Идеальное преступление

Погода стояла чудесная: ясное солнце и теплый майский ветер захватили власть над городом, вокруг, не спеша, плыли энергичные обыватели, а улыбки на их беззаботных лицах искрились жизнерадостностью. Это не было похоже на то сомнительное затишье перед грозной бурей: ничего не могло предвещать внезапной тьмы… и я бы все отдала, чтобы вспоминать этот день именно так. На самом деле, уже с полудня поднялся устрашающий аквилон, дующий откуда-то с океана, принявшись жонглировать городским мусором и опавшими лепестками. Весь этот ворох не столько смущал токийцев, сколько зловещий протяжный гул, застрявший между улиц от непрошеного тайфуна. Люди в толпе облачились, словно по тайному предательскому сговору, в серые, черные и желтые колориты — самые удручающие и унылые цвета. Хотелось видеть и слышать хоть что-то подбадривающе и дающее надежду: случайную фразу из надутых от возмущения губ того низкого немецкого судьи, беседовавшего с секретарем перед входом в один из залов, или неосмысленный, как и у всех детей, смех полной девочки, перебирающей протокол матери-прокурора. Нет, все присутствующие здесь не присутствовали здесь по-настоящему — это случайное наблюдение отстраняло от всеобщей раздражающей суеты, именно по причине ее бессмысленности. Даже если бы я оглушительно закричала, никто бы и головы не повернул — каждый был занят предстоящим слушанием. Да, если вдруг пожелаете оказаться в кипящей атмосфере хаоса, сотни незнакомых слов и лиц, притворства и лжи, торгаша и сплетен, то идите не на рынок, не в театр, и даже не в политику, а в здание верховного суда. Каждый второй из тринадцатимиллионного населения столицы посещал его хоть раз, и даже строгие колонны снаружи из белого потускневшего мрамора не отталкивают чопорных японцев, а наоборот — зазывают неоспоримым голосом правосудия. Должно быть, за один лишь день здесь рассматриваются сотни гражданских, уголовных и любых дел на выбор самого заядлого поклонника юриспруденции, воображение которого после невообразимых на первый взгляд историй играет новыми красками. Но далеко не в любой из календарных дней здесь слушается дело сына лучшего адвоката страны. Поэтому именно сегодня непроходимые коридоры-лабиринты здания суда кишели таким разнообразием персонажей, что им бы позавидовали сам Шекспир и Братья Гримм. Клерки, присяжные, судьи, журналисты, зеваки, адвокаты, прокуроры, чиновники, их коллеги, детективы, студенты — все слились в одну искушенную публику зрителей древнего Колизея, ждущих выхода главных гладиаторов арены. Впрочем, последняя категория — учащихся ТУСа, в особенности привлекла мое внимание. Незнакомая троица девиц с первого курса жадно обсуждала проходящий процесс, смакуя каждое слово. Еще бы — молодого преподавателя криминалистики, который пользовался в нашем университете особой популярностью, осуждают по статье за убийство. Эта новость разлетелась по факультетам с такой стремительной скоростью, что Вселенная отдыхает на правах улитки. Тем более, что выдвинутые обвинения основываются на молодой девушке, пять лет тому назад заканчивающей женский пансион. Какие только предположения не удавалось услышать из тех гнусных и до прети предсказуемых сплетен, разносившиеся, как зараза, среди учащихся и преподавателей ТУСа, но самое излюбленное, конечно — драматичный роман. Как банально и нелепо, особенно в случае с Саске — юношей, чья репутация никак не связана с противоположным полом. Наверное, от того такая версия и казалась столь заманчивой и привлекательной, как и сам ее герой. И эта нахальная тройка, расположившаяся всего в нескольких метрах рядом с кофейным автоматом, сейчас развивала ее самыми бесцеремонным и лживым диалогом: — Представляете, Саске ведь обвиняют в убийстве девушки… — декламировала одна из них, кидая мелочь в специальное отверстие