Maybe I dreamt you

В гараже стояла давящая духота. Дождь размеренно постукивал по крыше и запертым наглухо окнам, мелкие капли назойливо проникали сквозь трещины и разъёмы, а затем разбивались о землю грязными брызгами. На улице, несмотря на раннее время, уже стемнело от туч, и Адаму пришлось включить дополнительные флуоресцентные лампы. Их тусклого мигания едва ли хватало на то, чтобы осветить половину мастерской, но Адам без труда ориентировался и в полумраке. Монотонная работа успокаивала и раздражала одновременно: его руки, привыкшие к инструментам и смазке, проделывали одно и то же сотни раз. Адам пытался сосредоточиться на починке сломанного двигателя, но слишком простая, уже некогда решённая задача едва ли могла занять его рассредоточенный, запутанный разум. «Соберись, Пэрриш, — говорил он себе, вслушиваясь в упорядоченный ритм дождя и стараясь успокоить собственные мысли». Позволив себе несколько мгновений отдыха, Адам поднял голову от машины и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Не думать ни о чём и держать всё под контролем одновременно. Учёба в Аглионбае. Домашка. Работа. А затем ещё одна работа. Стипендия. Поступление в колледж. План для Гринмантла. Спящий валлийский король. Энергетический пузырь, который тянулся к нему каждый раз, когда Адам закрывал глаза. Даже сейчас, отстранённый и потерянный в мыслях, он мог ощущать прикосновение прохладных листьев к собственной коже… Адам снова принялся за работу. Он не знал, как долго провёл за починкой двигателя. Монотонное занятие наконец-то затянуло его с головой, послушные, несмотря на усталость, руки выполняли заученные на зубок движения, инструменты сменяли друг друга, но каждый привычно и надёжно ложился в ладонь. Его прервало раздающееся снаружи хлюпанье, которое становилось всё громче и громче с каждой секундой. Адам насторожился. Звук был знакомым, но недостаточно привычным, чтобы спокойно проигнорировать его возникновение. Мир сходил с ума, и даже обыденные вещи не заслуживали беспрекословного доверия. После всего пережитого и увиденного Адам был уверен лишь в одном: в любое мгновение может случиться всё, что угодно. Ветер за окном усилился. Если до сих пор он был почти неслышен, то теперь разбушевался не на шутку, заблудившись в зелёных кронах деревьев и отчаянно стучась в непрочное стекло и шаткие стены. Дверь гаража распахнулась, впуская вихрь холодного воздуха в душное помещение. Адам невольно поёжился — он работал в одной из своих старых, перепачканных маслом футболок и таких же старых и перепачканных маслом джинсах. Подобная одежда едва ли могла уберечь своего хозяина от переменчивого нрава погоды Генриетты. Когда дверь закрылась, Адам обернулся, несмотря на то, что в этом не было особой необходимости. Гэнси был слишком тактичным, чтобы прерывать его во время одной из работ, для Блу было бы слишком неловко оставаться с ним наедине, а Ноа и вовсе не пользовался дверьми. У одной из запылившихся коробок с деталями стояла тёмная фигура. Ронан Линч не утруждал себя ни приветствием, ни предупреждением о том, что придёт, и Адаму не оставалось ничего, кроме как принимать это в качестве данности. На сей раз Ронан выглядел не совсем привычно, хотя бы из-за того, что при нём не было Чейнсо – маленькой вороны, сопровождавшей своего хозяина в любых путешествиях, будь то поход в супермаркет или исследование пещеры в Энергетическом пузыре. Кроме того, было в его походке что-то неуловимо шаткое, а во взгляде, даже с далёкого расстояния, виднелась странная, отрешённая рассеянность. Адаму не понадобилось много времени, чтобы прийти к одному очевидному заключению — Ронан был пьян. Адам прекратил работу, сложив инструменты в ящик, но ничего не сказал. Он продолжил молчать даже тогда, когда Ронан подошёл достаточно близко, чтобы приторный, удушающий запах алкоголя отравил весь воздух в радиусе нескольких метров. Дождь по-прежнему пытался пробиться в мастерскую. Казалось, ливень даже усилился, подгоняемый беспокойным