Вожделение

Суббота. Что значит семейное тепло? Это не чашка чая за завтраком, не кофе, разлитое от того, что вы вдруг занялись бурным сексом прямо на полу кухни. Это не книги, которые вы читаете друг другу. И это не то, как я стою сейчас, наклонившись о косяк двери, смотрю на Алекто, который сидит спиной ко мне и чертит в тетрадочке свои записи. Он филолог, он писатель, он сочиняет очередной свой романчик. Это не семейное тепло, всё это мне очертенело до чертиков. Я хочу сейчас жаркого секса. Горячего безудержного секса. Алекто. Мгм? Иди, поешь. Я не голоден. Я сказал, ешь. Ты же знаешь, я не хочу. Что-то ударяет в голове, подхожу к нему, резко срывая за руку со стула. Что мальчик вскрикивает, его ноги подкашиваются, и он почти падает на пол, удерживаясь на весу. Котенок мой… Он смотрит на меня примирительно, со страхом, словно сейчас я его брошу на пол и запинаю ногами до самой смерти. Опускаю его руку, и он падает коленями на пол так, что его рот оказывается напротив моего паха. Возбуждает его блуждающий взгляд и теплое дыхание на джинсах. Бери в рот, мальчик. Котенок, - повторяет он. Расстегиваю свой ремень, обматывая им шею мальчика, резко зажимаю, отчего перестает поступать поток воздуха в его легкие: охает. Бери в рот. Опускаю вниз ширинку, пуговицы на брюках. Алекто прижимается щекой к моему паху и медленно начинает стягивать с меня боксы, спуская их вместе с джинсами по бедрам. Всё, что угодно, лишь бы ты не злился. Я на всё готов. Какой же ты жалкий. Господи. Мелкими поцелуями начинает покрывать мою плоть, липко целуя губами мой член, мошонку, яички. Это возбуждает. Его пальцы двигаются по моим бедрам, он гладит их, касаясь члена, беря ствол в охват, направляет его в свой рот. Сначала между губ скользит головка, он с нажимом, туго пропускает в рот мой член. Я не могу скрыть глухого стона: это было хорошо. Каждое его движение отзывается во мне оргазмом. Его язык надавливает на пульсирующую венку, канальчик. И он берет в рот мой член насколько может глубоко. Его глава двигается плавно, медленно, что тревожит меня. Но не настолько, чтобы кончить быстро и просто. Просто кончить. Это то, чего я хочу. Кончить. Приходится перенимать действия на себя. Его затылок крепко зажат к столешнице, пальцы вплетаю в его волосы: он в моей власти. Резкий толчок бедрами и я заставляю его глотать ствол члена так глубоко, что его горло начинает биться, вырываться из-под напора головки: рвотный рефлекс. Мне наплевать. Я трахаю его, он стонет и верещит. Старается остановить меня: больно хватает пальцами на бедра, отталкивает. Его затылок беспомощно вколачивается в стол, а я имею его по самую глотку, даже глубже. Трахаю его до черноты в глазах, до оргазма. Освобождаю свою голову от всех мыслей: только этот момент, только разливающаяся смесь похоти и желания внизу живота. Он кашляет, трепещет, а я кончаю. Не давая ему даже возможности принимать в себя мою сперму: я кончаю ему прямо в глотку. Легко толкаю его в щеку: он слегка падает, хватается руками за пол. Замечаю, что его лицо в слезах. Дышит жадно, прерывисто, сглатывает слюну. Не смей блевануть. Что на тебя нашло… котенок. Когда в последний раз я тебя трахал? Месяца два назад. Сколько мы встречаемся? Долго. Почему такой разрыв между сексом? Потому что я тебя люблю. Любили бы мы друг друга – трахались бы как кролики. Всё сложно. Я болючка, ты знаешь. Ты меня любишь? Очень сильно люблю. А ты? Я тоже в себе души не чаю. А во мне? Надеваю джинсы, смотрю на него пристально, наклоняясь