автомата, — …я всегда знала, что есть в нем что-то порочное. — Да не говори, — тут же подхватила высокая брюнетка в короткой шифоновой юбке, доставая свой эспрессо из окошка, — больше вам скажу: однажды он попросил остаться меня после одной лекции, чтобы поговорить о стажировке заграницей, о которой я узнавала еще в начале семестра… — Ну, дальше! — В нетерпении отозвалась третья, облокачиваясь о стенку. — Слушай. Так вот, на мне еще тогда был тот лиловый топ с вырезом, который Джуо подарил на нашу годовщину. Саске начал говорить о стажировке, а сам-то взглядом косил на бюст, еще таким неоднозначным! Как оказалось, поездка стоила чуть дороже, чем наша семья могла тогда позволить, ну, я прямо и призналась в том, что не хватит средств. — Ага, а он что?! — с упоением слушала первая, мешая сахар в бумажном стаканчике так, что раствориться мог бы уже и сам кофе. — Сказал, что есть и другие способы, как попасть на стажировку, и вдруг прямо-таки накинулся на меня, зажимая между партой и своим телом, еле вырвалась, ей Богу! — Интересно…, а почему раньше не сказала? Уж не потому ли, что не было повода придумать такую байку? — с завистливой усмешкой заметила та, что оторвалась от стены и встала в провокационную позу. — А я верю! — встала на защиту еще одна из участниц глупого альянса, продолжая поддерживать грязные небылицы, — Иногда у сына ректора такой взгляд пронзительный, что и вправду кажется, будто он способен на все. Будто в душу тебе смотрит своими выразительными черными глазами… Внутри меня поднялась буря злости похлеще, чем на улицах за дверями здания. Внезапно стало отвратно и обидно, что такие жалкие клоунессы смеют порочить честь и репутацию моего преподавателя криминалистики, брата удивительного детектива и сына первоклассного адвоката. Не в силах больше терпеть их лицемерные высказывания, я уверенно поднялась со скамьи и направилась к цели, словно только что вылетевшая пуля из выстрелившего револьвера. — Эй, вы! Никогда не позволяя себе подобной дерзости в обращении, я поначалу опешила от собственных слов, но, поймав их картинно удивленные взгляды, сразу ощутила новый прилив ярости: — Неужели вы и вправду думаете, что такой человек, как Саске Учиха, действительно обратил бы свое внимание на никчемных, ограниченных и убогих сплетниц? — Это она нас убогими назвала?! — открыв рот, словно карась, возмутилась шокированная брюнетка, жестикулируя костлявой рукой. — Мы типа просто болтаем, зачем вмешиваться-то… — с похожим протестом попыталась оправдаться одна из девушек, не желая раздувать конфликт на людях. — Да, смешно слышать такое от его подстилки. Тебе-то какое дело? Отлично, заодно узнала и о своей репутации в университете. Видимо, слухи о наших «отношениях» уже успели распространиться по университету не с лучшей стороны, но что поделать: слава всегда идет впереди нас, даже если она дурная — у этого понятия не существует морали. — А то, что если еще раз услышу вашу двуличную брехню, то сломаю затонированный нос, над которым хирург так долго потел… Едва студентки успели оправиться от неожиданно замеченной кем-то правды, тут же услышали добивающую речь в свой адрес от только что подошедшей Ино в паре с Темари: — Да-да, Нацу, все твои пластические операции видны из космоса невооруженным глазом, так что будешь болтать — я тоже кое-что разболтаю о том, что и где ты еще подправила. На этом, очевидно, первые на сегодня разборки в коридорах верховного суда завершились нашим триумфом, а Темари и Ино предусмотрительно ответили меня подальше, подхватив за обе руки с разных сторон. — Мастерски пресекла этих сорок, Сакура, — первым делом похвалила Темари, — интеллектуально, и в то же время разгромила в пух и прах — в твоем стиле. — Да, неплохо, — согласилась Яманака, вспоминая о нашей группе, — но впереди ожидают разговоры