Синоним слова "одиночка".

— Что? О чём это ты? Как ты смеешь обвинять Десятого в такой грязи? — в душе клокотала небывалая злоба. Как? Как она смеет такое говорить о Джудайме? Ведь он всегда так нежно улыбается, глядя на её лицо; ведь он счастлив, просто находясь рядом с ней; ВЕДЬ ОН ЛЮБИТ ЕЁ. Он никогда бы не позволил себе такого… Но как же все те синяки и ссадины? .. Нет! Я не могу сомневаться в Десятом! .. — Кёко-тян, прости, но я не могу поверить в то, что мой сын мог такое совершить! Я понимаю твои чувства, но… Тсуна не мог совершить такого. Я не верю в это. — на маму Джудайме было страшно смотреть — никогда не видел, чтобы Нана-сан плакала, чтобы в её глазах появилось столько боли… — Ведь это Тсуночка, мой маленький дорогой сыночек… — её плечи вздрагивали всё сильней с каждым словом. — Я… я же говорю! Джудайме не мог этого совершить! — тут же я сделал вывод. — Значит, ты считаешь, что моя сестра лжёт? — Рёхей поднял гневный взор на меня. По спине пробежали мурашки, но я быстро справился со своим страхом. Я — Подрывник, а не абы кто. — Да! Она лжёт! — это неправильно. Мы не должны ссориться сейчас. Но это единственный выход. Я должен, нет, обязан, защитить Десятого во что бы то ни стало. Он единственный, кому я могу подчиниться, единственный, кого я никогда не брошу, кому я верю, кому я буду, когда бы то не было, предан. Это моя жизнь. И это мой выбор. — Я уверен. Тсунаёши никогда бы не сделал этого. — я не заметил, как назвал Десятого по имени, — Он — добрый из людей, которых я видел… Меня прервал кулак Рёхея. — Заткнись! Ты не смеешь… говорить… о Кёко такого… Сознание медленно возвращалось. Удар у него и правда неплох. Но я должен ответить. Правда встать мне удалось только через две минуты. Но я встал. И я ответил. — Сам заткнисьььь!!! Последовала наша драка. Нас разняли. — Достало! — вытирая кровь, льющуюся из носа непрекращающимся потоком, заорал я. – Эй, Бейсбольный придурок, почему ты не защищаешь Десятого? Он ведь твой друг! Как ты можешь? .. — этот идиот тут же отвёл взгляд в сторону. Бесит! Трус! Он даже боится посмотреть мне в глаза. Стоит такой с этим дурацким выражением лица и молчит. Как он может? — А вы? Хоть вам и всё равно, но вы остаётесь его Хранителями и должны защищать Джудайме не смотря ни на что. Вы же понимаете, что он не мог! Что он этого не делал! .. — опять! Даже в глазах у этих бесчувственных Хибари Кёи и Рокудо Мукуро появилось что-то похожее на отражении вины, что и у Бейсбольного придурка. Бесит! Они уже так давно его знают… Остаётся только Реборн. Поворачиваюсь к нему и уже раскрываю рот, чтобы воззвать к нему, как он прервал меня тихим, но до ужаса отчётливым голосом: — А ты уверен, что Тсуна не виноват? Что? .. Наступило молчание. Прекратились даже всхлипывания Наны-сан. Давящая абсолютная тишина разрывала моё сердце на части — слова киллера словно всё ещё звучали. Они. Уже. Решили. Для. Себя. Всё. Как же больно. Внутренний комок взорвался, образуя какое-то пустое место во мне, в моей душе. Я не могу больше так. Это слишком больно. Хочу спрятаться куда-нибудь в тихий тёмный уголок и заплакать, навзрыд, в голос. Как в детстве. Мой бедный Джудайме, он на самом деле настолько одинок… — Я верю в Десятого. Мне плевать, что он сделал, какой он человек для других — я предан ему и никогда не предам его. Я — его Хранитель, его Правая рука, а, значит, не имею права сомневаться в своём Боссе. Выкусили? Однозначно — это видно по их ошарашенным лицам. Ухожу, больше тишина не угнетает меня, наоборот, — я слышу гимн себе, своей гордости, своей жизни. Даже хлопать дверью не буду. Смысла в этом нет. Свежий, лёгкий ветерок вечернего города треплет мои волосы. Я наконец-то нашёл ответ. Хотя нет, я его и так знал, просто окончательно убедился в своей правоте. Джудайме возвращайтесь скорее домой, я буду вас ждать… Глухой удар оглушил меня. Что происходит? На меня напали? Чей-то голос… ничего разобрать не могу… не вижу лица… ничего. — … Савада… забудешь… видео… … Почему-то прохладно. Открываю глаза. Что происходит? Почему я на асфальте? Ничего не помню. Точно. На меня напали. Поймаю — устрою запуск ракеты. Поднимаюсь — не вечность же на улице валяться. Пора уже, наверное, возвращаться назад, в дом Савады; надеюсь, они приняли мой выбор и, тоже надеюсь, примут такой же. А я недалеко ушёл — ну что ж, зато недолго идти. Открываю дверь. Так же тихо, как было, когда я уходил. Интересно сколько времени прошло. 23:16. А вот и комната, где заседали. Что произошло? На лицах у всех какое-то отвращение, даже у Наны-сан, злость и опустошенность. Они все глядят на телевизор. Поднимаю глаза. Что происходит? На экране Десятый и Кёко-тян. Но что это? .. К горлу подкатила волна рвоты. Он действительно это сделал. Внутри меня поднялась ненависть, грубая, злая. Я не запомнил, как мы, Хранители и Реборн, приехали в тот город, как нашли его, как избили со всей своей жестокостью, как бросили там его измученное и израненное маленькое еле дышащее тельце… Я очнулся уже в самолёте. С Кольцом Неба в руке. В моей памяти лишь осталось лицо Джудайме: удивленное выражение, большие светло-карие с расширенными зрачками глаза, полные неверием, искренним непониманием и щемящей болью, губы, раскрытые в беззвучном крике… Я слышал его, этот крик, этот звук словно стал частью всего моего естества… Этот рёв зверя, вой, уничтожающий своим отчаянием… Прошло уже столько лет, когда я наконец смог доказать невиновность Джудайме остальным, точнее эта сука, Кёко, сама призналась. Не было видео, компрометирующего Десятого. Не было никакого изнасилования. Не было побоев. Не было ничего, кроме нашего предательства. Да, я доказал. Но он уже мёртв. Всё так бессмысленно. Я же мог и раньше доказать, убедить, остановить их и себя. Но я не остановил избиения Десятого, даже больше, сам принимал участие в этом злодеянии. Не убедил остальных в его невиновности, хотя знал, что эта тварь (Кёко) странно себя ведёт. Видел, как она, быстро оправившись после изнасилования (а для девушки подобное странно — так быстро забыть позор и унижение), начала встречаться с этим уродом, который занял место Десятого в Вонголе. Не сумел доказать своё мнение. Я потерял свою гордость. Я — настоящий идиот и придурок. Но почему же я не помню тот день, когда мы избили Десятого? ..