Безумный Макс: пыль юмора на Дороге Ярости

      Далёкие звуки гитары долетали отдельными нотами и рассыпались у ног. Даг шла всё дальше в темноту тоннеля, подбирая, нанизывая их в единую нить. Хотелось собрать её всю, целиком. Даже подняться ради этого незамеченной на самую вершину скалы. И даже подойти опасно близко к комнате Комы.       Такой соблазн!       О Коме по Цитадели гуляли ужасные слухи. Будто после заката он пробирается в казармы и пьёт кровь спящих щенков. А кого застигнет в коридоре в поздний час – того осушит до последней капли, только и запоминай. Конечно, Даг в это не верила. И конечно, Даг всё равно об этом думала.       Такая глупость!       Дверь в его комнату осталась приоткрытой, оттуда музыка струилась полноводно и к ней примешивались лунные лучи. Это невыносимо манило; и затаив дыхание, Даг не смогла сдержаться, она ступила в этот поток.       Такой риск!       Она не издала ни шороха. Бесшумно проскользнула внутрь и замерла у входа. Но всё-таки ей показалось, что гитарист почуял – его рука едва заметно дрогнула, на миг сфальшивив. И тут же быстрый ритм сменился нежным перебором.       Мелодия вливалась, будто стылая кровь по невидимой капельнице: холодила вены, достигала сердца, кружила голову. Даг прислонилась к стене, рассматривая Кому: его силуэт, очерченный голубоватым сиянием; его длинные пальцы, чувственно ласкающие струны; его так непривычно хрупкие черты без жуткой маски на лице...       Он улыбался. Даг очнулась оттого, что Кома улыбался, незаметно прекратив играть. Теперь уж точно время уходить. Но сделав пару тихих шагов, она застыла от вкрадчивого за спиной:       – Тебе не понравилось?       Даг ощутила, что нырнула в ледяную подземную воду. И вынырнула, когда он добавил:       – Я сочинил это для тебя.       С той ночи всё и началось.       После той ночи они не упускали шанса встретиться.       Даг ловила любую возможность улизнуть из гарема, а Кома всегда её ждал.       Они просиживали почти до рассвета, разговаривая обо всём и не о чём. Он часто играл. Она редко пела. Но с каждым разом их обоих прочнее душило какое-то тяжкое чувство. Чувство, что это неправильно.       Их влекло друг к другу, больше и больше. Они всё откровеннее беседовали, всё ближе подсаживались, всё меньше смущались случайных прикосновений, которые уже и не были по-настоящему случайными. Но Даг ни на секунду не удалось забыть, что она жена Несмертного. Но Кома ни жестом не посмел посягнуть на священную собственность своего кумира.       Напряжение нарастало, накалялось, будто клеймо, готовое ужалить. Даг стала слишком много замечать, слишком серьёзно думать в дни разлуки, и именно она не выдержала первой:       – Ты такой странный, Кома...       – Чем же? – спросил он, стоя за её плечами.       – Ты не спишь по ночам...       И тут бы Даг остановиться, но нет – фразы срывались сами, обрушивались ливнем аква-колы из цитадельских труб:       – У тебя бледная кожа и острые зубы. Ты пугающе талантлив, знаешь столько песен наизусть, будто помнишь их из прошлого мира. И ты так бесстрашен в рейдах, будто не способен умереть. Иногда мне кажется, что ты...       – Скажи это, Даг. Скажи это вслух! – его дыхание знобило шею.       – ...сын Несмертного.       – Ты боишься? – ему ещё давался ровный тон, но слова кровоточили болью.       – Нет, но... – всё было очень сложно, чтобы объяснить.       – Я понял, – Кома растворился в глубине своей комнаты. – Ты решила, что мы не можем... Тогда... тебе лучше держаться от меня подальше!..       Не видеть Кому было просто нестерпимо.       Даг скучала, так безутешно скучала, что не могла оставаться в гареме. Только не унылыми ночами, которые теперь тянулись вдвое дольше. Только не в те часы, которые они обычно проводили вместе. И она бездумно бродила по Цитадели, пытаясь заживить раны воспоминаний.       Влекомая светом, она вышла на открытый балкон и не сразу заметила, что в стороне сидел варбой. Сидел и вглядывался в полную луну, не отрываясь. Даг вскрикнула и дёрнулась бежать, но он, похоже, и не думал гнаться. Лишь обронил с трогательно грустным вздохом:       – Красивая, правда?       Варбоя звали Слитом.       