All You Need

Но чем хуже становится людям, тем они сильнее чувствуют нужду, чтоб было хорошо. Лишениями не остановишь требований, а только раздражишь; только принятие пищи может утолить голод. До сих пор поэтому борьба не кончена; естественные стремления, то как будто заглушаясь, то появляясь сильнее, все ищут своего удовлетворения. В этом состоит сущность истории. Николай Александрович Добролюбов. Луч света в тёмном царстве.

Где-то в Англии, возможно, светит солнце. В Нью-Йорке льёт дождь. И Леон очень хочет оказаться там, где дождя нет. Потому что сейчас жуткий ливень, он идет на работу, а зонта нет. Повезло, что хоть дипломат кожаный: прикрыть голову можно, да и бумаги не намокнут. Все люди как люди: смотрят утром прогноз погоды, на всякий случай зонтики берут, а Леон, уже по небу понимающий, что будет дождь, решил, что «пронесёт». Ну, а мало ли? И его, конечно же, не пронесло. Дождь начался ровно в тот момент, что он вышел из метро. Здравствуйте, ему двадцать пять, но совершать идиотские поступки — это как смысл жизни Леона. Хорошо, что хоть от метро до университета минут пять ходьбы. Хотя и за эти пять минут пиджак можно было выжимать. Тихо проматерившись, он зашёл в тёплое здание, поздоровавшись с вахтершей. С дипломата аж вода капает, в принципе — с него тоже. Он отряхнулся и поблагодарил Бога, что сегодня ему к третьей паре, и, пока у всех пара, коридор был пуст. Положив дипломат на скамью, он посмотрелся в большое зеркало. А видок тот ещё: синяки от недосыпа, мокрые волосы, кожа бледная. Красавец, одним словом. Сняв с себя пиджак, он отряхнул его и тут же вздрогнул, когда услышал голос. — О, здравствуйте, мистер Бастия! Леон, едва пиджак не выронив, повернул голову. Пожалуй, он мог ожидать кого угодно, но не Грея. Он с пару секунд просто стоял, удивленно смотря на парня, а после кивнул, сказав: — Здравствуй. У тебя сегодня хорошее настроение? — он не удержался от вопроса, потому что он, вроде, ещё ни разу не видел, чтобы Грей подошел к нему сам, да ещё и улыбаясь. — Ну, что-то вроде, — он слабо кивнул, почесав затылок. — А ты что по коридору во время пары ходишь? — Так ключи попросили отнести, — он поднял руку вверх, звякнув связкой ключей. — Под дождь попали? — он оглядел его. — Дождь же, вроде, передавали, чего зонт не взяли? Леон опять на пару секунд замолчал: с каких это пор Грей такой разговорчивый? — Наделся, что на него не попаду, — он слабо пожал плечами. — Так, а ты чего радостный? Повод какой-то есть? — он улыбнулся, отложив пиджак. Грей на секунду замешкался. Леон умел улыбаться: улыбаться так, что мурашки по коже, что хочется улыбнуться в ответ. Когда тебе так улыбаются, ощущаешь себя внезапно так спокойно. Нет, не так. Когда он улыбается, ощущаешь себя так тепло, спокойно. И Грей ощущает легкую зависть. Его соулмейту невероятно повезло. Да, возможно, Леон был эмоциональным, иногда излишне разговорчивым, но при этом он был будто родным — это словно тепло под кожей, едва ноющее сердце, это чувство притяжения. Желание его коснуться — просто коснуться. Ощутить тепло и грубость его кожи. Ощутить его. — Просто настроение такое, — несколько тише, чем следовало, ответил Грей. — И я подумал, что вы были правы насчёт таймера. — О, Господи, — Леон закатил глаза. — Забудь ты про то, что я говорил. Но я рад, что ты все-таки решил, что родственная душа — это хорошо, — он вновь улыбнулся, неосознанно потрепал по голове и, взяв дипломат с пиджаком, пошёл в сторону лестницы. Грей аж застыл: от удивления и страха, что он мог задеть уши. В прочем, сначала он удивился, что он потрепал его по волосам, уже только потом подумал про уши. Ему, пожалуй, впервые резкое необдуманное движение чужого человека показалось… приятным. Грей закусил губу, посмотрев в след Леону. Он казался каким-то… необычным. У Грея впервые так: чтобы едва знакомый вызывал чувство доверия. Леону хотелось довериться, рассказать всё-всё, стать, хоть на пару секунд, совершенно слабым и открытым. Если такое можно испытывать просто к человеку, то