Good Again

Лежа на животе, я обнимала диванные подушки. Утренний свет, разлитый в комнате, чувствовался даже сквозь закрытые веки. Я лишь слегка их приоткрыла, и снова сомкнула, наслаждаясь самым сладким, утренним сном, за которым неизбежно следует пробуждение. Окно в гостиной было открыто, и осенний ветер, влетая в комнату, приносил с собой зябкий холодок. Я же была лишь частично под одеялом, моя голая спина была открыта и уязвима для холодных прикосновении сквозняка. То, что началось вчера вечером с просмотра телевизора после ухода Хэймитча и Эффи, закончилось тем, что мы и все подушки с дивана перекочевали на ковер возле камина. Наша измятая одежда в итоге перепуталась с пледами, и из всего этого мы устроили настоящее импровизированное гнездо у огня. Мои космы, кажется, залезли везде. Обычно Пит ежедневно расплетал мне косу перед сном. Его большие, сильные пальцы распутывали узелки в моей шевелюре до тех пор, пока она ему не поддавалась и не переставала торчать во все стороны. Но вчера нам было не до этого. И сейчас мое тело ощущалось как патока — растекшимся и липким —, а влага между бедер напоминала о ночи, проведенной в объятьях Пита. Мысль о нем заставила меня невольно застонать, прежде чем я успела подумать о последствиях. Потому что от этого звука он тут же заворочался рядом со мной. Подушки зашевелились, и он повернулся ко мне. Он не стал меня тут же обнимать, однако, продолжил дорожку из поцелуев вдоль шеи и спины, заставив меня мелко задрожать от прикосновения его губ. Потом все замерло и я услышала тук-тук, означавший, что он пристегнул свой протез, и шорохи, как будто он что-то нашаривал на кофейном столике. И только я собралась поднять голову, как он сказал:  — Не-а, не двигайся, — и все мое тело сжалось от предвкушения того, что он собирался сделать. После нашего кризиса, он стал в постели просто бешеным. Может, дело было почти в месячном воздержании после нашей ссоры, а может — оттого, что он, наконец, преодолел свои страхи и поверил, что я его больше никогда не брошу. Что бы это ни было, он перестал от меня закрываться, и все барьеры между нами рухнули. Мы с ним исследовали друг друга, порой игриво дразня, а порой — на полном серьезе. Однажды ночью он, удерживая меня в полном подчинении, не давая мне своевольно двигаться, шепотом поведал мне свою маленькую тайну, не переставая при этом в меня входить: - Знаешь, как долго я о тебе грезил? — Хмм, нет. Скажи мне.  — Целую вечность.  — И что ты делал со мной в своих фантазиях? — Все. Я брал тебя всю без остатка. При этом он удерживал обе мои руки в одной своей у меня над головой, нежно и безудержно покусывал мне плечи и грудь, и от таких его слов я просто треснула по швам. Я была для него будто подарок, который он медленно смаковал и разворачивал, неспешно распаковывая обертку слой за слоем, пока под ним не оставалось ничего кроме моего сладкого трепета. Я была беззащитна, вся в его власти, но и беспредельно любима. И от подобных ощущений у меня голова шла кругом, так что порой я не могла думать ни о чем, кроме его рук на моем теле. Он был все тем же Питом: милым, внимательным, он постоянно пек и приносил мне всякие вкусности, как мальчишка приносит своей возлюбленной цветочки. Но существовал и еще один Пит: дикий, неконтролируемый, тот, что размазал бы эти же цветочки по моей обнаженной плоти, оставил бы на мне свое клеймо — и не на коже, а внутри. Всё еще лежа на животе, я вдруг почувствовала сзади прикосновения легкие как пух. И это были не его пальцы — касания были сейчас гораздо нежнее. Что-то щекотно поглаживало изгиб моей шеи, чертило узоры на спине, следуя по тропкам моих огненных шрамов, заставляя меня дрожать. Когда же он добрался до края одеяла, то безжалостно его сдернул с меня и продолжил свою изысканную пытку, от которой по коже бежали мурашки. Я застонала, когда он добрался до ягодиц, и взвизгнула, когда он скользнул в кожную складку между ними.  — Что ты делаешь? — вырвалось у меня.  — Шшшш, — ответил он, покрывая эту часть моего тела влажными поцелуями, покусывая и посасывая её. Осторожно раздвинув мне ноги, он продолжил двигать тем, чем он там орудовал, еще дальше, глубже. Я невольно дернула бедрами, когда он коснулся этим моих теперь уже вновь влажных сокровенных губ. — О, Пит, — прошептала я. Он же лишь усмехнулся, продолжая ловко шевелить этим предметом в самом потайном местечке моего тела, да так, что я уже говорить не могла от терзавшего меня желания. Когда он снова двинул этим вверх, я почувствовала, как за ним следом по внутренности моего бедра тянется полоска моей собственной влаги. И я, не в силах более сдержать любопытства, взглянула через плечо. Это была кисточка для рисования, не очень большая, такой он выписывал на холсте мелкие детали. Мысль о том, что он умудрился возбудить меня таким крошечным орудием так здорово меня ошарашила, что я невольно ему повиновалась и замерла на месте. Заметив, что я подглядываю, он снова нежно мазнул кистью по моей спине.  — Ты понимаешь, что не умеешь сдерживать свои порывы? — он снова задвигался позади меня, и потянул меня за бедра, да так, что я в итоге оказалась стоящей на коленях. Он снова осыпал мне спину влажными поцелуями, дотянувшись при этом рукой до моей груди. И он все еще тянул меня к себе, пока моя спина не оказалась кожа к коже с его грудной клеткой, а его эрекция — прижатой к моей пояснице. Другой рукой он залез мне между бедер и принялся тереть меня там где, как он знал, находится моя самая чувствительная точка, ключ от оргазма. Тихонько наклонив мою голову в бок, он заскользил губами вдоль ушной раковины, посасывая мочку. Его язык хозяйничал по всей поверхности моей шеи и плеч, пока его пальцы кружили и нажимали на самые чувствительные точки у меня между ног. А я уже вся дрожала, пружина внутри меня уже сжималась. Когда же он засунул в меня пальцы, дернулась ему навстречу и прижалась, и мои руки потянулись назад, чтобы схватить его за бедра и больше не отпускать.  — Я люблю тебя, Китнисс, — прошептал он. Я судорожно выпустила из легких воздух, прошептав в ответ:  — И я люблю тебя, Пит.  — Скажи еще раз, — попросил он, я же меж тем уже задыхалась.  — Я люблю тебя, Пит, — сказала я с еще большим чувством.  — Еще раз. Но подступающий взрыв оргазма не дал мне ему ответить, я могла только еле слышно выдохнуть его имя, и этот звук потонул в водовороте бушующего наслаждения и в моем прерывистом дыхании. Я рухнула назад, ему на грудь, все мое тело пронзил потрясающий оргазм. Он же осторожно толкнул меня вперед, на локти и колени, и тут же медленно вошел в меня, упиваясь моими сладкими судорогами. Его стоны слились с моими, когда я почувствовала как глубоко он в меня проник, как невероятно растянул меня и наполнил, даря дополнительные ощущения. Он зафиксировал себя на месте, наслаждаясь чувством того, что он внутри меня, пока мои волны не улеглись. Тогда только он начал двигаться, входить и выходить, придерживая меня за бедра. И тоже тоже двигалась, пытаясь поймать его ритм. Когда мы, наконец, обрели синхронность, его толчки стали настойчивее, рука стала поглаживать мне спину, заползая и на грудь, чтобы раздразнить соски, пока они болезненно не набухли под его пальцами. Его опущенные руки ласкали и мои бедра, и поясницу, сжимали и месили мою плоть.  — Ты… такая… потрясающая… сейчас, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, еще больше наращивая темп. От его напора у меня вырвался вздох наслаждения, ему аккомпанировали хлопки от соударения наших тел. Я получала удовольствие даже от этих непристойных звуков, но, хотя я и приближалась снова к краю, но никак не могла его достичь. В такой позе я все никак не могла кончить, и мне пришлось, вытянув руку, самой искать выхода для острого напряжения, скопившегося внизу живота. Несколько круговых движений и я задрожала, выгнув спину, тогда как Пит все еще сильно в меня врезался. Я взорвалась на миллион сияющих частиц света, и даже не уловила момента его оргазма, настолько была поглощена своим, пока он на меня не рухнул. Так мы и лежали — в переплетении рук и ног, потные, изможденные — в течение нескольких долгих минут, пытаясь восстановить дыхание. Затем я почувствовала. Как Пит перекатился на бок, заняв свое обычное место подле меня, и лениво стал целовать мне плечо.  — И не подумаю больше мыть эту кисть, — прошептал он мне куда-то в шею. Я устало рассмеялась.  — Как романтично, если вдуматься.