похлеще. — Снова игра в «угадай мелодию» дружным составом? — не удержалась от сарказма я, предвкушая очередную дискуссию по поводу догадок о личности Zet. Мы копаемся в череде странных угроз и обстоятельств с начала учебного года, когда впервые начались ночные звонки от неизвестного, убийства в театре и на футбольном стадионе и прочие загадки, но до сих пор не можем прийти к одному целостному объяснению. Все потому, что стоило нам сделать разумное, на первый взгляд, предположение, как снова совершенная диверсия того, кто стоит за всем этим, ломала всякую логику. Неудивительно, учитывая тот факт, что Zet, провозгласивший себя таким странным псевдонимом, или его пособник — один из нашей группы, так что получает всю информацию из первых уст и продолжает спокойно следовать намеченному плану. Признаться, осознание собственной беспомощности перед неизбежным все больше удручало меня и остальных ребят, но теперь, когда одного из нас могут посадить за решетку, и все зашло настолько далеко, иного выбора, кроме как распутать паутину идеального преступления, просто нет. Наконец, минуя просторную площадь третьего этажа, мы вошли в небольшую комнату, оборудованную под склад с канцелярией, где расположилась вся группа. Я внимательно всмотрелась в каждое знакомое лицо, пытаясь уловить в нем хоть что-то, выдающее предателя. Наруто, нервно раскачивающийся на деревянном стуле, задумчиво сгустил светлые брови, уставившись в ноги Шикамару перед собой. Тот, в свою очередь, напряженно перебирал записи в блокноте, видимо, анализируя собственные наблюдения на бумаге. За ним, в углу комнаты, сидел на кафельном полу Сай, подняв голову к потолку и прикрыв глаза так, что его веки едва дрожали и выдавали мыслительный процесс. Длинноволосая Хината неосознанно плела непонятные косички из своих густых прядей, а ее кузин Неджи упорно перебирал немые слова своими тонкими губами, будто мантру. Киба и вовсе не находил себе места, передвигаясь от книжного шкафа с литературой о судебной системе к огромному окну с решетками туда и обратно, задевая бедрами остальных. Заметив меня, Ино и Темари, команда оживилась, нетерпеливо поднимая глаза. — Так, все в сборе, — начал Шикамару, поднимаясь с места, — только надо торопиться: Какаши выделил нам всего полчаса, а дальше продолжится слушание. Все молча кивнули и расположились в один большой круг, после чего Нара взял бразды правления в свои руки: — Значит, начнем с того, что нам известно: Саске обвиняют в убийстве девушки из женского пансиона, произошедшего пять лет назад в ту ночь, когда он заканчивал военную академию. Наруто, ты лучше всех знаешь о той ночи… — Я уже сказал, что никогда не видел их вместе, но они точно друг друга знали, — заключил блондин с непривычной для него сосредоточенностью, — и поскольку линяя защиты, как все дело, строится в основном на показании свидетелей, думаю, надо привлечь их на свою сторону, или хотя бы выведать то, что известно им. — Почти все они бывшие выпускники вашей академии и того пансиона. Берешь эту функцию на себя? — осторожно спросил Сай у Наруто, сохраняя холодное внешнее спокойствие. — Конечно. Кто, как не я. — Давайте не будем забывать, с чего фактически началась вся история, — подключилась к рассуждениям рядом сидящая Ино, наклоняясь чуть вперед, — Джирайя, который обратился к Фугаку-сану за помощью, говорил о странных угрозах в его адрес после того, как они с ректором когда-то разоблачили ту контрабандистскую группировку. Сакуре потом тоже начали поступать подобные, так ведь? — Думаешь, это связано? — озадаченно произнесла я, на что Шикамару ответил вместо девушки: — Мда… эта тема пока остается неясной и, пожалуй, самой загадочной. Вернемся к ней позже, а пока снова к писателю. Итак, мы пошли в Национальный театр по указанию Фугаку-сана, где произошло первое убийство неизвестного