какие же ощущения вызывает соулмейт? Такие же? Или более сильные? Грей не знал, но до жути хотелось узнать. Но вариантов — целый Нью-Йорк, и Грей с горечью понимал, что остановившийся таймер жизнь легче не сделал. Он покачал головой и посмотрел на свое запястье. На таймер, который вскоре должен будет показывать проведённое с его соулмейтом время. Или не вскоре. Но Грею хочется верить, что когда-нибудь эти нули сменятся цифрами. Интересно, а как это ощущается? Возможно ли как-то понять, что нашёл? Внутри то-то происходит? Руки дрожат? Запястье болит? Грея внезапно охватил какой-то страх, когда он подумал о том, что он совсем ничего не почувствует, а значит, и не поймёт. И только от понимания, что он, возможно, может так и проходить всю жизнь, ему становилось не по себе. Нет, наверное, что-то он почувствовать должен. Грей закусил губу, нахмурившись. Быть может, у Леона спросить? У него, наверное, есть соулмейт, да и Грея, что странно, тянуло к нему. Леон вообще к себе располагал — он казался весёлым, надежным. В глазах Грея Леон был неким идеалом, хоть и немного раздражающим, но идеалом. Грей сам не знает, с чего у него сложился такой образ. У Леона были прекрасные манеры, приятная улыбка и какой-то успокаивающий голос. Такие люди вообще многим нравятся — просто за факт своего существования. Это как Нацу. Хотя нет-нет, не как Нацу. Грей покачал головой, нахмурившись. Нацу — он дружелюбный и весёлый, к нему тоже тянуться хочется, а вот Леон — это что-то другое. Ну, такое, чего Грей ни разу не видел. Такие люди просто кажутся уютными и тёплыми. Кажутся добрыми и понимающими. Как психологи, которым доверяешь на каком-то подсознательном уровне. Сравнение с психологом Грею понравилось, и он довольно кивнул сам себе, подумав о том, что точно спросит у него про ощущения. Вспомнив про ключи, Грей рассеяно оглянулся, а после подошёл к вахтёрше, попутно натягивая капюшон ещё сильнее.

***

Леон торопливо шёл на кафедру, надеясь посидеть пару минут спокойно, думая, что сделать с мокрым пиджаком. Откровенно говоря, день у него не задался, а попасть под дождь по собственной глупости стало для него спусковым крючком. Теперь он был мокрым, злым и явно не расположенным к общению. Но, по крайней мере, он выспался. Локи пришел после клуба пьяным и, слава всем Богам, на фильм и душевные разговоры его не тянуло. Тянуло его на проблеваться и упасть на диван. Леон лишь перевернул его на спину, ибо тот, из-за того что уткнулся носом в покрывало, захрапел, и эти звуки, казалось, слышал весь этаж. Но теперь даже то, что он выспался, не мешало ему злиться и проклинать вообще всё. И вахтершу, и Локи, и вон того парня у окна. Кроме Грея. Откашлявшись и попытавшись выглядеть менее недовольным, он открыл дверь, проходя на кафедру. Едва зайдя, тут же встал на месте, выдохнув. Декан приходил на кафедру очень-очень редко, а если такое и было, то обычно по каким-то косякам. Леон мысленно прикинул, когда и что он не доделал, степень того, как сильно ему влетит и есть ли за что его лишить премии. Но декан лишь радушно улыбнулся, и только после этого Леон смог выдохнуть, заметив краем глаза девушку. Ту самую девушку, что он видел в метро. Он бы точно уже подумал о судьбе, если бы не её остановившийся таймер и даже уже отсчитывающееся время на нём. — О, Мистер Бастия, рад, что вы пришли. У вас же есть немного времени? — Ну, да, — он сдержанно кивнул, вновь косо глянув на девушку: её волосы были завязаны в тугой хвост, осанка была ровной, а сама она была одета в деловой костюм. — Что-то случилось? — он прикрыл за собой дверь, проходя вперед и кладя на стул свой дипломат. — У нас пополнение в составе, вот, познакомься, Джувия Локсар, — он указал ладонью на девушку, и та, улыбнувшись, слабо кивнула, приветствуя. — У меня времени мало, сможешь ей показать, что да как? Чтобы не путалась хотя бы в аудиториях пока. — Да, конечно, — не то чтобы у Леона было сильное желание знакомить её со стенами университета, но выбора, в любом случае, у него не было. Декан лишь