Давай помолчим?

Теперь она знала все. Каждую мелкую деталь о нем, каждую слабость и каждый сделанный им поступок, который испортил ему жизнь. Они говорили, наверное, час, может быть, чуть больше. В частности говорил он, а она лишь внимательно слушала его, глядя на то, как трясутся его руки. Он волновался и он ненавидел. Он ненавидел себя, хоть и не было причин для этой ненависти. Джастин ощущал себя слабаком, хоть и делал вид, что ему абсолютно плевать на этот мир и на все это гнилье, обитающее в нем. Он делал вид, что люди не причиняли ему боль, но на самом деле они рвали его сердце, рвали его внутренности с такой жестокостью, что он напрочь убедился, что этот мир пропитан гадким безразличием. К людям и к их чувствам. Скайлер никогда не видела его таким эмоциональным и разговорчивым, и сейчас, сидя в своей машине, находясь в пробке, она обдумывала каждое его слово, каждую, даже самую незначительную, эмоцию, скользившую по его лицу, и ей просто захотелось быть рядом. Не сейчас, а тогда. Когда это дерьмо только началось. Когда Джастина только-только начали топить, и она бы ему помогла. И то, что происходит с ним не случилось бы никогда. И он был бы счастлив. У Скайлер сейчас дрожали руки. Голова шла кругом и ей не хотелось конца. Потому что она чувствовала — он не принесет добра никому. Скайлер достает телефон из сумки и набирает номер телефона Ивы, который через секунду отвечает ей. — Что мне делать? — Скайлер вскинула бровь, проведя прохладной рукой по горячему лбу. — Главное — сосредоточься, Скай, — мужчина вздохнул. — Тебе нужно добраться туда прежде, чем они узнают, что медальон все это время был у девчонки. — А если он и сейчас у нее? Боже. У нее голова совершенно не работала. Она понятие не имела, как достанет медальон. Потому что сосредоточиться было не так уж и просто. — Если понадобится, забери его насильно. Чем раньше ты это сделаешь, тем быстрее мы избавимся от этого дерьма. Машины сдвигаются с места, и Скайлер внимательно следит за дорогой, вслушиваясь в глухое дыхание Пейджа. — Я не понимаю, почему Джастин обманывал нас, — шепчут губы. Совершенно тихо. — Он и не обманывал. Обманывал. Сначала он сказал, что понятие не имеет, где медальон. Сейчас они узнают, что на протяжении всего этого времени он был у Руби. Шестнадцатилетняя девчонка все это время находилась в гораздо большей опасности, чем сам Джастин. И он не сказал. — Он понятия не имеет, как он оказался у нее, потому что четко помнит, что избавился от него еще очень давно. Скайлер лишь кивает, понятие не имея, что ответить, потому что она тщательно вдумывалась в каждое слово, вспоминая разговор с Джастином. Она ощущала скрытую злость, считая, что он обманул, впрочем, она и сейчас так думает, потому что сложно не заметить дорогой, позолоченный медальон у человека, живущего в соседней комнате. Впрочем. Скайлер не судила. Она просто обдумывала. Она останавливалась на мысли, что, черт возьми, разное бывает, может быть, действительно не заметил. И думала, что в нем проснулся эгоизм. И поэтому она терялась. В себе и своих мыслях. Она отключилась после того, как Ива пожелал ей удачи, и завернула в переулок, по которому Джастин обычно возвращался домой. Она припарковалась около его дома, ощущала волнение, но понимала, что оно лишь погубит ее и ее «операцию», поэтому постаралась успокоиться и быть максимально сосредоточенной. Поправляет темные, ровные волосы, проводит ладонью по щеке и выходит из машины, оглядываясь и ощущая, как ветер играет с волосами, заставляя бледную кожу покрыться мурашками. Она открывает ворота и заходит внутрь двора, оглядывается, никого не замечая, и поднимается по крыльцу, подходя к двери и звоня в дверь. Их дом находился под постоянной охраной и видеонаблюдением, поэтому Скайлер успокаивала себя тем, что, если что, им помогут. Как и ожидалось, дверь открыла Руби, потому что сейчас три часа дня — Миссис Бибер все еще на работе. Девушка была