«Дети — это наша надежда, столь же часто, как и все другие надежды, нас обманывающая»
НаʼТот плохо помнила дилгарскую войну. Она была слишком маленькой, чтобы осознать происходящие события. Зато последствия этой войны она узнала слишком хорошо… Когда дилгаре в своей агрессии зашли слишком далеко и начали нападать на все планеты, попадавшиеся им на пути, Лига Неприсоединившихся Миров обратилась за помощью к Земному Альянсу. Тем удалось остановить захватчиков, хоть и дорогой ценой. Нарн старался держаться в стороне от этого конфликта. Это, правда, совершенно не мешало ему торговать оружием с обеими сторонами. Только освободившейся от столетней оккупации планете, раздираемой внутренними неурядицами, было совершенно невыгодно враждовать со столь агрессивной и развитой расой, как дилгаре. Нарны с трудом добились от них договора о ненападении. Но в КхаʼРи понимали, что все это — временная отсрочка, и рано или поздно их «союзники» обратят взоры на Нарн. Но об этом старались не думать. Пока надо было выиграть время, набраться сил и опыта. Поэтому нарны наблюдали за ходом войны, попутно выведывая новые технологии, непрестанно увеличивая свой запас оружия… Прознав о махинациях Режима Нарна, дилгаре решили преподать им урок и наказать за обман. Они атаковали несколько отдаленных колоний, использовав их небольшое население в качестве материала для своих опытов. Правительство Нарна решило замять этот инцидент, потому что колонии находились слишком далеко от метрополии. Но отвертеться от войны им все же не удалось, ибо дилгаре на этом не остановились… Лишь своевременное вмешательство землян спасло их от новой оккупации, от захвата врагом гораздо более жестоким, чем центавриане… Дед НаʼТот служил на Хайлаке-7 — одной из тех несчастных колоний, которые подверглись нападению дилгар. Руководила этой операцией ДжаʼДур, одна из самых жестоких дилгарских военачальниц, прозванная ее многочисленными жертвами «Несущая Смерть». Она в то время увлекалась киберорганикой и использовала пленных жителей колонии в своих ужасных опытах. Когда земляне освободили Хайлак-7, из нескольких тысяч нарнских поселенцев в живых остались считанные единицы, среди них был и дедушка НаʼТот…***
После смерти матери семья НаʼТот перебралась из Драксшота в ГʼКамазад. Отец поклялся, что больше не допустит того, чтобы его родные голодали. — Я приложу все свои силы и средства, чтобы такого больше не случилось, — говорил он НаʼКалу, своему двоюродному брату. — Если для этого надо возродить былое великолепие нашего мира — я попробую это сделать! Она бы это одобрила… — Ты очень наивен, дро’та! — усмехался дядя. — Для этого тебе понадобится много денег и влиятельные знакомые! — Что ж, если без этого нельзя, у меня будет и то и другое! — твердо сказал отец. Он добился своего: через некоторое время их семья не испытывала нужды ни в чем. ШаʼТот стал одним из самых влиятельных граждан ГʼКамазада. НаʼТот росла, окруженная вниманием со стороны отца, который в ней души не чаял и баловал по пустякам. Но в один день все это изменилось навсегда…***
Когда отец и дядя привели деда в дом, НаʼТот сильно испугалась. НаʼШот, прежде — энергичный и сильный мужчина, — теперь смотрел в одну точку ничего не выражающими глазами. Отец поддерживал его под руку. С другой стороны стоял его двоюродный брат. ШаʼТот с болью посмотрел на дочь, которая, отшатнувшись, спряталась за спину тетки. — Слава ГʼЛану, ты все-таки нашел его! Но что они с ним сделали?! — прошептала тетя ЛаʼЭт, прижав руки к губам. — О, отец! На голове деда зловеще поблескивали металлические контакты. Но страх внушали не они, а выражение его глаз — в них застыли ужас и боль. — Как он? — заикаясь, спросила