мужчины. На спектакле присутствовали тогда еще подозреваемые Конан и Пейн, которые раньше состояли в «Акацуке»… — Но диктофон с нашим записанным разговором в руке убитого дал понять, что кто-то адресовал послание именно нам, — вспоминая цепочку событий высказал Киба. Хината тоже не заставила себя ждать, улавливая суть: — Таким образом, можно сделать вывод, что этот «кто-то» прознал, что за ним началась охота и оказал сопротивление. — Более того, — подал свой низкий и густой голос Неджи, — совершил повторное убийство на футбольном стадионе, тем самым как бы предупреждая о том, что охотник именно он. Я взвешенно слушала группу и поспешила поделиться своими догадками: — Да. И параллельно с этим мне пришло видео от Zet с участием Саске в ту роковую ночь. Там также были те троя: Карин, Суйгетсу и… Джуго, кажется. Уверена, они могли бы рассказать многое, что прольет свет на завесу зловещей тайны. — Боже, как все запутанно! — Воскликнула Темари, хватаясь за золотистые короткие хвостики. — Отлично! — опомнился Наруто, вставая от внезапного озарения, — Молодец, что напомнила, Сакура. Нужно непременно найти этих типов и выбить из них правду любой ценой. — Ты ведь еще упоминала о каких-то нападениях? — поинтересовался Сай, обращаясь ко мне. При воспоминаниях о побоях, той самой серьге и леденящем кровь голосе кожа покрылась мурашками, но сейчас имело смысл вставить их в общую мозаику. — Верно, все это наверняка связано гораздо больше, чем мы думаем… — тихо ответил Шикамару, затем глубоко вздохнул и приготовился озвучить все свои выводы: — В общем, пока передо мной открывается такая картина: некий персонаж, а всего скорей Хидан, не без помощи шайки «Акацуке», решил осуществить годами вынашиваемый мстительный план, основными жертвами которого должны были стать Фугаку-сан и его бывший коллега-писатель. Объединившись со вторым героем пьесы, имевшего свои мотивы, они принялись за дело. Да, очевидно, что зачинщиков двое, ибо после смерти Хидана прекратились, вроде как, все преступные действия относительно Джирайи. Возможно, и убил его тот самый подельник, посчитав, что больше не нуждается в его помощи. Так вот: этот Zet, как он себя назвал, один из нас, и явно совершает свою вендетту против Саске. Мотив — события той ночи пятилетней давности, и именно в прошлом нам стоит искать разгадку, чтобы спасти Саске от тюрьмы. Однако, есть пробелы в моей теории: например, все происходящее с Сакурой. Какую она играет здесь роль? Зачем Zet посылал ей ту запись, пугал звонками и таинственными нападениями? Здесь напрашивается в качестве ответа тот парень из бара — Сасори, правильно? После твоего знакомство с ним, Сакура, практически и началась волна этих нелепых перлов, не вписывающихся в общую картину. — Стой, минуточку, — прервал тираду однокурсника Узумаки с неким протестом против парадоксальности суждений, — все равно по твоей «теории» выходит так, что Саске и есть Zet. — Правильно — я не исключаю и такого поворота событий. Допустим, он действительно виновен. В конце концов, в пользу этого есть множество косвенных доказательств и причин так полагать. Во-первых, на записи мы четко видели труп девушки — Одетт, над которым кружил семнадцатилетний Учиха. Во-вторых после того, как выясняется, что невеста его брата узнала кое-что компрометирующее о Zet, Мэй внезапно теряет память из-за подкинутого к ней паука. А на телефоне Саске последний вызов был как раз от нее в ту ночь, перед случившимся… — Нет, мы обсуждали момент с Мэй — Саске сказал, что она лишь хотела поделиться тем, что выяснила. — И ты, конечно, ему поверила… — Что ты имеешь в виду? Говори прямо, Шикамару… — снова начала заводиться я, возмущенная тем, что не верят человеку, которому доверяю я, а, значит, не верят и мне. Тут уже не выдержал Киба, в порыве эмоций поднимаясь со стула так, что