лицом к нему. Тихо в губы: Иди в душ. Ты запачкался. Воскресение. Закинул ноги на стол, прикурил сигарету, смешав пепел с янтарной жидкостью неразбавленного виски. На улице прекрасная погода ночного города, наверняка, романтики сейчас обитают на крышах, создавая там пожароопасную ситуацию. Примерно в один из таких вечеров я познакомился с Майки на какой-то секс - вечеринке своего лучшего друга. Я тогда уже был достаточно в любовных отношениях с Алекто, но это не помешало мне проводить веселенькие вечера. Нет, я не изменял ему до того ни разу. На вечеринке было множество потрясающих тел, уже подпитых, прокуренных и обнюханных тел. Они кружили повсюду, смеялись и веселились. Полутемные комнаты моего друга напоминали какую-то оргию. Я заметил скучающего паренька, который сидел у барной стойки и потягивал какую-то жидкость из стакана. Он не был похож на остальных здешних ребят: волосы странного цвета, эта вычурная одежда, которая подходила ему идеально. Кто это, спросил я у своего друга. Это девственная попка, ответил он. Нас свели в какой-то компании, он поздоровался со мной, осмотрев с ног до головы, я так же оценил и его. В кругу членов компании я заметил, как возле мальчишки вился какой-то паренек спортивного телосложения с парой красных прыщей на щеках. Когда я отливал в туалете, то увидел зашедшего туда паренька с красными волосами. Отпустил бойфренд? – спросил я. Бойфренд? Ну да. Нет. Хочу убраться отсюда. Почему? Надоело. Как тебя зовут? Майки. Тебя? Кит. Кит, - повторил он. Он открыл кран с теплой водой и, набрав в детские ладошки воды, ополоснул своё лицо. Я смотрел на него неотрывно. К его щекам прилипли красные мокрые пряди волос. Он шумно выдохнул, поднимая лицо, смотрел на меня так же в упор. Кит. Ну, так что же с бойфрендом? Это друг. Друг. Да. Отлично. Что же отличного? Гнусный тип. Откуда ты знаешь? У меня радар на людей. Радар? Да. А я, какой я человек? Не гнусный, я думаю, ты не гнусный. Он усмехнулся и ушел. А я закурил уже вторую сигарету, прикрывая глаза, смотрел всё дальше на ночной город, на его огни. Почему меня достают эти мысли? Столкнулся я с ним на улице через несколько дней. Конечно, как не узнать такого мальчишку? Майки. Кит. Как дела? Отлично, твои? Потянет. Может, выпьем кофе? Он согласился, и мы пили кофе, ели пиццу, сходили в кино. Я долго зависал с ним вечерами, днями. Незаметно стал встречать его после университета. Незаметно я оказался в его квартире. Я отпил глоток коньяка. Сглотнул с силой. Жидкость словно застряла в горле и прокатилась внутрь желудка с такой адской болью, что лучше бы меня вывернуло наизнанку. Я оказался в его квартире, потому что в тот летний день выпал снег. Он сидел на полу и почему-то вдруг заплакал. Я спросил его, в чем дело? Он сказал, что просто боится. Я прислонился плечом к его плечу, мы сидели и смотрели куда-то в пустую точку. Я обнял его, он начал посмеиваться. Я легко целую его в шею, почти незаметно он выдыхает и отзывается желанием. Его хрупкое тельце оказывается сидя на моих ногах, он обнимает меня за талию ножками, а ручками за шею, жмется ко мне, как обезьянка, целует глубоко, напористо. Валит спиной на пол, с остервенелостью стаскивая мою рубашку. Всё мешается перед глазами, я в агонии раздеваю его, вырывая из его тела дикие стоны, почти крики. И вот мы оказываемся без одежды. Я – кит по сравнению с его утонченным, детским, хрупким, тощим тельцем. Он трепещет. Трепещет, как осиновый листок на ветру. Он проводит гладкими пятками