Гарри Харт и прочие неприятности

Нельзя сказать, что трель будильника застала его врасплох. Он уже с полчаса как не спал, но и упорно не разлеплял глаза, слушая сопение пса под ухом (кажется, этот паршивец снова свернулся калачиком рядышком с его подушкой) и размеренную капель протекающей крыши. Мстительно столкнув мопса с кровати, он сладко потянулся и широко зевнул. Не открывая глаз нашарил рядом с кроватью спортивные штаны и натянул их. Всё так же не открывая глаз добрался до крошечной ванной, где в процессе умывания всё же разлепил веки, о чем в первый момент пожалел. Кажется, не стоило столько пить (хотя, он и не помнил, сколько и чего он пил). Он уже слишком стар для этого дерьма. -Что же ты будешь говорить о себе в сорок? – язвит в ответ на собственные мысли Гэри Бриджет Анвин (для своих – просто Эггси. И для всех, и сразу – Гэри «не спрашивайте меня о моём втором имени» Анвин), натягивает толстовку и идёт надевать поводок на строптивого мопса, который уже ждёт у двери, кажется, ничуть не обиженный на то грубое пробуждение, что устроил ему хозяин. А может и вовсе уже забыв про него. Кто их знает, этих мопсов?.. *** «Дорогой дневник, день так хорошо начинался, и, спрашивается, какого хрена всё покатилось к чертям? Может, не стоит выходить из комнаты?» - думает наш герой, взбираясь по ступенькам на свой третий этаж, вползая в комнату и растекаясь как желе прямо на полу. Хотелось бы сказать, что пол был мягкий, тёплый и приятный, но это, конечно, было бы ложью. Никакого дневника тоже, конечно же, не было. Была дурная привычка общаться с самим собой, которая оказывалась очень кстати именно в такие дни – когда ты просыпаешься с похмелья, опаздываешь на автобус, тебя окатывает из лужи какой-то идиот; опаздываешь на работу, тормозишь так, что после обеда тебя буквально выгоняют, снова опаздываешь на автобус, опаздываешь на тренировку, растягиваешь мышцу на ноге… и всё в таком духе. Хорошо, когда можно поныть о своей нелёгкой жизни самому себе. Ведь кто другой будет слушать? А пока наш герой наслаждается очередным кошмаром, мы можем познакомиться с ним поближе. *** Гэри почти 25 лет, и он не знает, чего он хочет, потому что часто он хочет всё и сразу. Не мешало бы раздвоиться. Или слушаться папу в детстве. Его отец, известный в Англии потомственный адвокат (в третьем поколении), конечно же, хотел, чтобы Гэри был адвокатом. Но, по иронии судьбы, взгляды на жизнь у него и его отца расходились почти во всём. Кроме, пожалуй, брокколи. Они ненавидели брокколи одинаково сильно. Родителям было по двадцать, когда он родился. Сначала они с мамой жили в поместье в Уэльсе, пока папа грыз гранит науки, а потом – кажется, ему было лет 10 – переехали в Лондон. Где-то тогда появилась проблема под названием Собственное Мнение Гэри Анвина. Отец хотел, чтобы он играл в крикет и теннис – Гэри хотел гонять мяч с мальчишками из соседних домов и подтягиваться на турниках. Отец хотел, чтобы он ходил на дополнительные занятия по праву – Гэри хотел дополнительные занятия по литературе и писательскому делу. Отец хочет отправить его к «своему хорошему другу» лучшему тренеру юниоров по футболу, раз уж гоняться по грязи и валяться в пыли – его любимое занятие, но Гэри фыркает, говорит, что футбол ему больше не нравится, и идёт в спортивную гимнастику. Отец в ужасе, впрочем, после того, как сын выигрывает соревнования одно за другим, немного успокаивается и даже примиряется с тем, что Гэри пишет какие-то там статейки в школьную газету и общается с какой-то уличной шпаной. Он ещё не знает, что его сын увлёкся танцами. Гэри решает всё сделать по-взрослому (ему всё-таки почти 17!) и за семейным ужином объявляет, что бросил