Любовь превыше всего

Любовь - недуг. Моя душа больна Томительной, неутолимой жаждой. Того же яда требует она, Который отравил ее однажды. Мой разум-врач любовь мою лечил. Она отвергла травы и коренья, И бедный лекарь выбился из сил И нас покинул, потеряв терпенье. Отныне мой недуг неизлечим. Душа ни в чем покоя не находит. Покинутые разумом моим, И чувства и слова по воле бродят. И долго мне, лишенному ума, Казался раем ад, а светом - тьма!(1)

Вернувшись в свои комнаты, зельевар первым делом принял теплый, успокаивающий во всем теле дрожь, душ. Он так свято верил, что вода сможет смыть всю грязь с его души, очистить воспоминания и стереть осознание всего происходящего ужаса. Но нет, на душе все так же было мерзко. В голове вертелся разговор с Мелиссой, воспоминания каждого момента, который он провел рядом с Амелией. Образовалась такая тяжелая и гудящая каша, что хотелось просто застонать, зарычать от бессилия и ужаса, который так крепко ухватился за его душу. После долгих лет никчемной жизни наконец-таки освободившись от двух манипуляторов, расплатившись с долгами и обязанностями, наконец-таки расслабившись и успокоившись, он поверил, что счастье существует в виде этой наглой девчонки. Всей душой поверил в ее искренность и так же искренне отвечал на все сам. Встретил ее – единственную, которая приняла со всеми изъянами, со всеми демонами и грехами, что так неустанно таятся в его душе. Принял ее… совершенную. Мою… Мгновенно опешил от пришедшей в голову шальной мысли. «Амелия, ты… ты ведь ничего не знаешь!» Сердце невыносимо сжалось, когда он представил реакцию девушки. Шок, ужас, презрение, отвращение, ненависть… «Она возненавидит меня! И еще один ангел упорхнет от меня. Но, так или иначе, это все должно прекратиться. Может, ничего не говорить и просто исчезнуть? Или все же сказать? Посвятить ее в этот ужас, который мы сами затеяли. Или все же…» Скрип двери отвлек мужчину от размышлений. Послышались быстрые шаги, и тонкие руки обвили за талию, а носик уткнулся в спину зельевара. - Амелия… - выдохнул он, ощущая, как все сильнее сжимается сердце. - Ты так задержался, я начала волноваться за тебя, - шепчет сзади и трется щекой об лопатки. - Я… нужно поговорить, - говорит мужчина и расцепляет руки на своем животе, разворачивается и указывает на кровать. - Садись, - одно слово и маска непроницаемости на лице. - Что случилось? – взволнованно спрашивает она. – Зелье не сработало? - Нет… не об этом, - глубокий вдох, полминуты молчания. Он знает, что должен все рассказать. Должен. - Ты уже виделась с матерью? - спрашивает мужчина и получает утвердительный кивок. - Ко мне она тоже заходила. - К тебе? – взволнованно выдыхает Амелия. - Да. Мы с твоей мамой… учились вместе, – сообщает мужчина и отводит взгляд в сторону. – У нас были отношения… роман. Она уехала за пару недель до выпуска. Я не знал, правда. Только сегодня… она… она была беременна от меня. И ребенок… - глубокий вдох, слова даются больнее Круциатуса. - Ты моя дочь, Амелия. Зельевар повернулся к ней, чтобы увидеть ее реакцию. Чтобы ужас, отвращение и ненависть, которые он ожидал увидеть в ее глазах, снились ему по ночам в кошмарах. Но Амелия Деволь лишь отвела голову в сторону и слегка пожала плечами. - Что? - мужчина отшатнулся. – Ты… ты знала? – ужасается он. Девушка мельком взглянула на него и закрыла глаза. - Амелия... Земля во второй раз за день ушла из-под ног. Чтобы устоять, пришлось ухватиться за голую стенку за спиной. - Северус, я… - глубокий вдох, - я просто предполагала. - Предполагала, - одними губами, стянув черные брови. Девушка кивает. - Я нашла у мамы страничку из ее старого дневника. Она писала о тебе. О вашем дне на озере. Еще была колдография. Ты и она… такие молодые. Ее переезд, мое рождение. Подслушанный разговор о том, что Венсан может быть мне не родным отцом. Я подсчитала и поняла, что ты… может быть… возможно…. Но какая разница! – восклицает слизеринка, поднявшись. - Какая разница? – ужасается зельевар. - Амелия, - столько боли в голосе и в черных глазах, - я твой… - Нет! – перебивает