ЛаʼЭт, протягивая руки к дедушке. — Плохо, сестра, — медленно ответил отец, поглаживая деда по плечу. — Он не в себе. Никого не узнает. Когда его нашли, он не мог связать и двух слов, поэтому мы так долго не могли ничего о нем узнать. Я нашел его в военном госпитале. Там его всячески… изучали. Помочь ему они все равно не смогли, поэтому я решил забрать его оттуда… — Кто это сделал с ним? — срывающимся голосом спросила тетка. — ДжаʼДур, Несущая Смерть, — глухо ответил отец. — Я молю всех богов о том, чтобы слухи о ее гибели были неверны — это даст мне повод для мести! НаʼШот вздрогнул, услышав имя своей мучительницы. А потом, оживившись, возбужденно вскрикнул: — Враг! Уничтожить врага! Внезапно он потянулся к ножу, висевшему у отца на поясе. Тот с трудом успел увернуться. — Прошу тебя, успокойся! — уговаривал он деда. — Ты среди своих! Врагов больше нет, понимаешь? Это же я, твой сын, ШаʼТот! Ты меня узнаешь? На мгновение дед посмотрел на него почти осмысленно. Потом лицо его исказилось гримасой боли. — ШаʼТот, сынок? Дочь моя? Простите, но я больше не могу сдерживаться… не могу… Эта штука в моей голове… она… — он вскрикнул и схватился за голову. — О, ГʼЛан! Избавь меня от этого кошмара! Я так устал от всего этого… — и тут он разрыдался. НаʼТот больше не могла на это смотреть и убежала к себе. Дядя НаʼКал покачал головой, с трудом удерживая деда на месте. — У него опять эти боли. Врачи предупреждали об этом. Надо сделать ему инъекцию. Нельзя допускать, чтобы он так страдал! Отец кивнул и, достав шприц, сделал деду укол. Постепенно НаʼШот перестал кричать и вырываться и снова уставился вдаль пустыми глазами…***
С этого дня жизнь их семьи превратилась в кошмар. Отец не хотел посвящать посторонних в их дела, поэтому за дедушкой старались присматривать родные. Основная забота об этом легла на плечи тети ЛаʼЭт. Это была тяжкая ноша. НаʼШот вел себя смирно, пока не истекал срок действия транквилизаторов. Тогда он начинал буйствовать и мог броситься на любого, кто оказывался в пределах досягаемости. А если не удавалось вовремя ввести обезболивающее, то дед начинал кричать и биться в истерике. Тетка, и без того молчаливая и замкнутая, стала теперь еще раздражительнее. Но она тянула это нелегкое бремя. Гордая и независимая женщина, ЛаʼЭт скорее умерла бы, чем признала, что не может справиться со своими обязанностями. У тетки и раньше была нелегкая жизнь, а теперь она стала еще невыносимее. НаʼТот понимала, что в душе своей ЛаʼЭт вовсе не такая злая и вредная, как старается выглядеть, но все равно недолюбливала ее за строгость.***
Бывали редкие часы, когда дед приходил в себя и начинал узнавать близких. В такие мгновения он вел себя почти нормально. Но любой разговор неизменно сводился к одной теме: он просил их убить его. — ШаʼТот, сынок, пожалуйста, сделай это для меня! — шептал он, озираясь по сторонам. — Ведь я теперь жалкий калека. От меня теперь нет никакого толку, только лишние хлопоты… Ты ведь помнишь, каким я был раньше, сынок? Я не хочу жить вот так! Эта ведьма, ДжаʼДур, посадила мне в голову эту проклятую штуку… А я ничего не мог сделать, понимаешь!.. Я хочу умереть. Так будет лучше для всех нас. Я обрету, наконец, покой… Как и вы. ШаʼТот, пойми, я боюсь. Боюсь того, что могу причинить вам еще большее зло. Машина, что сидит в моем мозгу, постоянно разговаривает со мной. Она велит мне убивать тех, кого считает врагами. Мне страшно, что я однажды не смогу заглушить ее голос и… — он поморщился, схватившись за голову. — Прошу, дай мне умереть! Убей, пока еще не поздно! ШаʼТот вздрагивал, видя его мучения, но не мог пойти на столь отчаянный шаг. — Наверняка его можно вылечить… — бормотал