Черт из Припяти.

      Нам с Чертом пришлось еще немало повозиться с приготовлением спального места для себя. Выделив топчан Моне, Илья обнаружил, что наш для использования по назначению не пригоден. Из-за попавшей в подвал талой воды, сено под брезентом спрело и покрылось плесенью.       Короткими перебежками добрались до известного сталкеру адреса и в одной из квартир раздобыли вполне пригодную для сна часть от дивана. Как могла, помогала Черту тащить этот груз. Хотя толку от меня было совсем мало. Под конец Илья взвалил предмет мебели на спину и, словно гигантская черепаха, понес его самостоятельно, делегировав мне наблюдение за местностью и оповещение о возможной опасности. Но во дворах было тихо, словно прошедший ранним утром дождь смыл все живое в городе. Да и увидеть нас среди зарослей было бы задачей не из легких. Среди огромных веток, вздымающихся из земли на каждом свободном метре внутри дворов, разглядеть две камуфлированные человеческие фигурки невооруженным глазом практически невозможно. С несколькими передышками наше ложе было доставлено до места назначения. Самой сложной задачей оказалось втащить этот артефакт в подвал и не убиться, пробираясь сквозь путаную систему защиты от чужаков. ***       Бытовые вопросы вымотали сталкера окончательно. Как только спальное место было готово, Черт без сил рухнул на него и, вытянув вперед ноги, расположился поперек. Опершись на локоть, закурил. Но через несколько секунд уже спал как убитый. Так и не разувшись и не забравшись на топчан целиком. Как присел с сигаретой, так и отключился. Это было неудивительно. Моня, наш багаж, а потом еще и диван — весь этот груз целиком достался Илье.       Осторожно достала из его пальцев недокуренную сигарету. Там как раз осталось на пару затяжек. Докурила, чтоб не доставать новую и примостилась с краю. Несмотря на усталость, даже задремать у меня не получалось. Лечь удобнее было невозможно. Да и боялась разбудить сталкера, если начну вертеться. Тихонько положила голову ему на ногу, чуть выше колена. Жестко и неудобно. Но других вариантов у меня не было.       Лежала прикрыв веки и пыталась заснуть. А в голове огромным темным роем носились мысли. Карты, так поразившие своим значением нашего немого спутника, его смертельный недуг, предстоящая экскурсия по городу в компании какого-то незнакомого журналиста, возможно последние несколько дней, когда Моня есть рядом с нами. А что потом? А еще мой родной город. В который мне теперь попасть невозможно. Сколько же всего разом навалилось.       В смежной комнате глухо закашлял Моня. Завозился, зашелестела солома в его матрасе. Звук нескольких шаркающих шагов сменился чирканьем спички и негромким шуршанием. А потом стало тихо. И кроме дыхания Ильи не раздавалось больше ни единого звука. Перевернулась на спину. По примеру Ильи, выпрямила ноги и почувствовала, как по ним будто ток побежал. Открыла глаза, уставившись в потолок. Из головы никак не выходила фраза: “У Мони лейкоз. И сейчас уже всё…” Эти слова бились и пульсировали в мозгу. Словно обжигали вспышками электросварки черепную коробку изнутри. Как и понимание того, что я бессильна перед этими простыми словами. Абсолютно, без вариантов.       Глаза против моей воли наполнились вдруг слезами. Нос тут же заложило, и дышать стало нечем. Осторожно выдохнула через рот, чтобы никого не разбудить и не выдать своего состояния. Едкая соленая капля прочертила дорожку от внешнего угла глаза к линии волос над ухом. Темный серый потолок исказился, меняя очертания.       Слегка отвернула голову, и быстрым движением обтерла рукавом мокрый висок, который был ближе к спящему сталкеру. Слеза скользнула по переносице и упала где-то рядом с ухом. Под ним постепенно растекалось влажное пятно. Воздуха и так не хватало, а я еще старалась дышать реже и боялась ненароком всхлипнуть. Кажется, так плохо мне еще никогда не было. Даже когда не стало Яра и я готова была расстаться с собственной жизнью. От нехватки кислорода в груди горело. Еще чуть и я начну задыхаться. Но успокоиться никак не получалось. Слезы все текли сами-собой и меньше их не становилось.       