальню, чтобы переодеться и привести себя хоть немного в порядок. Этот день был ещё не закончен и на повестке значилось одно дело, которое нужно было выполнить и желательно незамедлительно, потому что как только убиваешь одного демона, спустя некоторое из ниоткуда выползают еще трое. Она слышала, как из каких-то комнат доносились чьи-то приглушенные голоса, видела, как некоторые идущие ей навстречу люди иногда подозрительно косились на неё, как будто бы она в один момент могла взять и превратиться в какого-то монстра, словно… все они догадывались, но не хотели верить. Мина, наконец, дошла до нужной ей двери, тихо отворила её и прошмыгнула внутрь спальни. Метнулась к душу: в этот раз ей понадобилось ровно десять минут; надела чистое платье и новые туфли-лодочки, отправив предыдущие одним лёгким движением руки в помойку, потому что их было уже ничем не спасти, провела тушью по ресницам, расчесала волосы и, даже не взглянув на себя в зеркало, сиганула обратно в коридор — ей нужно было найти Тсунаёши. Она не знала, действовал ещё их уговор не покидать Вонголу или нет, но в любом случае лучше было перестраховаться и известить о своем плане Тсуну — тот наверняка был сейчас занят, но Мина точно знала, что заняла бы у него минуты две, не больше. Если честно, она понятия не имела, где именно его искать. В данной ситуации он мог находиться в любой точке резиденции, а то и покинуть её по делам, что было бы неудивительно. В связи с последними событиями абсолютно все были подняты на уши и задействованы, даже если не имели к этому прямого или же косвенного отношения. Люди, которых не держали в курсе событий, всё равно выполняли поручения и передавали информацию — работа напоминала очень слаженный и эффективный механизм, что было весьма поразительно для столь крупной организации как Вонгола. Первым делом она посчитала логичным заглянуть к нему в личный кабинет, а там видно будет, что говорить и как себя вести. Как только она подошла к этой массивной резной двери, то в голове всплыли воспоминания того, как их с Рей здесь допрашивали не так давно. В таких случаях обычно кидают такую фразу «как будто это было вчера», — но это действительно было всего днём ранее, и у неё неприятно защемило сердце. Неуверенно и глухо постучав по лакированной деревянной поверхности, Мина прислушалась, но никакого шума, а уж тем более и ответа до неё не донеслось, поэтому она спустя минуту постучала ещё раз и ещё. Настроение и былой пыл несколько поникли, и та не смогла сдержать тяжёлого разочарованного вздоха. Когда она развернулась и собралась уходить, дверь внезапно приоткрылась, и из неё полился тусклый свет ночника. Минако вздрогнула, словно призрачная рука коснулась её тонкого запястья, и она слишком резко отдёрнула свою руку и мотнула головой, пускай прекрасно понимала, что ей показалось. В коридор выглянул Тсунаёши, и она стояла к нему вполоборота, но даже так она вполне отчётливо видела синяки под его глазами, осунувшееся лицо, порванное ухо и тонкие полосы от острых когтей демона. Ей хотелось прикоснуться к нему для того, чтобы вылечить, заглушить боль и зализать раны, но она лишь стояла, не в силах пошевелиться и сделать первый шаг навстречу. — Минако? — он не выглядел удивлённым, поскольку усталость перекрывала все эмоции и притупляла чувства, но он выдавил из себя улыбку, и она тут же почувствовала резкий прилив тепла и нежности. Тсунаёши сейчас был таким... домашним и сонным, что Мина начала корить себя за то, что потревожила его, однако отступать не собиралась. — Да, — только и выдавила она. Тишина длительностью в несколько секунд давила, но и была спасеньем, и они заговорили вдвоём, запинаясь, извиняясь и немного смущаясь, пусть всячески пытались это скрыть. Вопросы и ответы сменялись друг другом — о здоровье, о нынешнем состоянии, следом общие фразы и слова благодарностей. И смех, пускай и не такой звонкий, как при весёлой беседе, но такой лёгкий, приятный и ласкающий звук, что Минако почувствовала себя окрылённой. — Ты отлично выглядишь, — после очередной паузы сказал Тсунаёши, и лицо его, казалось, словно озарилось мягким светом. — Не могу ответить тем же, — начала кокетничать Минако, не сумев сдержать довольной улыбки. — Потрепали тебя, конечно, очень даже, но… ты отлично держался для обычного человека. — Разве я обычный человек? — он изобразил некое подобие ухмылки. — Нет, — она склонила голову чуть вбок и поправила чуть завившиеся после принятого душа волосы, оголив участок шеи, — вовсе нет, — осознав, что она сильно отвлеклась, Минако вмиг посерьёзнела: — Прости, если отвлекаю тебя, но мне очень срочно нужно поговорить с тобой, это займёт не так много твоего времени, поэтому, прошу, выслушай меня. Тсунаёши пригласил её внутрь и придержал для неё тяжёлую дверь, пропустив её, когда она проходила. При другом освещении кабинет выглядел иначе, и та не могла объяснить, что именно изменилось. В высоком стуле за письменным столом сидела Киоко, читавшая книгу и явно ожидавшая возвращения Тсуны, и она выглядела абсолютно спокойной, когда внезапно встретилась с Минако взглядами, словно предвидела её приход. — Мина, я так рада тебя видеть, — она встала со своего места и подошла к ней практически вплотную, — как ты себя чувствуешь? — Благодарю, — она насторожилась и мысленно ругнула себя за это, ибо у неё не было причин так реагировать, Киоко была с ней очень милой и любезной, а она, в свою очередь, вела себя, как параноик, — всё отлично. Не успела она задать аналогичный вопрос Киоко, как Тсунаёши прервал их: — Киоко, пожалуйста, оставь нас. На лице Киоко не отобразилось никакой эмоции. — Не стоит, — встрепенулась Минако. — Всё в порядке, — успокоила её Киоко, осторожно и практически невесомо коснувшись её ладони своими тёплыми пальцами, словно пыталась таким вот образом приободрить её. Незамедлительно она направилась к выходу, и её походка была плавной, точно она плыла — так обычно ходили принцессы и обученные фрейлины при дворе, и Минако