Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: "Знаете - я выхожу замуж". Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, страсть",- а я одно видел: вы - Джоконда, которую надо украсть! И украли.
В. Маяковский
Слова берут кувалду и со всей дури заезжают по её рёбрам и солнечному сплетению. Лидия Мартин не может дышать вот уже битых тридцать секунд после сказанной им фразы, а трясущиеся руки едва ли держат кремовую картонку, острыми краями которой хочется вскрыть себе вены и покончить с этой болью навсегда. - Это что? - Она стоит к нему спиной, а даже если и повернётся, то не сможет взглянуть выше кадыка. - Приглашение на свадьбу, Лидия. Я женюсь... - раньше его голос вызывал лишь раздражение, которое со временем сменилось волнением, а потом привязанностью. Теперь же - это гребаный кислород в вакууме её жизни. Она не моргает: взгляд застыл на выгравированных завитках бумаги, а в уголках глаз скопились слезы. - Женишься? - Мартин пытается быть холодной, но кровь нервно рикошетит отсчетами пульса. Единственная фраза на этой картонке разбивает Лидию на осколки, словно кто-то проходится битой по витражу. Единственная фраза медленно и поочередно переламывает все кости, словно уже проехавшаяся по тебе машина, что сдает задний ход. "Стайлз Стилински и Малия Тейт рады сообщить вам о своей свадьбе" - каждая выведенная таким родным почерком буква оглушает в миллиарды раз сильнее собственного крика. - Малия хотела, чтобы мы выслали тебе приглашение по почте, но я настоял на том, чтобы лично передать его тебе, - обычно Мартин не любит тишину. Она сводит её с ума. Но сейчас любимый голос, что пьянит хуже бутылки виски, каждым словом всаживает пулю в грудную клетку. Лидии тяжело дышать, то ли от предгрозового теплого и влажного воздуха, попадающего в четыре стены маленькой квартиры в Сан-Франциско через окна, то ли знакомого одеколона Стилински - миндаль и шоколадные сигары, - который врезался в ноздри ещё до появления парня на пороге. - Женишься... - Мартин хрипло повторяет это слово, вколачивая его гвоздём себе в сознание, которое уже нахрен прибитое такими же ржавыми шурупами. - Счастлив... Счастлив. С другой. С Малией. - Ты ведь придешь? Лидия... - Стилински не знает, что каждым словом ковыряет нож в спине, проделывая дыру размером с космос. - Мы были бы очень рады тебя видеть. Я был бы рад. Раньше Лидия Мартин бы рассмеялась, мол, такое громкое событие и без нее - это абсурд. Сейчас же она была бы рада оправдать свою неявку жёстким алкогольным отравлением или передозировкой наркотиков. На крайняк - выстрелом в висок и разнесенными в ничто мозгами на сиреневых стенах её спальной комнаты. Можно и двухдневным плаванием в местной реке вниз лицом, или же котлетой после въезжания со всей дури в бетонный блок. Все сойдёт, лишь бы душа не разбилась об Стайлзово "да" у алтаря. - Женишься, - третий раз слетает с ее губ в пустоту, отчего даже воздух насыщается горчащей болью, исходящей изнутри. - Женись. Сердце повесилось на собственных клапанах. Мартин хочется все исправить, но, увы, единственного "прости" и "люблю" после стольких лет будет мало. Она разбивала его столько раз, что он, не успевая склеиться, ломался на более мелкие осколки. Мартин наконец поворачивается, но не подходит близко, чтобы Стилински не смог рассмотреть в её глазах цвета болота бездонный океан боли. Зато снова влюбляется в янтарь его глаз. И лишь тихое "я приеду" слетает с её вишневых уст. Через пять минут от присутствия Стайлза в квартире остаются лишь суицид сердца да терпкий запах одеколона, которым лучше задохнуться, чем знать, что больше его не учуешь. А ещё боль. Много боли. Озёра, реки и моря. Долбаные океаны рвущей нутро боли. Металлическое небо наконец обрыдало пыльный городской асфальт, а Мартин слизывает соленые слезы со своих щёк. Женится. Чужой. Не её. А ведь когда-то был...***
А ведь ему хватило бы всего одного "прошу, останься со мной", которое теперь уже точно не сорвется с её губ. И он остался бы. Бросил бы все и остался бы. Как делал это всегда. Как это вошло в привычку. Любить её - вошло в привычку, которую забудешь после двух букв "да", разрушающих тебя внутри. А забудешь ли?