***
Максим почти весь день общался с Артемом, находя все новые темы для обсуждения, а я только слушал их трепет и смеялся в некоторых местах. Вот и сейчас они шли вместе, а я, сообщив, что моя группа по английскому занимается в другом классе, иду на этаж выше. Я уже почти зашел в класс, как меня схватили за плечо и оттащили от двери. — Что за?.. — вырвавшись, спрашиваю я, но как только вижу перед тобой Тушенцова, теряю дар речи. — Семченко, рот закрой, а то муха залетит. — смеется он. — Что тебе нужно? — То-есть тебе пофиг, что твоего парня отчисляют? — А ты за него очень переживаешь? — Ну, мне нужна шлюха в школе. — он широко улыбается. — Артем? — Ну, раз тебе не нужна помощь, то я пойду. — он разворачивается на пятке и собирается делать шаг, а я пытаюсь провернуть в голове возможные варианты того, как я могу помочь Максиму остаться в школе. — Стой. — говорю я и опускаю голову. — Сразу бы так. В общем, как тебе сказали — единственный вариант написать диагностики на хорошие оценки. Сам он только пинает пиписьки, поэтому взяться за него нужно мне… — Че? — вскрикиваю я. Не прихерел ли он? — Ладно, нам. Но сути это не меняет. У меня два варианта. Первый — он ничего не пишет, а потом мы просто вставим за него правильные ответы. Второй сложнее. Мы натаскаем его. Ну что выберем? — Думаешь, второй вариант вообще осуществим? — нахмурясь, спрашиваю я. — Раньше он ведь хорошо учился. — Ладно. Я подумаю, потом отпишусь тебе. — Только не думай меня кинуть. Я несколько секунд вглядываюсь в ухмыляющегося Тушенцова, затем киваю и захожу в кабинет. Сажусь за парту и, огородившись от учителя учебниками, кладу голову на холодную поверхность. Даже не знаю, соглашаться или нет. Вроде бы я понимаю, что он будет иметь моего парня в школе, но я почти уверен, что в другой школе будет такой же Тушенцов, но я уже совсем ничего не смогу сделать. Да и вообще не представляю, как я с Русланом буду что-то делать вместе. Мы никогда не то, что не дружили, даже не общались почти, только ругались из-за Макса. Ладно, была-не была. Соглашусь. Надеюсь, хуже не будет.***
Нас отпускают за несколько минут до звонка, и я иду к кабинету, где занимается другая группа. Облокачиваюсь о стену и жду звонка. Как только он раздается, из класса выбегают Тушенцов и Муромский, почти врезаясь в меня. — Я согласен. — Что выбрал? — ухмыляется Тушенцов. — Можно попробовать натаскать. — я качаю головой. — Слабо представляю, что за неделю можно полугодовую программу нагнать. — Нужны только основные предметы. Так что вполне реально. — он смотрит в класс, слегка прищуриваясь. — Ладно, я его сегодня сниму и притащу к тебе. — Ты знаешь, где я живу? — Узнаю. — хмыкает он и разворачиваясь, уходит. «Ну, окей.» Минута, и из класса выходят Максим с Артемом. Подхожу к Максу и беру за руку. Он улыбается краешком рта, но продолжает разговаривать с Артемом.***
После уроков мы идем тем же маршрутом, что и обычно. Артем почти сразу прощается с нами и уходит в другую сторону. Макс несколько минут шел молча, иногда поднимая голову. Он, вроде, хотел что-то сказать, но не решался. — Макс? — он поднимает на меня голову. — Что-то не так? — О чем ты говорил с Тушенцовым. Ну, после английского? — Ни о чем. — отвечаю я и надеюсь, что Макс закроет эту тему. — Ты опять его побить решил? Ты понимаешь, что он сам тебя убьет. — Не истери. Никто никого бить не будет. — А что тогда? — Потом узнаешь. — Кирилл. — Потом. — целую его в висок и ускоряю шаг, чтобы Макс уже не мог говорить. — Кирилл, твою мать! — спотыкаясь, говорил Макс.***