он. Отец консультировался с лучшими нарнскими учеными. Они смотрели на деда и качали головами. — Боюсь, что он обречен, — сказал один, — я занимался изучением работ ДжаʼДур, посвященных этому вопросу. На Хайлаке-7 она занималась исследованиями в области киберорганики, экспериментировала, создавая киборгов для военных действий. Ваш отец — типичный образец. Если бы нам удалось опередить землян, то мы бы узнали гораздо больше о ее исследованиях. Но, увы, Хайлак-7 был освобожден флотом Земного Альянса, и можно не сомневаться, что они прихватили немало ценной информации, оставив нам лишь жалкие крошки… Ученый мрачно хмыкнул. — Но даже с теми знаниями, что мы имеем, можно кое-что выяснить. Машина, что вмонтирована в мозг вашего отца, является уникальным устройством. Основой принцип ее воздействия на мозг нам ясен, но есть одна сложность. Похоже, что Несущая Смерть не успела закончить свою работу над ней. Система может дать сбои, так как не отрегулирована. К тому же, несомненно, большое влияние имеет сам носитель, ведь его мозг и сознание постоянно сопротивляются приказам машины… Это… — Так ее можно удалить? — нетерпеливо перебил его ШаʼТот, осознав, что ученый может говорить часами о своей любимой киберорганике. — Я заплачу любую сумму, лишь бы мне вернули прежнего отца! Лицо ученого вытянулось. — Мы еще не до конца разработали технику таких сложных операций… — протянул он, — точнее, совсем не разработали. Нам это не по силам в данный момент. Мне очень жаль, но ДжаʼДур сильно повредила мозг вашего отца. Даже если бы мы сумели извлечь это устройство из его головы, и НаʼШот остался бы жив после этого, он все равно не будет прежним. Но вероятность того, что он выживет, ничтожно мала… Мне очень жаль! Ученые, поклонившись, направились к выходу. — Что же мне делать? — растерянно спросил ШаʼТот. — В данный момент, то же, что и раньше — держите его на транквилизаторах, — ответил ученый, остановившись в дверях. Тут он на мгновение оживился. — Я бы на вашем месте отправил его в госпиталь при нашем исследовательском центре. Там это устройство можно изучить в более удобной обстановке. К тому же, должен вас предупредить: ваш отец очень опасен. Я наблюдал за подобными больными — у них очень быстрая реакция. В сочетании с повышенной агрессивностью это может привести… к большим неприятностям… Полагаю, что вы и сами заметили это, общаясь с вашим отцом. Их реакция непредсказуема, поведением трудно управлять. Наверное, это из-за недоделок в программе… Я ведь уже говорил, что ДжаʼДур не успела закончить свою работу. Исходя из этого, лучше всего изучать данный феномен в госпитале! — Ну уж нет! — отрезал отец. — Знаю я ваши исследовательские центры! Я не позволю подвергать отца новым мучениям. Он и так слишком много пережил. — Воля ваша, — пожал плечами ученый. — Тем не менее, я был хотел поддерживать с вами связь… если вы не против? Вместе мы, может быть, что-нибудь придумаем. А пока надо набраться терпения. И вот еще что: держите его подальше от оружия! Помните, что ваш отец теперь — машина, созданная для того, чтобы убивать. Не знаю, по какому принципу он выбирает цель, поэтому старайтесь не провоцировать его на агрессию. Старайтесь общаться с ним спокойно и мягко. И ни в коем случае не грозите ему оружием! Я буду навещать вас так часто, как смогу. Возможно, что вскоре вы передумаете насчет госпиталя… — Никогда! — сказал отец, закрывая за ними дверь…***
