Нельзя разлюбить, не полюбив другого
Я просыпаюсь оттого, что кто-то словно бы гладит меня по волосам. Моментально вспомнив последние события и сообразив, что происходит сейчас, я переворачиваюсь с бока на спину, а после резко открываю глаза и поворачиваю голову с сторону лежащего рядышком Люка. У него спокойный, умиротворенный вид человека, который целиком и полностью доволен своей жизнью. А если проще, то он выглядит так, будто нашел Рай на Земле. Его глаза кажутся ярче, или я просто раньше не замечала их цвет. Люк внимательно смотрит на меня, как бы «читая» насквозь. Его рука вновь тянется к моим волосам, а я замираю, даже затаив дыхание. Люк коротко облизывает губы, после чего мягко улыбается мне, а потом и вовсе приближается, чтобы поцеловать, но я в тот же миг отворачиваюсь и выползаю из-под одеяла. За спиной раздается едва различимый вздох. Сидя на кровати, я прикладываю ладонь к голове, чувствуя себя не вполне нормально: все же не стоило вчера «намешивать» всё со всем. — И тебе с добрым утром, — убитым и тихим голосом наконец говорит Люк, а я жмурюсь, предвещая худшее. — Извини… Мне нужно в душ. — С этими словами я, обмотавшись одеялом, которое нагло стянула с парня, и немного шатаясь, направляюсь в ванную. Сбрасываю одеяло на пол лишь у самой двери, прежде чем зайти. Сердце уже сейчас бешено колотится в груди, а тело молит об очищении. Пока еще я не понимаю, что делаю, но подсознательные действия всегда верные. И, черт возьми, был ли хоть один день, когда я не обижала Люка, втоптав его в самый низ иерархической лестницы? На моей памяти - нет. Захожу в душ и настраиваю прохладную воду, чтобы освежиться. В груди все дрожит, но не только от холода. Это напряжение обычно снимают слезы и жалость к себе, но не сегодня и не в этой ситуации. Вспоминать прошедшую ночь больно. То ли алкоголь ударил мне в голову, то ли я сошла с ума (или и то и другое), но я хотела, чтобы он был ближе, чем просто рядом. Ближе даже, чем во мне… Слишком сладко, слишком чувственно и пылко. И, черт возьми, я помню, как верила. Просто верила каждому движению Люка, будь то мягким поцелуем в губы или сильным, в чем-то грубым толчком.Еще ночью казалось, что он губами оставляет на моем теле звезды, а утром они погасли, превратившись в розово-сиреневые кляксы.
И дело не в алкоголе. Почувствовав, что губы уже дрожат от холода, я выключаю воду и снимаю с вешалки полотенце. Еще какое-то время медлю, пока не слышу хлопок входной двери в номер. Черт! Наспех укрывшись полотенцем, я выхожу из душевой и подтверждаю свои догадки — он ушел. Наверное, я еще никогда не чувствовала себя такой виноватой, как сейчас. Внутри меня все будто перевернулось, вывернув наизнанку спрятанную глубоко боль. Прохожу в основную комнату номера и ложусь на кровать, свернувшись клубочком. Все произошло слишком быстро. Вероятно, он принял мое поведение за отсутствие необходимости в общении с использованным материалом. Ну, или вроде того. А я просто дура, которая еще не решила, как ей вести себя после всего. На часах начало двенадцатого. Если я не хочу ехать домой ночью, то должна выехать не позже двух. Тогда у меня будет больше времени на выбор места следующей ночевки. Наличных совсем не осталось, придется снимать с кредитки, проверить наличие бензина и… Черт, я думаю обо всем, но только не о том, что превратилась в того, за кем гналась.Потому что только Калум мог хладнокровно жонглировать людьми.