довольно кивнул и поспешил выйти. Джувия как-то совсем уж растерянно посмотрела на Леона, так, будто чего-то от него ждала. Леон тоже в ответ посмотрел на неё. И он тоже ждал. Ждал того, что она сейчас скажет: «А к чёрту этот университет, хотите, я вам кофе принесу?» Всё же, кому нужна экскурсия по этому чёртову университету? Хотя, конечно, его габариты могли пугать, и заблудиться здесь тоже вполне возможно. Джувия, конечно, не махнула рукой и никого к чёрту не послала. Леон устало выдохнул и, оперевшись руками о спинку стула, спросил: — Совсем здесь не ориентируешься? — Нет. Я здесь была раза три от силы, — она пожала плечами, а её интонация казалась напряжённой. — Ладно, пойдём, пройдёмся, — он повесил пиджак на спинку стула и кивнул в сторону двери. Джувия немного помялась, а после пошла вперед. Выглядела она совсем зажатой, такой, будто в чём-то провинилась. Быть может, она просто стеснительная, или ещё что-то в этом роде. Леон провёл рукой по влажным волосам, случайно убрав чёлку, уложив их назад. Он невольно поморщился — ещё только начало дня, а он уже дьявольски устал. — Сколько тебе? — Леон закрыл дверь и решительно пошёл вперёд. — Двадцать два, — она вскинула голову, а после нерешительно добавила: — Как тебя зовут? — Леон, обращайся ко мне по имени, хорошо? — Хорошо, — она слабо кивнула, оглядываясь по сторонам. — Ты знаешь своё примерное расписание? В каких аудиториях? — Да, у Джувии с собой, — она полезла в небольшую сумочку, доставая оттуда ежедневник, а после, заметив на себе удивлённый взгляд Леона, неловко спросила: — Что-то не так? — Ты говоришь о себе в третьем лице? — О, вот оно что,— Джувия улыбнулась и, открыв ежедневник, проглядывая страницы, сказала: — это плохая привычка, пытаюсь избавляться от неё, но иногда забываю. — Ясно, — Леон кивнул, решив не уточнять, с чего у неё вообще такая привычка взялась. — Так, в каких аудиториях? — Пятьсот двадцать третья, триста первая и триста двадцать третья, — она кивнула сама себе и, закрыв ежедневник, посмотрела на Леона. — Хорошо. Я сейчас тебе покажу эти аудитории, библиотеку, принтер с ксероксом и столовую. У меня до пары просто двадцать минут. Потом могу показать весь университет, если сама не разберёшься. — Спасибо, — она улыбнулась и выпрямила плечи, видимо, стала чувствовать себя более спокойно. — Надеюсь, что смогу сама разобраться, хотя с этим у меня проблемы. Я за месяц едва выучила, где живу. — Ты переехала недавно? — Леон заинтересованно повернулся в её сторону, чуть склонив голову в бок. — Да. Гажил по работе сюда переехал, а я, наверное, не смогла бы долго без него. — А Гажил — это?.. — Леон не знал, не перебарщивает ли он вмешательством в её личную жизнь, но, во всяком случае, она может просто не отвечать. — Мой соулмейт, — она улыбнулась, и улыбка у неё эта вышла тёплой, не такой, как две минуты назад, сразу видно, что искренняя, а не потому, что надо. — О, вот как, — Леон улыбнулся в ответ и, не удержавшись, спросил: — А как ты вообще поняла, что он твоя родственная душа? — А ты ещё не нашёл? — Джувия посмотрела на него так, будто удивилась. Леон лишь покачал головой. Джу понимающе улыбнулась, но взгляд у неё вышел тоскливым, таким, будто она сожалела ему. — Знаешь, это трудно объяснить, — она чуть опустила голову вниз, закусив губу и нахмурившись, но, внезапно резко оживилась, сказав: — как будто тебя обнимают. — Что? — Леон непонимающе на её посмотрел, совершенно не понимая, что значит это странное сравнение. — Ну, вот что ты чувствуешь, когда тебя обнимают? Теплоту, спокойствие, уют. Это чувствуешь даже когда просто разговариваешь — такое доверие, и тебе становится хорошо-хорошо. Будто кто-то обнимает тебя за плечи, понимаешь? — Ну, смутно понимаю, — он нахмурился, кивнув. — Ты это почувствуешь. Это нельзя не почувствовать. Хотя, знаешь, — она внезапно засмеялась, сказав: — мои родители, прожив вместе пять лет, только потом осознали, что они родственные души. — О, да, это мой вариант, — он сам улыбнулся, на самом деле немного заволновавшись