НаʼТот никак не могла определиться в своих чувствах по отношению к дедушке. Иногда ей было жаль его, а иногда… Иногда она его ненавидела. Но самым постоянным чувством, которое она испытывала, глядя на деда, был страх. Она боялась его странного вида, его безумных глаз, непредсказуемого поведения. НаʼТот старалась не показывать того ужаса, что испытывала при виде НаʼШота, ибо ей не хотелось прослыть трусихой. Ей это неплохо удавалось. НаʼТот недавно исполнилось десять лет, и она получила взрослое имя, но это событие, весьма важное для каждого нарна, прошло в их семье почти незамеченным. Потому что в доме появился дедушка. Забота о нем отнимала у родных очень много времени, и когда НаʼТот проводила несколько дней, свободных от обучения в школе, дома, ей приходилось довольствоваться редкими моментами общения с ними. Это и стало основной причиной ее ненависти. После смерти матери отец уделял своей единственной дочери очень много внимания. Она была любимой дочкой, баловнем семьи. А теперь все это исчезло как дым. Ребенку трудно сразу все понять, и НаʼТот очень страдала от этого.***
— Ты уже большая, тебе десять лет! — говорила ЛаʼЭт, когда НаʼТот в очередной раз пыталась привлечь к себе внимание. — Ты уже сама можешь это сделать. Отстань, я занята! Надо делать дедушке укол… Отец тоже находил какую-нибудь отговорку. — Не сейчас, милочка, я очень занят, — говорил он ей, щипнув за щеку. НаʼТот, надувшись, уходила к себе… Вскоре тетка стала замечать, что ее маленькая племянница все сильнее отбивается от рук, стала дерзкой и непокорной. — Да ты просто избалованная нахалка! — взорвалась она однажды, когда НаʼТот отказалась выполнить какое-то ее поручение. — На месте твоего отца я бы как следует тебя отлупила! — Это я тебя отлуплю! — огрызнулась НаʼТот в ответ. Тетка от такого высказывания потеряла на минуту дар речи. Потом вскипела и попыталась схватить дерзкую девчонку за шиворот. Не менее разъяренная НаʼТот увернулась и опрокинула поднос с ампулами для деда. ЛаʼЭт тут же стала зловеще спокойна и ледяным голосом прошипела: — Так-так… Тебе лучше уйти и не показываться мне сегодня на глаза. Вот вернется отец, и у нас с тобой будет серьезный разговор! Стараясь казаться невозмутимой, НаʼТот вылетела из гостиной. Слова тетки не предвещали ничего хорошего…***
Весь день НаʼТот тихо просидела в своем укромном уголке во дворе. Когда стемнело, она увидела отца, идущего по дорожке, и ринулась к нему, надеясь успеть раньше тетки. Если он услышит о нынешнем инциденте сначала из ее уст, то, наверняка, будет более снисходителен. Но отец был не один. Рядом с ним шагал тот мерзкий ученый, который занимался лечением дедушки. — Он’тар, я… — пискнула НаʼТот, пытаясь привлечь его внимание. — Не сейчас, ниа, — рассеянно ответил он, ласково потрепав ее по плечу. — Я занят. Отец обернулся к своему спутнику. — Ну, и как наш пациент? — спросил тот. — Как новый препарат, что я ему выписал? — Знаете, он неплохо действует, — ответил ШаʼТот. — Гораздо лучше, чем прежнее лекарство. Уже неделю отец засыпает почти мгновенно и не закатывает этих ужасных истерик. И, что самое главное, он все чаще пребывает в спокойном состоянии! — Отлично! — оживился ученый. — Значит, мы на верном пути. Будем продолжать в том же духе. Мне бы хотелось взглянуть на него… — Он сейчас должен гулять в саду вместе с моей сестрой, — сказал отец. — Тут недалеко… — Папа! Ну, папа же!.. — ныла НаʼТот, теребя его одежду. ШаʼТот остановился и, нахмурившись, наклонился к дочери. — НаʼТот, ты уже большая девочка и должна понимать, что невежливо встревать в разговор взрослых! Неужели ты не можешь подождать? Иди-ка домой, уже поздно! Вспыхнув от стыда и обиды, НаʼТот убежала прочь. Отец, виновато улыбнувшись, повел ученого в сад.***