осенним ветром. Ронан ходил из стороны в сторону, рассматривая предмет починки с притворным, насмешливым интересом. Адам сидел, уставившись на заполненный инструментами ящик. Молчание угнетало, выкачивало последний кислород из утопающей в духоте мастерской. Капля воды просочилась сквозь крышу и упала на руку Адама. Холодное, хоть и крошечное прикосновение заставило его вздрогнуть. Адам чувствовал взгляд Ронана спиной, изучающий, пересчитывающий спрятанные под кожей позвонки, проходящийся по растрёпанным и запылённым волосам. Он был невесомым и в то же время почти ощутимым, как самое настоящее прикосновение. Так могло продолжаться целую вечность — Ронан, чьи взгляды крали мгновения и черты, как бессовестные воры, и Адам, делавший вид, что ничего не замечает. Однако в итоге, спустя бесконечные, драгоценные, душные минуты Ронан уселся на пол напротив Адама. Он больше не был вором. Он больше не прятался. — Пэрриш. Хриплый голос, слившийся с шумом дождя. Молчание. Измученный вздох. — Чёртов Пэрриш. Снова несколько мгновений тишины. Ронан продолжил. — Ты ведь знаешь. Ты всё знаешь. Мир сходит с ума, катится в ад. И мы вместе с ним, Пэрриш. Адам. Ты знаешь. Адам, наконец, повернул голову в его сторону. Его губы стали ещё тоньше, сжавшись в линию, едва заметную на по-летнему загорелом лице. Он кивнул. — Я знаю, Линч. Это не секрет. Мы оба знаем. И когда мир окончательно сойдёт с ума, секретов больше не останется. Адама наполнило странное предчувствие. Так бывает, когда с утра на небе ни облачка, но ты точно знаешь, что к вечеру непременно начнётся ливень. А затем случилось нечто стремительное и необратимое, как вспышка, наполненное желанием и жаждой освобождения. Адама обдало горячим, одновременно пьянящим и опьянённым дыханием. Губы Ронана, настойчивые, просящие, примкнули к тонкой линии его сжатых губ. Пальцы, твёрдые и на удивление прохладные, скользнули по опалённым жаром щекам. Адам не смел пошевелиться или отпрянуть. Его губы невольно раскрылись. Горло наполнилось приторным, ядовитым привкусом спиртного. Вокруг стало настолько тихо, что Адам мог слышать не только своё участившееся дыхание, но и неспокойное дыхание Ронана. От осознания происходящего кружилась голова, а земля окончательно уходила из-под ног. Всё оборвалось так же стремительно, как и началось. Мгновение, и на губах остался лишь обжигающий, болезненный след. Дверь снова распахнулась, впуская в помещение свежий воздух, но Адам по-прежнему задыхался, не в силах привести своё сердцебиение в норму. Вернуться к двигателю стоило немалых усилий, однако он должен был закончить починку машины за ближайший час, чтобы уложиться в сроки и затем поехать на другую работу. Адам поймал себя на том, что руки его трясутся и не выполняют движений с прежней лёгкостью. «Соберись, Пэрриш. Соберись, — вновь и вновь повторял он себе». Реальность была слишком запутанной, чтобы быть настоящей. Но он не спал, а бодрствовал, и поцелуй, по-прежнему горевший на его обветренных губах, стал самым безумным и самым настоящим тому подтверждением. Спустя несколько часов Адам шёл по улице к своей говённой машине. Дождь уже закончился, прохладный ветер пах сыростью. Адам надеялся, что свежий воздух хоть немного прояснит его голову, но его по-прежнему лихорадило. Дыхание Ронана, ещё не выветрившийся душок спиртного – всё это обжигало его изнутри, заставляя покрываться мурашками при каждом воспоминании о холодных, скользящих по щеке пальцах. Мир сходил с ума, катился к чертям и даже не думал возвращаться в привычное русло. Как и сам Адам. Как и все они. Ливень освободил улицы от пыли и суматохи. Адам вдыхал холодный воздух, очищаясь от духоты тесной мастерской. Он тоже чувствовал себя освобождённым. В какой-то степени. Его по-прежнему била дрожь, а будущее, хоть и свершённое, казалось туманным и полным неизвестного, но Адам больше не боялся. Теперь он был частью этого странного, пропитанного ливнем мира. Мира, в котором может случиться всё, что угодно.