Вожделение

Четверг. Поднимаюсь на самую высь. Прислоняю костяшки пальцев к отполированной, как крышка гроба, двери. Два коротких и два длинных постукивания. Открывай же чертову дверь! Стучу сильнее. Последний удар был кулаком. Черт тебя дери! Что стучишь?! Появляется из соседней квартиры какая-то милая старушка в платочке и халатике. Смотрю на неё; она со мной разговаривает? А с кем же еще?! Блять. Что стучишь? Он уехал давно. С котом? Почем мне знать? Надеюсь, что с котом. С красными волосами парень съехал? Да что ты не угомонишься-то? Уехал, говорю, уехал. Ничего не просил передать? Нет. Когда уехал? Не помню. И хватит колотить в дверь! Мгм. Посмотрел еще раз на дверь: тишина. Мальчишка здесь больше не живет. Продолжение четверга. От Майки я поехал к Кире; мы давно договаривались встретиться. Он встретил меня на пороге, прильнул сначала всем тельцем ко мне, а потом исчез в глубине квартиры. Я прошел наугад за ним в спальную – на полу разбросаны кое-какие вещи, чемодан и прочее. И ты переезжаешь? А кто еще переезжает? Да так, кто-то. Понятно. Я промолчал, поэтому пауза получилась дольше, чем была необходима. Я не переезжаю, - продолжил Кирилл, - я еду в командировку на несколько дней. Вновь молчу. Мы не увидимся. Я подумал, что ты можешь прийти ко мне завтра, скажем в пять утра. Проводить. Я кивнул ему в ответ: да, могу и прийти.. Я скучать буду. Подхожу к нему, обнимаю резко одной рукой за талию, прижимая к себе крепче. Он роняет из руки какую-то рубашку, та падает на пол, он тихо, почти смущенно говорит: Ну что ты делаешь. То, что хочу. Меня хочешь? Тебя хочу. Накрываю его губы поцелуем, растворяясь в небесной теплоте его тела. В моих руках он оказывается маленькой девочкой, которую я готов полюбить на одну ночь. Не более одной ночи, девочка. Девочка. Образ Майки всплывает перед глазами, я закрываю плотно веки, стараясь вспомнить каждую черту его тела пальцами, повторить то же самое на Кире. Плавно опускаю его на кровать, нависая над ним, целую его теплые губы, он приоткрывает рот, впуская в себя мой язык. Мы целуемся, сливаясь в какой-то чертов симбиоз. Он целуется хорошо, уверенно, почти нахально, но в то же время робко: боится. Его майку перехватываю на спине пальцами, стаскивая через голову, а он продолжает прикрывать глаза и смотреть на меня в попытках вымолвить хоть слово. Губами провожу дорожку по его ключицам, целуя их мягко, с каждым разом сильнее прилипая к его коже, начиная оставлять отметины на груди, сосках, ложечке, груди, животу, уходя к торсу. Он дышит тяжело, развязно, пальцами проникая в мои волосы. Твою мать! Почему я даже не возбужден? Всё идет липко и долго, словно какая-то патока меда. Расстегиваю его ремень, джинсы, спуская с мальчишки всю одежду сразу с боксами. Рывком переворачиваю его на живот, открывая своему виду его красивую пухлую попочку с узкими бедрами. Какой же он, небось, ужасно тесный. Боже, снизойди до меня стояком! Он так и лежит. Практически не шевелится. Только его дыхание выдавало то, что он жив. Всё в порядке? Всё хорошо. Ясно. Целую его поясницу, языком обвожу ямочку, впадинку его косточек, повторяя каждый изгиб его упругой поясницы. Мой язык, как вор, тонкой влажной линией спускается ниже к его ягодицам, норовит пробраться между ними, завести горячую плоть в девственную дырочку. Что же вы хотите? Чтобы я продолжил? Хочу ли этого я? Несомненно, хочу! Однако вдруг просыпается Кирилл: Со мной никогда такого не делали. Он вдруг выбирается из-под меня, прикрыв подушку к собственному телу. Я в шоке смотрю на него, подмечая, что я до сих пор весь одет. В моей голове ударяет миллион дятлов. Тебе не понравилось? Понравилось. Тогда в чем дело? Со мной никогда такого не делали! Я! Хотел! Сделать! Прости, - опускает голову, - давай, когда я вернусь. Когда ты вернешься? Да. Выдыхаю. Боже мой. Когда он вернется! Поднимаюсь с кровати. Окей. Когда ты вернешься. Беру баночку воды, отпиваю из неё немного, прикуриваю тут же сигарету, заполняя небольшую комнату дымом. Обижаешься на меня? Я не девочка. Я никогда не обижаюсь. Сердишься? Нет. Хорошо. Тогда что ты чувствуешь? Усмехаюсь: стояк? Опускает голову виновато, не глядит даже на меня. Ухожу: а что мне тут еще делать?