***

В Деревне Победителей признаков жизни никто не подавал. Даже гуси в это утро притихли. И мы продолжили валяться в нашем гнездышке, не обращая внимания на время, болтая на тему Эффи и того, что мы услышали за ужином.  — Она теперь выглядит совсем другой. Не знаю, как и объяснить. Почти…  — Нормальной? — предположил Пит.  — Не то, чтобы нормальной, но все же более вдумчивой. Ну, как это, — сама я понимала, что хочу выразить, но вот внятно сформулировать это не удавалось.  — А я раньше и не понимал, что без всех этих капитолийских побрякушек она на самом деле очень даже ничего, — отметил Пит. Повернув голову, я перехватила его взгляд.  — Она для тебя старовата, знаешь ли. В его глазах мелькнул лукавый огонек.  — Не так, чтоб очень. Знаешь, что говорят о дамочках постарше и молодых парнях… Я посмотрела на него недвусмысленно — мол, нарвешься на стрелу — прежде чем сказать:  — С огнем играешь ведь, Мелларк. Теперь он смеялся уже в открытую, вороша пальцами мои волосы.  — Ух ты, да ты никак ревнуешь?  — Я не ревную, особенно к Эффи, — скорчила я мрачную мину.  — Оооох, а вот это кислая физиономия, которую я так люблю. Давненько ее не было. Ты собираешься меня прикончить, солнышко? Я резко вывернулась и умудрилась припечатать его руки за головой.  — Тебе лишь бы комедию ломать, ведь так? Не вздумай шутить насчет других женщин. Ты можешь плохо кончить.  — Ну-ка скажи. Насколько плохо? И большая часть утра у меня ушла на то, чтобы подробно втолковать ему насколько плохо.

***

После, все еще лежа, я чертила пальцем узоры на его груди, пока мы обсуждали, что еще будем сегодня делать. Была суббота, но нам все равно надо было еще сходить в пекарню, так что о пикнике на озере не могло быть и речи. Меня это уже начало напрягать: чем ближе был день открытия пекарни, тем больше наваливалось дел. В понедельник мы должны были начать подбирать работников в пекарню, а значит — читать и рекомендательные письма, и звонить по телефону, чтобы услышать отзывы лично. И это мне отнюдь не улыбалось. Восстановление пекарни будило во мне гордость, и даже некоторое рвение, как будто это было живое существо, которому нужна была опека. Однако прежде я и представить не могла, как много нужно вкалывать, чтобы наладить даже такой небольшой бизнес. Пит, который понимал меня без слов, кажется, чувствовал, что я как на иголках. — Эй, давай я сам схожу в пекарню. Почему бы тебе не поохотиться? Ты уже несколько дней в лесу не была. Я вспомнила о тишине, царящей под зеленой сенью, и в душе проснулась прежняя тоска.  — Ты уверен, что обойдешься без меня? Я не хочу все сваливать на твои плечи. Пит затряс головой.  — Да это ненадолго. И я зайду в Котел по пути домой. Кое-что нужно купить, да и свежие сплетни тоже никому еще не мешали, — и он улыбнулся своим мыслям. Уткнувшись ему в плечо, я рассмеялась. Теперь я стала смеяться запросто. Порой прежнее чувство вины за то, что я снова радуюсь жизни, снова пыталось меня настичь, но я усилием воли отгоняла его прочь. Вместо этого я следовала формуле Доктора Аврелия: «Снова обрести счастье — самый благородный способ почитания мертвых», Меня грела мысль, что отдаю должное Прим, когда строю свою новую жизнь с Питом. И я воображала себе, как где-то в иных мирах она доброжелательно улыбается, глядя оттуда на нас. Ночные кошмары тоже никуда не делись, но теперь они не выбивали меня из колеи так сильно, как прежде. Приступы Пита тоже пошли на убыль, хотя каждый из них был так же ужасен, как в первый раз. Но мне порой, в хорошие минуты, казалось, что мы все-таки справимся со всем этим. В лесу я забралась на свое любимое дерево, и, цепляясь за толстые ветви, оглядела излом горного хребта. И физически ощутила, как напряжение покидает мое тело. Несмотря на солнечный день, лесной воздух был по-осеннему холодным, ещё с ночи. Стоило мне подумать об Эффи, как я снова привычно напряглась. Сложно