вверх по моей груди, закидывая одну ногу мне на плечо, другую просто разводит широко, давая мне удобно устроиться между его ног Господи. Какое же у него тело. Какой же он узкий. Одна эта мысль и я готов кончать. Смазку разрываю зубами, выдавливая жидкость на свои пальцы. Он стонет и вьется, его не остановить. Стыдливые глазки прячутся под кучей растрепанных волос, но он не останавливается. Он желает меня, хочется принять полностью. Ему страшно. Он вздрагивает с такой резвостью, когда мои пальцы со смазкой касаются его попки, что ударяется с дури своей грудью о мою, хватает тонкими пальцами меня за плечи, жмется. Головкой члена я ласкаю его дырочку, а Майки уже руками хватается за своим волосы, простыни, комкая их, кричит, стонет, молит меня войти в него, трахнуть. Перед моими глазами космос! Космос. Чернота и яркие цветные вспышки. Помогая себе рукой, надавливаю на член, пытаясь проникнуть в попку малыша. Колечко мышц не пускает, тело мальчика аж от напора сдвигается чуть дальше. Ничего делать не приходится, как держать и его еще одной рукой, пытаясь растрахать его до умопомрачения узкую задницу. Девственный. Не поспоришь. Головка моего члена всё же проникает внутрь, он орет в голос. Я сам морщусь от боли, сковывающей мой член. Больно. Как же черт больно. Блять, больно. Он хватается руками за все что может, рвет простыни, кричит, вьется подо мной, из его плотно прикрытых глаз проступают слезинки. Я целую его, стараясь удержать на месте. Тише, говорю, расслабься, скоро пройдет. Под его агонией, мой член лишь сильнее наливается кровью желанием. Я продвигаюсь дальше, раздвигая его стеночки кишок. Он кричит, просто бесится подо мной. Делает себе еще больнее, а мне приятнее. Через крик Майки я прослышал вдруг накатывающий стон, легкое дрожание тела, остановку его дикого вальса подо мной. Да. Я дошел до его простаты. Пульс выбивает такую аритмию, что сердце скоро пробьет нахрен все ребра и вырвется наружу, вытечет вся кровь, а я буду кончать в предсмертных конвульсиях. Я трахаю его, беспрерывно терзая заветный участок его попки, который расслабляет малыша, позволяет ему прочувствовать всю радость анального секса. Он вьется, как рыбка, как моя рыбка. Как рыбка, брошенная на берег: её нельзя ухватить. Она колотится, бьется, подпрыгивает, старается выскользнуть из рук. Такой мой Майки, мой бешеный Майки. Его член потирается между нашими телами, пока я до срыва башки его трахаю, насилую, не в силах себя контролировать, его контролировать. Я чувствую себя озверелым, словно в первый раз почувствовал настоящий оргазм. Кажется, всё это время я, как бешеный, кончал в приливах оргазма. Он бы настолько узок. Что все мои движения были конвульсивны, как будто каждое движение раздирало его, словно каждый сантиметр его тела превратился в израненное животное. С какой дикостью я врывался в его тело, впервые я не скрывал своих стонов. Мы орали. Мы кричали. Наполняя матом всю комнату. В его губы я выпускал слюну, он глотал её, целовал мои губы, вжимался всем телом в моё. Он кончал без рук. Я кончал внутри него. Он забрызгал своей спермой весь мой живот, грудь, подбородок. Я кончал внутри него. Размазывал при движении сперму по его ляжкам, бедрам. Он стонал моё имя, а я его. И после мы целовались. Я находился внутри него. Он не выпускал. Цеплялся пальцами за мои ягодицы, просил остаться еще, не оставлять его сегодня. Наши взмокшие тела превратились в каких-то чертовых сиамских близнецов. Господи. Я и сейчас обкончался, как школьник.