Непроизвольно шмыгнула заложенным носом. Воздуха мне это не добавило. Лежать было совсем невмоготу. Поднялась и села, уткнувшись лицом в ладони. Кажется, у меня не только нос заложило, но и уши. Потому что я не услышала шагов. Вздрогнула от неожиданного прикосновения к моим волосам. И почувствовала, как кто-то гладит меня по голове. Очень бережно и нежно. Испугалась, но лишь на миг. Наверное, Илью я все же разбудила.       Но, оторвав ладони от лица, увидела сидящего передо мной на корточках Моню. В полумраке подвала были видны отсветы керосиновой лампы в его глазах. Отчего они казались янтарными. Он коснулся моей скулы тыльной стороной прохладной ладони, вытирая мне слезы. На лице его читалось беспокойство. Всхлипнула, и тут же была осторожно им обнята. Уткнулась в ставшее совсем родным плечо. Сколько раз за последнее время оно было рядом в тяжелые моменты.       Парень гладил меня по голове и лопатке. Это действовало успокаивающе. Поток слез постепенно иссяк, оставив на плече моего немого друга большое мокрое пятно. Моня отстранился и потянул меня вверх. Подняла на него заплаканные глаза. Выглядела я сейчас, наверняка, ужасно. Это только в кино у девушек от слез лишь чуть-чуть краснеют глаза, а лицо остается неизменно прекрасным. Но Моне не было до этого никакого дела. Он вытер согнутым указательным пальцем остатки моих слез, подхватил керосинку и подал мне руку, чтобы я поднялась. А затем позвал за собой в смежное помещение. ***       Усадив меня на свой топчан, протянул мне бутыль с водой. Перенес коптящую лампу поближе и зашелестел бумажками в своем рюкзаке. Как бы он ни бодрился сейчас, недуг скрыть все равно не получалось. Но я старалась не впадать в отчаяние, чтобы не расстраивать его окончательно. Немного попила, постепенно выравнивая и приводя в норму дыхание. Хоть и дышать все еще приходилось через рот.       Моня присел рядом и что-то быстро царапал на листочке прямо у себя на коленке. Закончив писать, он тут же отдал листок мне. Совсем как темными зимними вечерами, когда мы коротали время за таким необычным общением в нашем скромном домике в Кошаровке.       “Ты очень красивая. И очень много переживаешь. Я не хочу, чтоб ты плакала. Особенно если эти слезы из-за меня. Слезы это почти всегда плохо.       Ты самое лучшее, что есть у меня в жизни. Я давно хотел тебе это сказать. Я уйду из города счастливым человеком. Потому что судьба свела меня с тобой.       Пообещай мне, что не будешь меня оплакивать. И что отнесешься к тому, что я напишу дальше серьезно."       Подняла глаза. Моня выжидающе смотрел на меня. — Обещаю, Дань, — шмыгнув носом закивала я. — И отнесусь серьезно. И плакать больше не буду. То есть, постараюсь.       Он взял новый лист и снова начал писать. Быстро и немного торопливо, словно боялся не успеть. Наблюдала за быстрым движением карандаша в его руке. Краем глаза успела уловить мимолетное движение. Что-то маленькое и темное упало, щелкнув по бумаге. Парень одернул и уронил лист, стряхнув с него каплю крови и тут же закрыл нос ладонью, шаря свободной рукой по поверхности рюкзака. Мигом сообразив в чем дело, помогла достать ему старую тельняшку, больше похожую на ветошь. Она, видимо, для этих целей и бралась.       Моня прижал ткань к лицу и скорчился с краю топчана. — Давай я принесу тебе что-нибудь, — я поднялась на ноги. — У нас полный рюкзак аптечек.       