НаʼТот бежала, огибая толстые стволы деревьев джалва, ветки которых были усеяны душистыми алыми цветами. Она была обижена до глубины души. Выходит, она никому здесь не нужна. Даже родному отцу. Никому нет до нее дела. Ну и пусть! Ей тоже никто не нужен! Она уже большая, значит, сама себе хозяйка. И может делать все, что ей хочется! НаʼТот резко остановилась, чуть не столкнувшись со старым деревом, чья крона была столь высока, что ей пришлось задрать голову до боли в шее, чтобы увидеть верхушку. Под этим деревом стояла тетка, наблюдая за дедушкой. НаʼШот стоял с вытянутой рукой и ловил лепестки цветов, падающих сверху. Иногда он улыбался своей странной отсутствующей улыбкой и, в сочетании с металлическими пластинами, поблескивающими на его голове, это выглядело жутко. НаʼТот поспешила спрятаться за стволом, пытаясь унять волну страха, поднявшуюся в ее душе. Дедушка, услышав учащенное дыхание девочки, повернул голову в ее сторону, но остался стоять на месте. ЛаʼЭт, заметив его движение, на всякий случай огляделась вокруг. В это время к ним подошли отец и его спутник. — Как он? — спросил ШаʼТот у тетки, указывая на деда. — Пока спокоен… — равнодушно ответила ЛаʼЭт, прикрыв глаза. — Ловит лепестки и, похоже, это занятие ему нравится… — она криво улыбнулась. — Он занимается этим уже четвертый час, ШаʼТот. И, если честно, меня от этого бросает в дрожь… Тетка оборвала себя и выпрямилась. Отец понимающе хлопнул ее по плечу. Дедушка подержал на ладони горсть алых лепестков, улыбнулся и подбросил их вверх. Потом снова поймал. При виде гостя он насторожился и внимательно на него поглядел. Лицо его было совершенно невозмутимо, но в глазах промелькнул зловещий огонек. Ученый, заметив это, остановился на безопасном расстоянии и кашлянул. — Гм… Вижу, что он в хорошей форме… Если так будет продолжаться дальше, то, возможно, нам удастся нейтрализовать это устройство. Дед сжал руку в кулак, сминая лепестки в бесформенную массу. Ладони его покраснели от сока, как будто он окунул их в кровь. Ученый невольно отпрянул назад… НаʼТот, которой прискучил этот непонятный разговор, подняла голову, пытаясь разглядеть верхние ветки дерева. В ее голове созрел план отмщения. Сейчас она им покажет! Раз она теперь большая девочка, значит, запреты для маленьких ее не касаются! Отец запретил ей лазить по этому дереву, так как оно было старое и высокое. Теперь это уже не имело значения. ЛаʼЭт, услышав шорох над собой, подняла голову, чтобы выяснить причину. Дед уже давно следил за ней. Отец продолжал обсуждать что-то с ученым. Тетка охнула, увидев НаʼТот, которая сидела среди густых ветвей и корчила ей рожи. ЛаʼЭт беззвучно погрозила ей кулаком. НаʼТот с издевательской улыбкой полезла выше. — Я вам всем покажу! — бормотала она, карабкаясь по колючим ветвям. Заметив беспокойство тетки, отец проследил за ее взглядом. Увидев дочь, он выпучил глаза. НаʼТот, наслаждаясь произведенным впечатлением, помахала ему рукой. Ученый что-то говорил, увлеченный темой беседы, но отец прервал его, гневно заорав: — Немедленно слезай с дерева, негодница! НаʼТот ликовала: наконец-то все смотрели только на нее! Наконец-то ее заметили! А какое лицо у тетки! Только дедушка стоит как столб. Чем же его поразить? Ах, он же любит лепестки… так он их получит! Она полезла еще выше, где ветви уже опасно прогибались под ее тяжестью. Потянулась к усеянной цветами ветке и… Хруст ломающихся сучьев прервал ход ее мыслей. НаʼТот попыталась ухватиться за что-нибудь, но рука соскользнула, и она полетела вниз… На мгновение все завертелось перед ее глазами: испуганное лицо тетки, отец, бегущий к дереву с протянутыми руками, ученый с открытым ртом… Очнулась она в чьих-то крепких объятиях. Подняв глаза, НаʼТот встретила спокойный и безучастный взгляд деда. Он держал ее на вытянутых руках, рассматривая с головы до пят, будто она была необычным лепестком. Потом