Но я не он, верно? Тогда я должна доказать это самой себе и вообще я просто обязана попрощаться с фотографом из Луизианы; с мальчиком, который одолжил мне «чистый лист», об который я вытерла ноги. Мне, как никогда, нужна сейчас мама. Скинув с себя полотенце, я одеваюсь и привожу в порядок волосы и лицо. Смотрю в зеркало и вместо себя вижу человека, подобным которому я когда-то мечтала плюнуть под ноги. А вообще, я постоянно ему твердила, что скоро конец нашей поездке и нашему общению, так что… пусть пеняет на себе, разве нет? Нет. Покидаю номер, закрывая его на ключ. Номер Люка где-то неподалеку. Извинюсь и приглашу на завтрак. Мы посидим, поговорим и нормально скажем друг другу «прощай». Звучит до мерзости просто. Для точного определения номера, в котором остановился Люк, я спускаюсь на ресепшн. После пары минут уговоров, мне удается выбить данную информацию из девушки, которая решила, что не имеет права называть имена постояльцев. Странно, ведь в фильмах всегда спрашивают и им легко и просто отвечают. Номер Люка находится неподалеку от моего, и теперь я знаю, какой именно. Вновь поднимаюсь на лифте на нужный этаж и уже через пару минут оказываюсь возле двери в номер. Собравшись с силами, стучу, ожидая ответа. Парень открывает не сразу. А когда наконец открывает, то первое, что бросается мне в глаза — его тоскливый взгляд. — Что бы там ни было, я не брал от тебя сувениров на память, — он пытается отшутиться, но голос выдает обиду. — Прости. — Громко и четно, чтобы без всяких сомнений, произношу, но Люк никак не реагирует на это слово. — Вообще-то не за что, — он пожимает плечами, делая вид, что ему уже все равно. — Люк… — вполголоса, почти шепотом произношу его имя, боясь, что вот-вот заплачу. Мне нужно взять себя в руки, но еще больше хочется оказаться в руках Люка, чего я себе не могу позволить. — Ты пришла просто потому, что тебя грызет совесть? Или я что-то оставил у тебя? Ах, точно, свое достоинство. - Что? — А я, по-твоему, похож на мальчика на побегушках? Сиена, давай хотя бы сейчас не врать друг другу в лицо. Просто признаем, что ты победила, а я проиграл, окей? — слишком серьезно говорит Люк, а я едва успеваю следить за его словами и понимать их. Я смотрю ему в глаза, стараясь увидеть в них что-то, что выдаст изъян в его решительности и всех этих громких словах, но, черт возьми, он прав. Сильно сжав зубы, я продолжаю всматриваться в бездонную голубизну его глаз, но не вижу ничего, что могло бы как-то повлиять на ход событий. Сделав медленный вдох, я проговариваю на выдохе: — Прощай, Люк. Но я не могу заставить себя отвернуться и уйти прежде, чем уйдет он, захлопнув за собой дверь. Я хочу слышать этот хлопок. Хочу видеть, как дверь закроется прямо перед моим носом, потому что я заслужила. Но он не уходит, а продолжает неподвижно стоять на месте. — Я не забуду. И «хочу, чтобы ты меня непременно помнил. Сможешь помнить всегда-всегда, что я существовала и вот так с тобой рядом была?». — Я вдруг вспоминаю цитату из одной прекрасной книги, которая так кстати подвернулась сейчас. — «Норвежский лес»? Я читал, — отвечает Люк, узнав произведение, строчку из которого я процитировала. — Ответишь так же? - «Конечно, всегда буду помнить», — отвечает цитатой он, а я грустно улыбаюсь в ответ. Снова молчание, снова диалог взглядов. И если бы кто-то сейчас сказал «Ну же», мы бы совершенно точно сделали бы по одному шагу навстречу друг к другу, но говорить, увы, не кому, а сами мы, как два магнита одного полюса. — Мне жаль расставаться с тобой на такой ноте, — произношу я, представляя, как цепляюсь кончиками пальцев за ускользающий вагон метро, но в результате ловлю лишь воздух. Мне стоило бы уйти еще пару минут назад, но я все жду и жду более подходящего момента. — Что я должен ответить? — спрашивает Люк холоднее, чем я представляла себе. — Не знаю… Просто сделай что-нибудь. Сделай что-то, чтобы я осталась! Я знаю, ты хочешь этого. Ну же. Люк поджимает губы, а я чувствую себя до мерзости слабой, возлагающей, овитые туманом, надежды на него. - Нет. — категорично отвечает Люк, но после небольшой паузы все же продолжает: — Но я могу дать тебе свой номер телефона. Вновь поднимаю на парня тяжелый, как мне кажется, взгляд и пытаюсь распознать в его глазах что-то, что подтвердит искренность и серьезность его слов. — Но лучше не звони, ладно? — Почему? — Твой звонок будет слишком особенным. Не тормоши меня по пустякам.***