Но немой сосед перехватил мою руку, не давая мне уйти. Снова села рядом. — Знаешь, это самое страшное, когда ты ничем не можешь помочь. И чувствуешь, насколько беспомощен, — шепотом произнесла я, тронув Моню за плечо. В ответ он передвинулся и положил голову мне на колени. Все также, не отрывая тряпки от лица. — Мне так хочется, чтобы хоть кто-нибудь сказал мне, что все будет хорошо. Вздохнула, осторожно коснувшись его волос. — Всего несколько слов. Но они могли бы все поменять. А сейчас, мне кажется, что на меня кто-то уронил огромную кувалду. Которой меня раздавило. Просто размазало по земле. Мне страшно, Дань. Я боюсь того, что происходит.       Парень, как обычно, не отвечал. Замерев, сидел рядом. Его дыхание было настолько тихим, что казалось, будто он и вовсе не дышит. А меня словно прорвало. Поток слов никак не заканчивался. Но Моня не останавливал меня, предоставив возможность выговориться. Долго, спокойно, немного сбивчиво, но без истерик и даже без обычных слез. Наверное, их запас уже просто иссяк в моем организме. — Я очень твоих карт боюсь, Дань, — почувствовала, как мой молчаливый собеседник тихо вздохнул. — Я никогда не верила в такое. А сейчас боюсь, потому что верю тебе. Потому что я видела, как ты там что-то нехорошее разглядел. Мне проще захлопнуться в своем мирке и убеждать себя и всех вокруг, что я в это не верю. Как в детстве. Если я никого не вижу, когда закрываю глаза ладошками, значит и меня никто не видит. И сейчас. Если я в это не верю, значит этого нет. Я понимаю, что, скорее всего, ошибаюсь. Я же видела, что ты умеешь одним прикосновением сделать. Мне просто страшно... Можешь тоже кое-что мне пообещать?       Кажется, шаман уже понял, о чем я его попрошу и, без уточнений, просто кивнул. — Расскажи мне что значат те три карты, которые я достала. Только честно. Как есть. А потом и те, что вытащил себе ты. Мне это очень нужно.       Я не знала, чем занять руки и тихонько перебирала его пряди, пропуская их сквозь пальцы. Не заметила, как успела сплести тоненькую косичку из одной у него на виске.       Моня все также лежал без движения, предоставив свою голову в мое полное распоряжение. Потом пошарил рукой возле себя и достал недописанный лист, выпачканный в крови. Медленно поднялся и отнял тряпку от лица. Я забрала ее и, чуть смочив водой, помогла оттереть ему лицо. Шаман жестом остановил меня и, склонившись над коленом, дописал еще несколько строчек. После чего отдал лист мне. Тут же взяв новый.       Придвинула керосинку поближе, вглядываясь в неровные строчки, местами рассыпающиеся на отдельные части, будто разбитый паззл.       “Все, что ты сейчас прочтешь, сохрани в тайне от Ильи. Он и так очень переживает за тебя. Предстоящего не избежать. Эти карты никогда не обманывали. Мама много людей от беды уберегла своим гаданием. Только ее расклада я не знаю. Поэтому не могу расписать подробно. Напишу только то, что уже решено свыше. Карты у тебя выпали тяжелые. Но не все так черно, как может показаться.”       Дальше была буква “В” со значком, обозначающим масть       “[Бубновый валет] — Коса. Впереди тяжелое испытание. Опасность грозит оттуда, откуда ты ее не ждешь. Все это растянется на долгое время. Рядом “6” [Шестерка пик]. Якорь — предстоящее событие потрясет тебя и всем откроет глаза на человека, который несет опасность. Возможно с опозданием. Из-за него начнется черная полоса. Береги себя. Возможна тяжелая болезнь. Но тот, кто рядом, поможет выбраться. Он тебя спасет. Он и сейчас жизни не пожалеет ради тебя. Помни об этом. Слушай свое сердце. Это третья карта, которую ты вытащила — “В” [Валет червей] — он означает Сердце.”       Я перечитала текст еще раз и медленно подняла глаза от листа, дрожавшего в моей руке, словно от ветра, все еще пытаясь переварить смысл написанного.       