его губы растянулись в жуткой улыбке. Тут НаʼТот не выдержала и заорала как сумасшедшая. Дедушка вздрогнул и разжал руки. Рыдая, НаʼТот бросилась к отцу и вцепилась в него. — Ну-ну… — бормотал ШаʼТот, пытаясь ее успокоить. — Что ты? Реакция ЛаʼЭт была несколько иной. Сжав губы, она подошла к племяннице и в сердцах дала ей пощечину. — Какая же ты все-таки дрянь! — прошипела она срывающимся голосом. — Так всех переполошить! Ты же могла свернуть себе шею! Дедушка продолжал стоять, отрешенно глядя на свои пустые руки. Ученый, наконец, обрел дар речи и, возбужденно жестикулируя, обратился к отцу: — Нет, вы видели? Видели это?! Потрясающе! — Что — потрясающе? — спросил отец, не глядя на него. Он прижал дочь к себе и стряхивал с ее одежды лепестки. — Он поймал ее! Взял и поймал! Потрясающая реакция, господин ШаʼТот! Я… ЛаʼЭт снова замахнулась, чтобы шлепнуть племянницу по другой щеке. — Я чуть рассудка не лишилась из-за тебя, негодная девчонка!.. — шипела она злобно. Дедушка моментально подскочил к ней и перехватил ее руку. — Не трогай ее! — жестко сказал он. Глаза его яростно сверкнули. Опешив, тетка испуганно отошла в сторону. Дед выжидающе следил за ней, сжав кулаки. ШаʼТот, взяв дочь на руки, грустно улыбнулся. — О…кажется, у тебя появился защитник… ЛаʼЭт, натянуто улыбнувшись, самым ласковым голосом сказала своей племяннице: — Хорошо, мы еще поговорим о твоем поведении… Дома, когда дедушка ляжет спать… ШаʼТот направился к дому, держа НаʼТот на руках. Ученый пошел за ним, бормоча про себя: — Какая поразительная реакция!***
Отныне у НаʼТот появился постоянный защитник. Все в семье заметили, что дедушка по-особенному относится к своей внучке. Он улыбался, завидев ее, и всячески пытался привлечь ее внимание. Дед не любил процедуру уколов, и раньше тетке приходилось долго уговаривать его. Теперь, если НаʼТот присутствовала во время процедуры, время уговоров сокращалось вдвое. ЛаʼЭт, отметив этот факт, стала часто звать племянницу на помощь. НаʼТот не любила это занятие, но всегда послушно приходила по первому зову. Отец целыми днями пропадал по делам и не мог всегда быть рядом, а ЛаʼЭт все же нуждалась в помощи. Дедушка был очень силен, и одной ей с ним не справиться, если ему вдруг вздумается бузить. Поэтому постепенно НаʼТот превратилась в верную помощницу тетки, исполняя роль сиделки в свободное от учебы время. Отец очень гордился своей ответственной дочерью. А она иногда вздыхала, глядя на других детей в окно. Они были свободны от всяких забот, играли и занимались, чем хотели. Ей, увы, это было недоступно. У нее уже были обязанности. Когда НаʼТот исполнилось тринадцать лет, она выглядела гораздо серьезнее, чем ее сверстники. За дедушкой нужно было постоянно следить. Хотя они спрятали все оружие, что было в доме, он то и дело находил новое. Это надо было отслеживать и пресекать.***
Однажды отец задержался допоздна, проворачивая какую-то сделку. Он никогда не говорил дома о своей работе, но НаʼТот уже была достаточно взрослой, чтобы понять: ее отец занимается поставками оружия. В их доме то и дело появлялись образцы новых видов ионных ружей, автоматов и плазменных пистолетов. Отец с кривой улыбкой называл их «экземплярами для коллекции». НаʼТот была достаточно взрослой, чтобы сделать вид, будто верит ему… Ожидая его возвращения, она коротала вечер вместе с теткой. ЛаʼЭт безуспешно пыталась научить племянницу нехитрому искусству плетения гобеленов и циновок из разноцветных полосок кожи — это умела делать почти каждая женщина на Нарне. Но НаʼТот в этот раз была совершенно невнимательна и не могла запомнить порядок расположения узлов. Ее беспокоило поведение деда. Он вел себя очень нервно и