гимнастику и теперь занимается танцами. Мама, конечно же, давно знает. Ему повезло, что мама беременна, и отец с трудом, но сдерживает своё бешенство – нельзя нервировать жену, может, хоть этот ребёнок родится без… Собственного Мнения. В конечном итоге всё приходит к тому, что отец разрешает ему заниматься чем угодно при условии, что он поступит в университет на юриспруденцию, получит степень и продолжит семейное дело. Гэри, конечно же, соглашается. Конечно же, с горем пополам поступает, совмещая подготовку к экзаменам с подработками (университет любезно предоставил ему комнату в общежитии на время подготовительных курсов и будь он проклят если попросит какой-либо помощи у отца) и тренировками. И вылетает в конце первого курса, на заключительных экзаменах. Конечно, у Гэри есть план. Замечательный план, от которого теперь в ужасе и мама. Он идёт в британский флот. Конечно, он скучает по маме, малышке, которой уже почти четыре, друзьям. Но и здесь ему неожиданно нравится – всё так, как рассказывал Гэри дядя, мамин старший брат, когда они ещё жили в Уэльсе и мама, уезжая к папе в Оксфорд, оставляла сына у него. Конечно, это в разы круче, чем школа, подготовительные курсы и университет. Здесь он не чувствует себя обязанным отцу, связанным по рукам и ногам рамками приличия и обязанностями перед семьёй. Тут есть только обязанности перед Соединённым Королевством, Её Величеством и самим собой. Через два года он всё же возвращается в Лондон, поддавшись уговорам матери. У него есть немного денег, которых как раз хватает для того, чтобы снять квартирку в Кэмбервелле, на юге Лондона и не голодать, пока не найдётся работа. Его «квартирку» скорее можно назвать комнаткой – в одном из этих краснокирпичных домиков, где комнаты в квартирах расположены не по горизонтали, а по вертикали. Внизу уютно расположился тесный продуктовый магазинчик, владелицей которого была дородная тётка с Карибских островов, с короткими кудрявыми волосами и невероятно заразительным смехом, которая жила здесь же, на втором этаже. Сразу над магазинчиком, на этаже, который гордо считался первым, игнорируя тот факт, что под ним находится пусть нежилой, но этаж – жила злобная домоправительница миссис Эттвуд, хозяйка квартиры. Тут же была кухня – естественно, одна на три этажа. А Гэри занимал мансардный третий этаж – небольшая комнатка с кроватью, шкафом и столом, протекающая крыша, окна, через которые можно вылезти на эту самую крышу, крошечная ванная. Гэри нравилось это место, и он гордо именовал его своей берлогой. Хозяйка квартиры сперва отнеслась к Анвину крайне подозрительно и согласилась сдать ему жильё, наверное, просто потому, что претендентов на этот чердачок не было уже давно. Впрочем, Анвин был душкой и нравился пожилым леди – понравился и этой. Ходил за покупками, когда нужно было купить что-то, тяжелее двух пакетов молока. Починил стол на кухне, у которого отсутствовала одна ножка. Покрасил облезлую входную дверь. Иногда гулял с мопсом пожилой леди, которому вообще сразу понравился. А ещё никогда никого не приводил, уходил с утра, предварительно узнав, нужна ли сегодня его помощь в домашних делах, приходил вечером, компьютерным играм предпочитал чтение, иногда стягивая книжки из личной библиотеки Миссис Эттвуд с её любезного согласия. В общем, чудо, а не мальчик. Умел бы ещё прилично себя вести за столом и выражаться как подобает джентльмену, а не шпане, да был бы с образованием – думала иногда миссис Эттвуд – можно было бы сосватать его за свою тридцатилетнюю дочурку, а то не клеится у той с мужчинами, слишком дурной характер. Гэри, конечно, никогда не узнает, какую хорошую службу ему сослужили его подчеркнуто плохие манеры.