неотрывно следила за ней, пока пламень её рыжих волос полностью не погас в черноте длинных коридоров, а стук каблуков окончательно не стих. Мина стояла и молчала, провожая её взглядом ещё минуту после того, как она исчезла, пока Тсунаёши не окликнул её тихим и уставшим голосом. — Не обращай внимания, — едва слышно сказал он, смотря в то же место, что и Мина. — У неё бывает. Мина не поворачивалась: — Она тоже устала, — не спрашивала, а утверждала она. Мина действительно так считала, но ещё она знала и другое: знала, например, что значит подобный взгляд со стороны Киоко. Знала, что в принципе значит подобный взгляд со стороны девушки. Ещё учась в школе в нынешней эре, она прекрасно усвоила, что когда на тебя кидают подобный взгляд, а он почти как плевок, это значит, что тебе очень сильно завидуют, а потому ненавидят. Но она отчаянно не хотела верить, что подобный блеск в глазах Киоко — это лицо её зависти. Мина знала, что она, наверное, несмотря на врождённые качества скромности и покорности, сумела воспитать в себе непомерную гордость (или гордыню, смотря с какой стороны на неё взглянуть). Киоко считала себя здесь полноправной Королевой (или принцессой) и не собиралась отдавать свой титул никому другому, однако нужно было отдать должное, что она ни единым жестом и ни единым словом не высказала своей неприязни или подозрений — действие, действительно заслуживающее звания некоего монарха. Не выказала, но Мина чувствовала. Как и Рей. Потому что, в отличие от Киоко, когда-то они сами действительно были теми, кем она так ревностно старается казаться. Тсуна перевёл взгляд на Минако и вымученно улыбнулся своим собственным мыслям: Минако не заметила, но почувствовала его взгляд спинным мозгом и обернулась. — У меня есть одна просьба, — начала она, не обращая внимание на его вздрогнувшие от неожиданности плечи. — Я понимаю, что мы согласились не покидать территорию резиденции, но, как я ещё сказала тогда, бывают непредвиденные ситуации. Мне нужно вернуться домой и забрать кое-какие вещи. Её голос был спокоен и выдержан, что резко контрастировало со всеобщей суматохой и состоянием упорядоченного хаоса, однако кабинет Тсуны словно был отдельно от всего этого, точно отделившаяся часть пространства, которая как бы отдельна, но как бы продолжает быть его неотъемлемой частью. До их слуха сквозь тяжёлые двери и толстые вековые стены изредка доносились чьи-то разговоры и озадаченные голоса, но они были настолько не здесь, что... — Я пойду с тобой. Мина напряглась. — Не надо. Я справлюсь сама. Или ты мне не доверяешь? Он нахмурился, но ничего не ответил. — Я понимаю, что ты можешь уложить с десяток... — он замялся, — демонов за раз, тем не менее, это вовсе не отменяет того факта, что от обычной пули ты умрёшь. Кто угодно может подстерегать у твоего дома. Люди тоже могут быть врагами. «Люди тоже могут быть врагами», — для Сенши не существовало подобного утверждения: они всегда боролись с Тьмой, её детьми, но не с людьми, какими бы плохими они ни были. Убить человека для Сенши было самым большим проступком, если не грехом. Для Вонголы это была рядовая работа. В этом и было их основное отличие. — Тсуна... — Минако? — с легким нажимом произнёс он. Твёрдость. Вот, что были незаметно сперва и вскрывалось впоследствии. Твёрдость Десятого Босса Вонголы — тайное и совсем не ясное оружие. — Киоко явно не будет рада такому раскладу. — Киоко всё прекрасно понимает, — он неторопливо стал собирать все бумаги и повернул металлическую ручку в горизонтальное положение, чтобы закрыть оконную створку. Вот именно. Понимает. Лишние и ненужные мысли — она накручивала себя снова и снова, но ей надо было выбросить всё это из головы. Были вещи куда важнее и серьёзнее, чем те же не имеющие смысла женские разборки на интуитивном уровне. — Ты нужен своим людям здесь, — попыталась она образумить его, — поверь, со мной точно ничего не случится, а вот насчёт тебя я сомневаюсь: ты же едва держишься на ногах. Когда ты в последний раз нормально спал? — Не припирайся со мной, — он потёр пальцами переносицу и подавил зевок, чтобы она не давать ей повода и причин для того, чтобы улизнуть в одиночку, хотя ему не приходилось сомневаться, что она преспокойном могла придумать дюжину причин для этого. — Я вызову водителя. — Конечно, машина за несколько миллионов долларов уж точно не привлечёт внимание людей, обожающих перестрелки, и ни у кого не возникнет сильного желания разобрать её на запчасти, — она ухмыльнулась. — В этот раз сыграем по моим правилам. Тсунаёши удивлённо повёл бровью, но вместо возмущения она услышала: — Договорились, — ему разве что оставалось поднять руки в примирительном жесте, ибо всякий мудрый человек знал, что не стоит спорить с женщинами, а уж тем более с такими, как Минако. — И что ты предлагаешь? — Если честно, до сих пор жалею, что не была в сознании, когда мы летели на вертолёте, — она прикусила нижнюю губу. — Давай без сарказма, конечно же, я не предлагаю сейчас отправиться на нём: просто бросила жирный намёк, так что возьми на заметку. Но… как насчёт мотоцикла, а там бросить его и доехать на велосипеде? Как давно босс мафии в последний раз крутил педали и вёз на своём багажнике девушку? — Честно говоря, сумасшедшая идея, — он не смог скрыть улыбки. — Ты явно ненормальная. — Искренне верю и даже не сомневаюсь, что ты говоришь мне это в хорошем смысле, — она махнула золотистыми волосами, и те рассыпались волнами по её плечам. Тсунаёши взглядом зацепился за этот незатейливый жест и с удовлетворением поставил самому себе оценку «отлично» за то, что спустя столько лет наконец-таки научился разбираться в женщинах и понимать их «скрытые сигналы»: пусть Минако делала это и бессознательно, но она явно кокетничала. — Вот тут уж, как ты сама решишь, — он взъерошил волосы, отводя наконец-таки взгляд в сторону, и, подойдя к столу, задвинул кресло. — Да брось? — она не знала, почему это сказала, однако когда произнесла эту фразу вслух, немного смутилась. — Мне