раздражительно целый день, даже уговоры любимой внучки на него не действовали. ЛаʼЭт со вздохом отложила начатую циновку и покосилась в сторону комнаты деда. — Что-то он сегодня не в духе, — заметила она. — Ему уже давно пора уснуть. Наверное, дело в препарате. Он начал к нему привыкать. Пожалуй, стоит сделать ему еще один укол. А то он устроит нам истерику. Ни’йя, приготовь шприц! ЛаʼЭт встала и направилась к деду. НаʼТот хотела было предложить ей поменяться местами — ведь давно известно, что с ней дедушка ведет себя более покладисто, — но передумала. Она сегодня целый день общалась с ним и порядочно устала. Она отвернулась, чтобы поменять ампулу на шприце. А потом услышала грохот падающей мебели и слабый крик тетки. Ворвавшись в комнату, НаʼТот увидела, что ЛаʼЭт оседает на пол, схватившись за окровавленное плечо, а дедушка заносит нож для следующего удара. — Нет! — вскрикнула она, взмахнув руками. Дед повернул голову в ее сторону. — Враг! — глухо прорычал он. В его глазах плясал безумный огонек. — Нет! Друг! — возразила НаʼТот, обмирая от ужаса в душе. Она подошла поближе и загородила тетку собой. — Друг! — повторила она. — Брось нож, ор он’тар! Это не ты, это машина подсказывает тебе так поступить. Надо заставить ее замолчать, надо сделать укол… — Я больше не хочу спать! — рявкнул дед, топчась на месте. — Но ведь ты же не хочешь, чтобы твоя внучка огорчилась? — НаʼТот применила самый свой сильный аргумент. — Ты же не сделаешь ей больно? Она не помнила, сколько времени уговаривала его. В конце концов, дед послушно протянул руку для укола. Когда он уснул, НаʼТот наконец-то смогла заняться теткой.***
ЛаʼЭт, закусив губу, смотрела на окровавленную руку, безжизненной плетью свисавшую вдоль бока. — Царапина, — хрипло сказала она, посмотрев на племянницу. — Бывало и хуже… НаʼТот тщетно пыталась сдержать дрожь. Трясущимися руками она перевязывала рану, стараясь остановить кровь. — Ничего себе царапина, он’та! — прошипела она сквозь зубы. — И откуда он только взял нож?! Поздно вечером вернулся отец и молча выслушал их сбивчивый рассказ. — Ну-ка, покажи руку, — коротко сказал он, повернувшись к сестре. Несколько секунд он рассматривал ее рану, а потом сказал: — Пожалуй, здесь нужна помощь врача. Рану надо зашить. ЛаʼЭт вздрогнула и вцепилась в него другой рукой. — Нет! Не надо врачей! — Почему? — спросил ее отец. — Мне… стыдно, ШаʼТот. И как я им все объясню, ты подумал? Отец вздохнул, задумавшись. — Хорошо, я сам зашью. Не впервой. НаʼТот, принеси аптечку и лампу!***
Тетка молчала, пока он накладывал швы. НаʼТот держала лампу, чтобы он мог лучше видеть рану. Отец обрезал нитку, думая о чем-то своем. Лицо его было мрачно. ЛаʼЭт некоторое время крепилась, а потом прошептала, опустив голову: — Брат, я больше не могу так жить. Я чувствую, что скоро сойду с ума! — сказала она срывающимся голосом. — Как подумаю о том, что могло бы случиться… Ведь он мог запросто убить и меня и НаʼТот! И какие у нас гарантии, что завтра он это не сделает? Ты бы видел, сколько ярости было в его глазах… Может быть… может быть, тот ученый был прав, и нам следовало бы… следовало бы… Тут она оборвала себя и испуганно посмотрела на брата. ШаʼТот закончил последний стежок и мягко обнял ее за плечи. — Ты потеряла много крови, сестра. Тебе надо отдохнуть. Я тебя заменю сегодня. А ты иди к себе и ложись спать. ЛаʼЭт захлопала глазами, будто пытаясь смахнуть соринку. — Что я говорю, ШаʼТот? О, ГʼЛан! — Ты разве что-то сказала? — переспросил отец, оглядываясь на дочь. — Я ничего не слышал. А ты, НаʼТот? — Ничего, папочка, — быстро ответила она, — Ты не волнуйся, тетя, мы за тебя подежурим! ЛаʼЭт молча направилась в свою спальню…