Уже восемь часов, а я всё продолжаю ждать Тушенцова. Может, он решил кинуть меня сам? Или вообще ничего не делать. Звонок в дверь. Пожалуйста, пусть это будет не мама. Открываю дверь, и передо мной стоит Тушенцов, который держит под локоть Макса с завязанными глазами. — Зачем ты ему глаза завязал? — Захотел. — Что? Семченко? — спрашивает Максим, когда Руслан начинает заталкивать его ко мне в квартиру. — Куда? — Прямо и налево. Тушенцов кивает и ведет Макса ко мне в комнату, а тот пытается вырваться. «Прости, котенок, но это для тебя же.» Иду за ними в комнату. Руслан кидает парня на кровать, и тот глухо вскрикивает. — Что ты хорошо знаешь? — Ну… Гуманитарий в основном. — Окей. Значит ты натягиваешь по русскому, истории, обществу и английскому. — А тебе не мало остается? — Ладно, я с английским на половину, — он закатывает глаза. — С чего начнем? — Завтра экзамен по истории, так что… — произношу я и поворачиваюсь к Максиму, который уже снял с себя повязку. — Окей. — Тушенцов снимает куртку и обувь. — Шабанов, читай. — он кидает в Макса учебник, который лежал у меня на столе. — Это твой метод обучения? Руслан закатывает глаза, затем сжимает губы и несколько секунд смотрит в пол. — Неси тетрадь. Кивком показываю на стол и пачку толстых тетрадей. Он выдыхает и берет одну, затем достает из подставки ручку и все это кидает Максиму. — Пиши. Тысяча девятьсот тридцать шестой — начало сотрудничества… — начал диктовать Руслан, затем продолжил я. Часов до десяти мы диктовали Максиму информацию, которая могла понадобиться завтра. За это время ко мне в комнату несколько раз заходила мама и довольно смотрела на нас. — Всё. Теперь учи. — закончил я и устало выдохнул. — Я не успею это выучить до завтра. — Что значит «не успею»? Полгода хуи… — я ударил Тушенцова по ноге. Не очень-то хотелось, чтобы моя мама снова начала проверять мои переписки на наличие мата. — Ничего не делал. — поправился Руслан. — Теперь отрабатывай. — Это нереально. — он откинул тетрадь. — Шабанов, не выучишь — я тебя отшлепаю вместе с ним. — произнес парень, указывая пальцем на меня. Мне ничего не оставалось кроме того, как кивнуть. Макс пискнул и поежился. Затем взял тетрадь и стал вчитываться в записи, бубня их себе под нос. — Ищи ему текст для изложения, я пока формулы ему напишу. Я кивнул и, включив компьютер, стал искать тексты. Где-то через полтора часа Максим сказал, что он закончил, и когда Руслан стал его проверять, оказалось, что он практически ничего не запомнил. И как вы думаете, что сделал Тушенцов? Несколько раз шлепнул его по попе, от чего Максим взвыл от боли. — Какого ты делаешь? — пытаясь сдерживать свой крик, спросил я. — Я сказал, что если он не выучит, будет это. — Тушенцов пожал плечами. — Присоединяйся. — Нет, пусть учит. — Если он сам не может — надо ему помочь. Давай, Семченко, не будь неженкой. — Стой. А если моя мамка зайдет, а мы тут Макса шлепаем? — Блин, точно. — он нахмурился. — Ладно, давай письменно. Максим устало выдохнул, затем кивнул и сел за мой стол. — Года Нюрнбергского процесса. — произношу я, облокачиваясь о стол. Максим выводит на страницах цифры, затем поднимает голову и с надеждой смотрит на нас. — Неа. Ты до этого правильно сказал. Вспоминай. — щипая себя за переносицу, говорит Тушенцов. Макс выдыхает и перечеркивает написанное несколько раз, затем пишет новые цифры. — Вторая дата неправильная. Он сжимает губы и снова черкает, затем пишет еще одну цифру, но теперь правильную. — Молодец. Что такое гетто? Максим быстрым и не очень аккуратным почерком пишет определение. За ним внимательно смотрит Руслан и, когда он заканчивает, тот кивает. — Геноцид? — спрашивает Тушенцов и парень неуверенно пишет ответ, получая удовлетворенный кивок «надзирателя». Закончили мы около четырех часов утра. Максим вырубился прямо за