кажется, ты предложила столь экстравагантный план, только потому что хочешь, чтобы я от тебя отстал, но… — он выдержал паузу, — ты не на того напала. Этот фокус мог пройти с кем угодно, но только не со мной. — Это ещё почему? — она сложила руки под грудью. — Когда-нибудь ты познакомишься с моим бывшим наставником и потом поймёшь, почему я такой упёртый, как баран. Она хохотнула на его собственную самоиронию в ответ и сделала маленький шажок вперёд, как будто бы хотела заглянуть в какое-то труднодосягаемое для взгляда место на столе, но сразу же себя отдёрнула: в подобных ситуация любопытство не самое лучшее качество. — Не думаю, что ты прям такой уж «баран» — она сделала кавычки в воздухе. — Нынешняя ситуация разве не показательна? — А, ну… — рассудительно заметила она, — срочно забираю свои слова обратно. Он усмехнулся и покачал головой. Минако ещё с несколько минут наблюдала за тем, как он собирал нужные вещи, надел пиджак, который наверняка снял в процессе работы, взял ключи и подош1л к ней. — Всё, — с готовностью вымолвил Тсуна. — Можем идти. — Я смотрю, ты не сдаёшься. — Кто бы говорил. — Хаято меня убьет, — протянула Минако, останавливаясь позади него. — Я вытащила его драгоценного босса наружу: в этот бренный и опасный мир без его защиты. Тсуна помолчал с мгновение, затем глубоко вдохнул, как будто бы собирался объяснять маленькому ребёнку прописные истины простыми словами, и обернулся. — Я полагаю, — тихо начал он с расстановкой, — что после сегодняшнего Хаято не посмеет и слова против сказать. — После этого он вновь подошёл к письменному столу с обратной стороны, достал оттуда перчатки, которые недавно видела Мина, и вновь вернулся к ней. — Вот теперь точно всё. Можем идти. Возражения не принимаются: я не отпущу тебя одну. Ей, как и многим женщинам, нравилось, когда её уговаривали, с оговоркой на то, что этим человеком должен быть некто вроде него. Для себя она отметила, что сопротивляться было бесполезно и не имело никакого смысла: она хотела, чтобы он пошёл вместе с ней, в то же время ей по душе были такие «игры», но главное в них — не переборщить. — Ладно, — она недовольно цокнула языком. — Значит мотоцикл? — примирительно спросил он. — Значит да.

***

В холоде вступившей в свои законные права ночи Минако всё равно ощущала себя вполне комфортно. Возможно, потому что прижималась к Тсунаёши, и он согревал её своим теплом, делился им с ней — пускай и через слой одежды. В городе звёзды окропили небо, и молочный туман повис на ровной дорогой, но она не помнила: лишь стук собственного сердца, звук мотора и то, как её руки словно бы горели оттого, что она вцепилась в него во время езды. Тсуна ей не разрешил ехать без шлема, она упрямилась даже там, — вот и кто из них самый настоящий упёртый баран? Но она не жалела, что он всё-таки заставил её, как маленькую капризную девочку, надеть его, потому что впервые за долгие годы она наконец-то почувствовала себя в безопасности — и дело было вовсе не в средстве пассивной защиты, а именно в нём и только в нём. Увлекшись, она и не заметила, как открытые поля и высокие деревья вдруг так резко остались позади, а взгляду открылись красоты столицы. Рим успокаивался ночью и открывался с новой стороны: они проезжали линии выстроенных домов, старинные достопримечательности, веранды ресторанов, фасады зданий и редких прогуливающихся прохожих. Город становился таким спокойным и уютным, что Минако казалось, что он дышит вместе с ней одним воздухом и живёт одной жизнью. Рим днём и Рим ночью — близнецы, которые так похожи и так разительно отличаются, и это было ещё одним чудом из всех их бесчисленных множеств. Порой одно принятое решение переворачивают твою жизнь: несколько недель назад никто не мог представить, что принесёт им этот полёт в Италию. Но оно, пожалуй, того стоило… Когда они свернули на дорогу, ведущую к их с Рей дому, в котором они успели пожить всего ничего, у неё сердце пропустило удар: ей почему-то показалось, что в этот дом она возвращалась в последний раз, но отогнала подобные мысли прочь и просто продолжила наслаждаться моментом. Тсунаёши помнил, где находилось нужное им здание, а потому вовремя начал замедлять ход и через минуту остановился прямо у ворот. Окна были тёмными, однако на подъездной дорожке, вопреки всему, горели фонари, работавшие на солнечных батарейках, и кляксами рассеянного тусклого золотого света они окропляли всё вокруг. Тсунаёши слез с мотоцикла и помог спуститься с него Минако, которая умудрилась всё-таки запутаться в собственных ногах и чуть не упасть, но вовремя придержавшие её руки помогли удержаться. Она сняла шлем, встряхнула головой, поправляя прическу, и посмотрела на дорогу: у неё не было плохого предчувствия, но перестраховаться все же стоило. Тсуна не отставал от нее и, взглядом оценив обстановку, дал знак идти вперёд: если бы было что-то неладно, его интуиция тоже дала бы ему об этом знать. Они прошли через ворота и двинулись ко входу медленно, размеренно, словно тянули мгновение, и, когда нога Мины ступила на первую ступень лестницы, она остановилась и обернулась. — Ты хотел оттуда уехать, — не спрашивала, а утверждала она. Тсуна безмолвно взглянул на неё, но ничего не ответил: если Минако удобнее верить в собственную придуманную теорию, он не будет ей отказывать в этом удовольствии, хотя и отрицать, что зерно правды в её словах всё-таки есть, он не решался. Так и не дождавшись от него подтверждения или опровержения своих слов, она подошла к двери и неловко замерла. — Не это ищешь? — по-доброму ухмыльнулся Тсуна, протягивая ей ключи. Мина вскинула правую бровь и аккуратно приняла их. — Ну, да, как же я могла забыть, ведь только недавно сюда приезжали крутые мафиози, силком утащили двух бедных беззащитных девушек к себе в логово, при этом прихватив ключи от их скромного жилища, — замок в двери щёлкнул. — Ты считаешь меня крутым? — шутливо парировал Тсунаёши. Мина закатила глаза, но затем едва заметная улыбка промелькнула на её