тот отлетел назад, и посчитал сорваться от всей угнетающей на протяжении года драмы на мне: — Ох, да потому что пора бы уже понять, Сакура, что стоило ему разок тебя трахнуть, как крыша и здравый смысл покинули тело и разум, унося в мир несуществующих романтических иллюзий! Думаешь, почему именно к тебе попала запись? А сообщения с угрозами, побои? Не могу даже представить почему, но он манипулировал твоими чувствами точно так же, как привык управлять всеми вокруг, да, это жестокий и бездушный человек, готовый пойти на все ради своих больных помешательств и целей! Я чувствовала, как слезы сдавливают горло, и нахлынувшая истерика заглушает и гневную реакцию Наруто, и мольбы испугавшейся потасовки Хинаты прекратить, и каждое слово выливалось из меня искренним потоком боли из открывшейся внутри раны: — Как можно… нет, ты просто сам ненавидишь его настолько, что готов сказать и сделать все, что угодно! Это ты настоящий Zet, из-за тебя невиновный человек сейчас предстает перед судом и будет вынужден нести бремя обрушившейся на него клеветы! В этот момент распахнулась дверь, и пролетевшая мимо меня фигура налетела на ошарашенного Кибу, схватив того за воротник и прижав к стене так, что парню перекрыло дыхание. Все в полном ступоре уставились на мертвую хватку Саске и его стеклянные глаза, в которых искрилось никому неведомое испепеляющее чувство: — Как ты смеешь так с ней говорить? — его холодный и на удивление флегматичный тон напоминал посмертный реквием, звучащий по усопшему, — Лучше выскажи все это мне в лицо. Да, глядя мне в глаза. Смотри, если не боишься. Если действительно веришь, что я могу убить. Смотри. Думаешь, я этого не сделаю? Ты действительно меня настолько хорошо знаешь? Наруто пришлось с трудом оттащить лучшего друга, давая возможность Кибе прийти в себя и отдышаться. Он тут же принялся успокаивать юношу, в то время как тот даже не смотрел на блондина, не отводя презрительного взгляда от уже сто раз успевшего пожалеть о сказанном Инузуки. — Все, брейк. Понимаю, хреново такое услышать. Но у тебя сейчас и так суд, хочешь на пожизненное загреметь? Не видишь — он же кайф словил с утра, так что сворачивай кулаки. Я с тобой, друг, все будет нормально. Саске, кажется, не был намерен больше устраивать сцен из бойцовского клуба, но уйти эффектно так же, как и появиться, уже стало его отличительным кредо, поэтому никто не стал препятствовать и удивляться, когда молодой человек взял мою руку и, разворачиваясь, враждебно скомандовал: — Пойдем отсюда. Мы молча и незаметно прошлись по успевшему опустеть коридору третьего этажа, сворачивая в мужской туалет возле стеклянного лифта. Как ни иронично, но почти все наши откровения происходили в таком абсолютно лишенном романтики места. Но сейчас было не до сантиментов, а я желала объясниться со всегда закрытым в собственном мире Саске, и, наконец, услышать и от него хоть что-то проясняющее такое поведение: — То, что сказал Киба — полнейшая чушь. Если ты все слышал, то сам понимаешь, настолько нелепо звучали эти обвинения. — Читай, — коротко приказал брюнет, доставая телефон из переднего кармана штанов, и протягивая предмет в мои руки. Сознанием овладело непривычное ощущение тревожного предвкушения перед чем-то сакральным и личным, словно я прикасаюсь не к простому айфону последней модели, а к частичке его скрытной души. На разблокированном экране открылась переписка с неизвестным номером. Точнее, даже сообщения, содержащие настоящие угрозы и поручения в адрес Саске. Вот, что они гласили: Семнадцатое ноября две тысячи шестнадцатого, 16:45: «Отдай серьгу Сакуре, или сегодня умрет один из ваших.» Двадцать четвертое ноября две тысячи шестнадцатого, 21:08: «Не рассказывай о том, что за Сакуру подделали тест, или я покажу ей то видео.» Седьмое декабря две тысячи шестнадцатого, 05:07: «Будешь и дальше прятаться — покрою все их грязные грешки клеймом, о которых узнает каждый.» Тридцатое января две тысячи семнадцатого, 13:45: «Если расскажешь Сакуре правду о той ночи на вечеринке, я убью ее.» То, что я прочитала, совершенно перевернуло все нутро. Нет, это буквально открыло мне глаза и заставило по-новому переосмыслить все прошедшие до этого события. Выходит, он все знал. Если не все, то очень многое, и даже мог предотвратить некоторые из них. Но самое удивительное — он мог выходить с самим Zet на связь. — Боже… это же…, но как? Ты знаешь, кто отправлял эти послания? Пытался пробить номер, или связаться с ним? Говорил своему отцу и Итачи? — Читай дальше. Нарочно игнорируя вопросы, он не сводил с меня прикованного взгляда, который заметно переменился за эти несколько минут. Над уставшими глазами нависли веки, придавая его лицу выражение меланхоличного сожаления. Да и голос его звучал так, как у приговоренного к казни, который перед смертью решился вдруг раскрыть всю правду, чтобы отмолить грех. Именно поэтому подсознательно я ощутила, что не хочу увидеть то, что пришлось прочитать: Первое февраля две тысячи семнадцатого, 20:00: «Сакура все еще недостаточно верит тебе. Переспи с ней, чтобы усыпить подозрения.» Нет, только не это. Из всех надуманных мною зол случилось худшее. Будто ты приютил домой дикого льва, надеясь, что он станет домашним зверьком, и какое-то время эта иллюзия подкреплялась его эпизодической лаской, вниманием и согревающим теплом, оставлял с ним своего ребенка. Но в один прекрасный день пришел домой и обнаружил, что он съел самое дорогое, что было в твоей жизни. Да, он безжалостно сожрал самую важную часть тебя, которая и являлась сильной и искренней любовью, поддавшись не подавляемым инстинктам хищного монстра. — Это правда… — заворожено выдавила я, чувствуя на щеках всю разъедающую соль собственных слез, — … ты никогда не любил меня? … — Все, что я ни делал, я делал лишь для того, чтобы тебя защитить. — уклончиво произнес он, а его всегда приятный бархатный баритон внезапно стал для меня адской мелодией дьявольской скрипки, режущей слух. Я возненавидела его голос с этой секунды. — … и все-таки ты никогда не любил меня. — Утвердительно заключила я, сжимая губы. Вдруг меня охватил такой лютый гнев и одновременно холодное равнодушие, что, наконец, страх перед неправильно сказанной ему фразой, который раньше сковывал и не давал выговориться, отпустил из своих оков: — Значит, Киба был прав. Ты осознано манипулируешь всеми, кто проявляет к тебе хоть какие-то чувства. А особенно теми, кто искренне преподносят свою любовь на блюдечке к твоему черствому и гнилому сердцу. Единственное, что имеет хоть какое-то для него значение — собственное эго, питающееся чужими дарами. Поэтому я забираю назад те слова, сказанные когда-то в больнице: ты действительно плохой человек. И, возможно, заслуживаешь всего, что с тобой происходит. Саске был потрясен такими словами. Конечно, он ожидал какой-то неуравновешенной реакции, мириады обвинений и упреков, очередную слезную истерику, но никак не хладнокровное, а главное — искреннее признание. Что ж, передо мной стоял уже совершенно чужой человек. Мне даже не было стыдно или плохо от собственной жестокости. В конце концов, тот, кто стоит напротив все это время был именно таким. Находиться с ним в одном помещении стало противно. Я медленно развернулась, посмотрела в зеркало и поправила рукавом растекшуюся тушь, будто бы ничего не произошло или произошло не с нами, а с кем-то другим. Такая реакция должна казаться со стороны ненормальной и даже психопатичной, но мне уже было безразлично. Покинув угнетающее место, я медленно шла по пустому коридору, с каждым шагом ускоряя темп, пока, наконец, свернув за угол, не столкнулась с высокой мужской грудью. Не поднимая взгляда, я