Они стали встречаться почти так же часто, как когда-то с Комой.       Даг очень нужно было с кем-то говорить, а Слит всегда готов был её слушать.       Ему можно было поведать обо всём. Лучше ему, чем сёстрам и мисс Гидди – те чересчур бы за неё переживали. И Даг изливалась Слиту частичками своей тоски, а иногда даже слезами на его груди.       Он был так неожиданно чуток, что временами Даг становилось неловко. Тогда она принималась расспрашивать, желая пробудить и в нём открытость. Но Слит отшучивался, жаловался на простую ерунду, вроде вечно сыреющего пороха в копьях. В эти моменты Даг осознавала, как глубока его душа; как надёжно он прячет свои тайны где-то там, на дне.       Так продолжалось, пока Слит вдруг не спросил:       – Скажи, я тебе нравлюсь? Ты считаешь меня симпатичным?       Его статное мускулистое тело Даг осмотрела, как впервые, и кивнула – нельзя же не признать, что он красив. Но сразу поняла, к чему он клонит:       – Слит, прошу, не надо.       – Почему? – обдал он жаром её щёку.       – Так ты всё испортишь. А ты мне нужен. Просто будь рядом, – она старалась удержать варбоя строгим взглядом.       – Ты просто не знаешь, насколько я упрямый. Я ведь не сдамся, – Слит приблизился, коснувшись её лбом.       – Это очень эгоистично, но я не гантрак, который можно починить. – Даг чувствовала пустоту внутри. – Если мы встретились бы раньше... но теперь я уже не буду прежней.       – Всё из-за Комы? – Слит сжал зубы, отступая. – Слушай, я знаю, как посредственно он с тобой поступил. Но Даг, я бы никогда этого не сделал. Я не причиню тебе боль, обещаю. И никогда не подведу. Можешь мне верить!..       Мучить Слита было слишком жестоко.       Даг не хотела искушать его напрасными надеждами.       Она больше не приходила на балкон, отныне обречённая на одиночество.       Отныне она скрывалась в самых отдалённых коридорах, в самых нелюдимых закоулках Цитадели, где Слиту её было не найти. Если честно, она и сама воспринимала его чуть ближе, чем просто друга. Но её сердце вырвал Кома, и музыканта никогда не позабыть.       Скитаясь и безмолвно страдая, она угасала, как слабый лунный блик в сумерках утра. Её и без того худая фигура стала почти прозрачной, она напоминала собственную выцветшую тень.       И неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы однажды, когда она считала спутники сквозь узкую бойницу, её почти гитарный стан не обвили тонкие пальцы. Такие знакомые пальцы!       – Кома...       Он утопил её слова в несмелом поцелуе.       Позже, немеющими от эмоций руками, Даг гладила его шрам на затылке и шептала:       – Что же с нами будет?       – Всё будет хорошо, вот увидишь, – успокаивал Кома в ответ. – Грядут большие перемены.       – Откуда ты узнал?       – Я чувствую! – он обнял её крепче. – Скоро всё станет по-другому: невозможное возможным. Даже быть вместе – навсегда и не таясь; ни от Несмертного, ни от кого.       Даг всматривалась в его лицо и силилась поверить. А Кома продолжал:       – Поэтому я и нашёл тебя. Хочу спросить... – дрожащие ладони выдавали, как он волновался. – Скажи мне, Даг, когда наш мир перевернётся... Ты станешь моей женой?       Даг не успела ничего ответить.       Даг проснулась.       Воздуха не хватало, сердце сбилось с ритма, а губы словно помнили тепло... Реальность после сна казалось странной, и Даг осматривалась, приходя в себя.       В гареме никого не было, а солнце нависало высоко, раскаляя пыльные стёкла купола. Вспомнив вчерашние события, Даг сообразила, что сёстры таки выпросили у Джо прогулку и, видимо, сейчас ушли с мисс Гидди в сад. Она умылась из купели и вернулась в спальню.       Под подушкой всё ещё прятались и толстая книга, и примятая пачка сигарет. Книгу ей посоветовала Кейпабл: сказала, очень увлекательный роман. А пачку Даг стащила из трофеев мужа, когда тот уснул. Хотела лишь одну попробовать со скуки, да так и выкурила ночью чуть не половину – роман, и правда, очень затянул.       Оставшиеся сигареты Даг сломала и выпустила табачный прах из окна. А книгу, на обложке которой сверкал клыками влюблённый в девушку вампир, засунула куда-то в стопки у рояля. И выдохнула: – Больше никогда!..