губах. — Это единственное, что вызвало у тебя резонанс, в моей пламенной тираде? — Нет, ещё момент про бедных беззащитных девушек мне понравился. Мина хмыкнула и, отворив дверь, хотела зайти. — Постой, — предупредительно произнёс Тсунаёши и, положив руки ей на талию, аккуратно отодвинул её в сторону и прошёл вперёд. — Проходи. Мина закусила губу и сделала вновь шаг вперед, смотря в упор на его широкую мужскую спину: Айно давно не чувствовала такой поразительной защищённости. Тсунаёши протянул руку в сторону и включил большой свет. — Настроение заказать услуги клининговой компании, надеть махровый халат и завязать волосы в пучок, а не вот это всё, — фыркнула Минако, обходя весь тот бардак, который устроили мужчины, когда заявились к ним. — Не стыдно ли тебе? — она подмигнула Тсунаёши. — Чувство вины, приём, — он задумался и сделал вид, что созванивался с кем-то по телефону. — Мм, наверное, сигнал слабый: помехи на каналах связи. — Вот ты пакостник, честное слово, мужчины — те же самые дети, вот только на тебе ещё надет костюм от Brioni. — Не знаю, как ты, но я бы одевал своих сыновей в костюмы от Brioni, или ты считаешь, что лучше начать с чего-то вроде Armani? — Ага, и детские электромобили от Bugatti. Как насчёт того, чтобы удочерить меня и Рей? Ты можешь не тратить тысячу евро на моё платье, а сразу сделать его из денег. — Ладно, я тебя понял, — он пытался подавить рвущийся смешок и перевести дыхание. — Итак, шутки в сторону. Ради чего мы сюда приехали? — Кто говорил, что это были шутки? — Минако упёрла руки в боки и поиграла бровями. — Ты только не удивляйся, но мне нужны наши с Рей часы, поэтому ты мне сейчас будешь помогать их искать, потому что по твоему приказу нашу квартиру разворошили и всё в ней перевернули. Напомню: ты сам настойчиво просился вместе со мной, так что пожинай плоды своих трудов. Не споря с ней, он лишь стянул с себя пиджак, повесил его на крючок и закатал рукава рубашки. — Памятная вещь? — поинтересовался он, переворачивая стулья и стол, ставя их нормально. — В некоторой степени… да, — она нахмурилась, — это, конечно, тоже имеет место быть, но их основная задача заключается в том, чтобы давать сигналы и определять местоположение появившихся демонов. Я уверена, что теперь они начнут распространяться с бешеной скоростью и вылезать то тут, то там, точно вирус. — Понял тебя. Последующие полчаса они почти не разговаривали, полностью занятые делом: они заглядывали в каждую коробку, попутно прибирались и выкидывали сломанное, а потому уже никому ненужное, на миг останавливались, чтобы переглянуться и снова уткнуться в очередную коробку или шкатулку, или чемодан. Работа кипела, но безрезультатно, они перевернули уже половину гостиной, стащили из спален чемоданы, вывернули их наизнанку, но часов нигде не было. — Тебя не будут искать? — мимолётом заметила Мина, сдувая прядку с лица и отставляя в сторону несессер. — Киоко скажет им, если что, — отозвался Тсуна, бросая на неё внимательный взгляд. Минако понимающе пожала плечами. — Резонно. То, что Киоко вообще не догадывалась, куда они вдвоём уехали, не волновало их ни разу, вполне возможно, что Тсунаёши и задумывался, но Минако решила лишний раз не спрашивать от греха подальше. Ни один мужчина не любит, когда лезут в его отношения с девушкой, равно как и наоборот. Что было говорить про Тсуну, который вообще предпочитал не распространяться на тему личной жизни без очевидной на то необходимости. Мина переступила через завал сломанных вещей, которые копились в одной кучке и были заочно определены на помойку, и вышла из гостиной, чтобы пойти на кухню и налить воды им обоим. Тсунаёши проводил её взглядом, но ничего не спросил. Та вернулась через минуту, держа в каждой руке по стакану и, подойдя к Тсунаёши, протянула правый; он взял его у неё и сделал большой глоток. — Спасибо. Минако, в этот момент залпом глотая воду, ответила лёгким кивком. Когда она допила, Тсунаёши забрал у неё стакан и отставил и её, и свой на ближайший журнальный столик. — Подумай хорошенько, куда вы ещё могли их положить. Может, они вообще остались в Японии? — неуверенно начал он, заранее зная ответ на поставленный вопрос. — Исключено. Мы, хоть и не пользовались ими давно, всё равно это важная вещь. Мы даже не предполагали, что она нам ещё когда-нибудь понадобится, но не взять не могли. Ты правильно сказал, что это — память. Да и… в глубине души мы всегда перестраховываемся. И, как оно оказалось, отнюдь не зря. — Что правда, то правда, — выдохнул Тсуна: было видно, что он устал, но он и под страхом смертной казни не признался бы ей в этом. — Как они вообще у вас оказались? В обычном магазине такие явно не продаются. Мина поджала губы. — Они были сделаны нашей подругой Ами, когда мы только-только собрались все вместе, с тех пор ни одна из нас с ними не расставалась, — Мина сделала паузу, а затем почему-то улыбнулась в пустоту. — Смешно было, когда ты пишешь контрольную по математике, а в этот момент где-то внезапно в центре города появляется демоница, которой почему-то именно сейчас срочно понадобилось подкрепиться людской энергией, и на экране высвечивается точное местоположение, и они начинают тихо пикать, а тебе надо любыми правдами и неправдами исчезнуть «вот прям сейчас» с урока… Тсунаёши тихо хмыкнул. Кто как не он знал, что когда ведёшь двойную жизнь, вторая её часть слишком сильно мешает первой, в какой-то момент полностью замещает её. — Как вы… — Тсуна запнулся, не зная, как правильно сформулировать свой вопрос, и от этого смутился. — Что? — с готовностью ответила ему Мина. — Как мы вели двойную жизнь? Лучше ты мне ответь на этот вопрос, красавчик в Brioni, ты явно знаешь про это не понаслышке, тогда, может, и я разоткровенничаюсь… — Вздумала мной манипулировать? — он коротко хохотнул и провёл ладонью по взмокшим от пота волосам. — Репутация двоечника и неудачника сыграла в этом немаловажную роль, поэтому мне было не так сложно пропускать уроки математики, но проблематично было