упрямо уставилась в чистую белоснежную рубашку, от которой пахло смесью жасмина, мускуса и амбры, узнав знакомый голос: — Сакура, в чем дело? Ты уже успела наплакать черные круги от косметики под глазами? — Пусти, Итачи. Я ухожу. Я должна уйти. — Стой, присядь, пожалуйста. Мужчина бережно обхватил мои плечи руками, опуская на плоскую скамью. Внезапно я не сдержалась и громко расплакалась, словно маленькая обиженная старшеклассниками девочка в заботливых объятиях отца, уткнувшись носом в его бледную, теплую шею. — Мой брат, видимо, наговорил тебе что-то скверное. Не держи зла: он совершенно не знает, как быть мягким с девушками, особенно с такими независимыми и непробиваемыми, как ты. — Нет, на этот раз еще как пробиваемой, и эта дыра никогда не сможет зажить в моей груди. Детектив догадливо вздохнул, опуская свою руку на мои спутавшиеся волосы: — Показал тебе все-таки те сообщения… послушай, Саске может казаться самовлюбленным эгоистом, последним козлом и вообще неприятным типом. Но это не значит, что он такой. После смерти нашей матери, будучи совсем ребенком, он был парализован неизгладимой душевной травмой, и я боялся больше всего, что теперь мальчик уже не сможет любить. Каждый день, наблюдая за его возрастающей апатией и безразличием к окружающим, эти опасения все больше укреплялись, но однажды, в третьем классе, он, покрытый синяками и ссадинами, привел домой такого же избитого мальчишку, за которого заступился на улице. Позже он стал его близким и, пожалуй, единственным другом. С тех пор я увидел, что та стена, которую он воздвиг от новых ударов судьбы в качестве защиты, начала постепенно рушиться. С цинизмом рассуждая о чувствах, любви и привязанности он кормил бездомных животных, навещал брошенных детей в приюте и жертвовал храмам. Презирая людей вокруг, он продолжал спасать их и помогать каждому, кто в этом нуждался. Если в человеке есть добро, его не высечь даже самой прочной, пусть и неосознанной маской зла. Такие люди никогда не говорят ничего нравственного — и никогда не делают ничего безнравственного. Их цинизм — только поза. К тому же, если ты действительно читала те сообщения, то в глубине души понимаешь, что у Саске не оставалось иного выбора, кроме как врать и следовать указаниям, иначе пострадали бы его близкие, и ты в том числе. Уверен, он сказал то же самое. И убежден, что брат и вправду любит тебя, просто по-своему и, возможно, не так, как ты себе это представляешь. Я набрала в легкие много воздуха и, внимательно выслушав мужчину, шумно выдохнула его в хлопковую рубашку Итачи. — Наверное, все-таки тяжело идти на поводу у жестоких приказаний, понимая, что это ранит дорогих людей, а в противном случае и вовсе их убьет… — Конечно — для чего требуется невероятное мужество. Так что вставай, и пойдем на слушание. Через двадцать минут оно, наконец, продолжится… Мы так и поступили, быстро найдя нужный зал. Детектив сразу отделился и подошел к отцу, который о чем-то сосредоточено беседовал с помощницей прокурора. Я присела рядом с группой, расположившейся примерно посередине помещения, и они тактично не стали выведывать у меня подробности беседы с Саске, или из-за банального страха учинить новую драму, чего сейчас категорически нельзя было допускать. Молодой преподаватель, которого я из-за сильного стресса оскорбила несколько минут назад, располагался на своем положенном для обвиняемого месте, устремив апатичный взор в невидимую точку. Вдруг к юноше подошла молодая девушка примерно его возраста, лицо которой показалось мне довольно знакомым. Я обратилась к Наруто, сидевшему впереди: — Не знаешь, кто сейчас разговаривает с Саске? — Ты про Айри? Она училась в женском пансионе вместе с Одетт, и, кажется, была на той вечеринке с нами… да, я ее припоминаю, еще на допросе Итачи так быстро ушла, толком не