девушка. – Мой отец Венсан! Он качал меня на руках и пел песни на ночь, когда я была маленькой. Он был рядом, когда я в четыре тяжело заболела. Он был рядом, когда я в шесть лет свалилась с дерева и умудрилась сломать обе руки. Он лечил меня, когда у Адама был выброс магии и меня завалило взорвавшимся сараем. Он собирал меня по частям, сращивал каждую косточку, лечил каждый ушиб, синяк и ссадину. Он, только он был всегда рядом и лечил меня после неудавшихся экспериментов, - девушка глубоко вдыхает. – Он мой отец, Северус. Он, а не ты! Слизеринка подходит ближе. - Амелия, но ведь… - Никаких но, Северус, - узкая ладошка опускается на грудь мужчины. Скользит выше и обвивает шею. – Я действительно приехала сюда, чтобы просто попросить помощи… но когда увидела тебя, - вторая рука коснулась щеки, мягко погладила. – Я полюбила тебя, Северус. Полюбила так, как женщина любит мужчину. Слизеринка прижимается ближе и нежно целует в губы. И зельевар отвечает, мягко, не углубляя поцелуй. Зажмуривается, ощущая, как душа внутри разрывается. Так неправильно и так сладко. «Амелия, моя милая Амелия». Осторожно разорвав поцелуй, он утыкается лбом в ее лоб, замирает. - Так неправильно… так нельзя, девочка, - он проводит рукой по плечу. - К черту правила. Северус! К черту людей с их осуждениями. Никто не узнает. Мы уедем. - Нет. - Северус, наплюй на все, вспомни ту легенду, которую я рассказывала в Цепешевом лесу. У нее был изъян, она была драконом, но он принял ее, и они были счастливы. Так вот и я… у меня есть изъян. Прими или забудь сегодняшний разговор с ней, - зельевар замечает палочку в ее руке, - и у нас все будет хорошо. Любовь… она ведь выше, выше всего. Важнее. И мы будем счастливы. Ведь нам так хорошо вместе. Просто забудь… И Северус понимает, что палочку она сжимает не просто так. Если он откажется, у нее хватит смелости попробовать стереть ему память за сегодняшний день. Схватив за плечи, рывком развернулся и прижал ее всем своим телом к стене. - Так ты думала, когда лезла ко мне? Он не узнает, да? Все будет хорошо! Ты так размышляла, когда раздвигала предо мной свои ножки, когда стонала и просила большего? – шипит зельевар и встряхивает девушку со всей силы, вызывая всхлипы. - Северус, больно… - на глаза наворачиваются слезы, палочка давно выскользнула из рук. - Ничего страшного, да? Знать ужасную тайну и все равно делать это со… - Я ведь не знала! - выкрикивает, пытаясь вырваться из мертвой хватки. – Я всего лишь предполагала, – уже хнычет, извиваясь всем телом. - И твои предположения тебя нисколько не насторожили? – зарычал зельевар и встряхнул так, что девушка стукнулась затылком о стену. Слизеринка всхлипывает и, схватившись за ворот мантии мужчины, утыкается носом в его шею. - Прекрати… не делай мне больно, - вздрагивает всем телом. - Прошу, - шепчет, обжигая дыханием чувствительную кожу. Зельевар успокаивается и утыкается лбом в стенку над плечом девушки. Глубоко вдыхает, приходя в себя, слышит тихие всхлипы и понимает, что все еще сильно сжимает хрупкие плечи. В голове проносится мысль о том, что останутся синяки на ее нежной коже. Чувствует ее горячее тело, что, ища защиту от него же самого, прижимается с каким-то отчаянием. Ощущает ее пьянящий, невероятно возбуждающий аромат. Такая горячая, так близко и такая родная. Даже слишком родная. Невыносимо родная. - Если мы продолжим… нам не хватит жизни, чтобы искупить этот грех, - тихо говорит мужчина, мягко поглаживая светлую головку на своей груди. - Думаю, что лучший вариант – это сделать то, что собиралась сделать ты. Девушка попыталась поднять голову и посмотреть на зельевара, но мужчина лишь сильнее прижал к себе. - Ш-ш-ш, тихо… Я сотру тебе память до первого дня нашего знакомства. Буду твоим учителем и наставником и не позволю случиться тому сладкому ужасу, что был между нами, - сообщает зельевар замершей девушке. Еще секунда, и она вырывается, делает тщетные попытки отстраниться. - Нет, прошу, Северус, умоляю, - так отчаянно шепчет, а в глазах ужас, который он никогда не видел. – Не делай