не вылететь из школы. — Никогда в жизни не поверю, что ты был двоечником, — Мина недоверчиво покосилась на него, — а уж тем более неудачником. — Должно быть, дело в удачной стрижке, — он сделал вид, что призадумался над этим, — я обладатель непослушных волос, не представляю, сколько слёз я пролил бы, окажись я девушкой. Факт есть факт, — он пожал плечами, — мне немного стыдно говорить об этом, но историю гадкого утёнка, видимо, писали с меня. — Боюсь предположить, что в волейбол ты тоже так себе играл, верно? Всё же вашу ложь я раскусила ещё в ресторане, но решила подыграть, легенда вышла увлекательная, — она прикрыла рот рукой, подавляя смешок, — Ямамото ведь так старался скрыть, что вы крутые парни с пушками. — Просто отвратительно! — он зажестикулировал руками. — Тем не менее, я отлично принимал мяч лицом. Что поразительно: получается, я сам себе чаще разбивал нос, чем те люди, которые на меня нападали. Даже странно, что после всего этого он не напоминает орлиный клюв. — У нас с тобой никогда не выйдет серьёзного разговора, — Минако прыснула в кулак. — Если мы с тобой продолжим в том же духе, то уж точно никогда не выйдем отсюда, — она резко переменилась в лице, — а я бросила Рей, даже не предупредив её о своём уходе. Её осенило только сейчас, и она мысленно чертыхнулась, потом снова и снова: неужели она настолько увлеклась? Как будто бы она с помощью специальной кнопки выключила свои мозги, а они автоматически заработали в этот момент, напоминая её, зачем они здесь оказались и что нужно поторопиться. Кто знает, что могло произойти, пока они мирно болтали и дурачились тут. Несмотря на то, что их голоса стихли, и они продолжили рыться в вещах, ища часы и приводя квартиры в порядок, в голове засела его не озвученная просьба, которой она пренебрегла. Про себя она улыбнулась и, казалось, сияла изнутри и снаружи, что он открыл ей частичку своей жизни, потому что даже это было важно. Ей было сложно ответить тем же, не потому что она скрывала нечто от него, а просто… В том-то и дело, что это было непросто, и это раздражало её, выводило из себя, злило трепало нервы. Но он не давил, и она была благодарна ему. Вскоре она расскажет ему всё, о чём он попросит, а пока… Пока они живут тем настоящим, которое строится вокруг них. Жалко было только, что чёртово настоящее обязательно волочило за собой прошлое, которое то вызывало желание поскорее сдохнуть, то ностальгию и чувство чего-то вечного и неизменного. Альянс существовал так давно, что никто уже и не вспомнит, а сама Мина или Рей прошлых себя помнили, но словно были отдельно. Они жили в современном мире, но воспитаны были ещё той давно ушедшей эпохой, когда магия была другом, а не врагом, когда драконы были реальной частью огромного мира, а не выдумкой, когда в небе резвились фениксы, древние, как само время. Когда долг был не красивым словом, а вопросом чести. Когда шумели Венерианские степи и простирались Марсианские пустыни, когда журчали Меркурианские водопады и пели Юпитерианские леса, когда бушевали ветра Урана и не обузданы были моря Нептуна, когда молчали горы Сатурна и молвили пещеры Плутона. Когда любили раз и навсегда, обещая найти друг друга даже в смерти после жизни, длиною в вечность, когда Тьма была врагом, но боялась, когда звучала сталь и бушевало пламя, когда… …когда была весна, чьё время давно прошло. Они были другими, но прекрасно умели притворяться, что это не так. И настоящее было для них словно чуждо. Но почему-то именно сегодня Минако впервые за семнадцать лет ощутила, что она почти не чужая. И что ей почти есть место. Как и Рей. — Думаю, что Рей есть, чем заняться. Ямамото не заставит её скучать, — выговорил Тсуна и сам непомерно удивился произнесённому: это вообще не вписывалось в его планы, а потому он уже успел попричитать самому себе на тему, что сейчас начнётся типичное «вот это вот бабское», однако Минако не оправдала его страхов. Её реакция была более, чем адекватна, и это был ещё один повод, чтобы остаться с ней на подольше. Мина даже не подняла головы на его экстравагантную фразу. — Можешь не париться, — легко произнесла она. — Я же Венера и прекрасно вижу их… межличностные отношения. Ямамото очень хороший, и если ты хочешь знать моё мнение, то я не против. Тсуна хмыкнул. Как будто кто-то когда-то был против Ямамото… — Я тоже, — вставил тот, — в смысле… не против Рей. Ещё бы я был против, но я просто хотел, чтобы ты знала. — Тсуна, — позвала она его, — спасибо. Каждый из них понял для себя, что это был шаг навстречу не физически, а как раз таки в эмоциональном плане, и теперь они стали чуточку ближе, разделив нечто важное и даже личное, потому что для них друзья — частички их самих, осколки их истерзанной, израненной и искалеченной души. Потому что и она, и он разделяли с ними свою жизнь, были с ними связаны невидимыми нитями, и ты были им Семьёй. Пускай и не кровной, но той, что крепче всевозможных родственных уз. — Думаю, этот разговор можно назвать вполне серьёзным, пускай он и был… коротким, — он попытался отшутиться, но вышло совсем плохо. — Пожалуй, да, ты прав, — поддержала его Мина, — беру свои слова обратно, но даю тебе испытательный срок на случай, если мы снова начнём кривляться и дурачиться не к месту. — Между прочим, — подметил он, — ты уже начинаешь. — Запомни: никогда не указывай женщинам на их ошибки и промахи, — для большего эффекта устрашения она пригрозила ему кухонных ножом, который нашла под диваном. — Никогда. Несмотря на то, что поиски не давали никаких результатов, время не казалось им потраченным зря. Напротив, им даже нравилось находиться на расстоянии вытянутой руки друг от друга, пускай никто не признавался в этом, не заводил об этом речь. Было в этом мире то, что честнее слов: мимика, неосознанные и случайные жесты, брошенные украдкой взгляды и несдержанные улыбки. Его и её биение сердце, сливающее в одну слышимую лишь ими самими мелодию, неровное дыхание. То запретное, то сладкое и горькое одновременно, что