небольшого роста со светлыми, по плечи, волосами и огромными, голубыми глазищами. Скайлер улыбнулась и поздоровалась с ней, получив в ответ теплую улыбку. — Я тебя знаю, — Руби кивает, открывая дверь, приглашая Амстридж внутрь. — Ты Скайлер Амстридж, твой отец работает с нашим Джастином. — Верно, — Скайлер улыбается и идет следом за Руби, которая предлагает ей присесть на мягкий, большой диван в гостиной. — У меня к тебе серьезный разговор, Руби, — напряженный выдох. Бибер нервно стучит пальцами по собственным коленям и прикусывает нижнюю губу. — Скажи, — Скайлер сосредотачивает взгляд на исказившемся лице Руби, — что у тебя осталось от отца? Минутное молчание. Вспотевшими от волнения пальцами, Руби поправляет волосы. — Ничего, — девушка качает головой, теребя платье голубого цвета, — все вещи мы отдали в местную церковь. Ложь. Ложьложьложь. Попытка номер два. — Я задам вопрос снова, Руби, — серьезное лицо Скайлер напугало девушку, — и буду задавать его до тех пор, пока не получу четкий, честный ответ. Что у тебя осталось после смерти отца? Скайлер дает время девочки, чтобы обдумать ее слова. Она видит, как она мысленно мечется и как теряется в собственных мыслях. Видит, как глаза мечутся из угла в угол и как волнение медленно, но упорно берет верх, что голос начинает дрожать. Чтобы вытащить из нее правду Скайлер готова на все. Даже надавить на самое больное. — Это единственный шанс, чтобы искупить вину перед Джастином, — хрипло произносит зеленоглазая и откидывается спиной на спинку дивана, складывая руки на груди и вглядываясь в покрасневшее лицо Руби. От ярости и неожиданно возникшей злости, от раздражения и недоверия. — Ты ничего об этом не знаешь, — фыркает, а в глазах скапливаются слезы, готовые вот-вот покатиться из глаз. — Я знаю больше, чем ты думаешь, — поднимается, складывая руки на коленях. — Мы можем избавить вас от этой напряженности. Но мне нужно знать, куда ты дела медальон своего отца. Руби всхлипывает, стирая с щек слезы. — Я не могу сказать! Эмоции. Да. То, что нужно. — Почему нет? — Потому что я не хочу быть еще большим разочарованием, чем есть на данный момент. Она качает головой, поднимается и подходит к окну, прикладывая ладошку ко рту. Она внутренне ломалась, Скайлер видела это. Но ей… Ей нужно было достать этот медальон. Нужно. И Скайлер не ошибется, если скажет, что от этого зависит жизнь Джастина, жизнь их матери и жизнь самой Руби, которая скрывает тайну. Эта тайна — путь к воссоединению семьи. Путь к жизни. И путь к спокойствию. — Это очень важно, Руби, — Скайлер подходит к девушке и крепко сжимает ее плечи. — Я обещаю, что никому не скажу. Мне просто нужно знать место, где я могу его найти. — Я залезла в долги, — Руби поворачивается к Скайлер, поджимает губу и усмехается собственному отчаянью. — Пришлось отдать. Нет. Не может быть. — Кому? — сдержанно сжимает руки в кулаки. — Одному парню он… он доставал наркотики и привозил на каждую местную вечеринку. Черт. Чертчертчерт. — Ты чокнутая на всю голову, — Скайлер откидывает голову назад, впиваясь пальцами в бока и пытается найти в каше собственных мыслей одну единственную, которая спасет ситуацию. Руби хмурится, затем фыркает. — Не смей осуждать меня. В ее глазах обида. — Я тебя не осуждаю, — Скайлер качает головой, прямо взглянув на Руби, так остро, что той захотелось провалиться под пол, — но подумай над тем, что сейчас из-за твоей безответственности в опасности вся твоя семья, — пожимает плечами. Скайлер не должна была этого говорить. Но она была зла. Так чертовски сильно, что еле-еле сдерживалась, чтобы не сказать очередную, слишком обидную для ребенка, глупость. Но Скайлер не понимала этого. Не понимала подростков и их проблем. У Руби есть семья: заботливая мама, хороший брат. Ее семья не живет в нищете и, насколько знала Скайлер, их семья жила дружно до тех пор, пока этой девчонке не ударило в голову прославиться на всю школу, под статусом «жертва