за то, что, возможно, он может общаться с кем-то так же долго и не понимать, что они родственные души. В любом случае, весь следующий день ему было не до этого. Сначала показывал всё Джувии, потом пары, и почему-то он внезапно вспомнил про это, когда зашёл в аудиторию, в которой сидела группа М-245 — группа Грея. Он покачал головой, положив дипломат на стол, откашлялся и осмотрел группу. Он заметил краем глаза Грея и, почему-то кивнув, будто в этой группе должен быть только он, поприветствовал всех. Леон, на самом деле, часто смотрел на студентов, пытаясь понять, кто из них его родственная душа. Но от взглядов чувство доверия в нём не просыпалось, и он с отчаянием понимал, что этого явно будет мало. Когда его взгляд пересекался с Греем, тот постоянно вздрагивал, да и у самого Леона все мысли вылетали из головы, но он вовремя находил нужный абзац в книге, продолжая читать лекцию. Что до самого Грея, то его взгляд метался от окна к Леону, будто он не мог определиться, куда смотреть. С одной стороны, смотря на Леона, он мог более чётко вслушиваться в лекцию, но с другой, ему казалось, что его взгляды слишком настойчивые. И сам он не знал, с чего у него были такие мысли. Пол-аудитории смотрит на него, не только же один Грей. Он выдохнул, оперевшись подбородком о руку и повернувшись к Леону. Вообще, однокурсники его любили, никто его пар не боялся, да и экзамены, говорили, принимает он вполне хорошо. Не валит и отметок не жалеет. Леон был приятным во всех отношениях. Грей сглотнул, когда их взгляды снова встретились, и Леон тут же резко опустил взгляд в учебник. У него красивые глаза — реально красивые, и взгляд у него всегда такой снисходительный, но мягкий. Такой, каким обычно смотрят доминанты на сабмиссивов. От такой мысли Грей невольно вздрогнул. Он сам не знает, как доминанты смотрят на сабмиссивов. На него смотрели с похотью, грязью и тупым животным желанием. Но с Леоном, наверное, могло бы быть по-другому. И смотрит он, наверное, так же: тепло, мягко, хоть и слегка превознося себя над другими. Но это не так страшно. Это Грею даже нравится. Грей качает головой и кусает губу, пытаясь избавиться от таких мыслей. О Леоне нельзя думать, как о своём доминанте. Потому что он уже чей-то. И этому кому-то очень-очень повезло — думает Грей. И сам не знает, с чего так решил. Он вспоминает, что хотел у Леона спросить, как это чувствуется. Но не может же он просто подойти и спросить? В конце, концов, они не настолько близки. Они по-прежнему преподаватель и студент. Да и у Грея смелости не хватит спросить у него это напрямую. Хотя, конечно, он спрашивал это уже у Нацу, но… да ладно, Грею следует признать, что ему просто нравится с ним говорить. По крайней мере, признаться самому себе. Грей смотрит на пустой конспект и понимает, что он уже вторую лекцию ни черта не пишет. Надо будет, что ли, дополнительную литературу взять. Грей внезапно дёргается, сознав, что может попросить Леона о помощи — всего пару занятий. А если не согласится, то можно про литературу спросить, а там уже как-нибудь разговорятся. Грей ощущает себя неловко от таких мыслей. Но, в конце концов, что плохого в том, что ему нравится общаться с Леоном? У Грея вообще такое редко: он скрытный, ему мало кто нравится, да и застенчивость берёт своё. Он признаётся себе в том, что хочет… подружиться. В этом же ничего такого нет. Ему хочется общения, хочется иметь рядом с собой кого-то ещё, кроме Нацу. Ему нужно такое же окружение, как и у всех. Но более личное, потому что самому такое трудно даётся. Это совершенно нормально. Просто дружба. Грей слабо улыбнулся, коснувшись таймера на руке. Когда-нибудь он обязательно найдёт своего соулмейта, которому расскажет всё-всё, которому сможет довериться, с которым будет легче. Когда-нибудь всё будет. Когда резко прозвенел звонок, Грей дёрнулся и глянул на Леона, надеясь, что он немного задержится. Тот, расписавшись в журнале и отдав его старосте, что-то подчеркивал в книге, закусив губу. Грей с пару секунд сидел на месте, сжав