нельзя выразить, но при этом можно почувствовать, если не лгать самому себе. Которое увидишь, даже если закроешь глаза, но честно признаешься себе. И они отгоняли прочь, врали и не верили, потому что в глубине души боялись, хотя тянулись из последних сил. Они старались душить это, но ничего не выходило. Старались игнорировать, однако это было невозможно, поэтому они просто приняли это, но ничего не сказали, подумав, что это мимолётное и скоро пройдёт... Телефон в кармане Тсунаёши неожиданно звякнул, и он отвлёкся на минуту, чтобы заглянуть в него и проклясть звонившего или писавшего сообщения всеми возможными способами (если только это была не Киоко), однако едва он прочёл сообщение до конца, то какое-либо желание раздражаться исчезло в никуда, оставив лишь нелепое чувство неуместности. «Поднял его на ноги. Но ни одна отговорка не заставит меня поверить, что это было сделано человеком. Ты мой должник, Тсунаёши». Тсунаёши цокнул, и это не осталось незамеченной Миной. — Что такое? — спросила она озадаченно, отвлекаясь от стопки одежды. Тсуна лишь покачал головой. — Так, рядовые вопросы, — он снова убрал свой телефон в карман. — Ни часа покоя... Мина согласно кивнула, однако было видно, что она ни слову не поверила, но всё так же продолжала играть отведённую ей роль. — Когда стоишь во главе такой организации, в этом нет ничего удивительного, господин Дечимо, — кокетливо выделив последние два слова, произнесла она. — Ну, да, — тот по-доброму усмехнулся. — Кому как не наследной Принцессе знать об этом, — сказал он, не подумав. Минако от неожиданности выронила из рук книгу, которую держала, и резко подняла её снова, стараясь, чтобы он не приметил её порывистых и дёрганных движений. — Я уже давно не Принцесса, — тихо сказала она и отложила книгу в сторону. Молчание моментально объяло их обоих, и Тсунаёши показалось, что что-то, бывшее до этого живым, как будто бы умерло внутри неё снова. — Минако, ты — та, кто ты есть, и ничто не в силах забрать это у тебя, — ему было тяжело подбирать правильные слова и при этом маневрировать для того, чтобы не ранить её вновь. Предугадать реакцию человека, которого ты знаешь всю свою жизнь, невозможно, а её — нереально. Как бы ты не раскрывал того или иного человека, ты всё равно не поймёшь его сущности целиком и полностью. Тсунаёши порой поражался самому себе, так что не стоило зарекаться по поводу кого-то другого. Глупцами были те, кто не понимал этого и утверждал о правильности своих предположений. В каком-то смысле именно так и рождались слухи, которым вверяешь самого себя. — В твоих словах есть доля правды, — она смотрела мимо него, попытавшись сосредоточиться, — но нет ничего невозможного. Мой дом мёртв, и я умирала несколько сотен раз. Я действительно была наследной принцессой Венеры, вот только теперь это моя история — моё становление, моя память. Но все титулы стали пеплом, все звания стали ничем. Я — Минако Айно. Я — Венера. «Я воин, — напомнила себе Мина, — в этой, прошлых и последующих жизнях, который идёт по одной дороге, какой бы путь ни избрал». — Я другой, но все мы люди. Не в смысле принадлежности и привязке к дому — к планете, — она понимала, к чему он вёл. Человеку нужен человек, сколько бы он ни утверждал обратного и ни противился, и у неё есть Рей, с которой она разделяет возложенный на их плечи долг. Любовь — разная, но та, что связывает мужчину и женщину, для Мины навеки проклята. Ей была дарована любовь матери и отца: венерианских и земных при каждом её перерождении. Любовь сестринская и любовь дружеская. Любовь к самой жизни. К каждому прошедшему и новому дню. Но когда он подошёл к ней со спины и крепко обнял, Мина не смогла сдержать слёзы, которые, казалось, могли оставить ожоги на его жарких ладонях. Ей не было стыдно за свои эмоции, он же не считал её слабой. Люди не игрушки, но они ломаются, в них происходят сбои. Люди — несовершенны, и она, Венера, Сенши, бывшая наследная принцесса, тоже оказалась всего лишь человеком. ...и те, кто когда-то были жизнью, кто когда-то были непобедимыми, о ком слагались легенды и чьим мечом был восстановлен и разрушен мир, тоже были людьми. До Минако это дошло лишь спустя несколько тысяч лет. Вот в эту самую секунду, когда её обнимали мужские руки, которые по всем канонам должны были обнимать не её, а другую, она, наконец, поняла: и прощальные слова, и причину страшных поступков, чьи плоды они пожинают до сих пор, и почему есть вещи, которые всё-таки не прощаются ни Хроносом, ни Смертью, ни Вечностью. Он обнимал её так, как никогда бы не обнял Киоко, потому что Киоко попросту не нуждалась в этом: ей не приходилось умирать сотню тысяч раз, не приходилось терять весь мир в один момент, не приходилось обращаться в пепел и вновь восставать к заре; ее имя не забывали, и она сама помнила его, её не пронзали насквозь мечом, и она не держала его в руках, ей не нужно было гореть заживо или сжигать тех, пред кем робели бы самые смелые из всех. Да и, если быть честным, никому из них не приходилось. Он сдерживал её плечи совсем недолго, чему поначалу удивился, но потом понял: Воительницы не имеют права на слёзы, но если уж плачешь, то делай это быстро и с незаметным надрывом. Мина успокоилась и уже просто стояла: они с Рей не позволяли себе плакать с незапамятных времён, но иногда... ...