Крючкотвор

Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог. А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      Профессор Самуил Карлович Тинский был известнейшим в стране специалистом по римскому частному праву, ведущим профессором кафедры крупного государственного университета, заслуженным деятелем науки, имеющим на своем счету собственный учебник, несколько десятков докладов на различных конференциях, сотни научных публикаций, в том числе в зарубежных высокооплачиваемых журналах, почетных наград, и прочая, прочая...       Несмотря на всю известность и «заслуженность», студенты профессора не любили, за глаза называя его «крючкотварью», передразнивали гнусавую манеру лектора, а после экзамена говорили, что С-Ка-Тинской опять устроил «колбасный цех». Был у профессора особый талант — мог он по одному лишь виду студента определить тему и вопросы, в которых тот откровенно «плавал», и даром своим активно пользовался.       Студентам профессор отвечал взаимностью, науку он уважал, но больше всего на свете любил маму и книги. Экземпляры для своей библиотеки находил в букинистических лавках и развалах книжной барахолки, бережно нес домой, очищал, приводил в порядок, при необходимости снабжал новым переплетом, а затем долго и с наслаждением, сидя в мягком кресле, вдыхал чудесные запахи старой бумаги и кожи, пыли и переплетного клея, нежно поглаживал пожелтевшие страницы, вчитываясь в ровные строчки древних текстов. Ведь под каждой невзрачной обложкой скрывались знания, бесподобные в своей красоте и неповторимости, жаждущие пристального внимания Самуила Карловича. О каждой книге он мог рассказать целую историю — где и как он с ней познакомился, как она выглядела вначале и какой стала после, а также чем запомнилась профессору.       Как вы поняли, с женщинами у Самуила Карловича не сложилось. Хотя, сложилось или не сложилось – это как посмотреть. Профессор четырежды был женат, но ни один из браков нельзя было назвать удачным. Невест ему подбирала мама, которая, как известно, плохого не посоветует. Однако ученого словно преследовал злой рок. Прекрасные невесты из хороших семей после нескольких лет совместной жизни отчего-то превращались в алчных, склочных стерв, по словам горячо любимой мамы, недостойных даже мизинца «дражайшего Самонюшки». И с мамой жены ужиться не могли.       Отдушину в бесконечной череде скандалов со своими половинками Тинский привык находить в книгах. Вот и сейчас профессор, пользуясь тем, что последняя по счету супруга, обругав ученого за инфантильность, хлопнув дверью, укатила к своей матери, священнодействовал над ценнейшим томом. Недавно в руки Самуилу Карловичу совершенно случайно попал экземпляр, которому суждено было стать звездой его коллекции. Неприметная грязная обложка скрывала написанный от руки на настоящем пергаменте перевод «Законов Хаммурапи». Законы правителя Древнего Вавилона Хаммурапи были сформулированы во втором тысячелетии до нашей эры и представляли собой каменный столб, исписанный клинописью. Памятник шумерского права, а заодно и письменности был найден в самом начале двадцатого века и хранился в Лувре. Перед библиофилом же лежал перевод на английский язык, выполненный специально для Британской Академии.       Самуил Карлович с книгами всегда работал в специальных перчатках, но эта так и манила, так и просила ощутить скрытую от чужих глаз за потрепанной обложкой мягкость и бархатистость пергамента, вдохнуть не понятный обывателям запах древнего знания, прикоснуться к сокровенному… и профессор не удержался, нежно проведя рукой по старинному фолианту.       К несчастью, потрепанная обложка таила в себе металлическую пластину, об острый как бритва край которой профессор сильно порезал палец. Потекла кровь. Одна из капель угодила прямо на страницу. Книголюб испугался, что из-за своей небрежности испортил бесценное издание, но пятно вдруг бесследно исчезло, впитавшись в пергамент.       В тот же миг человека накрыла волна невыносимой боли. Горло свело в спазме, переполненные воздухом легкие не могли выдохнуть, руки одеревенели, а пальцы скрючились, словно у больного артритом. На этом моменте сознание покинуло профессора.       Когда мертвое тело Самуила Карловича обнаружили, из кабинета уже исчезли все книги. Бывшая третья жена, почтенная женщина, решила, что причина пропажи в колдовстве, точно таком же, из-за которого распался их брак, а источником колдовства являлась малолетняя профурсетка, впоследствии ставшая четвертой женой заслуженного деятеля науки.       Если бы портрет любимой мамы профессора мог говорить, он полностью бы согласился с красочными эпитетами, подобранными третьей женой для четвертой. А мнение мамы для любящего сыночка было единственно верным и правильным. Список «лестных» определений в адрес профурсетки наверняка могли бы значительно расширить и углубить первая и вторая жены ученого (причем кое-что перепало бы и третьей, просто за компанию!), но увы – к тому времени они давно покоились на кладбище.       В то же время в корзинке, сиротливо стоявшей на крыльце английского коттеджа, проснулся ребенок. Вдохнул полной грудью, посмотрел на свои скрюченные от ноябрьского морозца пальцы, устало выдохнул и снова провалился в сон, будучи измотанным долгим путешествием.