ответив… заметно похорошела с тех времен, похудела и краситься начала… Дальше я перестала слушать прорвавшуюся ностальгию Узумаки, подсев поближе к объектам наблюдения, чтобы вникнуть в слова, которые она нашептывала брюнету. — Слушай, не знаю, помнишь ли ты меня, но, когда мы столкнулись в ту ночь на лестнице в разгар вечеринки, я должна была сказать кое-что… она бы хотела, чтобы ты знал. Надеюсь, это дурацкое слушание скоро закончится, и тебя оправдают. Саске слушал ее безучастно, а то и вовсе не воспринимал ничего из сказанного, продолжая созерцать неизвестность. — Вот, просто хотела пожелать удачи. Или чего там надо в таких случаях… ладно, пойду, покурю на улицу… Загадочный монолог Айри не имел бы особого значения и так и остался бы пустым звуком, если бы я не заметила, как она незаметно сунула в его ладонь записку, удаляясь к выходу. Молодой человек в недоумении развернул маленький клочок бумаги из тетради в клетку, после чего выражение его лица приобрело совсем другой вид. К сожалению, я не могла видеть написанного на том листке, но реакция на него юноши была крайне интересной. Он явно взволновался, и какая-то искрометная мысль исказила его красивое лицо. — Пойду, отлучусь в туалет… — стараясь говорить спокойно и индифферентно, оповестил подсевшего к нему Фугаку Саске, поднимаясь с места. — Недолго, — строго прозвучало в ответ, и преподаватель скрылся за дверями. Пламя нетерпения сжигало меня, словно спичку, отчего тело рванулось в след, но рука Шикамару пресекла этот порыв. — Покурим? Я кивнула, облегченно обрадовавшись тому, что сейчас мы окажемся на улице и, вероятно, застанем там желаемую парочку. Однако снаружи не было видно ни Саске, ни Айри. — Ты хотел что-то сказать? — начала я, закуривая легкую сигарету из пачки Winston, которую Нара услужливо предоставил. Он втянул никотин и прямо озвучил: — Тела. Помнишь, как труп того мужчины из Национального театра пропал из больницы? Мы обсудили это с группой, когда вы с Саске ушли, но так и не пришли к разумному объяснению. — Может, то был лишь способ сбить с толку, чтобы создать образ серийного маньяка и назваться Zet. Он просто играет нами, словно шахматными фигурами, переставляя как хочет. Шикамару издал смешок: — Боюсь, в шахматах все посложнее. Если уж и брать эту метафору за догмат, то мы по ту сторону, и играем с невидимым соперником. Когда ничего не знаешь о противнике, остается предугадывать ход игры, вычисляя одну лишь его тактику. Сначала оценивает позицию королей и делает вывод: в центре он, под атакой или уже сделал рокировку. Думаю, в нашем случае эта фигура Саске, а ты, соответственно, королева рядом. Дальше анализирует расположение пешек — есть ли изоляторы, проходные или связанные проходные пешки. После оценивает, чьи фигуры стоят лучше. Может, у соперника «плохой» слон или конь на краю доски. Так и делается оценка позиций и принимается решение о дальнейшей игре. Потом уже идет мясо, но продуманное и анализированное. Нежелательно ходить одной и той же фигурой в дебюте два или более раз, не стоит гонятся за пешками. Развивать фигуры нужно к центру — медленно и постепенно, заставляя всех думать, что не видишь свободных ходов. Бить нужно центральную пешку, несмотря на риски. И вот, когда открыть путь к королю и королеве, три-четыре-раз: победа. Шах и мат. Неожиданно возле самого входа послышались крики, а звук удара об машину и заигравшая сигнализация оглушили улицу. Мы немедленно направились к эпицентру происходящего, упорно пробираясь сквозь толпу. Нельзя описать тот ужас, возникший при взгляде на мертвую Айри, чье тело, искаженное ударом с высоты, распласталось на твердом испорченном металле. Но еще страшнее было то, что в ее окровавленных руках виднелся тот самый клочок бумаги, на котором выделалась фраза, написанная синей шариковой ручкой: «Я знаю, кто Zet.»