Мемуары столичного черта

В те времена я еще был рядовым чертом и в мои обязанности входило забирать души у смертных, но я уже брезговал брать то, что просто плохо лежит, и любил красивые ходы. Вы не ослышались, сделки купли-продажи душ еще в моде. Мы, конечно, не вырываем ничего из трепещущего тела, чай, не средние века… Нет-нет, человек, продавший нам душу, доживает свой срок, производит на свет предначертанное судьбой количество шедевров искусства и детей – то есть, душа его функционирует, как положено, разве что отворачивается иногда от его дел и планов и занимается тем, что говорим ей мы. Зато после смерти она попадает не в новое тело, а прямиком к нам – мы расстраиваем пару душевных струн, одну-две просто рвем, остальные натягиваем потуже или скручиваем вместе, перевязываем бантиком и продаем такой эксклюзив ангелам-хранителям тех времен и государств, где он окажется нужнее. Бывает, конечно, и брак, особенно если душа решает себя продать три или четыре жизни подряд. Такие мы латаем по мере сил и штампуем людей со сложными характерами и уникальными комплексами. А то – сплавляем вместе и любуемся на комбинацию широкой души и проблем с самоопределением. Самые безнадежные материалы мы списываем на неведомый Склад Спиритических материалов – так написано в документах, но никто ничего о нем не знает. Ходят слухи, что им заправляет та самая организация, что лепит души с нуля, но мы с ней дел не ведем и стараемся лишний раз ничего им не отдавать – самим нужнее. Так вот, были времена, когда я из всего этого знал только, что подлавливать на мелочах и цепляться к словам – забава для чертенят-подростков, а самый красивый ход – конечно, купить душу за дар творить. Нам и делать-то ничего не надо, только подкидывать мысли, которые у нас самих без дела лежат, и не волноваться: таких любителей изящества во все времена было много, и человечество уже привыкло к гениям, опережающим время. Вот и искал я повсюду желающие большего зачатки творческих личностей. И находил… В те времена столичные черти еще пытались найти какой-нибудь чисто внешний отличительный знак, чтобы опознавать друг друга в толпе. Фантазия у нас была довольно убогая: имплантированные рожки, накладные клыки, обувь с огромными копытами-каблуками. Потом пара предприимчивых ребят продала целую кучу такого скарба тогдашнему поколению неформалов, получив взамен несметное множество несформированных, стремящихся найти себя душ. Кто чего желал, тот свое и получил: одни выросли и перебесились, другие по сей день пишут музыку или набивают молодым и увлеченным преемникам татуировки, третьи нашли тысячу и один способ досрочно расстаться с жизнью… Никогда не умел уважать такие желания, особенно в своих друзьях – переубеждал, злился, оберегал от собратьев по ремеслу. Кого-то уберег. В общем, наши претензии на атрибутику до сих пор прекрасно раскупают многочисленные «не такие, как все», а мы выдумываем более изощренные способы узнать товарища. Например, кровь чертячья для нашего зрения всегда фиолетовая. Как надо постараться, чтобы по первому желанию видеть чужую кровь? Ах да… Дело в том, что мы видим людей насквозь. Не форму костей, не ход мыслей – все сразу. Глядя на человека, я изучаю огромную машину: могу сказать, быстрый ли у него обмен веществ, способен ли он при желании выучить китайский и что больше всего ценит в дружбе. И, конечно, вижу его душу, сидящую где-то между головой и пятками и по мере сил вникающую в дела организма. Если она кому-то уже продана, я всегда успеваю разглядеть на ней наше клеймо и не тратить на человека больше времени, чем требует мое к нему отношение.