было мысленно отделить ее от Игр, даже учитывая, что она успела доказать, что она была на нашей стороне. Я вспоминала, как она печалилась, когда нас увозили на Квартальную Бойню, и какая пустота была в ее глазах, когда она следила за тем, как меня готовят к появлению на публике в Капитолии после победы восставших. В Эффи был нечто не сразу заметное глазу, и в этот ее приезд тоже означал больше, чем она говорила. Я вздохнула. Мне вдруг стало стыдно за то, что я первым делом сочла ее появление и все остальное неуместными. Эффи всегда была довольно хрупкой, и мой инстинкт охотника подсказал мне, что в душе у неё — рана, которая все никак не может затянуться. Я вдруг забеспокоилась о ней и пообещала, что проведаю ее, как только вернусь назад. Изучая окрестности, я присматривалась и прислушивалась в надежде почуять добычу. Воздух был пронизан золотистыми солнечными лучами, но все же в нем уже веяло скорым приближением зимы. Зверье попряталось, и мне пришлось здорово углубиться в лес, чтобы добыть хоть что-то на стол. Ведь что бы я ни принесла домой, попав в руки к Питу, это становилось настоящим лакомством. Сейчас он был увлечен созданием разных соусов. Фаза «закаток» уже была позади: он, почитав кое-какие книги, заготовил на зиму едва ли не все овощи и фрукты, что мы вырастили в саду. Потом он недолго побыл в фазе «карамелизации», окуная в тягучий сладкий раствор все, что только можно. Теперь, вот, была «соусная» фаза. Я начинала думать, что его любопытству и воображению просто нет предела, тогда как мои интересы оставались по-прежнему однообразны. Но мой желудок был его увлечениями более чем доволен. Я поплелась назад, утомленная не столько охотой, сколько тем, что мы до этого проделывали и Питом. Вспоминая об этом, я рассеянно коснулась ладонью губ, вспоминая его прикосновения, и повернула к дому. У Хеймитча орал телевизор, что, видно, означало, что он все-таки встал. Дом Эффи же был необычайно тих, ничем не выдавая своего нового, обитаемого, статуса. Но я прошла мимо, и была ужасно рада узнать, что Пит уже тоже вернулся, что взбежала вверх по лестнице, оставив дверь открытой и свалила все свои вещи прямо на пол, чтобы поскорее его найти. Он был в кабинете, разбирал счета, и я преподнесла ему сюрприз в виде ненасытного поцелуя.  — Тебе надо почаще охотиться, — сказал он, усаживая меня на колени. Я ему улыбалась, и выглядела при этом, наверняка, как влюбленная идиотка, но мне было наплевать. Ведь я и впрямь была влюбленной в него идиоткой.  — Пойдем, проведаем Эффи. Не хочу, чтобы она думала, что мы ей здесь не рады, — сказала я огорченно.  — Ладно. Сейчас закончу и пойдем, — я кивнула, задержавшись еще на несколько секунд. Потом, уже разобрав добычу, помывшись и переодевшись, я вместе с Питом потопала по асфальтовой дорожке и постучалась к Эффи. Открыла она не сразу, и явно болезненно прищурилась от яркого света. Она все еще была в пижаме, и на лице у нее явственно читалась боль. Но лицо ее явно посветлело, и его выражение стало более снисходительным, когда она завидела нас. — О, Китнисс, Пит. Привет! Входите! — жестом пригласила она нас в дом. Она медленно пошла в гостиную и предложила нам сесть.  — Хотите чаю или кофе?  — Лучше чаю. Я тебе помогу. Ты уже тут устроилась? — поинтересовался Пит. Пока они болтали на кухне, я огляделась по сторонам, поражаясь густоте царящего здесь запаха. Эффи успела уже превратить помещение в помесь парфюмерной лавки и фабрики специй. К счастью, окно было открыто, и я устроилась на оттоманке поблизости от него, чтобы продышаться. Пит принес поднос с тремя чашками на блюдцах, молочником и сахарницей — явно из одного сервиза —, а Эффи, покачиваясь, притащилась за ним. Поставив все это на стол, он сел рядом со мной, а Эффи устроилась на диване напротив. Она снова сморщила личико, опускаясь на подушки. Вид у нее был сконфуженный и больной.  — Ты в порядке, Эффи? — уточнила я. — Ага, думаю, просто подхватила какой-то вирус. Наверно, в поезде, — она взмахнула рукой, будто отмечая жестом мою озабоченность. — А вы как? Где были сегодня?  — Пит ходил вниз, в пекарню. А я была на охоте, подстрелила кое-что. Она лишь кивала, прихлебывая чай. Теплый напиток, казалось, придал ей сил, и она постепенно оживилась.  — Мне прям не терпится взглянуть на обновленный город. Я столько слышала о восстановлении Дистрикта Двенадцать, что я прям умираю, как хочу увидеть все собственными глазами, — она замолчала и потерла переносицу. — Простите, но сегодня у меня что-то голова раскалывается. Вы же знаете, как долго ехать сюда из Капитолия, — и она деланно рассмеялась.  — Да уж, поездочка бывает не из легких. Мы можем чем-нибудь тебе помочь? — спросил Пит. — Принести тебе что-то от головы?  — Нет, не беспокойтесь. У меня все есть. Завтра буду как новенькая… — на полуслове ее прервал стук в дверь. Она осторожно поднялась и пошла открывать. И мы услышали как при входе зарокотал Хеймитч. Войдя в гостиную, он кивнул мне и Питу.  — Вот, возьми, — сказал он безо всякого предисловия, отдавая Эффи стакан с какой-то желтой мутной жидкостью.  — Что это? — спросила она.  — Лучше тебе не знать, но это поможет тебе справиться с похмельем, — ответил он, присаживаясь. Похмельем? Мы с Питом переглянулись.  — Оно же жутко воняет! — заверещала она. — Откуда мне знать, что это меня не прикончит?  — Если уж полбутылки виски, которые ты намедни вылакала, тебя не прикончили, то это уж точно не судьба, — выдавил он хрипло.  — Я думала, ты хватанула вирус, — сказала я подозрительно. Пит же начал потихоньку хихикать. - Ага, еще какой, — шепнул он мне. Эффи побледнела и стала нервно озираться, как будто подходящий ответ прятался в одной из ее вонючих ароматических свечей.  — Ладно, хорошо. Я вчера перебрала, и теперь мне кажется, что меня сбил поезд. Прошу прощения — не успела приехать, как стала словно Хеймитч… — она бросила на него полный презрения взгляд, — только выгляжу получше. Хеймитч же смерил ее взглядом, в котором читалось «да пошла ты», прежде чем ответить:  — Вчера ты не была такой заносчивой, когда я купал тебя в душе, нет? — он приподнял бровь, недобро блестя глазами. Эффи же покраснела до такой степени, что, я думала, у нее голова вот-вот взорвется, и все вокруг засыплет конфетти. Я тоже была уже в полнейшем шоке. Питу не пришлось тащиться аж до самого Котла, чтобы почерпнуть стоящую сплетню. Хеймитч и Эффи? В душе? Ясно было, что эта мысль крупными буквами написана у нас на лицах, и Хеймитч явно получал от этого удовольствие.  — Не льсти себе. Я была полностью одета, когда ты меня туда запихнул! — вскрикнула она. Хеймитчу с трудом удалось сдержать смешок.  — Но когда ты оттуда выходила — ты была не так уж и одета. Мне пришлось как следует порыться в твоих кружавчиках, прежде чем я нашел наряд с кроликами. И как вы вообще живете, когда эти тоненькие лямки все время врезаются в задницу? — и он скорчил такую рожу, что мне ясно представилось как он разглядывает трусики-танга у себя в руках, и меня прямо-таки скрутило от подступавшего хохота. Пит тоже отвернулся, спрятав лицо у меня на плече, пытаясь не показывать открыто как ему весело.  — Да как ты посмел касаться моего белья? — ахнула она. Я даже рот открыла от удивления, и мне пришлось прикрывать его рукой, чтобы туда не влетела какая-нибудь муха. Мне и хотелось бы не рассмеяться, чтобы не злить Эффи, но это было выше моих сил. Пит, тоже в этом смысле дошел до ручки и присоединился ко мне, но, к его чести, все еще пытался быть вежливым. Меня же мало заботили манеры, и я без зазрения совести стала корчиться в смеховой истерике. К счастью, она была слишком занята, чтобы обращать на меня внимание.  — Всех. Без исключения. Твоих. Кружавчиков, — усмехнулся Хеймитч, скрестив руки на груди.  — Ох, так мне придется все это продезинфицировать! Или сжечь!!! — снова завопила она. — Ты же лапал дизайнерские вещи, ты, грязный извращенец, ты… ты… — в сердцах она даже притопнула ножкой. — О, да. И они были такие нежные на ощупь… В порыве негодования она толкнула его в сторону двери.  — Вон! Убирайся вон! Ты! Мерзкое чудовище! Иначе я за себя не отвечаю!  — Ладно, только все-таки сначала выпей это, чтобы никто не пострадал, когда тебя разорвет от злости, — сказал, посмеиваясь, Хеймитч, прежде чем за ним захлопнулась входная дверь. Мы с Питом уже чуть кони не двинули, пытаясь подавить булькавший в глотке смех, чуть ли уже не лежа друг на друге на бархатной оттоманке. Схватив салфетку с подноса, я поспешила вытереть у него со щек выступившие от сдерживаемого смеха слезы.  — Я не в силах больше сдерживаться, Пит. Нужно отсюда линять, — прошептала я ему. Он лишь кивнул, закусив губы. Когда Эффи вернулась, мы тут же подскочили и поспешили ретироваться.  — Хм, Эффи, нам, наверно, тоже пора, — сказал Пит, стараясь вернуть ей чувство собственного достоинства. — Мы оставили кое-что…  — Мясо! — выпалила я. — Мы оставили мясо на столе. Оно, знаешь ли, испортится, — я чуть ли не выпихнула Пита за дверь. Эффи все еще выглядела крайне подавленной. Но сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы вежливо нам ответить:  — О, все в порядке. Спасибо, что зашли.  — Завтра? — не удержался Пит. — Завтра пойдем вместе в город.  — Конечно, — напряженно отвечала Эффи. — Я только «за». Хлопнув дверью, я потащила за собой Пита с крыльца, бегом по дороге, к нашей лужайке. И лишь оказавшись вне пределов слышимости Эффи, мы упали на траву и зашлись безумным хохотом. — О. Боже. Мой! Это было что-то! — выла я. Пит от смеха едва мог дышать.  — Хеймитч щупал ее стринги. Невероятно! Отчего мы ее не пригласили раньше?  — Не знаю, но она едва явилась — сразу напилась и надела эту пижаму… — я накрыла голову руками.  — А что там с этим душем? — глаза Пита, наконец, просохли. — Какие же мы гады, что потешаемся над бедной Эффи. Я посмотрела на него с напускной серьёзностью. — Да, мать его, имеем же мы право посмеяться, — и я опять откинулась на травку. — Классно!  — Ты что, опять ругнулась? — уточнил Пит, устраиваясь возле меня. — Да, точно. Каждый порой ругается, — сказала я, слегка обороняясь.  — Да, но ты такая знойная, когда выражаешься, — прошептал Пит, И его настрой кардинально поменялся, хотя он все еще улыбался. У меня было так легко на душе, что я была тоже не прочь поиграть.  — Ну, Пит Мелларк, раз вам так это нравится, я могу доставить вам подобное удовольствие. Что бы вам хотелось услышать? Как насчет «трахни меня немедленно»? У него загорелись глаза.  — Звучит прекрасно, — он наклонился и жадно поцеловал меня, обещая скорый приход новых наслаждений. Я же повалила его на себя, закинула ноги ему на поясницу и совсем было приготовилась уже отрешиться от этого мира, когда с противоположной стороны лужайки до нас донесся резкий, хрипловатый голос:  — Эй, устраивайте это безобразие внутри! У вас для этого чуть ли не пятьдесят долбаных комнат, на выбор! Вам что, ребята, заняться больше нечем, или как?! — кричал Хеймитч из загона для гусей. Пит ткнулся головой мне в грудь.  — Вот же кайфоломщик*! — прошипел он. Я многозначительно на него посмотрела.  — Поздравляю. Одно очко за ругань на счету Пита. Итого 1:1. Он встал и помог подняться мне.  — Хочешь потягаться, Эвердин? Посмотреть, у кого самый грязный рот? Я чувствовала, как у меня на губах медленно расползается улыбка, руки и ноги уже были ватные, по коже бегали мурашки. Повернув к дому, я шлепнула его пониже спины.  — Идет, — промурлыкала я. — Готовься, я крепко надеру твою роскошную задницу. ____________________ *Кайфоломщик, в оригинале «cock-bloker» - тот, кто отказывает в половой близости. Из разряда табуированной лексики. И впрямь не очень прилично. А я не люблю непотребства на письме.