пальцами свой рюкзак и, глубоко выдохнув, встал и направился к нему. — Мистер Бастия? — Грей чуть склонил голову вбок, пытаясь выглядеть спокойным, дрожь рук Леон всё равно не заметит. — Да? — он поднял голову, посмотрев в глаза, из-за чего Грей снова вздрогнул. Не смотри на меня так. Не смотри. Не смотри. (Не своди с меня глаз). — У вас не будет немного времени? Просто я, кажется, две последние темы не понимаю от слова совсем. — Да ну? Ты? Серьезно? — голос у Леона удивленный, и Грей бы принял это всё за иронию, но выглядит он и вправду удивлённым. — Все мы люди, — Грей растерянно пожал плечами, опустив взгляд. — Ну, если хочешь, то помогу, конечно. В принципе, можно будет завтра после пар, я посмотрю, какая аудитория свободна. Сколько у тебя завтра пар? — Три. До часу. — Ну, если ты согласен подождать полчасика, то, думаю, можно будет позаниматься, — Леон улыбнулся, мягко так, что у Грея на пару секунд дыхание спёрло. — Подожду. Спасибо, — Грей кивнул и, закинув на плечо сумку, тихо добавил: — До свидания. — Ага, всего хорошего, — Леон выпрямился, складывая учебник в сумку, проследив за тем, как тот вышел. Он усмехнулся. Хороший, всё же, этот Грей человек. Со своими странностями (взять хотя бы этот вечный капюшон), но довольно приятный. Хоть и кажется слишком зажатым, а может просто стеснительный. Но у подростков это часто встречается, так что за странность это не считается. Леон невольно улыбнулся — он такой тихий, хоть и немного грубый, но послушный. Такой хороший сабмиссив. Такой бы просто не умел ослушиваться, и награждать такого одно удовольствие — потому что есть за что. Потому что эта покорность в глазах уже заслуживает того, чтобы его защищали и в лоб целовали. По Грею видно, какой он хороший саб. Видно по мягким движениям, по послушности, по кротости в глазах. Таких особенно любят. Таких по-особенному хотят. И у Леона в горле всё пересыхает от осознания, что с ним можно было бы сделать, как хвалить, и как долго можно было бы упиваться этим «Да, Господин» его голосом. Потому что в его голосе покорности больше, чем в действиях некоторых других. Леон вздрагивает и качает головой. Нет, думать о покорности собственного несовершеннолетнего* студента как минимум неправильно. Но, чёрт, какой же он невероятный сабмиссив.

***

Едва придя домой, Леон устало повалился на диван. После четырёх пар, и ещё одной прогулки с Джувией по университету, он хочет поесть и лечь спать. Хотя, он бы и не утруждал себя готовкой, но на голодный желудок он просто не заснёт. — О, ты что-то поздно, — Локи зашёл в гостиную, оперевшись бёдром о тумбу. — Там ещё еда тёплая, ну, или подо… — Что?! — от удивления Леон даже нашел в себе силы подскочить на кресле. Локи никогда не готовил. Локи никогда не ел в этой квартире, если, конечно, Леон что-то не приготовит. И данное заявление заставило даже в пришельцев уверовать. — Не волнуйся, не я готовил, — Локи усмехнулся, засунув руки в карманы. — А, — Леон понимающе кивнул и, успокоившись, хотел вновь опереться на спинку дивана, но внезапно вновь дёрнулся: — А кто?! Неужели Ева готовить научилась? Отозвавшись на кличку, в комнату забежал щенок и радостно прыгнул на колени к Леону, облизывая руки. — К слову, ты Еву кормил? — Леон нахмурился, погладив щенка по голове. — Ну, готовила Ариес, а Еву… ну, забыл, — он развёл руками. — Отлично, — Леон встал, идя в сторону кухни, и Ева радостно побежала за ним, уже понимая, что кухня — значит еда, которой её сегодня обделили. — Так, а что за Ариес и что она делала у меня в доме? — Готовила, — пожав плечами, Локи повернулся к нему лицом. — Да ну?! — он достал пачку корма, неодобрительно глянув в сторону Локи. — Да чего ты нервный такой? Ну, забыл я покормить, не умерла же она, — он пожал плечами, фыркнув. — А Ариес — та, с кем я переписывался до переезда. Мы неделю с ней ходили гулять, ну, в итоге как-то ко мне, ну, то есть к тебе пришли. И да, поменяй постельное бельё. — Блять, Локи, ты серьёзно? — и он не знал, что его злило больше: факт того, что кто-то спал