этого, прошу… ты самое лучшее, что было в моей жизни! Никто не смог растопить мое сердце… прошу… только тебе я позволяла к себе прикасаться, только тебе я позволила… умоляю... не нужно, не делай этого, - так отчаянно молит, с непередаваемым ужасом и страхом в таких родных черных глазах, - прошу тебя, любимый… Мужчина отпускает, позволяя сделать лишь шаг назад. Палочка уже сжата в руке, но… но он не может поднять руку, сделать это…. На одну секунду на лице зельевара отразилась вся душевная боль. Один вдох, и в глазах появляется холодная решительность, на лице непроницаемая маска. Он прекратит это, но по-другому… - Мне очень жаль, мисс Деволь, но наши с вами игры приняли весьма неожиданный оборот. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Вы свободны. Не обратив внимания на недоуменный взгляд девушки, мужчина схватил ее за руку и потянул к двери. - Что… что ты сказал? - еле шепчет слизеринка, следуя за мужчиной в гостиную. Резко остановившись посреди комнаты и развернувшись, он недовольно морщит нос, когда девушка врезалась в него. - Я больше не нуждаюсь в ваших услугах, мисс Деволь. Свободны на все четыре стороны. - Услуги… - повторяет, будто пытается понять, что за услуги она тут предоставляла. Осознание заставило ее щеки покрыться румянцем. - Это были не… услуги, Северус, – стараясь, чтобы голос не дрожал, поясняет она. – Это были отношения. - Отношения, - хмыкает он, усмехнувшись. Черная бровь взметнулась вверх. - Я вас трахал. И только, – шепчет в самые губы, и девушка отшатывается и морщится. - Нет, - машет головой в разные стороны, - ты не хотел, ты выгонял меня, ты сомневался, - так отчаянно цепляется за воспоминания. - О, да-а-а, - вытягивает он, улыбнувшись. – Вы, молодые, так любите жалеть убитых горем героев. Так тянетесь утешить, унять боль, облегчить страдания, стать опорой и поддержкой. Так наивны. Но не печалься, моя милая, не ты первая и не ты последняя, кто клюет на удочку под названием «Бедный и нечастный зельевар», - смеется мужчина. – Ну-ну, не плачь, - цокает языком, не скрывая издевательский тон в голосе. Легонько касается щеки, вытирая слезы. - Это неправда, - шепчет девушка, - ты специально это говоришь, - слизеринка шмыгает носом, во взгляде вновь появляется уверенность. - Да? – усмехается. – Расти во время войны, знать, что такое пожиратели, и быть такой наивной... Ай-яй-яй, - он недовольно машет головой и подходит к ней почти вплотную. - Мне тоже жалко с тобой расставаться, - шепчет в самое ухо. – Твой цветочек так сладок. У твоей матери я тоже был первым. Забавно, правда? – мужчина приподнимает прядь светлых волос и проводит носом вдоль локона. – Обе такие… - Прекрати! – толкает в грудь, отстраняясь. – Прекрати этот цирк! Не поверю… не нужно так, Северус… - по щекам текут слезы, губы дрожат. Еле сдерживается, чтобы не разреветься. Глубокий вдох. – Ты любишь меня! - Да? – удивляется зельевар, и на лице появляется оскал вместо знакомой ухмылки. – Разве я хоть раз сказал, что люблю тебя? - шипит мужчина, сжав ее за локоть. Девушка уже было открыла рот, чтобы ответить, но, видимо, пройдясь по воспоминаниям не нашла, чем доказать свою правоту. - Тогда скажи, что не любишь, скажи мне это в глаза! - восклицает и замирает, внимательно глядя в черные омуты мужчины. - Я не люблю вас, мисс Деволь, и никогда не любил, - холодный голос заставил вздрогнуть, а в любимых глазах не было ни капли жалости. – И никогда, слышите? Никогда не полюблю. Я всего лишь играл с вами. Благодарю, - буквально выплевывает, усмехнувшись, - наигрался. Свободны. За одно мгновение в глазах девушки образовалась пустота, появилось мертвое спокойствие и пугающее безразличие. Такой взгляд бывает у людей, которые находятся под Империо. Пустой, безжизненный, без какого-либо огонька, интереса к жизни и окружающему миру. Вот оно… то выражение ее лица, которое будет сниться ему в кошмарах. Не теряя зря времени, подхватывает под локоть не сопротивляющуюся девушку и выводит из своих комнат в коридор и плотно закрывает двери. (1) Уильям Шекспир Сонет 147. Перевод С.Маршака