Существую лишь я и эта бесконечная дорога домой. И чем ближе я становлюсь, тем хуже становится. Но я так и не поняла, кто кого бросил. Точнее, со стороны может показаться, что мы с Люком просто попрощались, одновременно отпустив друг друга, но почему же тогда я чувствую себя сброшенной со скалы? Даже в этом Люк оказался умнее, мудрее меня: я постоянно пыталась контролировать себя и его. Считала себя главнее и старше, но в итоге он объявил об окончании «шоу» — опустил руки и убрал меня (марионетку) в сундук. Иллюзия власти, увы, не делает нас выше. Но все в порядке. Все в порядке, потому что я не позволю «солнечному удару» себя разрушить. А солнечным ударом один известный писатель назвал мимолетное чувство, возникшее между двумя людьми за слишком короткий срок; чувство, обреченное на смерть, ведь оно не имеет ни единого права на жизнь; чувство не серьезное и даже случайное. Однако я уверена в том, что как только приеду домой — все пойдет своим чередом, а Люк останется кем-то вроде призраком прошлого. Этого радует.***
Любящая, родная и милая мне женщина открывает входную дверь. Ощущая сокрушительную усталость, я нахожу в себе силы крепко обнять маму. — Знаешь, когда ты сказала, что постараешься не звонить мне во время поездки, я не восприняла это так уж прямо, — как-то строго замечает она, пропуская меня в дом. Виновато смотрю на маму, промолчав в ответ. Я не знаю, что ей сказать на это, вот и все. С кухни исходит приятный запах чего-то жареного. Прохожу в гостиную и без сил плюхаюсь на диван, шумно вздыхая. Мама тут же садится рядом. — Ты голодна? — Сыта по горло, прости, — тут же отвечаю ей. Закрываю глаза и мечтаю о покое, продолжительном сне и горячей ванне. — Поговорим позже? — спрашивает мама, и я киваю. Она никогда не была навязчивым человеком. Когда я была ребенком, она, разумеется, включала режим строгого родителя, который целиком и полностью контролирует свое дитя, но никогда не была надоедливой и, скажем так, противной; никогда не задалбывала меня, не докапывалась, но всегда вела ненавязчивое беспрестанное наблюдение за мной.***
Весь день я провела в своей комнате, удовлетворяя потребность в обычном человеческом сне, но ближе к вечеру проснулась из-за сильного чувства голода. Все еще не могу ориентироваться во времени и пространстве. Слишком дико воспринимать мысль о доме и о том, что никуда не нужно ехать в ближайшее время. Все никак не могу расслабиться и настроиться на заслуженный отдых. Спустившись в гостиную, я нахожу маму, читающей лежа на диване книгу. Проходя мимо, коротко улыбаюсь ей, получая добрую и понимающую улыбку в ответ. — Поболтаем? Мне интересно все, что касается твоего отпуска. — Мама оставила чтение ради того, чтобы пойти за мной на кухню, разводя на разговор. Пытаюсь собрать все мысли в кучу, а затем соображаю, что стоит рассказать, а о чем лучше промолчать. — Я была в Нью-Йорке и узнала, что чертовски боюсь высоты… — этими словами я начала свой рассказ. И я рассказала маме обо всем, кроме Люка. Дело даже не в том, что я не хочу, чтобы она узнала о нем, а именно в том, что это лишнее. Забыть какую-то вещь проще, когда тебе никто лишний раз не напоминает о ней. — Лучше бы мы купили путевки в Калифорнию, — скучающим голосом произносит мама, когда я заканчиваю рассказ. Он действительно оказался очень серым, сухим и скучным без упоминания о Люке. Ведь, получается, что в Нью-Йорке я гуляла одна, всю дорогу в машине была одна, и вообще это больше похоже не на отпуск, а на девять кругов одного одиночества. Тяжело вздыхаю, пряча от мамы взгляд. Она вот-вот заподозрит, что я что-то скрываю от нее, но она и сама ведет себя странно. Либо я просто успела отвыкнуть от этой женщины. — Все в порядке? — задаю маме вопрос, когда замечаю ее растерянный и сочувственный взгляд на себе. — Даже не знаю, как сказать тебе… Мгновенно устремляю взгляд маме в глаза, а грудь уже сковывает тревога. — Я всегда была против твоих отношений с Калумом, помнишь? Вот к чему это привело, Сиена. Я морщусь, потому что не намерена обсуждать с мамой свою личную жизнь на уровне «за» и «против». - Мам, это проверка такая? — С чего ты взяла? — С того, что ты слишком «тонко» пытаешься узнать мое теперешнее отношение к тому, что касается Калума! — Четыре дня назад он приходил сюда. Просил разрешения поговорить с тобой и долго отказывался верить в то, что тебя нет дома. Я сказала, что ты с друзьями поехала отдохнуть… На твоем месте, я бы проигнорировала все произнесенное мной, но ты, скорее всего, хочешь знать, что Калум приехал всего на неделю. Думаю, он еще в городе. — Слова мамы врезаются в меня, как ножи в мишень. Но несмотря на то, что за несколько секунд мое лицо заметно потускнело и даже позеленело, она продолжает: — Я едва пустила его на порог. Жаль, что Фреда не было дома. Твой отец вернул бы все с процентами этому парню за то, что тот сделал с тобой.