в его кровати, или то, что это не он там трахал кого-нибудь в своей кровати. — А мы на диване должны были это делать? Но! — Локи внезапно улыбнулся. — Кажется, я переезжаю к ней через недельку. — Ну, хоть какая-то хорошая новость, — Леон открыл крышку сковороды, принюхавшись — а пахло вкусно. — С ней так приятно разговаривать. Как будто кто-то обнимает. Леон резко, с громким стуком, закрыл крышку. Всех кого-то обнимают во время разговора, а Леон с остановившимся таймером ходит! Где эта чёртова справедливость? Перед ним, будто перед голодной собакой, размахивают куском мяса, который он всё никак не может ухватить. Но, во всяком случае, ему некого было винить в этом, кроме как самого себя. Всего пятьдесят один человек (Леон понял, что Грея тоже не стоит списывать со счетов; ну, мало ли). Это не целый город, это не весь мир, всего несколько десятков. Это просто мелочь. А Леон будто не может. Будто что-то мешает, или, быть может, где-то глубоко в душе он не хотел этого? Возможно ли, что он просто не был к этому готов? Соулмейт — это по-серьёзному, это самое-самое. Так возможно ли, что что-то в Леоне не хочет этого серьёзно? Такое возможно? А вдруг он вообще бракованный? Не создан он для такого, хоть и пара у него есть? Может такое быть? А есть у этого название? Леон не знал. Леон знал, что устал. И непонятно от чего. (от жизни, как вариант) — Всё хорошо? — Локи косо глянул на Леона. — Хорошо, — он согласился, но отрицательно покачал головой. Потому что ни черта не хорошо. Потому что он уже не знает, чего хочет. Леон напоминает сам себе маленького ребенка. Куда делась вся его целеустремлённость? Весь запал и желание? Леон не знал. Просто внезапно захотелось уйти в отпуск на неделю и всё это время просто лежать и лежать. Но в отпуск, его, конечно, не пустят. Было такое чувство, что что-то в нём оборвалось. И он ощущал себя таким несчастным. А ещё инфантильным. Возможно, он просто завидовал: Локи, Джувии, Грею. А почему Грею — непонятно. — Знаешь, возможно, вы с ней родственные души, — Леон поднял голову и улыбнулся, хоть и вышло это совсем наигранно. — Подумай над этим, а я спать. — А есть не будешь? — Локи вскинул голову вверх, поправив очки. — Нет, я не голоден, — он покачал головой и пошёл в сторону спальни. В комнате Леон, прикрыв дверь, облокотился об неё спиной, смотря в одну точку. Свет он не включил, поэтому точкой можно было назвать свет, который падал из большого окна. Он и вправду устал. Эта навалившаяся хандра, непонимание себя — следствие недосыпа. Он покачал головой и, подойдя к окну, посмотрел на город. Где-то там сейчас веселятся люди. Где-то там подростки не думают о завтрашнем дне. Здесь и сейчас Леон чувствует себя одиноким. Он коснулся стекла, будто пытался дотянуться до города, ощутить эту лёгкость и беззаботность ночного города. Но между ним и городом было стекло. Плотное и толстое стекло, из-за которого Леон не слышал даже звуков. Казалось, что где-то внутри него тоже толстое стекло, из-за которого он не может услышать самого себя. И из-за этого стекла всё искажается, и собственные желания кажутся странными, а действия — непонятными. Да, ему нужно просто выспаться. От недосыпа всегда голова кругом идёт и нервным от этого становишься. Потому что он не может не хотеть найти его. Потому что это — самое сокровенное его желание. Потому что найти свою родственную душу — это как некий смысл жизни для Леона. Потому что его никто и никогда не понимал в полной мере. Быть может, между ним и его соулмейтом тоже стекло?..

I watch you pass me by Я вижу, как ты проходишь мимо, My words they can't describe Словами не описать мои эмоции. But I can see the gravity Но я чувствую, как притяжение Way up from the sky Возвращает меня с небес. We leave the past behind Мы оставляем прошлое позади, 'Cause we all wanna fly Ведь все хотим добиться чего-то впереди.

___________________________ *Несовершеннолетний — совершеннолетними в Нью-Йорке считаются люди, достигшие двадцати одного года. Песня: "Hollywood Undead — Gravity"