когда ты — это ты, а не бессмертная Сенши, не будущая Королева, не защитница Системы, было можно. Они простояли ещё так с две минуты, после Мина отстранилась и повернулась к нему лицом. — Спасибо, — почти прошептала она. Тсуна едва хмурился, изучая её взглядом. — Прости. Я не хотел тебя... задеть. Мина издала грустный смешок. — Ты ни разу не задел меня. Наоборот, некоторые нарывы надо вскрывать, а уж старые и больные — тем более. — Она вытерла глаза, затем заглянула через плечо Тсуны в зеркало и недовольно сморщила нос. — Ну, вот, теперь я страшна, как атомная война, тушь размазалась... — она замялась и попыталась вытереть подтеки костяшкой указательного пальца, но получилось не особо удачно. — У меня есть невеста, но если я скажу тебе с чисто мужской точки зрения, что даже если бы ты была вся перемазанная грязью, ты всё равно оставалась бы одной из самых красивых девушек, которых я когда-либо видел, ты успокоишься? — Да, — уголки её губ приподнялись, — повтори. Его испуганный вид стоило заснять, а потом вставить эту фотографию в рамку и показывать всем. Порой мужчины воспринимали всё слишком серьёзно и не были готовы к женским просьбам. — Эм, если бы ты была перемазана… — он запинался и явно смущался от всей нелепости выдавливаемой им фразы, которая теперь звучала немного пошло. — Не нервничай ты так, — её раздражало, что кончик носа оставался красным, а белки глаз выглядели так, словно она не спала несколько суток в подготовке к экзамену по той же самой математике, но его слова действительно несколько её приободрили. — Просто скажи, что я красивая, этого достаточно. — Ты красивая, Минако, — он аккуратно провёл ладонью по её нежной щеке, но этот неосознанный нежный жест был иным и отличался от действия Киоко, пускай механически они были практически идентичны. — Видишь, — мягко произнесла она, — не так уж и сложно. Если часы найдём, то вообще сказка будет, но я начинаю сомневаться в благоприятном исходе. — Как насчёт того, чтобы посмотреть на втором этаже? — предложил он. Минако замерла. — Если честно, — она замялась, — я вообще забыла, что здесь два этажа. — Я сделаю вид, что не слышал этого. — Больше всего я благодарна тебе именно за это, спасибо, да. Минако тряхнула светлыми волосами и поспешно вышла в коридор. Вдвоём они поднялись на этаж выше и направились в первую попавшуюся на пути им комнату, которая оказалась маленькой гостиной, но там ничего не оказалось, поэтому двинулись к следующей: им и в голову не могло прийти разделиться, хотя на поиски таким образом ушло бы гораздо меньше времени, но... В конечном счёте Минако зашла в спальню и начала доставать из-под кровати массивный чемодан (Тсунаёши уже сбился, какой это был чемодан по счёту: воистину, женщины — это то, что мужчина никогда не поймёт полностью). Та стала тянуть его на себя и, увидев, что ей самую малость тяжело, Тсунаёши подошёл и одним движением выудил его. — Только не говори, что девушка, которая может уложить демона на лопатки, — он в мыслях осёкся: произносить такое слово, как демон, он ещё не особо привык, — не может достать чемодан, в котором, по моему скромному мнению, нет вообще ничего. Минако подтвердила его слова, резким движением открыв его. — Ну, надо же было тебе дать покрасоваться, — тихо засмеялась она, стараясь не думать о том, что в принципе им надо уже срочно возвращаться домой, потому что Рей, если уже она не с Ямамото, конечно, в чём Мина сомневалась, уже вся извелась. Тсуна укоризненно покачал головой. — Минако... Мина не обратила на его слова никакого внимания, раскрыв молнию в одном из отделов, затем откинула в сторону лёгкую ткань, и... На дне лежало девять пар наручных часов: они были выполнены, вроде, в одном стиле, но всё равно разные — с какими-то мелкими отличиями. Чем-то это смахивало на Кольца Вонголы: те тоже были, вроде бы, одинаковые, но каждому была присуща своя особенность в зависимости от атрибута. Наверное, всё, что могло бы подойти под определение «артефакт», могло выглядеть именно так. Минако застыла на мгновение, вперив взгляд вниз, словно что-то тщательно обдумывала, а затем села на кровать и точным движением достала две пары. — Это наши с Рей, — тихо сказала она, аккуратно расстёгивая каждый ремешок. Тсуна взглянул туда же, куда был устремлён её взгляд, и заприметил ещё несколько, видимо, очень памятных для Минако вещей: среди них были фотографии, где он наконец-таки увидел остальных девочек, какие-то маленькие коробочки, похожие на те, в которых обычно хранятся ювелирные украшения, старый телефон, записная книжка... Ещё там лежала красная лента: потёртая, но нигде не порванная. — Возьми все, — посоветовал он. — Планируешь сделать нас своими пленницами? — она вскинула бровь. По его выражению лица она поняла, что шутка не удалась, пускай в ней и была доля правды: он сначала опешил, потом виновато опустил голову, но на смену вскоре пришёл гнев. Тсунаёши злился не то на себя, что произвёл на неё такое впечатление, то ли на саму Минако за необдуманные брошенные слова. — Минако, — процедил он, — осторожно. — Я не то имела в виду, — эта отговорка никогда не действовала, тем не менее, абсолютно все использовали её, наступая на одни и те же грабли. — Но посуди сам и посмотри на ситуацию с моей стороны, тогда поймёшь. Или же попросту попытаешься понять. Вы не сделали нам ничего плохого, если не считать того случая, когда вы скрутили нас с Рей и увезли к себе, а потом допрашивали, как каких-то преступниц… нет, не перебивай меня. Вы выполняли свою работу, и никто не держит на вас за это зла, но сейчас… Из уважения к тебе я спросила, наплевав на гордость, разрешения отлучиться, а не сбежала под шумок. Значит ли это что-то для тебя самого? Я и Рей под твоей защитой, под твоим крылом, но ещё мы и под твоим наблюдением — несколько граней одной поставленной проблемы. Если врёшь мне, то не ври себе: мы с Вонголой по доброй воле, но ты бы попытался удержать нас, если бы мы захотели уйти. Да или нет? — она подошла к нему вплотную и внимательно вгляделась в его лицо. — Да, — просто ответил он, призадумавшись на тридцать секунд, — но не ты одна умеешь читать людей. Последние сказанные им слова она словно бы проглотила и больше ничего не могла вставить. На этой ноте они закончили, и она попросила его помочь ей со сборами нужных вещей. Найдя в шкафу тканевый рюкзак и небольшую сумку, она стала складывать в них часы, те самые коробочки, несколько фотографий, блокноты и записные книжки, некоторые ювелирные украшения, не забыв ещё прихватить нижнее бельё, когда он отвернулся. Ленту она бережно положила в небольшую шкатулку и в последнюю очередь уместила её поверх остальных