Моня тем временем закончил писать и ожидал моей реакции. — Мне очень хочется сказать, что я не верю во все это, — виновато начала я. — Но я обещала тебе, что приму то, что ты написал, серьезно… Только мне стало казаться, что жизнь вошла в спокойное русло, как началось. Ведь все так хорошо было, Дань. Мы замечательно жили в глухой деревне. Тихо и спокойно. Там мне хотелось остаться. Если не навсегда, то, точно, надолго. А потом ты заболел. И теперь вот написал, что и мне грозят со здоровьем проблемы. Про опасность и черную полосу. Надеюсь, там дальше про то, что я выберусь, тоже правда. Только мне, все равно, страшно, — я перешла на шепот, чтобы скрыть отчаяние в голосе. Свернула листок до максимально крохотного размера и спрятала во внутреннем кармане камуфляжной куртки. — Я не покажу это Илье. Не переживай. А если спросит, придумаю что-нибудь. Это я умею, — глубоко вдохнула и глянула Моне прямо в глаза. — Теперь про то, что выпало тебе. Ты обещал.       Парень покорно протянул мне другой исписанный лист.       “У моего расклада нет такого счастливого конца, как у твоего. Все три карты имеют схожее значение. Для меня это не новость. Просто, как и у всех, у меня была маленькая надежда. На то, что я окажусь сильнее. “8” [Бубновая восьмерка] — Гроб. Даже объяснять ее значение не нужно. В сочетании с Косой — “В” [Бубновый валет] ее толкование слишком однозначно. Я готов к этому. И потому я здесь. “10” [Десятка пик] — Корабль. Это мое последнее путешествие. Прости.”       Все, что я хотела бы сейчас сказать, вдруг растворилось в огромной черной горечи. Которая, казалось, выступила у меня на губах, отравляя все вокруг. Я сидела и не сводила глаз с листа, уже десятки раз бездумно пробегая по нему и не понимая смысла написанного.       Дыхание перехватило спазмом, сдавившим легкие. В глазах на миг потемнело. Но в ту же минуту к моему лбу прикоснулась прохладная ладонь шамана. Он смотрел куда-то сквозь меня и беззвучно шевелил губами. — Сколько времени осталось? — только и смогла выдавить.       Моня показал три пальца. После чего уселся рядом со мной и тихо пристроил голову на моем плече. Прислонилась щекой к его макушке и замерла.       Наверное, мы просидели так целую вечность. Мне показалось, что время перепрыгнуло на несколько часов вперед. Шаман сидел и не шевелился, словно вошел в состояние транса. А я пыталась переварить полученную информацию. Несколько раз заново перечитав Монины записки.       Самая первая была немного странной. Отчасти похожей на неловкое признание школьника. Я воспринимала немого соседа как и Тоху. Самого близкого и родного друга, брата. Того, кому можно было доверить все сокровенное. Без опаски насмешек и непонимания. С самого начала я не видела в нем того, что так зацепило меня в Илье. При том, что я ощущала в нем своего человека. А он, как оказалось, разглядел во мне не только девушку-друга по соседству. Но при этом даже не пытался воспользоваться ситуацией, чтобы как-то сократить дистанцию между нами. А ведь подходящих моментов было достаточно. Тем более, каким-то особым видом магии он, определенно, владел. Он ценил, то что у него уже есть. И дорожил дружбой с Чертом. А может быть, как и говорил дед Филипп, в душе он продолжал оставаться ребенком. И строчки с комплиментом подразумевали совсем другое. Или, как и другие, Моня верил в эту историю с подарком от Зоны. Какой была его жизнь до того, как мы познакомились? Почему он считает, что я — самое лучшее, что в ней было?       От такого количества мыслей голова моя готова была взорваться. Хотелось одновременно и курить и выйти на свежий воздух. Глубоко вздохнула, отчего Моня встрепенулся и чуть отодвинулся. — Дань, ты правда, считаешь меня красивой? — этот вопрос не задать ему я все-таки не смогла.       Шаман повернулся ко мне, заглянув прямо в глаза. Отсвет лампы желтоватыми искрами переливался в темных зрачках. В полумраке его тонкие черты были будто вырезанными из кости. Темные волосы и сросшиеся на переносице брови контрастировали с восково-бледной кожей, отчего Моня был похож на настоящего цыганского барона. Не хватало только шляпы и золотой серьги в ухе. Он, не задумываясь, кивнул, чуть смутился и улыбнулся кончиками губ.