собственного брата». И Скайлер убедилась еще раз: многие подростки сами создают себе проблемы, чтобы оправдать самих себя за какие-то сделанные вещи, вроде наркотиков из-за депрессии и подобного бреда. Подростки — симуляторы. Так было и будет всегда. Руби морщится от слов Скайлер и отворачивается в сторону. Прикрывает глаза, складывает руки на груди, ощущая, как четко бьется сердце. — Номер телефона и имя этого чувака, — глухо произносит Амстридж, доставая из сумки мобильный телефон. Руби поворачивается к ней, хмурясь. — Наркодилеры не распространяют информацию о себе, — хрипло произносит светловолосая, заправляя прядь волос за ухо. Скайлер беспомощно вздыхает. — Вы же как-то связывались, чтобы он притащил вам наркоту? Девочка качает головой. — Нет, — засовывает руки в карманы джинс и стыдливо опускает голову, — мы всегда знали, что на любой вечеринке он будет присутствовать. Отлично. Просто замечательно. Они брали наркотики у парня, о котором ничего не знали. Кто-нибудь еще сможет опровергнуть тот факт, что некоторые подростки — полные глупцы? Скайлер считала именно так. Тратят лучшие годы своей жизни на бухло, грязные клубы, тупых парней, которые спят и видят лишь бы кого-нибудь в койку затащить. — Готовься, — Скайлер напряженно выдыхает и, прикусив губу, набирает номер Ивы, прикладывая телефон к правому уху. Смотрит на Руби. — Сегодня мы устроим лучшую вечеринку, на которой вам только доводилось тусоваться. *** — Сядь в машину, Джастин. У Скайлер не хватало терпения. Она уговаривала его усесться в гребанную машину около двадцати минут и скоро дойдет до того, что из-за своей упертости он опоздает на самолет. — Нет, — качает головой, усмехается. Ему действительно доставляет это удовольствие? Тогда он точно идиот, потому что единственное, что испытывала Скайлер, — жуткое, поглощающее напряжение, которое вызывало злость, раздражение и желание убивать. Эта ночь — самая опасная в его жизни. В жизни его сестры. А единственное, что он делает, — это показывает всю свою упертость, которая сейчас совершенно неуместна. Скайлер вскидывает руками и прислоняется спиной к холодному металлу, прикрывая глаза и ощущая приятный, прохладный ветер, касающийся ее покрасневших щек. Она была словно ядерная бомба. Один неверный шаг, одно неуместное слово, одного грубое движение — бум. Она взорвется. И уничтожит каждого. Потому что сейчас только на это она и была готова. — Я не поеду в совершенно чужую страну. — Естественно, — Скайлер фыркает и резко поворачивается к Биберу, который стоял по ту сторону машины, — лучше же умереть в этой дыре. — Ты любишь этот город, — Джастин пожимает плечами, поправляя рюкзак на правом плече, и ежится от ее острого взгляда, кажется, пронзающего его по самое не хочу. Он прав. Скайлер выдыхает. Хватит истерить. Возьми себя в гребанные руки и объективно посмотри на всю ситуацию. Злость не поможет. Лишь подольет масло в огонь. Скайлер действительно любит этот город. Больше всего на свете, но если Джастин сейчас же не уедет, то сегодняшняя ночь, возможно, будет последней в его жизни. — Я умоляю тебя, Джастин, — более спокойно произнесла Амстридж, мягко взглянув на кареглазого, — давай поедем. Он задумывается. — Только с одним условием. Скайлер прищуривается, а парень ощущает, как ток прошелся по каждой мышце, по каждой клетке его худого тела. Он сглатывает, ощущая неприятную сухость. Ощущает остроту в ребрах, прокручивая слова в голове. Скайлер прищурилась. — С каким? — Ты приедешь туда через три дня, — он выдыхает и впервые уверенно, искренне смотрит прямо в ее растерянные глаза. Словно ощущает каждую проскальзывающую на ее лице эмоцию. Она словно чувствует на себе его спокойное дыхание и успокаивается сама. Видит его мягкий, полный надежды взгляд, и словно падает с обрыва, зная, что выживет, потому что тоже надеется. Вместе с ним. Открывает дверь в машину и прежде, чем сесть на пассажирское сидение добавляет: — Ко мне.