вещей. — Начинает светать, — привлекла она его внимания, смотря в скрытое тонкой шторой окно. — Успеем вернуться к завтраку? — Думаю, да, — он потёр костяшками пальцев сонные глаза. — Ты готова? — Я раз десять перепроверила себя, — кивнула она ему и первая прошмыгнула в коридор, а затем шумно сбежала по лестнице. — Ключи, по всей видимости, остались у тебя, поэтому закроешь дверь! Тсунаёши приостановился на секунду, но ничего ей не сказал: его неимоверно удивляла беспечность и непосредственность Минако — она была настолько лёгкой, что его это даже подкупало. — Нам нужно успеть не только до завтрака, однако и до того, как полностью рассветёт, — нахмурившись, пробормотал Тсуна и захлопнул дверь. Он хотел было отдать ключи Минако, но одумался и не стал этого делать. Ей всё равно они были не нужны в ближайшее время. Он поравнялся с ней на середине дорожки, ведущей к воротам и огляделся. Неожиданно внутри что-то всколыхнулось, и сердце пропустило удар. — Минако, — тихо позвал он её, — предлагаю ускориться, — и, взяв её осторожно за предплечье, они вместе быстро устремились к мотоциклу. Мина взглянула на него, но не задала ни одного вопроса: не нужно было быть провидицей, дабы понять, что происходит. Тьмы она поблизости не чувствовала, а значит что-то ощущал Тсуна, что равнозначно было тому, как если бы она внезапно напряглась. Мина кивнула ему и, когда они дошли до мотоцикла, беспрекословно надела шлем. Вокруг не было ни души, как и не было слышно ни единого звука. Город спал, убаюканный ночью, виднелся лунный полумесяц на тёмно-сером небосводе, и постепенно меркли звёзды. Мина взглянула на его лицо и мысленно отругала себя: он выглядел невероятно измотанным и усталым. Нужно было стоять до последнего на своём и настаивать на том, чтобы тот отдохнул. Но, с другой стороны, она знала, что это было бесполезно. Тсуна молча надел свои перчатки и вновь оглянулся по сторонам. Он кивнул Минако, сел впереди и, дождавшись, пока её руки обхватят его талию, резко тронулся с места. Встречаться с незваными гостями у него не было сейчас ни сил, ни желания. Рассветный сумрак выхватил их фигуры из темноты и сопровождал их почти весь путь до дома. Её расстраивала тишина: несмотря на то, что она была не одинока, Мина точно осталась наедине с собой, предавшись размышлением о мимолётном и вечном, но теперь, в отличие от прошлого раза, она замечала всё. В природе она видела жизнь: и молочный туман, бережно объявший их фигуры, но ослепивший взор, и накренившиеся деревья, и невспаханные поля, и камушки на узкой дорожке, и то, как напрягается спина Тсуны, когда она крепко обхватывает его руками. Иногда они съезжали в сторону, а развороты становились менее плавными, но она всё равно не решалась предложить ему поменяться местами. Ей ничего не будет, а вот он сам… Чувство вины съедало её, вгрызаясь в горло и пронизывая до самых оснований саднившую душу, тем не менее, её что-то сковывало, и ей ничего не оставалось, кроме как держаться за него и думать — о пробуждении сил, о своём предназначении, о своём месте в этом мире, о нём, о Рей, о Ламбо и Мукуро, которых она не видела с момента выстрела пули, о Гокудере… Когда стали виднеться высокие кованые ворота, то она наконец-то выдохнула с облегчением, чувство тревоги приутихло, пускай и не исчезло полностью. Высадив её напротив главного хода, Тсуна попросил не ждать его и идти к себе в спальню, а сам направился в сторону гаража. Пускай Минако совершенно не чувствовала усталости, она послушалась его и размеренным шагом двинулась к себе, в голове прокручивая варианты оправданий перед Рей. До завтрака ещё было время, но она решила, что пропустит его и, возможно, даже поспит, если получится уснуть. Резиденция Вонголы словно была другим миром, в котором абсолютно всегда кипела жизнь. Казалось, не было такого места, где она могла бы не пересечься с кем-нибудь, за несколько минут она обменялась приветствия с незнакомыми людьми столько раз, что сбилась со счёта. Но больше всего её пугало, что она стала привыкать к этому, как будто они с Вонголой давно неразрывно связаны, а не находятся тут парочку дней. Рей спала, укрытая мягким пледом. Лежала чуть ли не на краю кровати, свернувшись калачиком, видимо, ожидая Минако. Минако сняла в коридоре туфли и прошла на носочках, боясь потревожить её. Мина бесшумно бросила на пол рюкзак, достала чистое бельё, часы, остальные вещи, не став их раскладывать по местам, а так и оставив около сумки для того, чтобы заняться этим, когда все проснутся и она никого не сможет разбудить своими неосторожными движениями. Она прошмыгнула в ванную, насколько было возможно быстро приняла душ и, уже переодевшись в шёлковые шорты и майку, в которых всегда спала, внезапно застыла на месте: усталость сковала тело, только сейчас выказывая своё присутствие. Адреналин, действовавший до этого, не давал Мине полностью ощутить, как сильно измотана и выжата та была. Минако была готова потягаться с Тсуной, кто ещё из них был более уставшим. Распустив волосы, она, с минуту погодя, вышла из ванной, подошла к рюкзаку и взяла часы, внимательно изучая их взглядом. Она помедлила прежде, чем надеть их — и едва застегнула ремешок, вновь посмотрела на как будто бы новенький, но тёмный экран. Ей достаточно было десяти секунд, чтобы морально подготовиться. Мина глубоко вздохнула и включила их. Облегчение. Давно она не испытывала такого состояния лёгкости и свободы. Пускай это — по их личному опыту — было временно, и часы ещё обязательно укажут на появление нового врага, но в этот самый момент всё было спокойно, мирно и безмятежно. Положив свои часы на прикроватную тумбочку, она сама легла, наконец, в кровать и укрылась тонким одеялом, после чего взглянула на тихонько посапывающую Рей, а затем отвернулась от неё и подумала о Тсуне, что вышло неосознанно, спонтанно и… и почему бы и нет. Впрочем, с мыслями о нём она и уснула. И, когда она погрузилась в глубокий сон, а тишина заполнила собой комнату, экран часов засветился.