столом, положив голову на тетрадь, Тушенцов на краю моей кровати, решив на минуту отдохнуть, примерно тоже произошло со мной. А разбудили нас мои родители и смех отца. — Мальчики, удобно спалось? — застегивая пуговицы на рукавах, спросил отец. — Вставайте, вставайте! Опоздаете в школу. Тушенцов стонет и хватается за голову, будто у него мигрень. Тоже самое делает и Макс, только его стон, скорее напоминал вопль. — Меня мама убьет. — тихо произносит он и ударяется головой о стол. — Не переживай, не убьет. Она вчера позвонила нам, я ей всё рассказала. — женщина взяла мой дневник и стала пробегать глазами по строчкам. — Спасибо. — уже расслабленно произносит Максим. — Руслан, твоей маме я тоже позвонила. — мама уже стала закидывать нужные учебники и тетради ко мне в рюкзак. — Спасибо. — произносит Рус и встаёт с кровати. — Я домой. — Куда домой? — удивленно произносит мама. — Иди умойся и поешь. — Извините, я не ем по утрам. — Получается, я зря на троих готовила? — расстроенно произносит она и садится на кровать. Раньше она так делала, когда я не соглашался ехать с ней по магазинам или есть, но скоро это перестало действовать, и она просто стала наказывать меня, забирая телефон или отключением интернета. А вот на Тушенцова это очень даже действовало. — Ладно, где ванная? — Первая комната справа. — улыбается она и, оставив мой рюкзак, идет на кухню. Максим смотрел на Тушенцова и прикрывал рот рукой, но как только мои родители ушли, он засмеялся с такой силой, что чуть не упал со стула. — Шабанов, че ржешь? — рявкает он, сжимая руки в кулаки. — Прогнулся. — говорит он и снова заливается смехом. — Мама — это святое. Её нельзя обижать. — Но это не твоя же. — Но похожа, — пожимает плечами он. — Ладно, зае… Надоели. Пошли. Я издаю смешок, и Руслан тут же кидает на меня злой взгляд. Продолжая улыбаться, я иду в ванную, а он за мной. По звукам слышу, что Максим тоже встал и стал разминать затекшие мышцы и тихо скулить. Захожу в ванную и достаю из упаковки новую щетку, протягиваю её парню. Он кивает и начинает промывать её горячей водой. Возвращаюсь в комнату, заваливаюсь на кровать и начинаю смотреть за крутящимся Максом. — Интересно? — спрашивает он, начав проходиться пальцами по волосам, пытаясь их как-то уложить. — Будет еще интересней, если ты нагнешься. Максим смеется и подходит ко мне, кладя руки мне на плечи. Легко толкает и ложится на меня сверху, затем накрывает мои губы своими. Обнимаю его за талию и поясницу, касаюсь языком его губы и слышу наигранный кашель. Макс отрывается от меня, и мы поворачиваемся на кашель. — Ванная свободна. — произносит Тушенцов и по-хозяйски входит в комнату. Максим выдыхает и слезает с меня, поправляет на себе одежду и идет в ванную. — Зачем тебе это? — усаживаясь на стул, спрашивает Руслан. — Что? — Эти отношения с Максом. Он тебя не любит. — Конечно. — саркастично отвечаю я и поднимаюсь с кровати. — Ну разве что как друга. — А тебе не всё-равно? — спрашиваю я, дергая за края покрывала, поправляя его. — Просто жалко его. Ты в любое время переключишься на другого, а он страдать будет. — Тушенцов, с каких пор ты такой добренький стал? То бьешь и насилуешь его, то защищаешь. — А тебе не всё-равно? — пытаясь изобразить мой голос, переспрашивает он. — Сука. — тихо выругиваюсь и иду в сторону ванной. — Не сука, а кобель. Я останавливаюсь и поворачиваюсь на него. На лице победная улыбка, заставляющая меня сжимать кулаки и молиться, чтобы Максим быстрее вышел из ванной. — Сегодня готовим его к математике. Только уже у меня. — произносит он и пишет на каком-то листочке адрес. — Хорошо. — соглашаюсь я и ухожу из комнаты. Умеет же, тварь, на нервы действовать.